Эпизод 12. Из‑под стражи нас освободили тут же, в зале

Левый

Из‑под стражи нас освободили тут же, в зале. Пока Барбара оговаривала какие‑то тонкости с судьёй, мы с Юсей стояли, тупо таращась на неё. Откуда она выпала?

Наконец, решив все вопросы, наша двоюродная бабушка подошла к нам.

– Вы что – не рады? – спросила она.

– Наверное, рады, – сказал я.

– А что с лицами?

– В шоке от приятного сюрприза, – сострил Юся.

– Вы чего такие злые? Кризис семейной жизни?

– Чего?

– Ну, психологи утверждают, что у совместной жизни есть так называемые периоды кризиса: три года, пять лет, семь, пятнадцать. Вроде как человек устаёт от рутины.

– Вы специально за нами прилетели, чтобы лекцию по психологии прочесть?

– Во‑первых, я только вчера узнала, что вы в городе. Во‑вторых, через полмира я летела совсем по другой причине. А в‑третьих, давайте уже уходить отсюда, вон, следующее заседание проводить собираются.

Мы покинули зал.

– Что у тебя с дикцией? – спросила Барбара у Юси.

Вчерашний выбитый зуб действительно серьёзно искажал Юсину речь, вместо «р» получалось «л».

– Даже не хочу говорить на эту тему, – сказал Юся.

На противоположной зданию суда стороне улицы располагался «Старбакс», и мы с Юсей, не сговариваясь, ломанулись прямо туда – хоть немного перекусить. В кафе мы успели ещё несколько раз, как следует полаяться из‑за пустяков, и нашей спутнице это очень быстро надоело.

– Вот что, братцы‑кролики, – сказала Барбара по‑английски, предварительно хлопнув рукой по столу, чтобы привлечь к себе внимание. – Хватит выяснять отношения при посторонних, тем паче на своём языке, это просто невежливо. Что, так трудно уступать в мелочах?

Мы промолчали. Не потому, что нам нечего было сказать. Скорее наоборот – слов было слишком много.

Мы не умеем уступать. Постоянное напряжение уже стало естественным нашим состоянием. А это чревато последствиями.

Почти сто лет назад в Бостоне на спиртовом заводе произошла авария: из‑за усталости материала лопнули одна за другой заклёпки, стягивающие стальные листы огромного, с пятиэтажный дом, резервуара. Стенки разошлись, и в город мощной волной хлынула патока. Её было так много, что волна достигала четырёх метров в высоту. Она даже опрокинула железнодорожный состав. Люди и животные, угодившие в сладкий плен, погибали от удушья. Правительство вынуждено было направить в город армию для устранения последствий катастрофы. Старые дома в этом районе Бостона и по сей день пахнут карамелью.

Мы с Юсей были сейчас похожи на этот чан с патокой: вот‑вот заклёпки сорвёт, и мы затопим всё вокруг тягучей ненавистью. Хотя на самом деле мы не ненавидели, просто сильно вымотались, устали видеть одно и то же лицо что в зеркале, что повернув голову. Все люди могут уединиться, побыть хоть какую‑то частичку времени в одиночестве, чтобы понять ценность другого человека. Нам такая медитативная практика недоступна.

Барбара, наверное, что‑то такое понимала в жизни, потому что смягчилась.

– Ладно, извините – у вас стресс, и всё такое. Как вы вообще здесь оказались?

Вот тоже вопрос. Как рассказать в двух словах историю, которую сам до конца не понимаешь?

– Нас похитили, – ляпнул Юся.

– Кто? – удивилась Барбара.

– Дональд Дарк.

– Утка?

Мы объяснили, почему Дагласа зовут… звали Дональдом.

– Погодите, – Барбара помотала головой. – Как он мог вас похитить, если, по вашим словам, разбился в самолёте?

Пришлось разъяснять всё с самого начала.

Барбара слушала, раскрыв рот. Я и сам слушал, потому что Юся рассказывал в лицах, он вообще склонен к какой‑то театральности. Он всегда перетягивал на себя внимание, в какой бы компании не находился. Не специально, просто ему нравилось общество, и он со всеми старался быть милым. Вот и сейчас, сам того не желая, он устроил маленький моноспектакль, в котором главным героем был он. Ну, и я довеском.

