Рассказ

Четвертый день гроб с Хворым находился в доме. Его вынесли в холодное помещение для угля и дров. А пурга все выла и выла, отпуская бесконечные грехи бывшему траловому мастеру.

Хозяева, четверо бичей, почти не отлучались из дома. Изредка кто-то из них надевал рыбацкие сапоги, брал рюкзак и, держась за натянутые вдоль дороги канаты, шел в магазин. Набрав там спирта, дешевых консервов и хлеба, возвращался домой.

В деньгах друзья не нуждались. За свою долгую шестидесятилетнюю жизнь Хворый успел сотворить немало добра людям, и они, узнав о его кончине, не оставались в стороне. Понимая, что похороны бичам не по карману, люди приносили деньги и оставляли их у гроба. Они же принесли и гроб.

Спохватились и в управлении рыбокомбината. Вспомнив на третьи сутки, что Хворый проработал у них без малого двадцать пять лет, они прислали два заготовленных впрок венка и рассохшийся на складе гроб.

Друзья по-хозяйски решили, что лишний гроб лишним не бывает, тем более в их помутневшей жизни, и оттащили его на чердак. Немного подумав, бросили туда и венки.

- Мало ли фто, - заметил не выговаривающий шипящих практичный Филя. – Хворому все равно, а у нас может и кризис получиться. Не будет на похмелье, может, кому эти чертовы венки и загоним.

Второй собрат испустившего дух Хворого, круглолицый, с редкими, словно выщипанными, пепельными волосами, носил "звание" майора, но об армии знал только то, что Советская Армия всех защитит. Наслушавшись россказней о ведьмах, колдунах и чертях, он видел их на каждом шагу. Отгоняя страх, Майор крестился и шептал услышанные еще в далеком детстве отрывки из разных молитв. Заметив, что его игра в набожность вызывает у друзей уважение, Майор стал креститься при каждом удобном случае.

Третьего собрата друзья называли Понедельником. Они не читали книг и не знали о существовании Пятницы и Робинзона Крузо, но к флоту имели самое прямое отношение. Каждый из них отдал океану большую часть своей жизни. Все побывали в жестоких штормах. Но у одних надорвалось здоровье, другие отстали от судна и постепенно спились. Они по-прежнему говорили о флоте, намечали грандиозные планы и даже пытались устроиться на рыболовецкие сейнеры. Но все это было уже в прошлом. Спирт сделал свое черное дело, превратив бывших моряков в своих преданных рабов и не собирался давать им вольную. Но и среди рабов иногда встречаются личности. Такой личностью для бичей был Понедельник. Дело в том, что "понедельником" на флоте называют самый тяжелый и неудобный, но очень прочный швартовый конец. Его заводят на берег, когда требуется особенно надежная швартовка. Надежность бывшего матроса и определила его кличку.

Самого маленького звали Чуня. Его заросшее черными волосами лицо с выглядывающими из-под лохматых бровей смоляными глазками напоминало перепуганную мордашку бездомной собачонки. Но кто-то решил, что заросший коротышка больше похож на чуни, что на корякском языке означает мягкие сапожки из оленьего меха.

Только на пятый день пурга успокоилась. Переменился ветер, подхватил исхудавшие тучи и погнал их в бескрайние просторы свинцово-зеленого океана. Над городом, который больше напоминал разбросанный по сопкам поселок, засияло солнце.

Друзья решили отнести Хворого на городское кладбище. Дорога предстояла неблизкая, а главное – все время поднималась в сопку. Сначала, изображая траурную процессию, бичи взяли гроб на плечи, но, пронеся его метров сто, поняли, что груз устойчивей, когда находится ближе к земле. Бросили гроб на обочине улицы и вернулись домой мастерить походные сани.

Сообразив сани, вспомнили о необходимых инструментах для освобождения от снега вырытой еще до пурги могилы.

Решив, что дело это нелегкое и займет весь день, стали собирать продукты. Причем каждый хотел командовать, но собирали, кто что хотел.

Вернувшись с санями к гробу, они обнаружили, что все, кроме Чуни, взяли по две бутылки спирта. Чуня из жадности прихватил целых три. Также выяснилось, что у каждого в кармане – банка рыбных котлет, но ни у кого нет ножа.

- Фтоб вас черт побрал! Я же говорил, берите нож, а я возьму консервы, - раздраженно упрекнул Филя. – Теперь вот за ножом топать.

- А-а! Ладно, - махнул рукой Майор. - Откроем лопатой или киркой. Пошли быстрей, а то прочухаемся, и хоронить некогда будет. – Он с опаской покосился на выглядывающую из-за кладбищенской сопки лохматую тучу. – Как бы пурга не вернулась, вон туча какая!

Друзья тоже взглянули на тучу и стали торопливо прилаживать гроб к саням. Гроб привязали – продукты и бутылки девать некуда. Пока на санях все лежало, ладно было. Теперь сани занял гроб, а продукты и бутылки лежат на снегу.

Сели на гроб и стали думать.

- Ну, Хворый, и забот же с тобой! Лучше б ты не помирал, - посетовал Чуня.

- Может, фто-то по карманам разберем? Фто сидеть-то зря? – предложил Филя.

- Ну да, по карманам набухаешь, а как на сопку подниматься станешь, все и вывалится. Его, - Понедельник кивнул на гроб, - на карачках толкать придется.

- Так фто делать?! Сидеть, фто ли?! – вспылил Филя и тоскливо посмотрел в сторону кладбищенской сопки. Ему явно не нравилась эта прогулка, тем более что на вершине сопки закручивались снежные буруны.

- Может, вернемся домой, а завтра позовем Сеньку Рыжего? Он всех хоронит, отвезет и Хворого, - неуверенно предложил он.

Понедельник нахмурился и даже побагровел.

Увидев это, Филя предусмотрительно отошел в сторону. Но Понедельник только поводил желваками и перевел взгляд на Майора.

- Открывай гроб! – решительно приказал он. – Положим все в него, а когда прибудем на место, вытащим.

Майор не раздумывая подковырнул крышку.

В раскрытый гроб уложили консервы и бутылки. Филя стал умащивать кирку и лопату.

- Дубина! Куда суешь?! Ты что, не видишь, что они железные?! – рассвирепел Понедельник.

- А фто ему будет? Фто он, живой?! – возмутился Филя.

- Дурья твоя башка! При чем здесь Хворый, - снисходительно объяснил Понедельник. – Пока мы его довезем, железяки все бутылки перебьют. Понял?

- Так бы и сказал, а фто ореф! – огрызнулся Филя, но тут же выхватил из гроба лопату и кирку.

Друзья заколотили крышку, двое впряглись в веревки, двое толкали сзади. Выйдя за город, стали подниматься на сопку. Уже через пару сотен метров подъема они были похожи на ошпаренных куриц. Пот струился по их небритым лицам. Ноги подкашивались, глаза застилала туманная пелена. Хмель брал свое.

- Глянь! – неожиданно вскрикнул Чуня и испуганно ткнул пальцем в снег. – Полозья от саней! Кто-то с кладбища в город поехал!

Друзья остановились.

- Почему ты думаешь, фто с кладбиффя? – подозрительно взглянул на него Филя. В его глазах появилось беспокойство.

- "Почему, почему"! – нервно отозвался Чуня. – Да кто же в такую рань поедет на кладбище? Соображать надо! – поучительно добавил он.

Майор тоскливо взглянул на раскинувшийся у подножия сопки город и несколько раз перекрестился.

Понедельник настороженно посмотрел на снег, где четко выделялись отпечатки полозьев саней. Затем он внимательно оглядел Чуню.

- Это для тебя рань! – пробурчал недовольно, - а другие люди уже давно работают. "В город поехали"! – передразнил он Чуню и хмыкнул. – Покойники, что-ли?

- А может, и покойники! – обиделся Чуня.

Майор вновь перекрестился и подозрительно посмотрел на кладбище.

- В город, ей-богу, в город поехали! – проговорил он испуганно.

Понедельник побагровел, но, прежде чем обрушиться на своих собратьев, еще раз взглянул на отпечатки саней.

- Почему в город, а не кладбище? – неуверенно пробормотал он, так и не найдя ничего особенного в отпечатках.

- Почему-почему! – раздраженно проговорил Майор, не отводя испуганного взгляда от кладбища. – Если б туда поехали, были бы там!

Он кивнул подбородком на разбросанные по белой сопке могильные кресты. Ни людей, ни саней среди этих крестов не было. Понедельник тоже посмотрел на кладбище и, к удивлению собратьев, стал нервно подрывать крышку гроба лопатой. Друзья посторонились, но увидев, что Понедельник достает бутылку спирта, стали шарить по карманам, ища стакан. Майор даже вытащил из кармана банку с рыбными котлетами.

