Рассказ. Две недели город захлестывали проливные дожди и донимали восточные ветры

Две недели город захлестывали проливные дожди и донимали восточные ветры. Освободились от листьев деревья. Почернели, разбухли от влаги деревянные строения. Исчезла грязь с асфальтированных тротуаров. Их поверхность стала такой шершавой, что больше напоминала наждачную бумагу. Появились скрытые ранее под толстым слоем грязи и пыли выбоины и трещины. Даже не верилось, что еще месяц назад тротуар был ровный и гладкий. Теперь на нем, словно разбитые стекла сверкали многочисленные лужи.

Такая же мрачная картина рисовалась и на проезжей части. Шипели и плескались на прохожих потревоженные колесами автомобилей лужи. По краям дороги неслись бурные потоки воды. Они находили врезанные в асфальт металлические решетки и с шумом срывались вниз.

А дождь все хлестал и хлестал. Город словно угодил в грандиозную мойку и, хотя уже был чист, кто-то настойчиво не выключал небесный душ. Казалось, этому не будет конца. Но восточный ветер сменился северным, потянуло холодом и запахом снега. Хлесткие струи превратились в морось. Стало тихо и даже тоскливо. Природа замерла в ожидании чего-то еще более неприятного. Потянулась тревожная пауза. Лишь изредка она нарушалась гудками автомобилей и звонками трамваев.

На обнаженных ветвях деревьев застыли промокшие вороны. Изредка одна из них каркала и недовольно смотрела в сырое небо. Завидев там тяжелую черную тучу, ворона нахохливалась и прятала голову под крыло.

По тротуару шла молодая женщина: модный с промокшими полами плащ, изящные, на небольшом каблучке, черные полусапожки. Над головой парил разноцветный японский зонтик. Женщина с любопытством разглядывала светящиеся витрины магазинов и изредка бросала удивленный взгляд на мрачных прохожих. Они и в самом деле были такие угрюмые, что не гармонировали с царящим в витринах праздником.

Игорь шел навстречу. На нем была поношенная водонепроницаемая куртка и такая же кепка. Он внимательно смотрел под ноги и старательно обходил лужи: его прохудившиеся ботинки могли набрать воды даже в самой мелкой из них.

Они едва не столкнулись; увидев друг друга, остановились. Взгляды встретились. На щеках женщины вспыхнул румянец. Лицо Игоря побледнело. Он, волнуясь, достал сигарету, но тут же забыл о ней и шагнул навстречу. Ноги угодили в лужу, Игорь не почувствовал этого. Его глаза заблестели нездоровым, взволнованным блеском и смотрели уже не пристально, а страстно и даже жадно.

- Лена?! - произнес он так, будто не верил своим глазам. - Лена! - повторил он мягко и нежно.

Ее зонтик наклонился и мешал прохожим, но ни она, ни Игорь этого не замечали.

- Мне не хватает тебя… - тихо сказала она и опустила голову.

На грустном лице, у самой переносицы, образовались две глубокие складки. Они соединили черные, почти цыганские брови. По щекам стекали крупные капли дождя. Они скатывались к припухшим губам, омывали их и срывались на грудь. Эти капли были очень похожи на слезы.

- Мне не хватает тебя! Ты слышишь? - вновь повторила она и подняла ресницы.

На Игоря смотрели умоляющие, любящие глаза.

Он видел их много раз, но впервые понял, что без них ему не жить. Игорю захотелось раствориться в этом взгляде. И он растворялся под оглушительные удары сердца и тихий шепот дождя. Лена была самой желанной женщиной, какую он когда-либо знал. Она часто приходила во сне. Но сейчас, после долгой разлуки, Игорь растерялся и не знал, что ответить.

Они долго стояли молча, но глаза их молчать не могли

"Мне не хватает тебя!" - восклицал ее взгляд.

"И мне - тебя!" - отвечал его.

"Ты чужой, и я для тебя чужая!" - говорили ее глаза.

"Нет! Не чужой!" - отвечали его.

"Но я… Я принадлежу другому!"

"Дру-го-му!" - горьким эхом отзывалось в нем.

Ее губы раскрылись в печальной улыбке. Каждый раз, когда Игорь видел эту улыбку, ему казалось, что Лена читает его мысли. Читает и ждет, когда он выскажет их вслух. И не только выскажет, но и сделает то, о чем думает.

Игорю захотелось поцеловать Лену, но он не сделал этого, как не делал и раньше.

