Структурный функционализм, описание древности

О том, что раньше существовало большое количество версий описания, Марсель делает самую обширную формулировку древнекитайской мысли, это есть мудрость, не утрачивая своей актуальности веками. Её преждевременно называют аксиологически снижающим термином “предфилософия”. Активность философского мышления в древности с 6 по 3 века до нашей эры, возможно соотнести как на Западе, так и на Востоке.

Восточное первопонятие философии существенно разнится с Западным. Вместо любви к мудрости на Востоке, в частности и в Китае, повсеместно употреблялся термин учение, либо ученость. Специфика данного термина,пишет Марсель Гране, состоит в указании не рода занятий, а роли субъекта. Древнекитайские философы и мыслители в процессе познания, избегали объективизм. Тем самым находясь посредине субъектно-объектных отношений. Специфика так же заключается в проницаемость друг друга субъекта и объекта. И учение (философия), становясь объектом, отодвигается на “середину” субъект-объектной дистанции и уже не может считаться самостоятельной философией (учением) и не может стать самой персонализацией мыслителя, определяемого по амбивалентному характеру. Определение философии Китая основывается из субъекта- учителя (учения). Философия имеет так же и художественный характер, определяемого судьбой мудреца. Возможно задать вопрос: “ Откуда исходит художественный стиль в древнем учении (философии)? Многое зависит от опыта (китайское понятие данное Марселем Гране- судьбы) философа. Гране приводит сравнение древнекитайских текстов с современным своего времени “эссе”, философское учение мудреца, не только осмысливается, но и оно наполнено переживаниями и повседневным бытом. Важно заметить, что роль философа здесь остается амбивалентной. Следовательно отсюда исходил Марсель Гране и утверждает что Китайская философия предстает прежде всего именно в амбивалентно-личностном аспекте. Главное отметка это не теория и идея, а пограничная индивидуальность мыслителя. “При таком расположении ума письменности совершенно не обязательно быть идеографической в строгом смысле этого слова. Вместе с тем ей нельзя не быть изобразительной. А в результате слово оказывается соединенным с письмом единой судьбой. Отсюда и та его особенность, что свойства слов как бы подкреплены свойствами иеролгифов. Так талисман подкрепляет действенность чар. Произнесенное слово и написанный иероглиф, будь они вместе или раздельно, но всегда готовые к взаимовыручке, это два соответствующих одному другому обозначения, которые считаются в равной мере адекватными действительности, которую помечают или вызывают в сознании. И в тех и в других заключена равная сила действенности. И так будет, пока сохраняется определенный цивилизационным порядок.”[14, c.38]. Актуальность данного высказывания, состоит в современной синологической тенденции к опущению устного слова, по сравнению с иероглифами, что замечает Семенко И.И. Но в учении Китая как слово и иероглиф играют не меньшую роль в формировании мысли. Исследования проводимые Марселем Гране способствуют преобразованию этой мысли и отражение наиболее объективной и полной картины мысли.

Актуальность сегодняшнего времени в относительности исторических сведений. Сложно описать полную картину мира по детально разложив все на социальные факты, в этом слабость исследований и Дюркгейма. Подчинять все точной детерминированности. Также, она проходит через призму субъекта и трудно уловить малейшие детали, на которые все более обращается внимание. То о прошлом могут возникнуть совершенно любые разговоры и в совершенно любом контексте. Менее века спустя, Гране указывает на проблему относительности знания, в его время это приобретает актуальность. В данном случае относительность древнекитайского знания, но не предлагая своей системы, он и как присуще китайскому духу мысли, пишет о недостаточности фактов (что упоминалось ранее) и о том, что имеющиеся факты, не могут служить полным доказательством. Со времени Марселя Гране этот вопрос актуализируется в синологии, происходят многие открытия в археологических раскопках и методах. В русской среде, как отмечает на сегодняшний день известный китаист Бронислав Виногродский, еще много не переведенных текстов. Существует некая окостенелость к древнему Китаю сейчас. Но это ни в коем случае не отражает действительности и не совпадает с действительностью Китая в любом промежутке времени. Об этих проблемах и об этих устоявшихся фактах и пишет автор и не теряя своей актуальности в наше время. Даже при скудном количестве информации он выделяет центральные вопросы понимания древнего Китая. И до сегодняшнего времени его вектор направления изучается в синологии. Следует заметить, что как за рубежом, так и в самом Китае существует множество трактовок прошлого и с различных исторических источников. Поэтому Марсель Гране не имеет в синологии задачу догматизировать или создать всеобщую теорию, либо подход к китайской мысли. Наоборот выделить её противоречивость. И существенно обогатить практическим опытом область понимания древней мысли в Китае.