- Чем откроем? – деловито спросил он.

- Ты фто, жрать сюда прифол?! – разозлился Филя.

Майор виновато спрятал банку и достал стакан.

Друзья выпили и задумались.

Молчание прервал Филя.

- Так фто, покойник, фто ли, в город поехал? – серьезно спросил он. – Нефто так бывает?

Майор перекрестился и вопросительно посмотрел на Понедельника.

- Открывай еще одну, - скомандовал тот. – Надо сосредоточиться. Майор откупорил вторую бутылку, и тут его осенило. Он пристально посмотрел на покойника и вполне серьезно предложил:

- Давайте и Хворому плеснем.

Он сказал это таким тоном, как будто речь шла о живом человеке.

- Хворому? – удивился Филя и тоже покосился на покойника.

- А что, может и ему хочется! – поддержал Майора Чуня. – Может, он лежит сейчас и думает: "Ух, гады, сами пьют, а мне шиш!" – Чуня с жалостью посмотрел на выбритый подбородок усопшего, как будто тот мог его услышать.

- Нефто покойники пьют? – искренне удивился Филя.

- А почему бы и нет, - вмешался Майор. – Ученые говорят, что они после смерти еще долго все слышат. А если слышат, то и им хочется.

- Так слыфать - это одно, а пить – совсем другое, - не сдавался Филя. Нефто у него желудок работает?

- Дурак! – с видом явного превосходства перебил Майор. – Кто те сказал, что спирт нужно переваривать в желудке? Он же испаряется сам! Пары попадают в голову, и человеку становится хорошо.

- Тогда его нужно посадить, - деловито предложил Филя. – Иначе они не испарятся. Пар-то вверх идет.

Он решительно приподнял Хворого и пытался его усадить, но тот не сгибался. Тогда Филя пристально посмотрел покойнику в лицо и как можно вежливей спросил:

- Хворый, а Хворый, если ты и вправду хочеф выпить, дай нам знать. Ты слыфыф?

Друзья внимательно уставились в лицо покойника. Оно по-прежнему было синевато-белым и безжизненным.

- Вот видиф, он не хочет! – торжествующе произнес Филя и отпустил труп. Тот гулко громыхнулся о днище.

- Шабаш! – взревел наблюдавший за идиотской выходкой друзей побагровевший от гнева Понедельник. Он заколотил крышку и впрягся в сани.

- Пока яму найдем, пока от снега очистим, и ночь придет, - пробормотал он ворчливо. Но тут его взгляд вновь зацепился за две свежие колеи в снегу. – И кто это с кладбища в город поехал? Неужели и вправду?.. – проговорил он почти шепотом. От пришедшей в голову мысли по спине пробежали холодные мурашки. Понедельник натянул лямки и потащил сани так быстро, что друзья еле поспевали за ним.

Не прошло и получаса, как они остановились у свежего холмика. Понедельник подхватил лопату и стал энергично очищать могилу от снега. Неожиданно он остановился и уперся тупым взглядом в дно.

- Эй! – окликнул остальных дрогнувшим голосом. – А яма-то наша занята!

- Как это "занята"?! – всполошился сидящий на гробу Чуня.

- Это кто в нее залез, черт побери! – заорал Филя. Он и Майор подошли к могиле и осторожно заглянули. На дне ямы лежал новый дубовый гроб.

- А ты точно помнишь, что это наша? – перекрестившись, спросил Майор.

- Да вроде бы наша, - неуверенно пробурчал Понедельник.

Но тут лицо Майора просветлело. Он хлопнул себя ладонью по лбу и радостно закричал:

- Да это же Старый Боцман! Ох и дураки же! "С кладбища едут!" Да не с кладбища, а не кладбище. Я же сам видел, как Сенька Рыжий гроб с Боцманом на кладбище волок!

Понедельник пристально посмотрел на Майора, затем - на дубовый гроб и облегченно вздохнул. Но на Филю это сообщение подействовало по-другому. Он сжал кулаки и, набычив лоб, направился к Майору.

- Ах ты гад! – шипел он злобно. – Мы тут черт-те фто думаем, а он молчит!

- Хватит базарить, - примирительно сказал Понедельник и едва заметным движением отбросил Филю в снег. – Лучше ищите нашу яму! Иначе дотемна проторчим!

Бичи послушно разбрелись по кладбищу.

- Нашел! Нашел! – радостно завопил провалившийся по пояс в снег Майор.

Яма оказалась метрах в десяти от могилы Старого Боцмана. Ее глубина не превышала полутора метров. Пурга без труда завалила ее снегом и сровняла с поверхностью земли. Не провались в нее Майор, друзья могли бы искать ее целую неделю да так и не найти. Но Майор провалился, и оставалось только очистить могилу от снега.

Закончив работу, бичи достали из гроба две бутылки спирта, консервы, стаканы и, уложив крышку на снег, превратили ее в импровизированный столик.

- Майор, открой котлеты, пора и закусить, - глотая слюну, приказал Понедельник.

- Чем я их открою, нож-то не взяли?! – взвизгнул Майор и зло покосился на Чуню, как будто Чуня был ответственным за нож.

- Лопатой! – раздраженно отрезал Понедельник.

- Ага, ею откроешь! – с вызовом проговорил Майор. – Вон смотри! – Он протянул Понедельнику изуродованную лопатой банку. – Она ее только сплющивает.

- Ударь киркой! Киркой-то дыра будет! – нетерпеливо взревел Понедельник

Майор принялся колотить банку киркой, но кирка пробивала банку насквозь, и выковырнуть котлету не удавалось.

- Может, у Хворого нож есть! – спохватился Чуня и стал шарить у покойника по карманам. – Я знаю, Хворый всегда с собой нож носил.

- Да фто ты фариф! – оттолкнул его Филя и заботливо поправил пиджак Хворого. – Я у него все карманы проверил, когда одевали, и никакого ножа у него не было.

- Так это когда было! – вступился за Чуню Понедельник, - может, он потом положил… - Но тут он понял всю нелепость сказанного и решительно махнул рукой. – Наливай!

- Вот и я говорю, - обрадовался Филя, - пожрать и дома успеем, а здесь надо проффяться.

Друзья оставили в покое консервы и чинно расселись вокруг импровизированного стола.

- Ну, Хворый, - торжественно поднял стакан Чуня, - за твое здоровье!

- Ты фто, рехнулся! – подскочил Филя, какое здоровье может быть у покойника?!

- А за что же пить? – смутился Чуня.

- Пей за упокой дуфы, чтоб он к чертям собачьим не попал, а попал в рай, где всего навалом, - нравоучительно объяснил Филя.

- В рай, так в рай, - неохотно согласился Чуня. Опустошил стакан и покосился на гроб. Немного подумал и неожиданно сказал: - А все-таки и ему хочется. Давайте нальем.

Взгляды друзей вновь застыли на бледном лице покойника.

- Хворый, а, Хворый, может глоточек? Если хочешь, ты только моргни, - заискивающе пропел Майор.

- Он моргнул! Моргнул! – неожиданно заорал Чуня. – Я сам видел!

- Тебе показалось, - охладил Понедельник, но лицо его стало бледным.

- А вдруг и вправду моргнул? – возразил Майор.

- Если моргнул один раз, то моргнет еще, - отрезал Понедельник.

- Хворый! А, Хворый, - вновь пропел заискивающе Майор, - моргни еще раз!

Но покойник лежал тихо и не выказывал никаких признаков жизни. Чуня даже потянул его за пиджак, но и после этого все оставалось по-прежнему.

-Да фто его упрафывать! – нервно закричал Филя. – Не хочет, и черт с ним! Подумеф, гусь какой! – Филя сбросил с крышки консервы и стаканы и стал прилаживать ее к гробу. – Не хочет, пусть лезет в свою яму, а нам еффе домой надо! - злобно бурчал он.

Друзья не мешали. Видно, и им хотелось поскорее покончить с этим неприятным делом.

- Стой! – неожиданно заорал Чуня и бросился к гробу. – Там же бутылка!

Он лихорадочно отодвинул крышку, выбросил из гроба консервные банки и, лишь вытащив бутылку, облегченно вздохнул.

- Последняя! – проговорил он с какой-то идиотской улыбкой. - Хворому все равно, а нам еще пригодится.

Понедельник заколотил крышку и с помощью Фили столкнул гроб в могилу. Зарыв эту могилу, друзья перешли к могиле Старого Боцмана. Закончив с ней, медленно поплелись в город. Но, пройдя метров сто, Понедельник неожиданно остановился и пристально посмотрел в сторону могилы Старого Боцмана. Посмотрел – и побледнел. Глянувший на него Майор забормотал какую-то молитву и крепко вцепился в Чунино плечо.