"Почему?" - думал он, - разве я не видел в ней женщину? О нет! Я видел каждое движение ее бедер. Жадно следил за волнением ее груди. Не прикасался к ней, но был уверен, что под одеждой скрывается пылкое и даже буйное в своей страсти тело. Об этом ему не раз напоминали горящие неудержимым желанием ее глаза.

Игорь вспомнил, как однажды во сне он прижался к этому пылкому телу и ощутил его жар. Это было божественно, но так неожиданно, что он сразу проснулся и долго смотрел в окно. За ним на чернильном бархате неба лукаво улыбался месяц, и кружили яркие звезды. Купол неба напоминал разноцветный подол молодой цыганки, на котором, как живые цветы, были разбросаны звезды. Игорю показалось, что он чувствует запах женского тела и даже слышит ласковый голос Лены.

Потом наступил рассвет. Он подкрался так неожиданно, как будто хотел захватить врасплох. Он даже не подкрался, а просочился сквозь незаметно ускользающую ночь.

Игорю захотелось вернуться в сон, там он вновь мог обнять Лену. Но запела синица. Запела так радостно, как будто звала на праздник. Хрустальные и серебряные колокольчики звенели в ее утренней песне и настойчиво будили природу.

Это было так хорошо, что солнце не выдержало и выглянуло из-за высокой изумрудной горы. Яркие лучи заиграли на антеннах, крышах домов и заполыхали пожаром в проснувшихся окнах.

Сон пропал. Игорь слушал звонкую песню синицы и думал о Лене. Ему захотелось, чтоб сон этот сбылся. И вдруг он испугался. "А что потом? Что делать после этого?" - Не найдя ответа, он смирялся с мыслью, что это не для него. Но просыпалась память и вновь возвращала его к Лене. Он вновь держал ее руки и чувствовал в них легкую дрожь. Смотрел Лене в глаза и видел в них страсть. Она разгоралась. Глаза Лены обволакивались туманом, на горячих щеках полыхал румянец. Губы девушки раскрывались для поцелуя, во взгляде царили мольба и покорность.

Игорь все понимал, но все же выпускал ее руку и уходил. "Нет, - говорил он себе, - это слишком хорошо, чтобы стать правдой. Это слишком много". А "много" Игорь себе позволить не мог. У него не было собственного угла и даже постоянной работы.

Раньше он ходил в море на рыболовных сейнерах, зарабатывал большие деньги и не думал о жизни всерьез. Оказавшись на берегу, кутил и праздновал, как все рыбаки. Не раз просыпался в постели незнакомой женщины, стыдливо совал ей деньги и уходил к другой. В этих связях он видел только озорство и веселье. И вдруг все закончилось.

Его сейнер налетел на скалы. Падающая мачта зацепила бедро и раздробила кость. Потом - больница, операции. В конце концов он вновь научился ходить, но с морем было покончено. От бывшей беззаботной жизни остались только добрые воспоминания и несколько тетрадок стихов. Их не хотели публиковать журналы, не печатали и газеты.

Игорь писал новые, но и в этих никто не нуждался. И тогда он стал писать только для себя. Это помогало уйти от действительности и хоть на какое-то мгновение возвращало его в прежнюю беззаботную жизнь.

Вот тогда и появилась Лена: добрая, красивая, умная. Она выросла в семье литератора и знала литературу не хуже, чем Игорь знал океан. В его поэзии ее привлекала живая стихия. Лена поддавалась ее порыву и зажигалась безудержной страстью. Она видела себя на палубе судна в штормящем море, переживала за сейнер, оказавшийся в ледовом плену, спасала упавшего за борт товарища и даже кутила в кругу рыбаков. Она мысленно переносилась в то место, о котором писал Игорь, и как бы обживала его. У нее менялись лицо, взгляд, а иной раз - даже походка. Лена умела не только слышать, но и видеть сказанное.

Рядом с Леной Игорь ужу не чувствовал себя подранком. Не злился, глядя на свои рубцы и шрамы, потому что именно они разжигали ее воображение и даже вызывали восторг. Игорь больше не думал, что жизнь безвозвратно потеряна, и вновь научился мечтать.

Им стало не хватать друг друга. Они по-прежнему говорили о стихах, но думали уже не о них.

Часто они сидели молча и смотрели друг другу в глаза. Он знал, о чем говорит ее взгляд. Знал - и не мог решиться. Лена для него не могла быть такой женщиной, с какими он имел дело в портовых городах. Ее нельзя было дерзко обхватить за плечи и бросить на кровать. А по-другому он не умел.