– Ты точно не кино сейчас пересказываешь? – спросила Барбара, когда Юся закончил.

Брат посмотрел на меня.

– К сожалению, нет, – подтвердил я.

– Вау, – сказала Барбара на американский манер.

Вообще, выглядела она сейчас куда лучше, чем пять лет назад. Будто помолодела. Думаю, на нашем фоне она вообще голливудской звездой выглядела.

– Вам надо драпать, – сказала она.

– Куда? – спросили мы.

– Не надо при мне хором говорить, пожалуйста. Если я правильно поняла, на вас началась охота. Видимо, вы чем‑то опасны для кого‑то.

– Это как раз не секрет, – сардонически усмехнулся Юся. – Любая транснациональная компания будет рада закатать нас в бетон. Мы же практически вырыли могилу двигателям внутреннего сгорания, а заодно нефтегазодобывающей промышленности, гидроэлектростанциям и атомной энергетике. Фактически, против нас должна быть вся мировая олигархия.

– Да это неважно, – отмахнулась Барбара. – Для вас первостепенная задача сейчас – исчезнуть.

– Блин, мне это что‑то напоминает, – сказал я. – Вы мне примерно то же самое говорили, когда мы вас из могилы выкопали.

– Но ведь я оказалась права? Ты что, жалеешь о том, что с тобой с тех пор случилось?

Жалел я, честно говоря, только об одном – что вообще на свет появился.

– Это всё артефакты ваши, – сказал я Барбаре.

– Они‑то здесь при чём?

Я одно время посвятил целые каникулы, чтобы поискать информацию по этим самым волшебным фиговинам. Если эти артефакты существуют, и как‑то циркулируют между людьми, то скрыть такую информацию просто невозможно, рассуждал я. Эти фиговины обязательно должны оставлять информационный шлейф: кто‑то что‑то слышал, кто‑то видел, кто‑то трогал, а кто‑то вообще владел. Да весь мир должен трещать о магических амулетах на каждом перекрёстке.

Правда, мы с Юсей не трещали – у нас форс‑мажор был. Но форс‑мажор не может быть у всех. Это не кладбище, где все умерли. Человек такая скотина – ему обязательно нужно похвастаться. Тщеславие – крючок дьявола, и клюёт на него каждый.

Я перечитал в поисках свидетелей весь интернет, прошерстил всю жёлтую прессу, но нигде ни словечком, ни запятой не упоминается о магической фигне. Вернее, косвенных данных – выше крыши: есть такие ресурсы в сети, на которых обсуждается различная эзотерическая хрень – кармы, чакры и прочая галиматья, но конкретно об амулетах ничего не говорится. Всемирный жидо‑масонский заговор. И только один смелый человек во всеуслышание объявил о существовании могущественного артефакта – и, кстати, именно петуха. И зовут этого человека?.. Правильно – Александр Сергеевич Пушкин. «Сказку о золотом петушке» читали? Логично так же предположить, что существуют артефакты в виде золотой рыбки, в виде белочки, зеркальца, ну и, наконец, просто кольца с зелёным камнем. Помните? – «храни меня, мой талисман…»

Словом, думал я найти социальную сеть супергероев, а пришёл к выводу, что все владельцы артефактов рано или поздно начинают страдать манией преследования, и никто‑никто не обменивается информацией друг с другом. Основной источник информации об аномальных предметах – ошибка хозяина, которая стоит ему или жизни, или самого артефакта. Была, конечно, у Юси теория небольшая, что аномальные штуковины, подобно Кольцу Всевластья, самолично выбирают себе носителя. Вроде как у них есть изначальные хозяева, к которым они стремятся. Типа – предмет ищет реинкарнацию изначального владельца. Но это уже запредельный бред, согласитесь?

– Как ты сказал? – обалдело переспросила Барбара.

– Запредельный бред?

– Нет, раньше. Реинкарнация?

– Да.

Барбара рассеянно уставилась в пространство.

