Annotation 5 page. К тому времени, когда Кларри вернулась, пивная была битком набита гуляками

К тому времени, когда Кларри вернулась, пивная была битком набита гуляками. Некоторые сидели здесь уже не первый час, и атмосфера в заведении была напряженной. Олив едва справлялась с заказами в зале, бегая то в бар за спиртным, то в кухню за чистыми бокалами. Лили мыла посуду, а Харрисон вытирал ее насухо. — Где, черт побери, тебя носило? — потребовала ответа раскрасневшаяся Лили. — Харрисон и с одной ногой управился бы быстрее. — Там очень скользко, лед засыпан снегом, — тяжело дыша, объяснила Кларри, направляясь к печи, чтобы отогреть замерзшие пальцы. — Не думай, что ты можешь бездельничать, стоя у печи, — сердито бросила Лили. — Иди помогай своей никчемной сестре. Она медлительная как черепаха. Кларри сочувственно взглянула на Харрисона и вышла из кухни. Она нашла Олив. Та готова была вот-вот разрыдаться. — Здесь так шумно, и они все время кричат. Я не могу запомнить, кто что заказал, — захныкала Олив с полным подносом в руках. — А эта ведьма Лили говорит, что я слишком медлительная. — Ладно, давай мне, — сказала Кларри. — Какой столик? — Первый направо от двери, кажется, — ответила Олив, шмыгая носом. — Иди в кухню и предложи свою помощь в мытье посуды. Скажи тете Лили, что она заслужила отдых. — Ничего такого она не заслужила, — заупрямилась Олив. — Не спорь. Это поможет тебе избавиться от обязанностей официантки, — объяснила Кларри, берясь за поднос замерзшими пальцами. Она вошла в гостиную и направилась к столику, за которым ожидали заказ. — А куда подевалась рыжеволосая девочка? — спросил один из мужчин. — Такая милая крошка… — Ушла помогать Санта-Клаусу, — ответила Кларри, снимая с подноса бокалы. — Она должна была посидеть у меня на коленях, — хохотнул мужчина. — Она обещала. — Наша Кларри посидит у тебя на коленях, Билли, — сказал его приятель, подталкивая того локтем. Это был завсегдатай по имени Бёртон, иногда игравший на губной гармошке. — Она добрая девочка. — Это будет стоить в два раза дороже, — пошутила Кларри. — С тебя шиллинг и три пенса. Билли расплатился, и Кларри поспешила к следующему столику, из-за которого ее окликнули. Весь вечер она ни на секунду не остановилась, мечась между двумя залами, протискиваясь через толпы посетителей с подносами, полными бокалов с плещущимся пивом. Кто-то пытался обнять ее, другие признавались ей в любви, иные начинали хамить, и тогда вмешивался Джейред, предлагая грубиянам либо утихомириться, либо идти в другое место. Кларри чувствовала слабость от голода, но Лили не позволяла ей сделать перерыв, чтобы перекусить, заявляя, что она сама виновата в том, что пропустила чай. С отвращением и страхом Кларри думала о том, что после закрытия заведения на улице завяжется пьяная драка. Сложность ситуации заключалась в том, чтобы вытолкать всех посетителей из залов до того, как она начнется. Эти пьющие мужчины словно пытались залить пивом и виски отчаяние, которое накопилось в их душах после долгих изматывающих часов тяжелого труда в цехах или у хозяина-нанимателя. На какое-то время эта унылая пивная с голым полом, грязными окнами и расшатанными столами давала им приют по дороге с безжалостно эксплуатирующих их фабрик к тесным задымленным жилищам. Кларри все это понимала, но все же раздражалась. Она видела, что делает с человеком алкоголь. Все начиналось с желания забыться, а заканчивалось рабской зависимостью. На месте Джейреда она отправила бы по домам половину посетителей еще пару часов назад. Веселая атмосфера сменялась шумно-агрессивной, то и дело вспыхивали ссоры. Когда Джейред наконец предложил сделать последние заказы, желающие выпить подняли крик. За стойкой бара появилась Олив с подносом чистых бокалов и вручила их Джейреду. У нее был изможденный вид, а руки покраснели от многочасового мытья посуды. Кларри испытала острое чувство вины, глядя на то, как распухли ее когда-то тонкие пальцы музыканта. Однако Олив безропотно помогла сестре заполнить ее поднос. Девушки пошли к двери бара, но нетвердо стоявший на ногах посетитель вдруг, попятившись, натолкнулся на Олив, а та в свою очередь выбила у Кларри из рук поднос. В ту же секунду бокалы полетели на пол, разбиваясь и разбрызгивая пиво во все стороны. Раздались возмущенные крики. Клиенты завертели головами. Началась толчея. — Ты безмозглая сука! — взревел нетрезвый посетитель. Его куртка намокла от пива. Это был Хобсон, в обычное время спокойный человек, работавший бригадиром на ружейном заводе Армстронга. Он схватил Олив и начал ее трясти. Девочка с трудом сдерживала крик. Кларри взяла Хобсона за руку. — Пожалуйста, отпустите