ГЛАВА 2: Римские каникулы 6 page

– Антогора, осторожнее, ты мне плечо сломаешь!

Хватка ослабла. Оборачиваюсь. Антогора бледна, как покойник.

– Я же говорил, что может оказаться страшно. Может, останешься?

– Мне не страшно. Мне удивительно, – судорожно сглотнув, соврала девушка. – Не останусь.

– Ну‑ну, вот то, что ты сейчас ощутила при виде этой штуки, – и есть нервы. Значит, они у тебя всё‑таки есть.

– Лучше бы всё же их не было, – призналась она, уже слегка порозовев, – как у вас.

– У нас тоже есть, но мы были готовы к неожиданностям.

– Ну что, будем выходить? – спрашивает Александр.

– Так мы же не стоять сюда пришли, – и я, опять взяв Антогору за руку, шагнул наружу.

Да, шагнул и вышел из большого, поросшего мхом валуна. Антогора и Александр за мной.

– Нам надо как‑то место заметить, – побеспокоился Александр, – а то ландшафт однообразный. Как бы проход не потерять.

– Надо. Аварийной возможностью выхода пользоваться как‑то неспортивно, когда опасности нет.

– А ее в самом деле нет? – с сомнением в голосе поинтересовалась Антогора.

– Пока не видно.

– А этот громадный железный жук с людьми?

– Это не жук, а такая повозка без лошадей. Ею люди управляют. Смотрите, вот справа от камня большая раздвоенная сосна, а слева кривая береза. Хорошие приметы. Если вдруг случайно разминемся, то встречаемся именно здесь. Город недалеко. Минут за двадцать дойти можно. Пойдем к дороге.

Пока стояли, осматривались и шли сто метров до дороги, по ней прошли три машины. Две к городу и одна от него. Они много больше похожи на известные нам машины, чем «жук». Если сделать скидку на отсутствие привычного капота и время лет на пятьдесят‑шестьдесят назад. Разноцветные и шумят совсем не так, как наши. И колес не четыре, а шесть или восемь. Зачем столько колес? Полотно шоссе похоже на крупнозернистый асфальт, но только коричневого цвета.

– Тормознем кого‑нибудь до города? – спрашивает Александр.

– Почему бы и нет. Чего стесняться‑то? Антогора, не испугаешься поехать на такой повозке?

– Испугаюсь? За кого ты меня принимаешь? – храбрится амазонка. – С вами мне не страшно. Но только вы первыми.

Стоим у дороги с жаждущим перемещения видом. Две машины пролетают мимо нас, не останавливаясь.

– Может, оставим Антогору одну, – предлагает Александр, – а сами за камушек спрячемся. Не может быть, чтобы на Антогору не клюнули.

– Я не буду оставаться одна! – решительно заявила потенциальная приманка.

– Может, всё гораздо проще? – предположил я и поднял руку.

Первая же машина остановилась рядом с нами. Открытая, темно‑красного цвета. Хорошо отделана внутри.

– Надо же, и здесь всё как у людей, – прокомментировал событие Александр.

Сидящая за обычным автомобильным рулем женщина средних лет что‑то спросила у нас. Понятно, что по‑немецки, но непонятно, что именно спросила. Александр собрался с мыслями и выдал на‑гора:

– Вир нихт ин дойч ферштейн[24], мадам. Пардон, – фрау.

Женщина озадаченно посмотрела на нас и кивнула на заднее сидение.

Александр открыл дверцу и нырнул внутрь. Антогору пришлось подтолкнуть. Усевшись, она ухватила меня под руку и прижалась к моему плечу. Машина плавно пошла с места. Звук двигателя – не рокот, а тихое и частое пыхтенье одновременно с жужжанием, а позади остается белый, быстро исчезающий шлейф. Паровая машина? Допустим. А где тогда дым сгорающего топлива? На приборной доске внимание привлекает вертикальная у‑образная трубка, явно показывающая уровень или состояние какой‑то жидкости. Остальные приборы как копии некоторых наших. Чем быстрее машина разгоняется, тем сильнее Антогора прижимается ко мне. На лице ее удивление и одновременно восторг. Это понятно. Лошадь до такой скорости не разгонишь!

