Annotation 4 page

К концу недели Кларри едва держалась на ногах от усталости. Ей никогда не приходилось работать так тяжело: вставать в пять утра, чтобы растопить печь, готовить и убирать, обслуживать посетителей и мыть бокалы, и так до поздней ночи. Постоянно болела спина из-за тяжелых ведер с углем, которые она носила из сарая, а руки покраснели и опухли от мытья и стирки. Но отчасти она сама была в этом виновата. С самого начала Кларри решительно заявила: — Олив слишком молода, чтобы обслуживать взрослых мужчин в баре. А табачный дым спровоцирует у нее приступ астмы. — Ладно, мне как раз нужен кто-нибудь, чтобы подавать в зале, — проворчал Джейред. — Особенно по вечерам, когда много посетителей. — А как вы управлялись раньше? — осмелилась спросить Кларри. — У нас работала девушка примерно такого же возраста, как Олив, — ответил он. — От нее не было проку, — бросила Лили. — И когда стало известно, что должны приехать вы, мы избавились от нее. Кларри постаралась скрыть свои чувства. — Тогда это буду делать я, — заявила она. Что бы там ни думали ее родственники, такое положение временно. — А как насчет младшей девочки? — резко поинтересовалась Лили. — Пусть не думает, что может сидеть сложа руки, как принцесса, мы не можем себе этого позволить. Она должна хоть что-то делать, чтобы оправдать свое содержание. — У нее умелые руки, — сказала Кларри. — Олив умеет шить и штопать, и она поможет вам с пирогами, если вы научите ее месить тесто. — Вы никогда не месили тесто?! — воскликнула Лили. — Нет, наш кхансама… — Кларри осеклась. Она уже усвоила, что ее родственники не переносили упоминаний об их жизни в Индии, особенно о том, что у них были слуги. Кларри улыбнулась. — Мы будем очень признательны вам, если вы нас этому научите. Олив смирилась с тем, что будет работать на кухне под руководством Лили, хотя ей тяжело было оставаться без Кларри. В свою очередь Кларри сочла, что лучше уж обслуживать посетителей по вечерам, чем выслушивать поучения и критику Лили. Боясь поначалу войти в прокуренный бар, она была удивлена, увидев по большей части приветливых, дружелюбных мужчин. Джейред уже похвастался им, что его племянница выросла на чайной плантации. — Ба, а вот и индийская принцесса! — Как настроение, госпожа-сагиб? — Ну-ка, дорогая, налей еще. — До завтра, милая Кларри. Береги себя! Единственная обязанность, которую Кларри отказалась выполнять, была чистка плевательницы у входа в бар. Ее тошнило от одной мысли об этом. — Я не буду этого делать, — сказала она Джейреду. Он не стал настаивать. — Думаю, Харрисон с этим управится. Харрисон был круглолицым малым лет тридцати, которому нужно было объяснить трижды, что от него требуется, прежде чем он приступал к заданию. Джейред руководил им в баре, а кроме этого Харрисон развозил пироги на телеге. Он приходил в растерянность, если его сбивали с привычного пути, и расстраивался, если на него кричали. Но чаще он был дружелюбно настроен и охотно приходил на помощь. К облегчению Кларри, Харрисон не видел ничего отталкивающего в опорожнении плевательницы. Кларри была поражена, узнав, что ей придется обслуживать не только мужчин, но и женщин. Некоторые приходили с мужьями, чтобы выпить полпинты^[16] темного пива или сладкого шерри. Иные были без спутников. Когда Кларри упомянула об этом в разговоре с Лили, та неодобрительно шмыгнула носом. — Отбросы общества, более ничего. Но раз они платят и не доставляют посетителям неприятностей, мы миримся с их присутствием. Кларри стало жаль этих женщин. Большинство из них выглядели истощенными и переутомленными. Развеселившись после одной-двух порций выпивки, посетительницы часто начинали петь. Иногда они приходили с детьми, которых, по велению Джейреда, оставляли снаружи. В один из жарких дней, ближе к вечеру, увидев, что Кларри поставила на поднос несколько чашек с водой, Джейред взорвался. — Зачем ты это делаешь? У нас тут, черт возьми, не богадельня! — Но они же страдают от жажды, — ответила Кларри, потрясенная его несдержанностью. Она еще никогда не видела его таким злым. Ее это даже испугало. — И к нам потянутся все оборванцы