ее. Это я во всем виновата. — Моя новая куртка испорчена! Она стоила мне двухнедельного жалованья, черт побери! — пьяно заорал он, не отпуская испуганную до смерти Олив. — Я прошу прощения, — сказала Кларри, пытаясь его успокоить. — Это можно вытереть. Я сейчас все сделаю. Она почувствовала, что Хобсон уже не так крепко держит Олив, и решительно оттолкнула его в сторону. — Что происходит? — перекрикивая шум, спросил Джейред. Он только сейчас заметил суматоху. По разбитому стеклу ходили люди, как будто случившееся никого не волновало. — Небольшое происшествие, — ответила ему Кларри, стараясь увести бригадира подальше от Олив. — Вы в порядке, мистер Хобсон? Возмущение клиента вспыхнуло с новой силой. — Нет, — проворчал он. — Чертовы девки! Секунду Хобсон пытался сфокусировать на Кларри взгляд остекленевших глаз. Было видно, что он очень пьян. Такой взгляд Кларри очень часто видела у отца. В нем была враждебность. В такие минуты казалось, что отец не узнавал ее. Она отпустила Хобсона. Видимо, в ее собственных глазах отразился страх, поскольку в следующее мгновение Хобсон сжал кулак и ударил ее прямо в лицо. Кларри попятилась к стойке бара. У нее перед глазами все поплыло. Олив громко закричала. Джейред ринулся вперед. Кто-то ударил Хобсона. В баре началась драка. Нос Кларри обожгло мучительно острой болью. Девушка согнулась, прижимая ладони к лицу. Она была не в силах открыть глаза. Кларри слышала, как вокруг нее орут и тузят друг друга посетители. Она опустилась на пол, прижимаясь к стойке и пытаясь выбраться из этой свалки. Чей-то тяжелый ботинок пнул ее в бедро. — Помоги мне, помоги! — визжала где-то рядом Олив. Кларри протянула руку, все еще не решаясь открыть глаза. Младшая сестра ухватилась за нее. Кларри притянула ее к себе, и они прижались друг другу, в то время как вокруг бушевала драка. Через пару минут Кларри услышала голос Лили, заглушающий крики дерущихся. — А ну-ка ступайте все по домам! С трудом приоткрыв глаза, Кларри видела, как Лили гонит толпу к двери, помогая себе шваброй. Вскоре помещение опустело и шум голосов переместился на улицу. Кларри услышала, как Джейред запер входную дверь на засов и вернулся. — Поднимайтесь, вы обе, — приказала Лили, толкая сестер шваброй. — Что тут, черт побери, случилось? Кларри с трудом поднялась на ноги. Из разбитого носа лилась кровь. Прежде чем девушка успела что-либо объяснить, Лили принялась их распекать. — Уронили поднос, да? Видите, сколько разбилось бокалов? Я удержу их стоимость из ваших зарплат. Олив встала и прижалась к Кларри. — Девочки не виноваты в этом, дорогая, — сказал Джейред, усадив Кларри на стул и сунув ей под нос грязный носовой платок. — Это Хобсон, изрядно набравшись, ударил Кларри. Помощь, которую муж оказывал Кларри у нее на глазах, казалось, разозлила Лили еще больше. Ее лицо побагровело, глаза сверкали гневом. — Это ты, глупец, не уследил! — бросила она сердито. — Ничего нельзя вам доверить! Затем она наклонилась к Кларри и прошипела: — Могу поспорить, ты нагрубила Хобсону, не так ли? Кларри отпрянула. — Нет, я пыталась утихомирить его. Он набросился на Олив. — От вас, девиц, никакого толку! — заорала Лили и пнула опрокинутый стул. — Тут было приличное место, пока не появились вы со своими манерами и ужимками, как будто вы лучше этих работяг, которые сюда приходят. Они сразу видят, если кто-то слишком высоко задирает перед ними нос. Она метнула в девушек исполненный ненависти взгляд. — Уберете весь этот бедлам! — гаркнула Лили, сотрясая шваброй. Кларри еще никогда не видела ее в таком состоянии и боялась, как бы она не ударила Олив. Девушка встала, покачиваясь от слабости и загораживая сестру. — Хорошо, мы все сделаем. — И мне плевать, сколько это займет у вас времени. Все равно вы встанете рано утром, чтобы растопить печь. Кларри ухватилась за Олив, чтобы не упасть в обморок. — Растопить печь? Но ведь это Рождество. — В нашем доме этот день ничем не отличается от остальных, — заявила Лили. — И мне нужно готовить пироги ко Дню подарков[17]. Она сунула швабру в руки Кларри и вихрем умчалась из бара. Вздохнув, Джейред принес из-за стойки тряпку и помог отмыть пол от пятен крови, накапавшей из носа Кларри. У них ушел час на то, чтобы прибрать в баре и навести порядок в зале, вымыть и спрятать бокалы. Джейред, оставшись с племянницами, то выравнивал столы, то предлагал свою помощь, пока не видела жена. Но та вскоре распорядилась, чтобы он отвез Харрисона домой, приказав бармену вернуться на работу через два дня. Уходя, Джейред пробормотал, обращаясь к Кларри: — Приложи на ночь к носу холодный компресс, а то завтра у тебя будет синяк, как у