Он робко отводил глаза и уходил. Уходил и уносил с собой ее образ. Потом, не выбирая улиц и не замечая прохожих, долго бродил по городу. И так повторялось после каждой их встречи.

Постепенно Игорь избавился от морского жаргона. Стал много читать и даже ходить в театр. Ему хотелось стать достойным ее, научить говорить и думать так же, как Лена. А она все время умоляла его рассказать еще одну морскую или портовую историю. Искренне смеялась, услышав случайно прорвавшееся крутое словечко. Ее интересовало все: и шторм, и кабацкая драка, и даже интимная жизнь. В ее глазах отражались все оттенки рассказа. От Лены не ускользала самая незначительная деталь. На щеках часто вспыхивал стыдливый румяней, но стоило Игорю замолчать, как она тут же сжимала его ладонь своими маленькими пальчиками и требовала продолжать.

- А потом? - спрашивала она, затаив дыхание. - Что было потом?! - Я хочу знать правду!

- Потом, - смущенно отвечал он, - я уходил в море и забывал ее имя.

- А она?

- Она? - удивлялся Игорь. - Она находила другого.

А потом? - В глазах Лены загоралось не только любопытство, но и нескрываемая страсть.

Игорь боялся обронить что-то непристойное, но увлекался воспоминаниями и терял над собой контроль. В нем просыпался прежний беззаботный моряк, и он сыпал крутыми словечками.

И тогда Лена обхватывала его мозолистую руку маленькими ладошками, и Игорь чувствовал, как дрожат ее пальцы. Он пытался уйти, но Лена крепко сжимала руку и вопросительно смотрела в глаза. В ее взгляде было желание, решительность и даже бесстыдство. Ее взгляд не отличался от взглядов тех женщин, которых Игорь знал раньше. Он догадывался, о чем говорит этот взгляд, но не мог и, как он себя уверял, не имел права переступить невидимую нравственную границу. Не мог приравнять Лену к распутным женщинам. Не мог оскорбить своей грубой страстью. Но более всего он боялся проснуться утром и, как это бывало раньше, почувствовать пустоту.

Игорь не вынес это испытание. Он уехал в Сибирь и всю зиму проскитался в тайге.

Тяжелая работа на лесоповале отгоняла тоскливые мысли и возвращала уверенность. Зарываясь по пояс в снег. Игорь бродил среди стройных, высоких кедров и чувствовал, как его тело наливается силой. Он вновь ощутил себя сыном стихии. Снова хотел сразиться с ней и всерьез задумывался о возвращении на флот.

Но работа заканчивалась и, сидя в пропахшем смолой бараке, Игорь вновь вспоминал загадочную улыбку, дрожащие от волнения пальчики и томный, зовущий взгляд Лены. Только здесь он понял, что этот взгляд принадлежал не девочке, а созревшей женщине. Что Лена, как и любая другая женщина, ждала от их связи любви и материнства. И ее страсть - такая же неукротимая, как страсть любой разгульной девицы. Но эта страсть не расплескивается по разным мужчинам, а хранится для одного. Вот этим одним и был для нее он. И неважно, кто он, кем был до встречи, главное - оно избрала именно его.

Только сейчас он понял, как глупо повел себя с ней. Понял, что между мужчиной и женщиной, если они влюблены, нет преград, которые нельзя разрушить. Он ругал себя за то, что лишил Лену права быть женщиной. За то, что возвел ее в культ и не дал волю естественному, природному чувству. Он понял, что его сдержанность стала для нее пыткой. Перед ним вновь и вновь возникали ее умоляющие глаза и открытые для поцелуя губы.

Он твердо решил, что, вернувшись, все исправит. Оставшиеся до отъезда дни потянулись так медленно, что он не выдержал и написал Лене покаянное письмо. Он просил у нее прощения.

Однажды ночью Игорю приснился ужасный сон. Он увидел Лену в объятиях другого мужчины. На ее лице отражались покой и блаженство. Игорь попытался вырвать Лену из чужих объятий, но какая-то сила парализовала руки и ноги. Он пытался кричать, но и это не получилось. В то же время Лена ласкала незнакомца и, как показалось Игорю, была счастлива.

Игорь отрыл глаза и увидел за окном окровавленный месяц. Мимо него неслись изодранные в клочья тучи. Они так спешили на восток, как будто хотели застать врасплох еще спящее где-то солнце.