– Кажется, я знаю, кто вам может помочь, – сказала она вдруг.

Правый

Очевидно, Барбара думала, что мы начнём скакать от радости, но случилось ровно наоборот: Егор сказал, что ему артефактов хватило на Урале.

– Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Погоди, – сказал я. – А что, может быть хуже, чем сейчас? Ты предлагаешь гордо сдохнуть?

– Я надеюсь, что кроме нас никто не сдохнет.

Опа! В ход пошла тяжёлая артиллерия. Ну, ладно, док, надеюсь, ты понимаешь, что это значит – война. Я мало жил, и жил в плену, таких две жизни за одну – это про меня!

В шахматах такая позиция называется «цугцванг», принуждение к ходу. Как витязь на распутье: налево пойдёшь – люлей огребешь, направо пойдёшь – люлей огребёшь, прямо пойдёшь – люлей огребёшь, и думай быстрее, а то прямо здесь люлей огребёшь.

А история, которую нам поведала Барбара, была на самом деле крайне интересна. Далеко‑далеко, на Тибете, недалеко от Лхасы, стоит буддийский монастырь Вангъял – на местном диалекте это означало «Держатель силы». На самом деле это оплот тибетских сепаратистов, и китайские власти давно ищут подступы к этой твердыне, но в том и штука, что Вангъял недоступен боевой технике – это подземная обитель, и где конкретно она находится, на картах не найти, а наобум – придётся всю горную гряду бомбить. Войска КНР постепенно прочёсывают горы, но это всё равно, что иголку в стоге сена искать.

Раз в год туда тайными тропами добирается Его Святейшество Далай‑лама, чтобы исцелить всех раненых бойцов за независимость Тибета. Далай‑лама противник насилия, но отказать в исцелении не может. Дело в том, что Вангъял – это действительно «Держатель силы». Там хранится гидра – магический амулет, вот уже многие сотни лет, принадлежащий Великим Учителям. Именно гидру схватил в руки двухлетний Лхамо Тхондруб, когда странствующие монахи предложили ему выбрать любимые игрушки предыдущего Далай‑ламы.

Свойства гидры доподлинно неизвестны, но люди, слышавшие о ней, утверждают, что она запускает процессы регенерации в организме. Чуть ли не мёртвых к жизни возвращает.

– То ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет? – хмыкнул Егор. – Это утопия, я на это не подписываюсь.

– Понятно. Но разве это мешает рискнуть? Вас здесь что держит? Суд?

И тут до меня дошло. Егор боится! Боится, что ничего не получится. Боится, что умру я. Боится, что умрёт он. Боится, что мы оба выживем, а Викса выберет не его. Жить так, как мы живём, он уже привык, он двадцать лет так живёт, может и ещё двадцать прожить, его можно понять. Но с другой‑то стороны – я хочу, наконец‑то, узнать, каково это – спать, лёжа на боку или даже на животе. Хочу засесть в туалете с книжкой. Петь в душевой хочу. Хочу попробовать тёмного нефильтрованного пива. В конце концов, я готов… нет, за Виксу я ещё пободаюсь, тут уступать глупо и предательски по отношению к Виксе – вроде как продал за лишнюю ногу и руку. Что же мне предложить такого, чтобы Егор рискнул? Меня окончательно задолбал этот дуализм нашего существования. И вечное это старшинство Егора.

– Если ты рискнёшь, я больше никогда не буду влезать в ход эксперимента, – сказал я. – Обещаю, торжественно клянусь и зуб даю – больше никаких предчувствий.

Чёрт, картаво получилось, весь пафос коту под хвост.

Но Егор привык быть старшим и главным. И он готов пройти путь вдвое длинней, чем требуется, лишь бы только он был главнее. Что ж, это его право, ведь по факту он старше меня на пятнадцать лет. Услышав, на какие жертвы я готов, он крепко задумался, но я уже точно знал, что он ответит.

Подлый я человек. Всё равно ведь обману.

– Я веду, – сказал Егор. – Но всё это до первого предупреждения. Понял?

Конечно, понял. Чего не понять? Предсказуем мой брат. За что мы все его и любим.