боксера, проигравшего бой. Когда они в конце концов закончили, Лили отправилась в свою спальню, перед уходом заперев кладовую, как делала обычно. Кларри уже не думала о еде, но Олив, прижав руки к животу, взмолилась: — Я так хочу есть, Кларри! Она не дала мне ни крошки. Они обыскали всю кухню, но не нашли ничего съедобного, кроме нескольких черствых корок пирога, которые были оставлены для Барни. Олив принялась уныло их жевать. — Я ненавижу Лили, — сказала она грустно. — Сегодня вечером она была как сумасшедшая. Почему папа никогда не говорил нам о том, какие у него ужасные родственники? Кларри повалилась рядом с ней на скамью. — Джейред не такой уж и плохой, к тому же, возможно, отец совсем не знал Лили. Он много лет здесь не был. Наверное, он и не предполагал, что мы когда-нибудь их увидим. — Все же он должен был об этом подумать, — сказала Олив, давясь слезами. — Он должен был подумать о том, к чему нас приведут его долги и пьянство. Совершенно опустошенная, Кларри закрыла глаза. — Так будет не всегда. — Ты все время это говоришь! — сказала с упреком Олив. — Но как что-то может измениться? Мы здесь как рабы. Эта ведьма никогда нас не отпустит! И она разрыдалась. Кларри хотела ее обнять, но Олив не желала, чтобы ее утешали, и оттолкнула руку сестры. — Я сбегу, — пообещала она. — Ты не сможешь меня остановить. — Куда? — спросила Кларри, вздохнув. — Мне все равно. Куда угодно! Нам не нужно было приезжать в Англию. Нам следовало поехать с Камалем, куда угодно, только не сюда. А теперь мы никогда не сможем вернуться в Индию! Кларри знала, что спорить с Олив, когда та начинала себя накручивать, бесполезно. От этого становилось только хуже. — Идем ляжем, пока у нас еще есть время поспать, — сказала она, с усилием поднимаясь на ноги. Часы на каминной полке показывали, что скоро настанет полночь. — Уже почти наступило Рождество. Будем ему радоваться, что бы там ни говорила Лили-без-чулок. Олив насупилась, но последовала за сестрой по темной лестнице в мансарду. Они уже привыкли подниматься и спускаться без света, экономя свою свечку для чтения в кровати тех немногочисленных потрепанных книг Джона Белхэйвена, которые привезли с собой из Белгури. Сестры натянули на себя побольше одежды, перчатки и шерстяные чулки, чтобы согреться в холодном помещении, и залезли вместе в кровать. Олив разрешила Кларри обнять себя. — Давай завтра достанем твою скрипку, и ты мне поиграешь, — прошептала Кларри. — Пусть это будет настоящий праздник. — Лили нам не разрешит. — А мы уговорим Джейреда, когда он выпьет в честь праздника. Ему нравится, когда посетители играют в баре. Девушки надолго замолчали. Кларри начала дремать. Вдруг Олив села на постели. — Так вот в чем дело! — Что? — пробормотала Кларри. — Она пьяница! — заявила Олив. — Кто? — Лили-без-чулок. Сонливость тут же оставила Кларри. — Не говори чепухи. — Да, я в этом уверена, — сказала Олив. — Она что-то хранит в большом кувшине для уксуса в кладовке. Однажды я видела, как она наливала из него в чашку, и Лили устроила мне выволочку за то, что я подглядываю. Она тогда сказала, что пьет уксус для улучшения пищеварения. Она пьет его каждый день перед тем, как лечь спать после обеда. — Почему ты не говорила мне об этом раньше? — недоверчиво спросила Кларри. — Потому что я поверила, что там был уксус. — Ну, может, это действительно так. Олив замотала головой. — Тот жуткий тип Хобсон пил то же самое, с таким же прокисшим запахом. — Это джин! — ахнула Кларри. — Хобсон пьет чистый джин. Он бесцветный. — Значит, именно этот напиток Лили держит в своем кувшине для уксуса, — решительно подытожила Олив. — Но я бы это заметила, — озадаченно произнесла Кларри. — Я сразу вижу пьяницу. — Ты проводишь с ней не так много времени, как я, — сказала Олив. — Лили ловко это скрывает, и от нее так воняет луком и стряпней, что я замечаю другой запах, только когда она бранится, нависнув надо мной. Хуже всего у нее настроение по утрам, до того как она выпьет свой «уксус». — Вот это да! — воскликнула Кларри. — Сегодня вечером, когда я мыла посуду, Лили ходила в кладовую и прикладывалась к кувшину. — Тогда понятно, почему она ворвалась в бар злая как черт. Это объясняет все ее странности. — Как ты думаешь, дяде Джейреду об этом известно? — спросила Олив сестру. — Даже не знаю, — задумчиво произнесла Кларри. — Возможно, именно поэтому он старается нанимать девушек для работы в баре — чтобы его жена пекла пироги и не выходила из кухни. — Могу поспорить, он не знает об уксусе, — сказала Олив. — Лили ничем не лучше тех вульгарных женщин, которые приходят сюда. — Они не вульгарные, они хорошие, — возразила Кларри, вспомнив Лекси и ее подруг. — Они хотя бы не такие лицемерки, как Лили, которая строит из себя святошу. Олив ухмыльнулась. — Джин-Лили. Давай будем так теперь ее называть. Джин-Лили-без-чулок. Глава девятая

