Глава 8. Мировоззрение романтизма цз

способствовала возникновению интереса к мифологиям народов Западной Европы. Появились переводы английских баллад, ряд статей о литературе и мифологии народов Европы в различных периодических изданиях, вопрос стал достоянием художествен­ной литературы¹. В середине XVIII в. возникает широкий инте­рес и к славянскому народному творчеству. Сначала в самых об­щих, декларативных формах.

Обращение к «поэзии нашего простого народа» как к материалу для изучения законов русского стихосложения возглавил В.К. Тре-диаковский. В программе создания русского литературного языка (по западно-европейской — например, французской — модели) с созна­тельной установкой на разговорную речь, на естественное употреб­ление, а не искусственные нормы церковнославянского языка, уже потенциально была заложена ориентация на народное творчество и народную поэзию. Тредиаковский призывал видеть в народной по­эзии.один из важнейших источников новой национальной литерату­ры и нового литературного языка.

Во второй половине XVIII в. народной поэзией в России инте­ресуется уже широкий круг деятелей науки и искусства; народное творчество начинают ценить, уважать, его отдельные элементы пы­таются перенести в профессиональную литературу и искусство. Но в нем пока усматривают не объект научного познания, а оригиналь­ный источник литературно-художественных образов, способный дать новые формы и средства увлечения и увеселения читателя; причем, источник, не лишенный вульгарности и площадности. Обращение к народной культуре теснейшим образом переплета­ется с идеей историзма, формированием истории как науки. Ис­торические труды В.Н. Татищева, М.В. Ломоносова, И.Н. Болтина, Г.Ф. Миллера, М.М. Щербатова заложили предпосылки развития отечественной истории, источниковедения, этнографии, фолькло­ристики и др. Правда, источниковедческая, методологическая и мировоззренческая база этих первых исторических исследова­ний была еще крайне слабой.

В общеевропейском русле освоения народного творчества воз­никает отечественное направление изучения славянской мифоло-

В начале XIX в. появлялось немало подобных, часто удачных, фаль­сификаций. Одна из них — искусный подлог «древних» чешских пе­сен Краледворской рукописи В.В. Ганкой в начале XIX в. Намек на увлечение Оссианом сохранился в известных строках Пуш­кина о Ленском, читавшем Онегину «отрывки северных поэм».

ШИ.-М ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ИЗУЧЕНИЕ МИРОТВОРЧЕСТВА В ЭПОХУ РОМАНТИЗМА

гии и фольклора. Первый опыт изучения славянской мифологии! и обрядности принадлежит М.Д. Чулкову¹. Начатое им дело про-| должили М. Попов, Г. Глинка, А. Кайсаров, считавший, что «созда­ние национальной мифологии является одним из звеньев общего патриотического дела»², включения русской литературы в единый общеевропейский литературный поток. В их пионерских трудах обработаны отечественные и зарубежные источники, содержав­шие сведения о древнеславянской мифологии и обрядности, пред­ставлены первые попытки их систематизации³.

Наши первые отечественные мифографы находились под вли­янием западноевропейского романтизма, руководствовались чув­ством патриотизма и здоровой научной соревновательности. Об­щая установка была совершенно определенной: если существовали древнегреческая, древнеримская мифологии, национальные мифо­логии европейских народов, то должна существовать и древнерус­ская мифология. Мысль совершенно справедливая, но на первых порах она воплощалась с большими «перегибами».

Так, у первых отечественных мифографов славянская, мифо­логия воссоздается не столько как объект научного исследования, сколько как область художественного творчества. В поэтической древности народа усматривался прежде всего арсенал необычных

М. Чулков — личность исключительно колоритная. Выходец из со­циальных низов, актер театральной труппы Волкова, студент МГУ, затем на царской службе в качестве придворного лакея. В 1769 г. на­чинает литературную деятельность, приступает к изданию сатири­ческого журнала «И то и сио». Успешно продвигался по чиновничь­ей лестнице, был на хорошем счету у Екатерины II, получил дворянское звание и умер помещиком.

² Азадовский М.К. История русской фольклористики. Т 1. М., 1958.
С. 132. А.С. Кайсаров, друг Жуковского, учился в Геттингене, профес­
сор кафедры русского языка и литературы Дерптского университета.
В 1806 г. А. Кайсаров защитил диссертацию на тему «О необходимо­
сти освобождения рабов в России». Личность яркая, творческая,
с обостренным чувством гражданственности, участник Отечествен­
ной войны, погиб в партизанском отряде в 1813 г.

³ Чулков М.Д. Словарь русскихъ суеверш. М, 1782; Чулков М.Д. Абвега
русских суеверий, идолопоклоннических жертвоприношений, сва­
дебных простонародных обрядов, колдовства, шаманства и пр. М.
1786; Попов М. Описание древнего славянского языческого басно­
словия. СПб., 1786; Попов М. Древности славянсия, или приключешя
славянских князей. Т. 1—3. М., 1770—1771; Глинка Г. Древняя релипя
славян. Митава, 1801; Кайсаров А. Мифолопя славянская и россий­
ская. М, 1807.