- Ты че?! – взвизгнул перепуганный Чуня и попытался оторвать руку майора от своего плеча, но, встретившись глазами с Понедельником, застыл на месте.

- Ты когда видел Старого Боцмана?! – сверля Майора взглядом, могильным голосом спросил Понедельник.

На лбу у майора выступил холодный пот.

Я-а? - испуганно переспросил он и попытался спрятаться за Чунину спину. Но Чуня выхватил у Фили лопату и отбежал в сторону.

- Че это с ним?! – вскрикнул он, указывая на Понедельника лопатой.

Майор тоже отошел в сторону и, казалось, в любую минуту готов был бежать. Даже ступни у него были повернуты не прямо, а как-то вбок, в сторону города. И смотрел он на побледневшее лицо Понедельника, как бы оглядываясь.

Один Филя был совершенно невозмутим. Спирт сделал свое дело, и Филе больше всего хотелось шутить. Он взглянул на Понедельника, затем внимательно оглядел Майора и Чуню и, увидев в их глазах страх, невозмутимо сказал:

- Кондрафка прифол, по научному – белая горячка, понял? – Пристально посмотрев на Майора, добавил: - Сейчас с ума сойдет и размозжит тебе голову!

Майор в ужасе попятился. Чуня крепче сжал черенок лопаты. Но Филе и этого было мало. Он растопырил пальцы и, вытянув вперед руки, пошел на собратьев.

- Да заткнешься ты или нет?! – взревел Понедельник. – Я тебя спрашиваю, - он вновь просверлил Майора недоверчивым взглядом. – Когда ты последний раз видел Старого Боцмана?

- А я и не видел, - волнуясь ответил Майор. – Вернее, видел, но он уже был в гробу. Его Сенька Рыжий на кладбище волок. Он и нашего Хворого предлагал отвезти. Говорит: "За три бутылки спирта я кого хошь на кладбище свезу".

- Когда видел?! – наступал Понедельник.

- Вчера, - насторожившись, ответил Майор. – А что?

- Утром или вечером? – Голос Понедельника звучал вкрадчиво.

- Так ведь утром, - уверенней заявил Майор. – За спиртом-то я утром ходил.

Понедельник медленно перевел взгляд на кладбище, затем вновь повернулся к друзьям и категорически заявил:

- В могиле Старого Боцмана лежит кто-то другой!

- Как другой?! – одновременно вырвалось у Майора и Чуни. Тень тревоги проскользнула даже по пьяной физиономии Фили.

- Когда ты ушел в магазин, - все тем же загробным голосом продолжал Понедельник, я проснулся и пошел похмеляться к деду Игнату. У него на печи спал Старый Боцман.

Бичи в ужасе покосились на одну из только что зарытых могил.

- А кто же там? – дрогнувшим голосом спросил Чуня.

- Не-е знаю, - озадаченно протянут Понедельник.

Майор стал креститься и шептать придуманную только что молитву.

- Да фто ты ерунду городиф?! – возмутился протрезвевший Филя. – Ты его в другой день видел!

Понедельник задумался, почесал затылок и, не придумав ничего вразумительного, просто развел руками.

- Конечно же, в другой! – обрадованный неуверенностью Понедельника, подхватил Майор.

- А может, еще кто-то помер? – предположил Чуня.

- Не-е, - протянул Филя. – Если б еффе кто-то, мы бы знали. – Его протрезвевший взгляд скользнул по дороге и задержался на следах от саней. – Вон, гляди! – указал он Чуне на выдавленную в снегу колею. – Вот сани туда поехали, а вот, - он указал на менее глубокий след, - вот обратно. И учти: одни сани, а не двое. Значит, только один покойник. Понял?

Чуня опустился на четвереньки и стал разглядывать следы.

- А это что?! – закричал он, ткнув пальцем в свежий след.

Филя покрутил пальцем у виска и отошел в сторону.

Понедельник уселся на сани и тоже стал внимательно изучать дорогу.

- Тут что-то не так, - пробормотал он задумчиво. – Один след ведет туда и обратно, другой – только туда. Чуня и Майор переглянулись и, словно сговорившись, повернули головы в сторону кладбища.

- Вот те на! – заговорщицким шепотом произнес Майор. – Куда же они попрятались?

- А может, они не туда, а оттуда ехали? – предположил Чуня. На его лице выступили капельки пота. Он поспешно вытащил из кармана бутылку и стал зубами срывать фольгу пробки.

- Дубина! – высокомерно произнес Филя и, выхватив у Чуни бутылку, бесцеремонно присосался к горлышку.

Этот поступок Фили вызвал общую волну негодования.

- Это кто "дубина"?! – зашипел, как ужаленный, Чуня. – Это я "дубина"? – Со стороны казалось, что Чуня даже стал выше ростом. Как разъяренный петух, он подлетел к Филе и выхватил у него бутылку. – Ты сам дубина! Да еще и… Досказать он не успел, потому что был отброшен в сторону рассвирепевшим Понедельником. Понедельник протянул жилистые руки с растопыренными пальцами и готов был схватить Филю за грудки, но тот расчетливо отошел в сторону и возмущенно указал пальцем на отпечатки полозьев: - Это следы от нафых саней! А эти – он указал на уже припорошенные снегом, - эти – от чужих. Одни проехали туда и обратно, а другие только туда.

- Что ж получается, - растерянно заговорил Майор, - чужие – туда и обратно, а наши только туда?

- Дубина! – с видом явного превосходства ответил Филя. – Ты где смотриф?! Ты смотриф спереди, а Понедельник с санями идет сзади, понял?

Понедельник неуклюже развернулся и пошел к саням. Оглядев оставленные после них следы, почесал затылок и облегченно вздохнул.

- Ну и денек! – прохрипел он пересохшей глоткой и отобрал у Чуни бутылку.

- И все из-за Фили! – заискивающе добавил Майор. – Выхватывает из рук, да еще и голову морочит. Туда поехали, сюда поехали, а сам пьет, как будто другим не хочется!

Он не мог простить Филе выходку с последней бутылкой, но в то же время пытался упрекнуть и Понедельника, в руках которого спиртное быстро убывало.

Пробираясь между заваленными снегом домами окраины города, друзья приняли скорбный вид. На приветствия редких прохожих отвечали сдавленным траурным голосом. Филя изредка всхлипывал и тер кулаком совершенно сухие глаза.

Встречая кого-нибудь из друзей Хворого, Понедельник изображал страдание, хмурил брови, потрясал кулаками и трагическим голосом выводил: "Простите, братва, не уберегли мы Хворого!" Затем застенчиво брал подношения и, понурив голову, шел дальше.

Проходя мимо дома деда Игната, Понедельник остановился и, озадаченно почесав затылок, уставился в покосившуюся дверь коридора. Неподалеку от нее из снега выглядывала ножка стула, валялись пустые консервные банки и бутылки.

- Я видел его вчера! – заявил Понедельник. - Точно видел! Вон и стул из снега выглядывает, - кивнул он на ножку стула. – Его я тоже видел!

- Видел, видел! – разозлился Филя. – Да фто она, только вчера тут оказалась?!

- Майор в магазин пошел, а я к деду Игнату… - начал было Понедельник, но Филя перебил.

- Майор всегда в магазине застряет! А мы ждем! – Он зло зыркнул на Майора, который несколько минут назад пытался свалить всю вину на него.

- Застряет?! – вспыхнул Майор. – Да мы только одну бутылку с Сенькой Рыжим распили, и я сразу – домой! Не нравится – ходите сами!

- Че спорить, - вмешался Чуня, - надо спросить у деда Игната, и все будет ясно.

Сказав это, он решительно зашагал к крыльцу. Из дома вышел, держа в руках большую жирную селедку. Он обгладывал мясо вместе с чешуей, причем делала это так аппетитно и быстро, что у Фили судорожно задергался кадык. Но, когда Чуня приблизился к друзьям, от селедки остался только скелет.

- Ну?! – строго спросил Понедельник, - что сказал дед Игнат?

- Сказал, что после твоего ухода два раза ложился спать, - с готовностью ответил Чуня и утер рукавом фуфайки покрытую жиром бороду.

- Спать, - задумчиво проговорил Понедельник, - да он может и пять раз в день ложиться, смотря сколько выпьет.

- Два раза, значит, два дня профло! – обрадованно подхватил Филя. – Фто я тебе говорил! Перебрал ты и все перепутал.

Но Понедельнику ответ не понравился.

- Ты сказал Игнату, что Старый Боцман помер? – спросил он все тем же угрожающим тоном.