Город рядом, и буквально через минуту мы уже въехали на улицы и замедлили ход. Архитектура примерно начала двадцатого века. Чисто, довольно людно, но моды начала века в одежде людей не наблюдается. Значит, жизнь идет сама по себе. То есть Швейцер не лепил для себя ни сказку, ни фантастику. Наверное, просто привычный мир, в котором ему никто и ничто не мешает заниматься тем, чем он считает нужным и интересным для себя. Но почему восьмиколесные машины?

Наш кабриолет остановился перед одним из перекрестков. Светофор двуцветный. Нет желтого. Понятно. Вместо желтого сигнала мерцание света перед переключением. Почти как у нас. А машин‑то, и притом довольно разных, вокруг порядочно. Вон и автобус среди них, а вот и такси. Женщина обернулась к нам, указала пальцем на себя, а затем налево.

– Предупреждает, что ей сейчас сворачивать. Давайте выходить, – понял Александр. – Данке шен, фрау. Походим теперь пешком. Город вроде не маленький, но и не мегаполис. С шоссе‑то было видно, что он занимает далеко не весь горизонт. Интересно, как он называется? Генрихштадт или Швейцерштадт?

Оказалось, что ни то и не другое. Шли мимо почты и из таблички у двери путем дедукции выудили название города – Гешвиг. Антогора энергично вертит головой. Ей всё удивительно. И широкие улицы, и чистота, и высота домов, и одежда прохожих, и особенно предметы в витринах. Велосипеды на улицах привели Антогору просто в неописуемый восторг. А вот механического дворника всё же немного испугалась. Маленькая, но опять‑таки членистоногая машинка толкает перед собой по мостовой вдоль бровки тротуара кучку мусора. Дотолкала до какой‑то дыры в бровке, затолкала мусор в дыру и сама исчезла в ней.

К украшениям она равнодушна. А вот всякие незнакомые бытовые вещи ей интересны. Увидев, как внимательно амазонка рассматривает витрины, Александр наконец сообразил, что нужно бы изыскать для нас какие‑нибудь платежные средства. Пока она еще только смотрит, а скоро ведь начнет и спрашивать о неведомых ей вещах.

– Знаете, что – давайте искать меняльную контору. А то мы здесь как некредитоспособные дикари.

– А что ее искать‑то? Город очень даже цивилизованный. Пойдем прямо. Где‑нибудь по пути и наткнемся на финансовое учреждение.

И в самом деле. Вышли, похоже, на центральную площадь с каким‑то памятником и оказались перед пятиэтажным зданием с вывеской над первым этажом: «Teutonic der Bank».

– Тевтонский банк, что ли? Зайдем?

– Зайдем.

Солидная контора! Всё как в настоящем банке. Правда, в не очень большом банке. Огляделись. К какому окошку подойти? На всех что‑то непонятное написано. Пихаю Александра локтем и указываю на сейф с пачками бумажных денег за окошком с надписью: «Bargeld[25]».

– Наверное, туда.

– Попробуем.

Подходим, и Александр пытается завязать знакомство с человеком при сейфе.

– Э‑э, мы, это самое, издалека. Как же это сказать‑то. А, вир ауслендер[26], – человек кивнул – значит, понял и, ожидая дальнейших откровений, замер. – Руссиш. – Человек не понял и пожал плечами.

Может, в мире Швейцера понятия о России вообще не существует? Александр полез в карман, добыл несколько золотых монет, положил на перегородку перед служащим и ткнул пальцем в сторону открытого сейфа.

– Банкнот, – просительно произнес наш полиглот и повел пальцем туда‑сюда от монет к сейфу.

– Айн момент, – ответствовал служащий и нажал какую‑то кнопку.

– Сейчас нас сцапают и посадят в каталажку, – предположил я. – И всё потому, что некоторые плохо учат в школе немецкий язык.

Но не угадал. Появился еще один служащий с усами а‑ля кайзер Вильгельм. Состоялось небольшое совещание. Второй служащий внимательно осмотрел монеты, достал откуда‑то несколько банкнот и, глядя Александру в глаза, проделал перед ним жесты, словно меняет монеты на банкноты.