Гране пишет, что если имеется интерес излагать теоретические представления, подробно описывать взаимоотношение взглядов, составление философского словаря. Все это является чистейшей авантюрой. Далее пойдет речь о сложном построении теории. Сложность описания взглядов древнего Китая. И конечно невозможно не затронуть темы герменевтики, излагая о мысли другой традиции и другого языка. Автор отмечает, а так же приводит в схемах и таблицах первого появления языка в Китае. Китайский язык отдает предпочтение практическим ассоциациям, нежели символьно-абстрактным знакам, которые могут иметь место только уточнением идеи не больше. Символ не имеет точной формулировки, это есть неопределенная действенность в древнем языке Китая. Гране предполагает порвать понимание знака, говоря о несочетаемости заимствования двух менталитетов - Запада и Китая. Опасности анахронизма. Приводится в ряде примеров. И одним из ярких примеров, который даже сейчас встречается в современных понятиях описания философии в Китае, является выражение жизненной позиции Моцзы “Цзяньай”. Оно трактуется как понятие “Вселенская любовь”. И здесь возникает проблема подмены понятия мысли Китая. Так же пример отличия “сущности” от “сил” в древнекитайских текстах. Менталитет этого народа, утверждает автор, отвергает законченную определенность понятий. В любом случае, даже если существовали устоявшиеся факты или работы мыслителей, со временем истории, все это имело свойство переписываться и не стоит забывать о характере писания, который зависим не только от судьбы автора, но и от судьбы переписываемого ученика, а далее еще от переводчиков. И кто бы сейчас не читал древних текстов Китая, включая сам Китай. Он может только приблизиться в объективности взгляда. Как пишет Марсель Гране в своей книге: “Каждый проникает в тайну написанного на устаревшем языке текста только через комментарий.”[14, c.9] Сложно определить согласие, точнее сейчас невозможно, писать об основных направлениях древней истории Китая. Известно о немногих сохранившихся сочинений древнего Китая, но было бы ошибочно утверждать, что именно они и являются наилучшими и становятся классикой, только за то, что они сохранились. Сомнительно и утверждение, что в период с 5 по 3 века до нашей эры сформировались главнейшие школы, которые стали фундаментом для всей дальнейшей философии Китая. При этом практически ничего не зная что было раньше. Это время китайской литературы и мошенничеств, но все таки есть свидетельства и формулировки о том, что именно в этот промежуток времени происходило становление китайской мысли и формирование “теории”. Одно их таких суждений приводит Марсель Гране, что “школой метафизиков”, а трудно подтвердить её существование, она существует как школа до конфуцианского периода, принадлежит создание концепции “Инь и Ян” и зафиксировано оно в древнем тексте “Си цы Чжуань”. Гране пишет, что было бы гораздо корректней писать о том, что это самый древний философский фрагмент из тех, что дошли до наших дней. Сложно и определить время возникновения каких-либо идей и концепций. Исходя из этой логики если такого текста не известно, значит, до этого времени не было ничего кроме становления. Выходит, что до Конфуция не существовало “метафизических школ”, это была стадия зарождения. Но не стоит опускать и не принимать во внимание тот факт, который и сейчас происходит порой на Востоке не только в Китае, устного обучения. Оно вероятнее всего было еще раньше до периода так называемого “формирования основной мысли”. Марсель Гране подводит свой итог: “Со своей стороны я отвергаю этот теореотезирующий подход к китайской истории. Однако не противопоставляю ему никакой концепции. Пока что мне достаточно отметить, что даже освобожденный от всяческих предположений об их происхождении анализ взглядов некоторых мыслителей, известных благодаря немногим сохранившимся текстам, будет грешить неточностями и дурно направлен, если его не дополнить изложением восходящих к изустной традиции идей. Таковы причины, мешающие мне придать очерку о китайской мысли форму последовательного изложения истории философских учений”[14, c11-12]. Далее его работа рассматривает быт и организацию жизни и связи её с представлениями о мире, как отмечает сам автор он теряет хронологизм и дает свободное рассуждение, не зависящее от сложившихся устойчивых фактов.