- Сказал, - спокойно ответил Чуня.

- А он что?

- А он без нас знает, потому что Боцман приходил к нему прощаться. Ночью прощались, а утром Боцман ушел помирать.

- Помирать? – удивленно проговорил Понедельник. Еще раз взглянул на торчащую из снега ножку стула и молча потащил сани.

Было видно, что информация, полученная от Чуни, не внесла в его мозги ясность, а напротив, затуманила их еще больше. И, в самом деле, если верить Майору, выходило, что Сенька Рыжий вез Старого Боцмана на кладбище в тот самый момент, когда он, Понедельник, видел его спящим на лежанке у деда Игната. И не только видел, но предлагал выпить. С другой стороны, он сам видел могилу Старого Боцмана и даже откопал гроб.

"А может, это было не вчера? Может, я заходил в другой день?" – мучительно вспоминал Понедельник, но так ни к чему и не пришел.

Едва друзья добрались домой, как день потускнел и уступил место ночи.

Утомительный поход так истощил силы бичей, что они распили последнюю бутылку и, даже не поев, завалились спать. Пустовала только кровать почившего хозяина дома.

Проснулись они глубокой ночью.

- Мужики, похмелиться есть? – пересохшей глоткой прохрипел Понедельник.

Этот вопрос сработал, как сигнал тревоги. Все повскакивали со своих мест и стали шарить по дому. Искали усердно, но, кроме пустых бутылок, ничего не было.

Устав от бесплодных поисков, уселись за липкий от грязи стол и погрузились в тяжкие раздумья.

Тишину нарушил Чуня.

- Что делать будем, мужики? – спросил он упавшим голосом.

- Искать надо, - неуверенно произнес Понедельник.

- Где? – едва слышно проговорил Майор, - уже все обшарили. Надо куда-то бежать.

- Куда? – упавшим голосом спросил Чуня. – Магазины закрыты.

- А ты к Гуле сходи! – оживился Понедельник, ты же с ней дружишь.

- Ага, "сходи", - с обидой пробурчал Чуня. – Мы ей уже шесть бутылок должны. А Филя еще и сахар обещал, да так и не принес.

- Сколько раз говорил! – разозлился Понедельник. - Обещаешь – выполни! Не можешь, так и не трепись!

- Так я и не обещал! – обиделся Чуня. – Это Филя ей голову морочил, когда у нас кризис был.

Понедельник укоризненно посмотрел на Филю, но тот словно и не слышал, о чем идет речь. Он что-то бормотал себе под нос и загибал пальцы.

- Между прочим, о тебе говорят! – повысил голос Понедельник. – Из-за тебя теперь к Гуле дороги нет!

- Не мефай, - не обращая внимания на угрозу, спокойно ответил Филя. – Видиф, я ффитаю.

- Интересно, что ты там "ффитаеф"? – передразнил Понедельник.

- Ффитаю, сколько мы вчера выпили, - все так же спокойно ответил Филя.

- А что считать! – вмешался Майор, - что выпили, того уже нет.

- В том-то и дело, - торжественно заявил Филя, - фто мы не все выпили.

- Так что ж ты молчишь? Где бутылка? – в один голос закричали Майор и Понедельник. Чуня облизнулся и подвинулся поближе к Филе.

- "Где, где" – передразнил тот, - в гробу, вот где!

- В каком еще гробу?! – испуганно взвизгнул Чуня. Он отскочил от Фили и, тыча в него пальцем, почти в истерике закричал: - Да у него белая горячка! Кондрат пришел! У него, наверное, и чертики перед глазами уже пляшут!

Майор и Понедельник на всякий случай отодвинулись на противоположную сторону стола.

- Это у тебя чертики, а у меня все нормально! – обиделся Филя. – Ты лутфе скажи, сколько бутылок достал из гроба?

- Из какого гроба?! - заорал Чуня и, выпрыгнув из-за стола, метнулся в соседнюю комнату. Лишь спустя некоторое время оттуда высунулась заросшая до невозможности голова с горящими от испуга глазками.

Понедельник и Майор, пытаясь что-то понять, не отводили от Фили глаз.

- Фто уставились? – хитро улыбнулся он. – Вы лутфе вспомните, сколько бутылок брали на кладбиффе и сколько выпили?

Страх как рукой сняло. Все стали сосредоточенно вспоминать вчерашний день. По самым грубым подсчетам выходило так, что на кладбище они взяли не менее восьми бутылок, а выпили всего пять.

- Значит, остальные у Хворого! – уверенно заявил Понедельник.

- Я туда не пойду! – заволновался понятливый Филя. – Мы с ним вчера поругались, и мне он не даст.

- Ерунда! – ободренный приятным известием, уверенно проговорил Понедельник. – Пойдем вместе, вы и помиритесь!

- А вдруг там что-то такое, о чем бабки рассказывают?! – робко поинтересовался Майор.

- Бабки? – издевательски переспросил Понедельник. – Кондрат схватит, и о бабках забудешь, сам побежишь! – Сказав это, он стал поспешно натягивать сапоги и искать глазами брошенную куда-то вчера куртку.

- Тебе смешно, - насупился Майор, а там, может, покойники бродят. Я когда маленький был… - попытался он рассказать какую-то из очередных страшных историй, но его уже никто не слушал. Предчувствие скорого похмелья заглушило все другие ощущения. Даже Филя, забыв о своей ссоре с покойником, торопливо напяливал изрядно потертый тулуп.

На белом куполе сигнальной сопки горели рубиновые огни створ. Над утонувшим в снегу городом нависла бледная луна. Вокруг нее перемигивались яркие звезды. И лишь над кладбищенской сопкой, как показалось Понедельнику, висела та же лохматая туча, которую он видел еще днем. В городе было тихо и светло.

Выйдя на улицу, друзья даже повеселели. Свежий воздух, сказочный пейзаж и исходящий от луны покой отгоняли недобрые мысли и даже настраивали на удачу.

- Нет, надо с пьянкой кончать! – бодро заговорил Понедельник. – Дыши свежим воздухом, ешь фрукты, ездий на Черное море, вот это жизнь! А у нас! – Он с досадой махнул рукой. Нет, надо завязывать. Сегодня похмелюсь, и баста! – клятвенно заверил он.

- Говорить-то легко! – упрекнул Майор. – Ты и в том году говорил, а что толку, все равно пьешь.

- Пью, - без тени обиды согласился Понедельник. – Пью, потому что вас бросать жалко, пропадете.

- Пропадем, - уныло согласился Чуня. – В море уже не берут. На материк уехать нет денег.

- Да кому ты там нужен? – зло усмехнулся Филя. – Там и своих бичей навалом.

- А я бы в монастырь пошел! – мечтательно проговорил Майор.

- Ты?! – нервно рассмеялся Филя. – Да кто тебя с такой рожей туда примет.

- Примут, - обиженно заупрямился Майор. – Бог всех прощает, и любит тоже всех.

Глаза Майора были обращены к вершинам сопок. Там, в бледно-желтом от чахлого лунного света распадке, на небе обозначился крест. Яркий, четкий, строгий, словно поднятый чьей-то невидимой, но могущественной рукой.

- Боже! – воскликнул Майор. Его глаза в испуге расширились и, не мигая, смотрели на крест. Боже, - повторил он еще раз. И вдруг почувствовал, как по телу разливается теплая, успокаивающая волна.

Крест надежно стоял над распадком и излучал мягкий, ненавязчивый свет. Казалось, он был вырезан на темном листе неба, за которым скрывался светящийся мир.

- Мой! – с трепетом подумал Майор. – Это мой крест! Господи! Значит, ты есть! Значит, все это правда…

В зачерствевшей душе Майора распахнулось окно прозрения. Проснулась память. Он неожиданно понял, с какой неудержимой быстротой летел в черную, грязную бездну. Понял, что оказался на самом дне.

"На дне! – подумал он в ужасе. – Неужели на самом дне?!"

Страх ворвался в душу и больно защемил сердце. "Нет! Нет!" – мысленно воскликнул Майор и почувствовал жгучее желание подняться наверх. В его сознании замелькали радужные картины детства. Лицо матери. Грустные, но излучающие добро глаза увядающей женщины. Серые, чистые, любимые глаза жены. "Где ты?! Где ты?! – зашептал он дрожащими губами. – Почему мы расстались? Почему?!"

По небритым, грязным щекам потекли горькие слезы. Майор совершенно забыл, где он, кто он и кто стоит рядом. Он видел только крест, всей душой тянулся только к нему… И каялся! Каялся, как последний недостойный покаяния грешник.

Крест постепенно стал угасать и растворяться. В небе вновь обозначился бледный контур тоскливой луны. На распадок опускался мрак.