В день Рождества Кларри проснулась рано утром, замерзшая и с больной головой. Она уже так привыкла вставать до рассвета, что ей больше не требовался для этого стук в дверь. Ныло бедро в том месте, куда ее вчера ударили, болело лицо. Оставив подарок для Олив на кровати, Кларри, прихрамывая, спустилась вниз по лестнице. Внизу Кларри оставила на столе два подарка: самодельные носовые платки для Джейреда и Лили, на которых она упросила Олив вышить птиц. Только растапливая в кухне печь, Кларри увидела свое отражение в стальной заслонке. В ужасе девушка бросилась к растрескавшемуся зеркальцу, висевшему в буфетной, и в тусклом свете свечи увидела, что ее переносица распухла, а глаза окружены сиреневыми синяками. Потрясенная, Кларри закрыла лицо ладонями, захлебываясь слезами. Что скажут люди, когда увидят ее такой? Ей хотелось убежать и спрятаться. Вернувшись в кухню, девушка подавила в себе желание разрыдаться, но слезы наполняли ее глаза, а нос пронзала пульсирующая боль. Кларри натянула шаль на голову, свесив ее на лицо, словно вуаль. Никто не должен видеть, что с ней сделал этот зверь, в противном случае она умрет от стыда. Кларри с бешено бьющимся сердцем сгорбилась у печи. Сейчас она чувствовала себя такой маленькой и уязвимой. И такой ничтожной. — Доброе утро, Кларри, — зевая, сказал Джейред, стоя в дверях. — Счастливого Рождества! Стиснув зубы, она с трудом сдержала мучительный стон. — Что случилось, Кларри? Девушка медленно повернулась к нему и убрала с лица шаль. Кларри увидела, как Джейред вздрогнул от ужаса. — Я… я же советовал тебе приложить что-нибудь к носу на ночь, — заговорил он, заикаясь. — Дай я посмотрю получше. Кларри передернуло от боли, когда Джейред неловко дотронулся до ее лица. — Похоже, что у тебя сломан нос, — неодобрительно заметил он. — Тебе нужно научиться уклоняться от ударов. Девушка уставилась на него, не веря своим ушам. Она была не в настроении шутить, но, похоже, ее дядя сказал это вполне серьезно. Он присвистнул сквозь зубы. — Видал я красавиц на своем веку, но такой — ни разу. Уксусный компресс, вот что тебе поможет. Он помогает почти всегда. Я попрошу Лили принести уксус, когда она спустится с ключами. Обойдя Кларри, Джейред налил себе чаю из чайника. Лили вчера насыпала в него заварки, а Кларри заварила чай и оставила его на печи, чтобы он не остыл. Девушка снова натянула шаль на лицо, подавив в себе желание закричать. Вошла сияющая Олив и бросилась к сестре, чтобы поблагодарить ее за подаренный альбом и карандаши. Она осеклась, увидев ее лицо. — Боже, Кларри! — ахнула Олив, обнимая ее. — Что тут за шум? Вошла Лили с мутным взглядом и явно в дурном настроении. Как же Кларри могла раньше не замечать этих красноречивых признаков? Лили оттолкнула Олив с дороги и уставилась на Кларри, обдав ее зловонным дыханием. — Бог мой, девочка, на кого ты похожа! Ты не можешь пойти в церковь в таком виде. Кларри отстранилась от нее, изо всех сил сдерживая тошноту. — Принеси уксус, дорогая, — сказал Джейред. — Это именно то, что ей сейчас нужно. Лили на секунду пришла в замешательство, а Кларри и Олив обменялись многозначительными взглядами. — Уксус, черт возьми! — взорвалась Лили. — Я не буду тратить ценный продукт на какие-то синяки. Даже Джейред открыл рот от удивления. — Но, дорогая… — Что «дорогая»? — заорала Лили. — Во-первых, девка сама виновата в том, что расстроила посетителя. Мистер Хобсон — уважаемый человек, бригадир, мы не можем позволить себе оскорблять таких, как он. Пусть ей это будет уроком. Она почесала лоб и перевела взгляд своих красных глаз на Кларри. — Теперь вставай. И не надо делать такой несчастный вид. Олив, почему стол не накрыт? Лицо Олив снова приняло обычное обеспокоенное выражение, и она, склонив голову, поспешила исполнить распоряжение. Кларри с трудом поднялась на ноги. Ее охватило отчаяние. Лили знала, что обе сестры будут подчиняться ее приказам, потому что у них нет выбора. Кларри презирала себя за трусость, но у нее не осталось сил сопротивляться. Белхэйвены ушли в церковь, оставив Кларри чистить овощи к обеду и заканчивать пирог, который Лили с Олив начали готовить. Когда Олив попросилась остаться с Кларри, Лили бросила: — Ни в коем случае! Ты будешь молиться за вас двоих. Оставшись в одиночестве, Кларри подавила в себе порыв сбежать из дому в парк. Куда она побежит в таком неприглядном виде? Почему-то она чувствовала себя виноватой, как будто это она была пьяной участницей