Сильный ветер раскачивал огромные ели. Они сбрасывали с себя толщу снега, выпрямлялись и преграждали ему дорогу. Ветер выл, кружился волчком и, свирепея еще больше, уносился в долину. Там он по-разбойничьи свистел, подхватывал снежную пыль и засыпал ею звезды. Небо закрыла сплошная снежная завеса. Разыгралась невиданная вьюга. Не только люди, но и все живое попряталось в норы.

Игорь встал и подошел к "буржуйке". В ней шипели и потрескивали дрова. С поленьев стекала и тут же вспыхивала смола. Языки пламени вырывались наружу и жадно облизывали раскаленное железо. Было тепло и уютно. Но вдруг из тайги донеслись жалобные завывания волков. Они выли так надрывно и так тоскливо, что казалось - взывали о помощи.

У порога зашевелились и зарычали собаки. Они с готовностью смотрели на Игоря и ожидали команды. Но Игорь молчал. Он все еще думал о приснившемся сне и пытался понять его значение. Внутренний голос настойчиво твердил ему, что он опоздал. Что счастье, которое так неожиданно упало к его ногам, подобрал кто-то другой.

Вернувшись в родной город, Игорь узнал о замужестве Лены. Узнал - и запил.

Спустя месяц пришел в себя и целыми днями бродил по городу. Он находил места, где они бывали с Леной. Гладил шершавой ладонью лавочки, на которых она сидела, и думал о ней. Ему вновь хотелось рассказать Лене о море, о тайге и о том, как ему без нее плохо.

Он проклинал тот день, когда решил переделать себя. "Зачем?! - с обидой спрашивал он. Зачем мне чужой искусственный мир, когда у меня был свой, настоящий! Зачем? Ведь все было так просто! Я, Лена и весь мир возле наших ног! Зачем?!"

Прошли годы. Игорь вновь стал писать стихи. Но в них уже не было живой стихии и крутых словечек. Даже любовь в них была неживая: красивая, предусмотрительная, книжная.

Появились первые публикации, но они Игоря уже не радовали. Он думал только о Лене. Только она могла принести ему счастье.

И вот они встретились. По ее щекам катились крупные капли дождя и были похожи на слезы.

- Мне не хватает тебя! Ты слышишь?! - сказала она дрогнувшим от волнения голосом. Первый раз в ее голосе он услышал упрек.

- Тебе плохо? - словно очнувшись от глубокого сна, виновато спросил Игорь - Тебя обижает… - Он не мог выговорить слово "муж", как и не мог в это поверить. Он пытался убедить себя в том, что все это дурной сон и они оба скоро проснутся.

- Нет, - тихо ответила Лена. - Он добрый, заботливый, любит ребенка… - Она замолчала. Подняла голову и пристально посмотрела Игорю в глаза. В ее взгляде были и мольба, и любовь, и упрек. - Но снишься мне ты… Слышишь? Ты!

Дождь прекратился, а по щекам Лены все текли и текли крупные капли. Одна из них упала Игорю на руку. Он снял ее губами и почувствовал соленый привкус. Это была слеза.

- Мы можем начать все сначала! Мы нужны друг другу, Лена!

- Нет! - испуганно вскрикнула она и прижала горячую ладошку к его губам. - У меня есть муж! Ты понимаешь?! Муж! - отчаянно повторила она. Заплаканные широко открытые глаза молили его о пощаде. Лена знала, что стоит Игорю захотеть и случится непоправимое. У нее не было сил для протеста. Она думала об их близости многие годы, ждала ее и хотела ее сейчас.

Игорь прижал ее горячую руку к губам. Лена вздрогнула. Ей показалось, что мир сейчас рухнет, и они с Игорем полетят в пропасть. Но Игорь поцеловал ее руку, как-то неестественно развернулся и пошел прочь. Он ушел не прощаясь и не оборачиваясь.

Лена растерянно смотрела, как Игорь шагает по лужам и натыкается на прохожих. Смотрела и не могла вернуть.

И вновь заморосил дождь. Вскоре он превратился в мелкую ледяную крупу, и вдруг повалили снежные хлопья. Они забеливали крыши домов, тротуары и даже редких прохожих. Город исчез в сплошной белой пелене.

С деревьев сорвались вороны и, пронзительно каркая, полетели в сторону городского парка. Где-то испуганно вскрикнул трамвай, и все стихло. Город на глазах превращался в сказку, искрился и становился неузнаваемым.

Лена шла, не выбирая дороги, и думала о том, что случилось. По ее щекам скатывались горькие слезы. Она хотела Игоря, хотела так, как никогда не хотела мужа, еще более страстно, чем несколько лет назад. Любила! Ненавидела! И благодарила его за то, что ничего не случилось.

Эхо