Друзья недоуменно переглядывались и настороженно косились на Майора.

- Кондрат пришел, - предположил Чуня и даже попятился.

- Сгинь! – негромко, но твердо обрезал Понедельник. – Человек молится…

Он с благодарностью посмотрел на просветленное лицо Майора и совсем тихо добавил:

- Может, и за нас тоже…

Но общение Майора с Богом длилось недолго. Через несколько минут он вновь стал таким, как был до этого. На лицо возвратилась глуповатая улыбка, лукавство и пустота.

- Да, с пьянкой надо кончать! – решительно повторил Понедельник.

Вот так, рассуждая о вреде алкоголя, они и добрались до сопки. Чуня нес лопату, Майор – кирку, Филя – гвоздодер, Понедельник – два стакана и консервный нож.

Неожиданно пошел снег. По мере того как они приближались к кладбищу, он усиливался. Через некоторое время их окутало сплошное молоко.

- Ну, вот и притопали, - с досадой проговорил Понедельник. – Чего доброго, еще и пурга разгуляется. Тогда нам хана. – Он растерянно остановился и стал оглядываться по сторонам.

- Как бы не заплутать! – забеспокоился Майор.

И вдруг из сплошной завесы снега послышался низкий, хрипящий звук:

- А-а-а-р-р-р! А-а-а-р-р-р!

Друзья опешили и стали испуганно озираться по сторонам.

- А-а-а-р-р-р! – послышалось уже с другой стороны.

- М-медведи! – дрожащим голосом предположил Чуня.

- Господи! Спаси наши души грешные! – запричитал Майор.

- Тихо! – приказал Понедельник. Пусть думают, что мы их не боимся.

- Давайте вернемся! – взмолился Майор.

- Куда?! – раздраженно спросил Филя. – Ты думаеф, фто медведь будет ждать, пока дойдеф до города? Это ты его не видиф, а он тебя по запаху найдет.

Словно в подтверждение этих слов зловещее "А-а-а-р-р-р!" прозвучало так близко, что Чуня не выдержал и бросился вниз по сопке, следом за ним припустил и Майор. Но тут же громкое "А-а-а-р-р-р!" преградило им путь, и они, не помня себя от страха, метнулись обратно.

- Он нас обходит! – в панике проговорил Майор.

- Заткнись! – брезгливо отрезал Понедельник и стал прислушиваться. Ему показалось, что справа от него захрустел снег. Прошло время, но хруст не повторялся.

- Господи! – вновь запричитал Майор.

- Тихо! – почти шепотом скомандовал Понедельник. – Дорогу в город он нам отрезал. Будем пробиваться к кладбищу. Ты, Майор, с лопатой и ты, Чуня с киркой будете идти сзади и защищать наш тыл. Мы с Филей будем искать дорогу.

- А почему мы?! – возмутился Майор.

- Потому, что у вас оружие, - холодно отрезал Понедельник.

- Лопата – это оружие?! – чуть ли не в истерике завопил Майор.

- Оружие, когда другого нет, - все так же холодно ответил Понедельник.

- Если это оружие, задыхаясь от возмущения, заявил Майор, - на, забери, а я пойду впереди! Я тоже жить хочу! – перешел он на плаксивый тон. – Я же говорил вам…

- Заткнись! оборвал Понедельник и, выхватив у Майора лопату, взял ее, как винтовку, наперевес. – Только сунься! – подбадривая себя процедил он сквозь зубы и стал пристально вглядываться в белое месиво.

В этот же миг сзади раздался шум, напоминающий хлопки вывешенного на сильный ветер белья.

Понедельник направил лопату в сторону шума и даже шагнул навстречу.

- Фто он там делает?! – насторожился Филя…

- Наверное, бьет лапами по снегу, - неуверенно предположил Чуня и на всякий случай занес кирку над головой.

- Они, м-медведи, всегда так делают, когда хотят напасть! – дрожащим от страха голосом предупредил Майор. – Говорил же я вам…

- Да заткнешься ты или нет? – рассвирепел Понедельник. – Иди вперед и не скули! Без тебя тошно!

По его широкому лбу уже скатывались крупные капли пота. Он смахивал их тыльной стороной ладони и еще крепче сжимал черенок. Снег между тем постепенно прекращался. С пролива потянул слабый ветерок. И вновь тишину разбудило зловещее "А-а-а-р-р-р!".

Понедельник резко обернулся на звук, но, увидев "зверя", ухмыльнулся и опустил лопату.

Друзья тоже взглянули на "хищника". Им оказалась обыкновенная черная ворона. Она хлопала по снегу крыльями и, раскрыв широко клюв, озиралась по сторонам.

- Фтоб тебя черти побрали! - с облегчением выругался Филя. – Напугала досмерти!

Ворона взмахнула крыльями и полетела в сторону города. "А-а-а-р-р-р! А-а-а-р-р-р!" – словно в насмешку, прокричала она.

Еще не придя в себя от встречи с "медведем", друзья подошли к могиле. Немного передохнув, Понедельник заработал лопатой. Чуня помогал киркой. Через несколько минут показался гроб. Они выволокли его из ямы, и Филя стал орудовать гвоздодером. Подорвав крышку, он отбросил гвоздодер и сунул в образовавшуюся щель руку. Но тут же выхватил ее и, отбежав в сторону, стал озираться по сторонам.

- Ты что? – удивился Понедельник.

- Ни-че-го, - по слогам произнес Филя и потянулся к лопате. – Х-хворый из могилы сбег! – Филя взял лопату и, выставив ее, как штык, закрутился на месте.

- К-как это сбег?! – страх передался и Понедельнику. Он тоже поднял кирку и стал вглядываться в окружающие их кресты.

Майор присел на корточки и, что-то шепча, закрестился. Чуня опустился на четвереньки и припустил к окраине кладбища. Этот маневр подействовал и на остальных. Обгоняя друг друга, они тоже побежали к окраине. Только выбежав на дорогу, ведущую к городу, они остановились и стали озираться по сторонам.

- Ты видел его? – Понедельник указал киркой в сторону кладбища.

- Нет, - задыхаясь от быстрого бега, ответил Филя. – Он раньфе сбег.

- А ты откуда знаешь, что "сбег"? – вкрадчиво спросил Майор.

- Откуда, откуда! – разозлился Филя. – Гроб пустой, вот откуда!

- А бутылки там? – заискивающе поинтересовался Чуня.

- Какие бутылки?! – чуть не плача закричал Филя. – Хворый по кладбиффю бродит, а ему бутылки! Иди проверь, если такой смелый!

- Да я так просто, - виновато пробурчал Чуня.

- Говорил же я вам! – вновь запричитал Майор. – Уж лучше кондрат, чем покойник! Бабки такое рассказывают…

- Заглохни, - оборвал Понедельник, - надо что-то придумать.

- Я больше туда не пойду! – заупрямился Майор.

- А может, тебе показалось? – с надеждой спросил Понедельник и посмотрел Филе в глаза. – Бывает же так.

Филя молча отвел глаза. Его молчание пробудило у друзей надежду.

- Ну конечно же, показалось! – подхватил обрадованный Чуня. – Вчера столько выпили, да еще без жратвы…

- А ты пойди и проверь, - злорадно ухмыльнулся Филя.

- Да нет, может и не показалось, - завилял Чуня. – Только ты ведь и сам точно не знаешь.

- Иди, узнаеф! - зло процедил сквозь зубы Филя. – Ты ведь с ним не ругался, тебе ничего не будет.

- Я же говорил, давайте и ему нальем! – вставил Майор. – А теперь что делать?

- Может, ты пойдешь? – Филя дернул за рукав Понедельника. – Тебя-то он не обидит. Он всегда говорил: "Понедельник мне друг до гроба!"

Понедельник решительно встал и даже шагнул в сторону кладбища, но тут же остановился. В его воображении возник гуляющий по кладбищу покойник. Вспомнились страшные рассказы Майора о покойниках, которые уносят живых людей в могилы. "Они даже родственников не жалеют, а я Хворому всего лишь друг", - со страхом подумал он и пристально посмотрел на Филю.

- Ты точно знаешь, что там его нет?

- Да вроде бы нет, - неуверенно ответил тот.

- Ладно, - решительно отрезал Понедельник, - пойдем вместе. В случае чего я сам с ним говорить буду. Но только убегать не надо, и драться тоже, пока я не скажу!

Он строго взглянул на Чуню с Майором и более мягко – на лопату в руках у Фили.

- А вдруг, - начал было Майор, но его перебил осмелевший Чуня.

- Что "вдруг"? Что мы, к Хворому плохо относились? Да я ему всегда больше других наливал!