дебоша. В этом, конечно, не было никакого смысла, но мысль о том, что она сама навлекла на себя чужую агрессию, давила на нее непосильным грузом. Кларри стала с безучастным видом выполнять свои обязанности. Девушка мечтала о том, чтобы поскорее прошло это утро, а за ним и остаток дня. Тогда она упадет на кровать и забудется сном уставшего человека. Лучше было считать этот день таким же, как все остальные, поскольку воспоминания о прекрасных рождественских праздниках с родителями и Камалем в Белгури наполняли душу Кларри отчаянием. Рождественский обед оказался невкусным: разогретый кусок баранины, оставшейся от приготовления пирогов, с вареным картофелем и репой. Изюминкой праздничного стола стал маленький пирог с начинкой из овощей и грибов, от которого сестрам достались тоненькие ломтики. Джейред с позволения Лили опрокинул в себя кружку пива и теперь пытался оживить разговор. — В церкви было полно народу. Пели великолепно, правда, дорогая? — Что ты в этом понимаешь? — проворчала Лили. — Тебе же медведь на ухо наступил. — Миссис Сток снова не было, — продолжал Джейред. — Ходят слухи, что она родила мертвого ребенка и тяжело это переживает. — Ей бы радоваться, что у нее есть двое сыновей, — заметила Лили. — Чего бы я только ни отдала за то, чтобы мне помогали по хозяйству двое крепких парней. Луиза Сток не понимает своего счастья. Кларри отложила ложку в сторону. У нее пропал аппетит. Она собственными глазами видела печаль, словно саваном окутавшую дом Стоков, но у Лили не нашлось ни одного сочувственного слова в их адрес. Она думает только о себе, о том, как тяжела судьба, которая ей выпала. Кларри стало ясно, что жалость к себе въелась в сердце Лили, разрушив способность сострадать другим. Девушка не знала, то ли презирать ее за это, то ли сочувствовать ей. — Не хочешь — не надо, — вскинулась Лили, видя, что Кларри отодвинула свой кусок пирога, до которого даже не дотронулась. — Я сама его съем. И она сгребла пирог к себе на тарелку. Олив за весь день едва ли произнесла хоть слово. Только тогда, когда сестры остались одни у себя наверху, она вытащила из кармана небольшой сверток. — Прости, что ничего не подарила тебе на Рождество, — начала Олив виновато. — Это просил передать тебе Уилл Сток. Он был очень огорчен тем, что тебя не было в церкви. При свете свечи Кларри развернула бумажную обертку и увидела быка из вертепа. Он был сшит из плиса, глаза были сделаны из бисера, а рога — из согнутых ершиков для чистки курительной трубки. Ткань потерлась в тех местах, где Уилл в течение многих лет брал игрушку своими маленькими пальцами. К подарку прилагалась записка.
«Я знаю, что вам больше нравятся лошади, но папа говорит, что в Индии есть и быки. Надеюсь, он вам понравится. Счастливого Рождества! Уильям».
Кларри осторожно сжала фигурку пальцами. — Милый Уилл, — проговорила она срывающимся голосом. Это был самый простой подарок, который она когда-либо получала, но в то же время самый щедрый, ведь она знала, что значит вертеп для мальчика. Его доброта тронула ее до глубины души. Вдруг ее стали душить рыдания, и в следующую минуту слезы хлынули по ее щекам. Олив обняла сестру за шею. — Ну, Кларри, не надо. Я ненавижу, когда ты плачешь, — сказала она и тоже расплакалась. Девушки крепко сжимали друг друга в объятиях, радуясь тому, что все эти тяготы им не приходится переносить поодиночке. — Мы выберемся отсюда, — прошептала Кларри твердо. — Выберемся! Закончился и этот унылый день, такой же, как предыдущие, но этот вечер в их промерзшей неуютной комнатушке был согрет неожиданным подарком Уилла. Он явился символом доброты в их страшном мире. В глубине души Кларри уже знала, что найдет в себе силы для того, чтобы продолжать бороться. Глава десятая

1906 год
Около месяца Кларри не выходила из дома, пока не прошли синяки и отеки на лице. На ее прежде прямом тонком носу навсегда осталась горбинка как напоминание о том жутком вечере. Лили заставила Кларри работать в кухне, а Олив отправила прислуживать в баре. Девочка боялась и ненавидела его. Часто из-за прокуренного воздуха у нее случались приступы астмы, но Лили не делала ей никаких поблажек. Харрисон докладывал Кларри, как она выглядит. — У тебя странный цвет лица, — то и дело повторял он, пристально глядя на нее. — Ты плохо себя чувствуешь? Кларри все сильнее презирала Лили. Проводя с ней целый день в жаркой и душной кухне, она вынуждена была выслушивать ее брань и придирки. Теперь она замечала, как часто Лили отлучается в кладовую, и снова поражалась тому, как она не замечала этого раньше. После таких походов настроение Лили могло измениться непредсказуемым образом: в лучшем