ГЛАВА 8. МИРОВОЗЗРЕНИЕ РОМАНТИЗМА ШШШ

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1. В какой исторический период формировались мировоззрен­ческие основы романтизма?

2. Какие основные идеалы и ценности присущи романтизму?

Среди них труд Прокопия «О войне с готами» (VI в.), «Хроника» Тит-мара Мерзенбургского (начало XI в.), «Деяния гамбургских еписко­пов» Алдама Бременского (середина XI в.), работа Гельмольда «Сла­вянская хроника» (середина XII в.) и др.

■ПЯ ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ИЗУЧЕНИЕ МИРОТВОРЧЕСТВА В ЭПОХУ РОМАНТИЗМА I

------------------------------------------------------------------------------------------------------- f-

3. Романтический герой, кто он?

4. В чем особенность романтического мистицизма?

5. Когда и как в Европе формировался многоплановый интерес к народной культуре?

6. Каким было отношение представителей романтизма к мифо­логии?

7. Зачем, по мнению романтиков, нужно было возрождать ми­фологию?

8. Когда формировалась отечественная традиция изучения сла­вянской мифологии?

9. Под чьим влиянием формировалась отечественная традиция изучения славянской мифологии?

10. Каковы особенности первых отечественных исследований славянской мифологии?

ГЛАВА 9

РОМАНТИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ

МИФОТВОРЧЕСТВА

9.1. МИФ КАК СИМВОЛ: Ф. КРОЙЦЕР

Романтизм тяготел к символическим концепциям мифотвор­чества. При всем необычном для нас и часто, казалось бы, абсурд­ном своем содержании мифы есть порождение народного духа, а значит, они несут в себе некоторые объективные основания. Та­кие основания могут быть и натуральные (природные и обществен­ные), и трансцендентные (супранатуральные). И те и другие про­являются через смысловой контекст мифотворчества. Его анализ и расшифровка позволяют выявить такие основания и тем самым расширить наши представления о реальных условиях первобыт­ной жизни.

Символическая теория мифа родственна аллегорической трак­товке мифа. Обе базируются на различии чувственно-образного и логико-понятийного в сознании. Но в отличие от аллегорической концепции, в символической теории мифологический образ рас­сматривается не как наглядное олицетворение некоторой идеи, а как знак, выражающий определенный смысл. Иначе говоря, на место образной персонификации (идей, понятий) ставится смыс­ловое отношение, которое носит абстрактный, многозначный и от­крытый интерпретациям характер, здесь наглядный образ наделя­ется смысловой глубиной и перспективой. Если в аллегории

ШНШ ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ИЗУЧЕНИЕ МИРОТВОРЧЕСТВА В ЭПОХУ РОМАНТИЗМА

олицетворяемая идея господствует над наглядным образом, то в символизме абстрактный смысл связан с тем, что он выражает, опосредованными логическими связями. Потому символизм неред­ко возникал как следствие трансформации однозначной аллего­рии в многозначную (таких примеров много в поздней антично­сти и в средневековье); или когда отношение между обозначаемым (идея, смысл) и обозначающим (чувственный образ) становится весьма абстрактным, не укладывается в русло простых наглядных корреляций.

Символ есть проявление бесконечного в конечном конкрет­но-чувственном образе. Но что такое бесконечное? Бесконечное — это Бог. Вполне закономерно, что романтический мистицизм в пер­вую очередь ориентировал символическую трактовку мифа на постижение трансцендентных смыслов мифотворчества. Наибо­лее яркое воплощение такая ориентация получила в трудах Ф. Кройцера, который исходил из того, что миф несет в себе глу­бинный символизм бесконечного, а расшифровка этого символиз­ма — главная цель философско-теоретической и научной рефлек­сии над мифом. Кройцер видел в символе непосредственное и органичное выражение смысла и разделял «мистические симво­лы», непосредственно выражающие бесконечное, и «пластичес­кие символы», вмещающие смысловую бесконечность в замкну­тую форму.

Каким бы неожиданным, странным, диковинным, неуклюжим и подчас даже гротескным ни было содержание мифа, как бы ни про­являлись в нем случайные, порожденные фантазией поэтов-творцов (или народов) стороны художественного воображения, в любом слу­чае они символически раскрывают содержание бесконечного. Ми­фологические боги — самые древние символы бесконечного, едино­го Бога, в которых «красота формы объединялась с высочайшей полнотой сущности»¹. В мифологии мистическая и пластическая сим­волики теснейшим образом переплетаются.

По Кройцеру, миф есть простейшая и древнейшая символиче­ская форма мудрости человечества, сообщенная ему бесконечным Творцом. Правда, в своей подлинной форме эта древнейшая мифо­логия до нас не дошла. Она оказалась значительно измененной либо жрецами (которые ее упрощали и редуцировали до уровня басен и сказок, чтобы сделать доступной простому люду), либо (как у древ-

Creuzer F. Symbolik und Mythologie der alten Volker, besonders der Griechen. Bd. 1. Darmstadt, 1810. S. 75.