- А я?! – не выдержал Майор. – Я всегда в магазин бегаю! Вы дрыхнете, а я бегу! Если б не я…

- Баста! – оборвал его Понедельник. Он почувствовал себя самым верным другом Хворого и не торопился уступать это место другим. Тем более сейчас, когда Хворый разгуливает по кладбищу. "Меня-то он точно не тронет, - подумал он с облегчением. – А они пусть сами за себя отвечают".

Понедельник вспомнил, как Майор стащил из-под подушки Хворого бутылку спирта. Хворого тогда чуть кондрат не забил. А он, Понедельник, сходил к Гуле и принес Хворому бутылку самогона. Хворый тогда еще сказал, что обязан ему до гроба.

"До гроба!" – страх ворвался в сознание Понедельника. "А как же после гроба? – забеспокоился он. – Вдруг Хворый теперь не такой?!"

Подходя к кладбищу, друзья все ближе прижимались друг к другу. Майор вцепился одной рукой в Понедельника, другой –в Чуню. Филя, как бы случайно, шел сзади.

Со стороны пролива налетел сильный порыв ветра и заставил друзей пригнуться. Он сорвал с могил белое облако снежной муки и, закрутив его столбом, понес к вершине сопки.

Бичи приподняли головы и обмерли. Метрах в двадцати от них зашевелился крест. Майор взвизгнул и дернулся назад, но сильная рука Понедельника швырнула его обратно.

- Я же предупреждал! – угрожающе проговорил он.

Чуня суетливо огляделся по сторонам, но, услышав громовой голос Понедельника, убегать не решился, только припал к земле и внимательно следил за крестом.

- Еще один вылазиит! – прошептал он охрипшим от страха голосом.

Крест пошатался и упал.

Понедельник содрогнулся всем телом, как налетевшее на скалы судно.

В небе уже начинал рассыпаться серебристый туман рассвета. Из порта донеслись протяжные гудки уходящего на лов сейнера. Но даже эти живые звуки не взбодрили друзей. Их взгляды прочно приковались к могиле, ожидая выхода из нее очередного покойника. И только Филя смотрел без страха. В его глазах засветилась живая мысль. Он неожиданно встал и зашагал к кладбищу.

- Ты что?! – вскрикнул ошарашенный Понедельник. – Он сейчас вылезет!

Превозмогая страх, он бросился вслед за Филей и потащил его за рукав. Но Филя вырвался и нервно рассмеялся:

- Кто, черт побери, вылезет? Это же могила Хворого! А крест ветром сдуло. Ставить надо было лутфе!

Это сообщение ободрило друзей, но кроме могилы Хворого была и другая, и рядом с ней стоял полуоткрытый гроб.

- А это кто? – удивился Понедельник, кивнув на него.

- Кто-кто! – ворчливо произнес Филя. – Старый Боцман, вот кто!

Обогнув могилу Старого Боцмана, они подошли к той, на которой свалился крест. Рядом с ним валялись изуродованные лопатой консервные банки. Неподалеку лежала еще одна, пробитая киркой.

- Наша! – растроганно воскликнул майор.

Понедельник молча принялся за работу. Лишь изредка он с опаской поглядывал на могилу старого Боцмана и на ближайшие кресты. Чуня, облизываясь, нетерпеливо поглядывал в яму. Филя сидел на корточках, курил папиросу и смахивал со лба крупные капли пота. Майор пугливо озирался по сторонам и при каждом стуке лопаты вздрагивал.

· · ·

Укутанная в засаленную ватную безрукавку старуха открыла крышку погреба и, подхватив еще теплую четверть с самогоном, собралась спускаться по лестнице.

Неожиданно в коридоре послышался хлопок двери, и под чьими-то тяжелыми шагами заскрипели рассохшиеся половицы. Дверь, ведущая в комнату, содрогнулась от нетерпеливого стука.

- Кого еще черт принес?! – недовольно спросила старуха и с опаской покосилась на мощный засов.

- Открывай, ведьма, свои! – послышалось из-за двери.

- Нынче все свои! – огрызнулась старуха, оттащила четверть в угол комнаты и придвинула туда же громоздкую табуретку, накрыла все это старым покрывалом, прикрыла погреб грязным подобием коврика, закурила и выжидающе посмотрела на дверь.

- Сколь ты меня морозить будешь?! – послышался оттуда недовольный голос. – Открой!

Гуля услышала, как от переминающихся в нетерпении ног в коридоре заскрипел снег.

- Сейчас! – крикнула она и пошла к двери, но какая-то сила остановила ее. Взгляд пробежал по кухонному столу и задержался на печи. Гуля взяла большую, с длинной ручкой, чугунную сковороду и лишь потом подошла к засову.

- Ходите ни свет, ни заря! Четвертый час ночи, а покою нет! – с напускным недовольством проворчала она, отодвинула засов и, вернувшись к укрытой покрывалом табуретке, села. – Входи! Чего мнешься? – сказала примирительным тоном, но руку со сковородкой все же спрятала за спину.

Дверь взвизгнула и распахнулась. В проеме образовалось облако пара. Стряхивая снег, застучали валенки. Из облака вышел бородатый человек в новом овечьем тулупе. Во рту у него попыхивала самодельная трубка. Болезненный взгляд старческих глаз пробежал по комнате и остановился на Гуле. Старик пригладил седую бороду, крякнул и, увидев свободную табуретку, направился к ней.

- Ты что, своих не признаешь или совсем оглохла? – обиженно проговорил он.

Гуля не ответила. На ее лице застыла гримаса ужаса, во рту дрожала папироска, расширенные глаза не мигая смотрели на гостя. Из руки выскользнула сковородка и громыхнулась о дощатый пол. От неожиданности Гуля подскочила, но тут же обмякла и рухнула на табуретку.

- Свят, свят! Уйди, окаянный, - запричитала она охрипшим голосом.

- Ты че это, дура? – удивился старик, с любопытством наблюдая за ее странным поведением. – Никак не признала?

- Господи! – взвыла Гуля, - прости мне, грешнице! Не для себя старалась! – завопила она, но вдруг, о чем-то вспомнив, стала неистово крестить гостя. – Крестным знамением, - бормотала она скороговоркой, - от нечистой силы!

С каждым новым словом мужество возвращалось к ней, и молитва уже становилась не молитвой, а чем-то похожим на приговор. Гуля так увлеклась, что даже не заметила выпавшую на подол и прожигающую его папиросу.

- Ты что это меня, как покойника, крестишь?! – возмутился старик. – Никак паров нанюхалась? Или мозги растеряла?!

- Бери, что хошь, и сгинь, нечистый! – вместо ответа завопила Гуля.

- Да ничего мне от тебя не надо! – сердито пробурчал старик. В голосе послышалась обида. - Я прощаться пришел!

- Ага, "прощаться"! – съязвила Гуля, не сводя с него настороженных глаз. – его вчера похоронили, а он сегодня прощаться надумал! Сгинь, нечистая! – угрожающе закричала она и, вспомнив про сковороду, полезла рукой за табуретку.

- Сгоришь, дура! – обиженно произнес старик и указал трубкой на задымившийся подол ее юбки.

Гуля подскочила и стала колотить себя по животу.

- Холера проклятая! Чтоб тебя! При жизни покою не было, и помер – туда же!

- Кто те сказал, что я помер?! – вспылил старик.

"Кто сказал"! – зло передразнила Гуля. – Да я сама видела, как Сенька Рыжий тебя на кладбище вез! – чуть не плача завопила она, глядя, как по юбке расползается красное огненное пятно. Комната наполнилась сизым удушливым дымом и едким запахом горелой тряпки.

- Анчихрист! – неистово закричала хозяйка и сбросила юбку. – Хочь бы отвернулся, бабник проклятый!

Старик усмехнулся и отошел к двери.

- Ну и ну! – покачал он головой. – Из покойников – сразу в бабники. Сказано, куриные мозги!

Гуля сорвала с табуретки старое покрывало и обернулась им вместо юбки.

- Скоро ты там? – не оборачиваясь, спросил старик.

- Уже, - механически ответила она, но, вспомнив причину страха, бессильно опустилась на табуретку.

- Ну что ты от меня хочешь?! – взмолилась она плаксивым голосом. Что я тебе, при жизни, плохого сделала? Зачем повадился?!

По Гулиным щекам потекли крупные слезы.

- Вот же дура! Опять за свое! – укоризненно заговорил старик. – Де живой я еще и пришел попрощаться. Сон мне нынче приснился, что зовет меня жена-покойница Маня. "Иди, говорит, к нам, худо тебе в одиночестве!"