Я, я[27], – на чистом немецком языке обрадовался тот.

Откуда‑то появились весы. Взвешивание – и усатый согласно кивает кассиру. Тот что‑то прикидывает на механической счетной машинке и начинает отсчитывать банкноты. Много банкнот разного достоинства. Совсем не хиленькая пачка. Александр облегченно вздыхает.

– Ты меня просто поразил своей способностью к контактам с иными цивилизациями, – признался я, когда мы вышли из банка и принялись рассматривать купюры. – Особенно когда в самом конце заговорил на чистом немецком языке.

– А то!

На всех бумажках повторяющаяся надпись: «Teuton Republik».

– Смотри‑ка ты, Тевтонская республика. Не очень‑то оригинален, однако, здесь наш Генрих Швейцер. Ладно, если ты, Александр, еще умудришься и накормить нас на эти деньги, то я окончательно поверю в твой гений специалиста по контактам.

– А это и в самом деле деньги? – спрашивает Антогора, вертя в руках ассигнацию в 20 марок.

– В самом деле, и Александр это нам сейчас докажет. Давайте искать забегаловку для проверки.

А ее и искать не надо. На другой стороне площади вывеска: «Cafe Heinrich». Ну, что ж – Генрих, так Генрих. Переходим площадь мимо памятника. Останавливаемся и глазеем на него. Импозантный бронзовый мужчина. Левая рука в кармане, а правая опирается на колесо со спицами. Позади него какая‑то машина, смахивающая на «жука», которого мы уже видели. На постаменте надпись: «Heinrich Schweizer».

– Монумент солидный, однако, поставили благодарные жители, – с уважением в голосе произнес Александр. – Ладно, идем дальше. Так уж и быть – накормлю я вас.

Переступив порог кафе, Антогора оробела. Белоснежные скатерти на столах, невиданная посуда, играющая музыкальная машина, шикарно одетая публика и безукоризненные официанты, смахивающие на балетных танцоров. Никто и взглядом не намекнул на неуместность здесь наших заношенных и странноватых одежд. Проводили и усадили. Официант придержал Антогоре стул, когда она садилась. За что она с опаской посмотрела на него. Александр изучает меню, а официант терпеливо ждет. Наконец Александр находит нужную картинку и тыкает в нее пальцем.

– Вас ист дас? – спрашивает официанта.

– Дас ист вюрстхен, – следует ответ.

– Отлично. Тогда драй бир унд вюрстхен.

– Айн момент.

Угадал наш переводчик. Сосиски великолепные, а пиво превосходное! Антогора, поначалу растерявшись от множества вилок, ложек и ножей перед ней, внимательно следит, какими инструментами мы оперируем с сосисками, и всё в точности повторяет. Пиво ей очень понравилось. Сидит и наслаждается, как пузырьки шибают в нос. Немного послушали музыку и повторили заказ.

– И как мы будем искать следы деятельности Швейцера? – спрашивает Александр.

– Никак. Мы зашли просто на разведку. Искать будем с Анной Петровной. Я при случае с ней договорюсь. После кафе купим девочкам подарки и двинем домой. Мы и так узнали многое. Мир Швейцера существует, жив и доступен. Не враждебен, цивилизован и с известным языком. И даже сам Швейцер славен здесь. Раз ему памятники ставят. А отсюда вытекает, что велика вероятность сохранности его бумаг. Возможно даже, что есть и музей Швейцера. Нужно покопаться в библиотеках, архивах, поискать нужных людей. Это работа как раз для Анны Петровны.

– Смотри‑ка ты – и впрямь немало. А, казалось бы, что просто прошлись туда‑сюда.

Антогора уже освоилась с обстановкой и оживилась. В чём ей помогло хорошее и крепкое пиво.

– А я почему‑то германцев себе совсем не такими представляла.

У Александра отвисла челюсть. У меня не отвисла лишь потому, что я в этот момент прикусывал сосиску.

– Сергей, я не ослышался?

– Вроде нет.