случае она становилась сонной и забывчивой, в худшем — грубой и агрессивной. Кларри поняла, как много вытерпела Олив за осенние месяцы, ничего ей не говоря. Наконец настал день, когда Лили снова послала Кларри в бар, о котором девушка думала с ужасом. Чтобы ей досадить, Лили выбрала для этого день ее двадцатилетия. — В этом доме дни рождения не имеют никакого значения, — заявила Лили, когда Олив попросила у нее разрешения испечь для сестры пирог. — Можете купить продукты на деньги из своего жалованья, а у меня нет лишних средств, чтобы тратить их попусту. Утром в день рождения сестры Олив решительно вынула из-под кровати свою скрипку и сыграла для Кларри в кухне перед завтраком. За прошедшие месяцы она впервые взяла в руки инструмент. Ее пальцы потеряли беглость из-за отсутствия практики, но Кларри была чрезвычайно рада видеть, как в усталых глазах Олив снова зажегся свет, когда она играла, а когда закончила, ее лицо осветила довольная улыбка. — Это был самый лучший подарок, который я получала, — сказала Кларри, поцеловав сестру. — Спасибо. А теперь спрячь скрипку, пока не явилась Лили и не порубила ее на дрова. На лице Олив отразился ужас, и она бросилась наверх прятать инструмент, хотя Кларри сказала это в шутку. Позже Кларри скрепя сердце вошла в бар. От мысли, что она встретит Хобсона, у нее перехватывало дыхание и на лбу выступал холодный пот. Ее злило, что Лили и Джейред посылали ее прислуживать этому человеку, как будто ничего не случилось. Руки у Кларри так дрожали, что она чуть снова не уронила уставленный бокалами с пивом поднос. К ее радости, в тот день Хобсон в пивной не появился. Настроение Кларри улучшилось, когда она увидела Лекси, Мэгги и Айну: они пришли во второй половине дня. — Где ты пропадала, дорогая?! — воскликнула Мэгги. — А мы думали, что ты сбежала с парнем из пивоварни, — поддразнила ее Лекси. — О таком не приходится и мечтать, — ответила Кларри шутя. — Бог мой, ты худая как щепка, — заметила Айна. — Эта мегера тебя не кормит? — Да и у сестры твоей одна кожа да кости, — поддержала ее Мэгги. — Она почти все время молчит. У нее такой вид, как будто она вот-вот расплачется, когда бы я с ней ни заговорила. — Мэгги, подруга, мне хочется расплакаться каждый раз, когда ты открываешь рот, — пошутила Лекси. Мэгги дурашливо подтолкнула ее. — Не обращай на них внимания, — сказала Айна, переводя взгляд на Кларри. — У нас для тебя кое-что есть. Давай, Лекси. Она обернулась к подруге. Лекси вынула кусок мыла и сунула его в карман передника Кларри. — Это настоящее туалетное мыло, не хозяйственное. Не давай мегере даже понюхать его. — Да, это лично тебе. Кларри изумленно уставилась на них. — А как вы узнали, что у меня сегодня день рождения? Женщины удивленно захохотали. — Ну, вообще-то мы об этом не знали, — сказала Айна. — Но это замечательно, не правда ли? — Вы так добры, — покраснела Кларри. — Чем же я это заслужила? — Мы слышали о случае с Хобсоном, — тихо заговорила Мэгги. — Он мерзкий тип. Когда напьется — бьет ремнем свою жену. — Точно, — кивнула Лекси. — Она приходит в баню вся такая важная, но мы видели синяки на ее теле. Бедная женщина! Слезы навернулись Кларри на глаза. В горле стоял комок, мешавший ей выразить свою благодарность. Айна взяла ладонь девушки в свою огрубелую руку и стиснула ее. — Не отчаивайся, дорогая. Такие, как Хобсон, и мизинца твоего не стоят. Он трус, раз поднял на тебя руку. — Верно, — сказала Лекси, — и мы ему отплатим, уж ты не сомневайся. Когда его жена в следующий раз принесет его одежду в прачечную, мы с Мэгги насыплем перца ему в кальсоны. Женщины хрипло захохотали. Кларри улыбнулась. — Так-то лучше, — одобрила Айна. — Тебе не идет грустное выражение лица. — С вами невозможно долго грустить, — сказала Кларри, отодвигая от себя деньги Мэгги. — Сегодня я вас угощаю. Потратьте ваши пенни на перец. Кларри спрятала мыло у себя в мансарде, и они с Олив использовали его, каждый вечер принося наверх таз воды. Иногда им приходилось по утрам разбивать корку льда — такие холода стояли в январе и феврале. Каждый раз, когда Кларри умывалась этим нежным мылом, после чего от нее исходил его тонкий аромат, она думала о добрых женщинах и удивлялась тому, как им удается сохранять присутствие духа. Из разговоров с ними она знала, что Айна вдова. Она продает поношенные вещи, чтобы прокормить пятерых детей. У Мэгги муж пьяница, а родители Лекси рано умерли, и она стала матерью шестерым младшим братьям и сестрам. Кларри старалась выкраивать минуты для общения с подругами в пивной, но они заслуживали лучшего отношения к себе. Настроение публики в баре бывало переменчивым, и драка могла произойти