Сказав это, старик даже всхлипнул и потер кулаком заблестевшие глаза. Гуля пристально посмотрела в его опухшее лицо, перевела взгляд на беспомощно повисшие руки и немного успокоилась. Но, глянув на стоящие у двери сани, вновь всполошилась.

Вчера она получила свои сорок рублей пенсии и, купив на них сахар, везла его на этих санях домой. Навстречу ей шел пьяный Сенька Рыжий и волок за собою гроб. Гроб был дубовый, добротный. Гуля даже подумала, что неплохо бы приготовить и себе такой же. Лежал он на санях и был надежно привязан веревкой.

- Кого хоронишь? – спросила она, уступая дорогу.

- Старый Боцман помер, - безразлично ответил Семен.

- Что ж один-то везешь? Неужели больше охотников не нашлось, человек-то был хороший! – удивилась она.

- Охотников хоть отбавляй, да все перепились на поминках и спят. А я так думаю, что пурга передышку делает. Сейчас не свезешь, потом месяц ждать будешь, - объяснил Семен. – Я порядок люблю. Уж если обещал, значит, должен исполнить! – начал хвастаться он.

- Когда ж помер? перебила Гуля.

- А черт его знает, - развел руками Семен. – Сказал, через неделю придешь и похоронишь. Вот я и пришел. Пришел, а там уже поминки второй день справляют. Но я, - пошатываясь, хвастливо заявил он, - слов на ветер не бросаю.

Вспомнив эту встречу, Гуля с любопытством посмотрела на Боцмана.

- Как же так, тебя без тебя и похоронили? – спросила она осмелевшим голосом.

- Да что ты заладила! – обиделся тот. – Я ж те говорю: был у Игната, выпили, попрощались, теперь вот к тебе пришел – как ни есть, а ты Мане подругой была. Да и мне не чужая. А ты все "похороны да похороны", как будто и поговорить больше не о чем. Вот скоро помру, тогда и говори, а пока жив еще.

- Чтоб тебя черт побрал! – разозлилась Гуля. – И помереть по-людски не можешь. На кой леший ты Рыжему хоронить себя приказал?!

- Так ведь больше и некому, растерянно проговорил старик. – Пока на флоте работал и деньгу зашибал, вроде бы и дети были. А как на пенсию ушел, никого и не стало.

- И это верно, - тяжело вздохнув, согласилась Гуля. – У самой девка по материку шастает. Кабы денег не высылала, то и весточки не дождешься. Видать, доля у нас такая – на чужих руках помирать.

- У их своя жизнь, а наша на нет сошла, - задумчиво проговорил Боцман и, застеснявшись навернувшейся на глаза слезы, стал усердно выколачивать трубку. И вдруг его словно кипятком ошпарили. Он подскочил и пристально посмотрел на Гулю.

- Постой! сказал он дрогнувшим от волнения голосом. – Это как же я теперь без гроба буду?! Я ж и впрямь помирать собрался. Вон и поминки себе устроил, чтоб по-людски все было. Помрешь ведь – и проследить некому будет. А теперь что ж, выпишут мне казенный гроб из прессованных опилок! Душа отойти не успеет, а уж черви сгрызут! Ай-я-яй! – запричитал он и, заложив руки за спину, взволнованно заходил по комнате.

- Вот шельма! Ну хоть бы заглянул вовнутрь! А может, в нем и не я лежу! Нет, собачье отродье, сгреб и поволок! Вот и доверяй людям!

- Постой, постой! – не на шутку встревожилась Гуля. – Это как же не ты?!

Боцман побледнел. Неожиданно он понял весь трагический смысл только что сказанных слов. Он нервно раскурил трубку и растерянно посмотрел в глаза Гуле.

- Неужели в нем кто-то другой?! – в страхе проговорила она.

- А ведь мог и залезть, - неуверенно согласился Боцман. – Им что поминки, что свадьба, абы нажраться. А по пьяному делу чего только не бывает.

Теперь побледнела Гуля.

- Так что ж ты стоишь, окаянный?! Надо людей звать да бежать спасать! Небось замерз уже там!

Она бросилась к прибитой к стене вешалке и стала торопливо натягивать видавшую виды шубу.

- Погоди! – взмолился Боцман. – Я помирать собрался, а тут такое! Позору не оберешься!

- какой позор?! – возмутилась Гуля. – Там человек погибает, а ты о себе думаешь!

- Я сам пойду. Может, там никого и нет, а шуму сколько будет. Погоди, Гуля!

- Ну, если сам, тогда не тяни, - согласилась она и, сбросив шубу, подошла к столу. Достав бутылку самогона, налила в стакан и протянула Боцману. – Согрейся и ступай, а то кости ломит, как бы пурга опять не разгулялась.

Боцман опрокинул стакан, сунул бутылку за пазуху и торопливо вышел из дома.

- Слава Богу, - приговаривал он, шагая на кладбище, - что все еще спят. Глядишь, до рассвета и управлюсь.

· · ·

В гробу Хворого оказалось три бутылки спирта и одна банка рыбных котлет. Достав их, друзья тут же заколотили гроб и столкнули в яму. Понедельник начал забрасывать могилу перемешанной со снегом землей, но, увидев налитые стаканы, отбросил лопату и подсел к товарищам.

Пили молча. Филя настороженно поглядывал на могилу Старого Боцмана. Майор жалобно всхлипывал. Чуня простужено шмыгал носом и, подозрительно озираясь, вздрагивал при малейшем шорохе ветра. Понедельник уселся на корточки и, свесив жилистые руки, думал о чем-то грустном. Его рассеянный взгляд уперся в распластанный на снегу крест.

Туман постепенно рассеивался, сбивался в похожие на вату комья и, словно привидение, бродил по кладбищу. Наступал рассвет, но светлее не становилось. Тяжелые тучи нависли над вершиной сопки. Они завихрялись, вытягивали лохматые щупальца и зловеще скользили вниз.

Надвигалась пурга, но измученные бессонной ночью и страхами друзья ее приближения не чувствовали. Их головы задурманил легкий туман похмелья. Первым заговорил Майор.

- Куда же делся Старый Боцман? – сказал он, искоса взглянув на полураскрытый гроб.

Друзья молчали. Майор подозрительно посмотрел на Филю.

- Филь, а Филь, а ты не брешешь? Может, ты пошутил? Ты же всегда шутишь, - заискивающе проговорил он.

- Фто? – нервно вздрогнул тот. – Я брефу? Пойди сам проверь. – Он кивнул на злосчастную могилу.

Майор съежился и вновь покосился на могилу Старого Боцмана.

- Но куда же он делся? – повторил он в раздумье. – Неужели по городу бродит? На кладбище-то его не видно.

- Мужики! – заговорщически проговорил Чуня. – Айда домой! Пусть они сами тут разбираются. – Он боязливо кивнул на окружающие их кресты.

- А как же гроб? – удивился Понедельник. –Его же закопать надо.

- Фто толку пустой закапывать? - вмешался Филя. Он невозмутимо налил в свой стакан и стал было пить, но вдруг поперхнулся и, вытаращив глаза, уставился на Понедельника. Тот даже отпрянул.

- А может, его там и не было? – спросил Филя таким зловещим тоном, что друзья испуганно переглянулись.

- Как это не было? – насторожился Понедельник и подозрительно посмотрел на гроб Старого Боцмана.

- Не было?! – взвизгнул Майор. – а кого же Сенька Рыжий на кладбище свез?

- Мужики! – вновь взмолился Чуня. – Не надо закапывать! Придет Боцман, а гроба нет. Как он в него залезет?

- А как он из него вылазил? – с ехидцей спросил Филя. - Мы же пустой вытащили!

- Откуда ты знаешь, что пустой? – неуверенно пробормотал Майор.

- Вот же гад! – разозлился Филя. – Опять за свое! Да я говорю те: иди проверь!

- Ага, проверь, - насупился Майор. – А если страшно?

- Страфно, - значит, сиди и молчи!

- Пустой, - уверенно подтвердил Понедельник. – Я точно помню, он был легкий. Если из дуба, да еще с покойником, должен быть совсем тяжелый.

- Мужики, айда домой! – снова взмолился Чуня. – Пусть себе тут разбираются. - Он сунул бутылку за пазуху и, словно собираясь уходить, встал.

- Ну ты и гусь! – побагровел Понедельник. – Значит, спирт забрали, а Хворого так бросим?!

Он презрительно сплюнул в сторону Чуни, взял лопату и стал энергично забрасывать могилу. Закончив с этой, он смело зашагал к могиле Старого Боцмана.

- Нельзя так бросать! Не по-людски это! – назидательно проговорил он. – Где бы ни находился покойник, могила должна быть зарыта и крест поставлен!