– Мы с тобой о германцах что‑нибудь упоминали?

– Не было такого.

– Так, Антогора, почему ты решила, что эти люди – германцы?

– Они так похоже говорят.

– Похоже на кого?

– Похоже на старую германку, которая у нас в племени занимается шитьем одежды.

– Вот оно что! Германцы разные бывают. Эти, наверное, из другого племени. А мы уж понадеялись, что ты их язык знаешь, но скрываешь. Огорчила ты нас. Очень огорчила. Придется тебя наказать.

– Меня? Как наказать?

– Пойдем искать тебе и твоим подругам подарки.

Александр предоставил официанту выбрать из пачки денег понравившиеся тому банкноты. Добавил еще двадцать марок на чай. Получил устную благодарность, и мы отправились в обратный путь.

Косметика, как я понимаю, амазонкам и нафиг не нужна. Поэтому мимо нее проходим не останавливаясь. Кухонные принадлежности тоже побоку. Зашли в шикарный магазин женского белья. Александр остался на улице – постеснялся. Побродили с Антогорой среди нательного изобилия. Чулки не впечатлили. Панталоны и комбинации тоже. Остановились перед манекеном в симпатичном купальнике‑двойке.

– Я вот думаю, – произнесла в размышлении Антогора, – а для чего бы эта штука была бы нужна?

– Какая штука?

– Вот эта.

– Наверное, чтобы грудь не провисала, а выглядела бы задорно и боевито.

– Не знаю, не знаю, а мне, как ты думаешь, она нужна?

– Понятия не имею. Чтобы иметь об этом представление, потрогать надо.

– Ну, так потрогай.

Трогаю не спеша и обстоятельно. Продавец отвернулась и издает какие‑то всхлипывающие, сдавленные звуки. Видно, ее совсем скрутил приступ какой‑то внезапной болезни с судорогами.

– Нет, тебе не надо. Во всяком случае, сейчас.

– Я тоже так думаю. Но, вот такую штуку я бы взяла.

Кое‑как втолковал девушке‑продавцу, что нам нужна не пара трусиков, а шесть дюжин и желательно разного цвета. Забрали пакет и вышли. На пороге Антогора обернулась, окинула взглядом зал, покачала головой и произнесла:

– Надо же.

– Куда дальше? – спрашивает Александр.

– В верхнюю одежду.

Здесь события развивались стремительно. Антогора сразу увидела на манекене комплект‑двойку. Короткую, кожаную курточку на молнии. Рукав до локтя и много‑много всяких карманчиков внутри и снаружи. К курточке идут еще и шортики тоже с карманчиками и широким поясом. Глаза разгорелись. Да и нам с Александром тоже понравился этот костюмчик. Вопрос только в одном – размерах. Наши девочки‑то не мелкие. Однако повезло. В наличии оказались всякие размеры. Я посоветовал брать на размер больше. Обомнется и будет впору, без сковывания движений. Взяли темно‑красный, темносиний и коричневый. Примерили один. На Антогоре сидит просто замечательно. Спрашиваю ее:

– Обувь будем смотреть?

– Не будем. Темнеет уже, а нам еще сколько идти.

За полчаса добрались пешком до кривой березы и нырнули в замшелый валун. Зря мы только Антогору в крестьянское платье переодевали! В мире Швейцера сейчас такая мода, что обычная одежда амазонки из кожаной жилетки и короткой юбки была бы очень даже к месту.

Охота и Ферида забыли про шахматы и прохаживаются по библиотеке, слегка поскрипывая обновками. Мы же с Александром провожаем красавиц взглядом и отпускаем в их адрес все известные нам восторженные эпитеты. И даже придумываем новые. Антогора опять завалилась на свою любимую кушетку и посмеивается. Мир и покой в доме. Просто не хочется покидать эту компанию.

Однако баланс моих каникул не очень утешителен. Месяц основного отпуска уже прошел. Остался месяц отгулов, а я еще не был ни в Багдаде, ни в Париже. Да и поиски наследия Швейцера еще неизвестно сколько времени займут. Завтра, пожалуй, вернусь в Дом и разузнаю, что и где происходит.