из-за любого пустяка. Часто женщины становились объектом похабных шуток или оскорбительных замечаний, а иногда Лили врывалась и выгоняла их без всякой видимой причины. Кларри было жаль детей, которые часто с ними приходили, но должны были жаться снаружи под дождем или снегом, ожидая, пока их мать или старшая сестра взбодрится порцией спиртного. Жаль, что нет более подходящего и безопасного места для таких, как они, бедных женщин-тружениц и их детей. Видимо, думала Кларри, ни пивоварам, ни содержателям пивных нет до этого дела, лишь бы клиенты платили за свою выпивку. Как-то ветреным весенним днем, едва развесив выстиранное белье на улочке позади дома, Кларри услышала, как по склону вниз несется, грохоча, фургон развозчика. — Поберегите свое белье, мисс! — закричал парень. Кларри бросилась назад и стала сгребать в охапку рубахи и юбки. Но было слишком поздно — она увидела, что повозка мчится прямо на нее. В последнюю секунду девушка успела отскочить в сторону. Мимо пронесся пони, наматывая на себя ее белье. Брезентовый верх фургона зацепил бельевую веревку и потащил ее за собой вместе с остальными вещами. Позади бежал запыхавшийся молодой человек, размахивая шляпой. — Ловите его, мисс! Кларри ринулась за пони и догнала его в конце улочки. — Тпру, стоять! Кларри схватила вожжи и натянула их, останавливая животное. Подбежал развозчик. У него были веселые карие глаза, а светлые волосы торчали густой щеткой. Минуту молодые люди стояли, пытаясь отдышаться. — Спасибо, мисс, — пыхтя, поблагодарил парень. — Бэлла норовит сбежать от меня при малейшей возможности. Слишком уж она резвая. Кларри похлопала лошадь по крупу. — Крепкая. Вам нужно проявить твердость и показать, кто из вас хозяин. — Правда? — Парень насмешливо взглянул на нее. — Вы разбираетесь в лошадях, да? — Достаточно, чтобы не позволить им убегать и портить чужое белье. Кларри сняла рубашку, зацепившуюся за упряжь Бэллы. — Простите, мисс. Парень покраснел и принялся помогать ей собирать разбросанное белье. — Меня зовут Кларри, — сообщила она. — Джек, — представился он в свою очередь. — Джек Брэвис. Сейчас я натяну веревку. — Думаю, половину всего этого придется постирать заново, — вздохнула Кларри. Джек стянул веревку с крыши фургона. — А вы работаете в «Вишневой», да? Кларри кивнула. — Жутковато там иногда бывает, — проворчал он. — Да, случается, — сказала она, краснея. — Правда, я никогда вас там не видела. Джек поднял на нее глаза. — Я не пью. Предпочитаю ходить на танцы или в «Павильон». — «Павильон»? А что это такое? Джек удивленно посмотрел на нее. — Мюзик-холл на Вестгейт-роуд. Неужели вы никогда там не были? Кларри отрицательно покачала головой. — Э, да вы много потеряли. Ее охватило жгучее желание побывать там. Как объяснить Джеку, что она фактически узница, которой запрещено даже просто гулять по улице, не говоря уже о том, чтобы сходить вечером в театр? Кларри представила себе Лили, гневно обличающую дьявольскую музыку и бесстыжих шлюх на сцене. — Чем вы торгуете? — спросила она у молодого человека. — Чаем, — ответил Джек, отдавая ей белье. Кларри впервые посмотрела на его фургон внимательно. На нем большими буквами было написано «Чайная компания Тайнсайда». В ее глазах зажегся интерес. — А какие у вас сорта? Он окинул взглядом ее невзрачное рабочее платье и поношенные ботинки. — Самый недорогой чай, который у нас есть, — это «Семейный». Кларри уперла руки в бока. — И из чего он сделан? Флаури, оранж пеко, брокен пеко, сушонг, даст?^[18] Джек удивленно уставился на нее. — Я не знаю. Это хороший крепкий чай для рабочих. Так говорит моя мама. Кларри сдержала улыбку. — Если хотите, чтобы я купила у вас что-нибудь, вам придется постараться. — Ну хорошо, Кларри, — ответил Джек насмешливо. — У нас есть ассамский, дарджилинг и цейлонский чай. Цейлонский хорош для вечернего чаепития, все богачи его пьют. Идемте, посмотрите. Он залез в фургон и вытащил корзину с пакетами чая. Каждый сорт был обернут в рисовую бумагу определенного цвета. Кларри выбрала один пакет и раскрыла его. — Эй, что вы делаете? — спросил Джек с подозрением. — Нюхаю. Кларри вдохнула аромат темных листьев. Он оказался крепким и землистым и вызвал воспоминания о высокой влажности и жаре. Другой сорт имел более сильный запах, третий отдавал дымом, четвертый был резко пахнущей смесью низкокачественных листьев. Кларри закрыла глаза, и перед ее внутренним взором возникла Брахмапутра с коричневыми бурунами, склоны холмов с изумрудными чайными кустами, над которыми поднимается пар после недавнего дождя. Девушка взяла еще один пакет и, развернув, вдохнула его запах. И сразу же его тонкий пряный аромат