- Не ходи! – взмолился Майор. – Пусть сам зарывается!

Он схватил Понедельника за рукав и потащил обратно. Но тут из туманной завесы выплыл бородатый человек с дымящейся трубкой. Он остановился и внимательно посмотрел на бичей. Длилось это недолго. Гуляющее по сопке облако тумана окутало бородача, и он исчез.

- Боцман! - в ужасе вскрикнул Чуня, опустился на четвереньки и припустил в сторону города.

Услышав "Боцман" и увидев петляющего среди крестов Чуню, насторожился Майор. Он удивленно глянул на спокойное лицо Понедельника, затем еще раз на петляющего Чуню и вдруг заорал. Его крик напоминал предсмертный рев дикого зверя. Он увидел в темноте расплывчатый силуэт человека. Невидимая сила подбросила Майора и понесла по кладбищу. Пробежав метров двадцать, Майор зацепился рукавом за крест. Решив, что это схватил его Старый Боцман, Майор издал еще более страшный рев, рванулся и угодил головой в ледяную глыбу. Тело судорожно вздрогнуло и замерло.

Увидев распластанное тело Майора, Понедельник схватил кирку и стал озираться по сторонам.

Филя прилип к его спине и выглядывал из-за нее.

Легкий ветер подхватил туман и погнал к вершине сопки. Вновь появился старик с бородой и трубкой.

- Эй! Мужики! Где тут моя могила?! – спросил он взволнованно.

Понедельник, выпучив глаза, попятился. Лицо Фили стало белее снега.

- Боцман! – еще не веря своим глазам, удивленно произнес Понедельник. Но тут же все понял и угрожающе занес над головой кирку. – Уйди по-доброму! Уйди, или будет хуже! – захрипел он леденящим душу голосом.

- Да вы что, мать вашу! – обиделся Боцман. – Небось за покойника приняли? – Он понял, что занесенная Понедельником кирка не сулит ему ничего хорошего.

- Нет, ты слышишь?! – нервно произнес Понедельник, заговорщически глянув на Филю. – "Приняли!". Нашел дураков.

Но Филя уже ничего не слышал. Он шарил глазами по утоптанному снегу, пытаясь отыскать лопату.

- Да не покойник я! – увидев нехитрые приготовления мужиков, взмолился Боцман. – Это Сенька, сучья морда, все напутал!

Эти слова, как ему показалось, подействовали.

Понедельник покосился на скрытый за снежным бугром гроб и, словно примеряя его на Боцмана, оглядел того с ног до головы.

- Он курит! – взволнованно прошептал Филя. – Слышь! Курит! А эти не курят!

Понедельник понял, кого имел в виду Филя, говоря "эти", но с выводами не спешил.

- Курит, - ворчливо пробормотал он. – Да они еще не такое могут, только бы нас одурачить. – Сказав это, он вновь повернулся к Боцману. – Сенька, говоришь, напутал?! А чем докажешь?!

- Да пошел ты!.. – разозлился Боцман, присел на корточки, достал из-за пазухи бутылку и с видом явного безразличия присосался к горлышку.

Это произвело впечатление.

Филя облизал пересохшие губы и, выйдя из-за спины Понедельника, заискивающе спросил:

- Говоришь, Сенька напутал? А как он напутал?

Понедельник тоже расслабился и опустил кирку в снег.

Тут Старый Боцман увидел свой гроб и, забыв об осторожности, что есть духу бросился к нему.

- Мой! – закричал он обрадованно.

Это произошло так неожиданно, что Понедельник и Филя вздрогнули и попятились назад. Понедельник вновь вскинул кирку и приготовился к атаке. Филя выставил вперед подобранную у могилы Хворого лопату.

- Мой! – радостно повторил Боцман. – А я уже думал – пропал!

Но тут его цепкий хозяйский глаз остановился на свежей царапине и сделанной киркой вмятине. В голове промелькнула ужасная мысль: "А не грабят ли они могилы?!" От этой мысли лицо Боцмана побагровело.

- А вы что тут делаете?! – спросил он таким подозрительным и обличающим тоном, как будто застал их в момент кражи.

Они переглянулись. Понедельник еще крепче сжал ручку кирки и, стараясь не выказать испуга, решительно приказал:

- Залазь в свой гроб и лежи, где лежал! Не то я те сейчас помогу!

Он многозначительно потряс киркой.

Старый Боцман растерянно посмотрел на Понедельника и вдруг увидел за его спиной свежую могилу. "Ах, вот в чем дело! – догадался он. – Они кого-то хоронили".

- Эй! – крикнул он уже не так сердито. – Кого хоронили?

- Тебе-то что? – злобно пробурчал Понедельник. – Кого надо, того и хоронили.

Но тут вмешался Филя.

- Хворого хоронили, друга нафего, - сказал он заносчиво. – Между прочим, он тоже покойник и в обиду нас не даст!

- Да чтоб вас черт побрал! – не выдержал Старый Боцман. – Заладили "покойник" да "покойник"! Какой я вам покойник?! Лучше скажите, на кой леший мою могилу отрыли?

- "Отрыли"! – недовольно передразнил Понедельник. Перепутали ночью, вот и отрыли.

- Может, Сенька кого вместо меня схоронил? – насторожился Боцман.

Филя и Понедельник ничего не ответили.

Боцман махнул рукой и стал прилаживать крышку гроба.

- У вас веревка есть? – спросил он примирительным тоном.

Понедельник вновь опустил кирку и удивленно взглянул на Филю.

- А зачем веревка? – с издевкой спросил тот. – Нефто без нее не залезеф?

- Дурак, - обиженно буркнул Боцман и попытался взвалить гроб на плечи. Но гроб оказался такой тяжелый, что едва не придавил своего хозяина. Старик огорченно вздохнул, посмотрел по сторонам и, не найдя ничего полезного, уселся на гроб и достал бутылку. Поставив ее возле себя, раскурил трубку.

- А зачем тебе веревка? – поинтересовался Филя, не сводя глаз с бутылки.

- Зачем! – недовольно проворчал старик. – А то сам не видишь! Как я его домой утащу?

Понедельник переминался с ноги на ногу, но подойти не решался.

- Ну, Сенька! – жалобно запричитал Боцман. – Наделал же ты мне работы! А позору сколько! Чтоб тебя черт побрал! Как теперь людям в глаза смотреть!

- Так что, он пустой приволок? – нервно усмехнулся Понедельник.

- Да в том-то и дело! - чувствуя перемену в голосе долговязого, оживился Боцман. – Я ему сказал: "Если умру, придешь через неделю и отвезешь на кладбище". – Заплатил как положено. Закупил все для поминок и даже стол накрыл. А сам пошел прощаться с друзьями. А он, сучья морда, заколотил крышку и поволок. Ну хоть бы внутрь заглянул! Ну, Сенька, доберусь я до тебя! – Боцман недвусмысленно погрозил кулаком в сторону города. Затем сделал несколько глотков из бутылки и протянул ее бичам.

Понедельник отбросил кирку. Филя пошел к могиле Хворого за веревкой, но, увидев распластанное на снегу тело Майора, повернул к нему.

Допив бутылку, они уложили бесчувственное тело Майора в гроб, сделали из веревки лямки и, убедившись, что Чуни на кладбище нет, побрели в город. На окраине одолжили сани и привезли Майора в дом Старого Боцмана.

Затащив гроб в сени, Понедельник собрался идти за врачом, но из гроба донесся богатырский храп.

Вечером соседи Старого Боцмана услышали душераздирающий крик. По улице что есть духу бежал Сенька Рыжий и вопил о помощи. Изредка из его луженой глотки вырывалось: "Кондрат! Кондрат!"

Он бежал до тех пор, пока кто-то не подставил ножку и не повалил в снег. Затем Сеньку связали и отпоили спиртом.

Придя в себя, он категорически заявил, что в доме Старого Боцмана бродят покойники.

Оказалось, что проснувшись после глубокого запоя, Сенька пошел в магазин за бутылкой. Но, проходя мимо дома Старого Боцмана, услышал веселые голоса. Решив, что в доме еще идут поминки, Сенька завернул к дому.

Войдя в сени, он увидел знакомый гроб. Подойдя к нему, стал вспоминать, были похороны на самом деле или ему приснилось. Тем более что похороны снились ему всегда.

Не придя к какому-то определенному выводу, он решил заглянуть в гроб. Но едва он отодвинул крышку, как кто-то страшно завопил и вцепился ему в горло.

Сенька вырвался, бросился бежать, но наткнулся на Старого Боцмана. При лунном свете, который сочился сквозь маленькое окошко, лицо Боцмана было зеленовато