пробудил воспоминания о сандаловом дереве и о дубе, о вешних водах и о предрассветном тумане. Сердце Кларри сжалось от тоски. Это был запах Белгури. — Вот этот, — сказала она, и ее глаза наполнились слезами. — Я возьму вот этот. Джек растерянно взглянул на нее. — Это дарджилинг. Он довольно дорогой. — Я знаю, — сказала Кларри, улыбнувшись, и достала кошелек, который всегда носила с собой. Она вручила Джеку бóльшую часть своего недельного заработка. — Вы удивительная девушка, Кларри, — сказал он, внимательно глядя на нее. — Откуда вы знаете столько о чае? Вы иностранка? Кларри испытала замешательство. Незачем говорить ему, что она дочь чайного плантатора. Все равно он подумает, что она лжет. — Мой отец служил в Индии. Там он многое узнал о чае и передал эти знания мне. Джек озадаченно взглянул на нее. — И говорите вы как-то необычно. Вы нездешняя, правда? Больше он ничего не успел спросить, потому что из-за спины Кларри раздался вопль: — Что, черт возьми, здесь происходит?! Кларри, вздрогнув, обернулась. У калитки стояла рассвирепевшая Лили. — А ну-ка подойди сюда, красотка. Что ты сделала с моим бельем? Видя напряжение, отразившееся на лице Кларри, Джек решил вмешаться. — Извините, миссис, — крикнул он. — Это я виноват. Сейчас я все исправлю. — Убирайся отсюда! — заорала на него Лили. — А ты сию минуту возвращайся в дом, бесстыжая девчонка! — Да она прелесть, не правда ли? — тихо проговорил Джек, обращаясь к Кларри. — Вам лучше уйти, — сказала она ему. — А то она сделает из вас начинку для пирогов. Джек прыснул. — Простите, что создал вам неприятности. И большое спасибо за то, что остановили Бэллу. — А вам спасибо за чай, — улыбнулась ему Кларри, засовывая пакет в карман своего передника, прежде чем повернуться и уйти. — Надеюсь, мы еще увидимся, Кларри, — сказал Джек, надевая шляпу. — Я тоже. Она помахала Джеку, который повел Бэллу по дороге, и поспешила к калитке, сжимая в руках охапку испачканного белья. Кларри молча выслушала брань Лили о ее бесстыдстве, неумении стирать и о лени вообще. Девушка знала, что вечером, когда Белхэйвены отправятся в свою спальню, она угостит Олив чашкой настоящего чаю. Они так долго вынуждены были довольствоваться горьким дешевым пойлом Лили! Кларри заварит чай с имбирем, который ей купила Айна, для того чтобы облегчить дыхание Олив, как когда-то делал Камаль. Позже в тот вечер сестры уселись возле огня, прихлебывая горячий черный чай и тихонько беседуя о былых временах. Кларри рассказала Олив о симпатичном развозчике и о его сбежавшей лошади. — Он любит музыку и танцы, — сообщила Кларри. — И не пьет. — Мне уже нравится этот Джек, — сказала Олив. — Как ты думаешь, он еще появится? — Если Джин-Лили не отбила у него желание приходить сюда, — вздохнула Кларри. — Как бы я хотела пойти на концерт или на танцы, — мечтательно проговорила Олив. — Когда же у нас появится такая возможность, Кларри? Кларри уже собиралась пообещать, что это произойдет очень скоро, но не стала этого делать. Она и так много чего наобещала сестре, а Олив уже не была ребенком, которого можно утешить словами. — Не знаю, — ответила она. Олив грустно склонила голову. Глядя на ее изможденное лицо и когда-то яркие, а теперь потускневшие и истончившиеся рыжие волосы, Кларри испытала прилив нежности к своей ранимой сестре. Олив переносила их нынешнюю трудную жизнь гораздо мужественней, чем Кларри могла себе представить. Она всегда считала себя сильным человеком и чувствовала, что обязана защищать свою младшую сестру, но в эту минуту за чашкой прекрасного чая она вдруг осознала, что не вынесла бы тягот последних месяцев, если бы рядом не было Олив. Сестра была единственным человеком, с которым Кларри могла поговорить об их доме и о прошлой жизни, тем, кто мог понять ее чувства. Олив часто напоминала ей об их отце. Она унаследовала его страстную натуру, переменчивость настроения и склонность к сомнениям в себе. Олив была тем дорогим звеном, что связывало Кларри с Белгури и с их родителями, которых они любили и потеряли. Но Кларри боялась, что ее сестра может лишиться надежды. Ее здоровье стремительно ухудшалось в течение зимы, проведенной в задымленном сыром доме. Даже Лили так привыкла к постоянному кашлю Олив, что уже не ворчала по этому поводу. Кларри понимала, что должна что-то предпринять, чтобы улучшить условия их жизни. В течение нескольких дней Кларри много думала о дружелюбном Джеке и о его чае. Она ждала, не появится ли снова его фургон. Встреча с молодым человеком, никак не связанным с пивной и ее завсегдатаями-пьяницами, возродила в ней надежду и веру в будущее. Но ни Джека, ни его пони Бэллы больше не было видно.