в округе, когда узнают, какая ты добросердечная! — закричал он. — А теперь иди и обслуживай клиентов, которые платят, и никогда больше этого не делай. После того как Джейред стремительно удалился, женщины в зале принялись ее утешать. — Да не слушай ты этого жалкого старого мошенника, — сказала одна из них, на голове которой была огромная фиолетовая шляпа. — Он просто боится, что об этом узнает его жена, эта мегера, — хихикнула другая, помоложе. — Она ненавидит детей. — Спасибо, дорогая, это был добрый поступок, — сказала третья и неуклюже встала, допив свое спиртное. Кларри заметила, что она сильно хромает. Эти женщины имели довольно приличный вид, хотя от них и тянуло перегаром, а обувь была сильно изношена. Ей хотелось спросить их, зачем они пришли в такое место, куда не пускают их детей, но она боялась их обидеть. — Что ж, хорошо, когда тебя обслуживают такие, как ты, — улыбаясь, сказала хромая, которую звали Айной. — У тебя симпатичное лицо и приятный голос. — Да, ты слишком хороша для этого места, — усмехнулась Лекси, самая младшая из трех. — Где Старые Бакенбарды тебя нашли? — Я его родственница, — ответила Кларри. — Мои родители умерли. Дядя Джейред взял меня вместе с сестрой Олив к себе. Женщины стали выражать ей свое сочувствие. Кларри едва не расплакалась от их сердечности. — Береги себя, дорогая. Ты как луч солнца в царстве старой ведьмы, — скривившись и кивая в сторону кухни, сказала Мэгги, та, что была в фиолетовой шляпе. — Она всегда смотрит свысока на таких, как мы. — Сама-то она не лучше, — проговорила Айна, понизив голос. — Моя матушка помогала ей появиться на свет. И это было не во дворце, скажу я вам. Лили-без-чулок, вот как звали ее раньше. — Да, потому-то она такая склочница, — подтвердила Лекси. — Разбавляет пиво водой, и вообще. Могу поспорить, она вами помыкает. Другие девушки не выдерживали у нее и пяти минут. — Другие девушки? Лекси кивнула. — У них тут перебывало больше официанток, чем у меня было горячих обедов за всю жизнь. Кларри улыбнулась. — А! Ну, я тоже тут долго не задержусь. Только до тех пор, пока не найду себе другое место. — Место, да? — засмеялись женщины. — Что ж, пусть тебе повезет, дорогая, — сказала Айна. — Идем, Мэгги, — обратилась Лекси к подруге, хихикая. — Нам пора возвращаться на наши места в прачечной! Они шумно вышли из пивной, попрощавшись с Кларри. Хотя они ее и поддразнивали, Кларри смеялась, убирая за ними, в надежде увидеть их снова.

***
Наконец-то настало воскресенье, и можно было встать позже. Но в полседьмого утра Кларри разбудил стук в дверь. Нужно было выполнить обычные обязанности и приготовить воскресный обед до того, как они отправятся в церковь к одиннадцати. В пол-одиннадцатого все собрались, чтобы идти к службе. Лили, одетая в темно-синее платье, черный плащ и такую же шляпу, неодобрительно оглядела наряд Кларри персикового цвета и лимонно-желтое платье Олив. — У вас нет плащей? — спросила она. — Только шали, — ответила Кларри. — Нам нужно будет купить плащи к зиме. — Они понадобятся вам гораздо раньше, — заметила Лили. — Я не допущу, чтобы вы пошли в церковь, наряженные, как на танцы. Завтра я зайду в недорогую лавку. Да, и вы не можете идти в этих шляпах! Она торопливо удалилась, чтобы подыскать что-нибудь более подходящее, и вскоре вернулась со старомодным сиреневым капором, который тут же нахлобучила Кларри на голову. Не обращая внимания на ее протесты, Лили завязала широкую черную ленту у нее под подбородком. — Сойдет, — проворчала она. — Олив еще достаточно юна и может пойти в церковь без головного убора. Мы подберем ей что-нибудь на следующей неделе. Джейред и Лили пошли по Вишневой улице, сестры следовали за ними. Капор ограничивал обзор, и Кларри приходилось вертеть головой вправо и влево, чтобы видеть, что происходит вокруг. Олив, которая всю неделю была тихой и подавленной, теперь хихикала. — У тебя забавный вид, — прошептала она, взяв сестру под руку. — Я чувствую себя как в туннеле, — призналась Кларри. — Скажешь, когда на меня будет нестись трамвай, договорились? Лили обернулась и метнула на сестер осуждающий взгляд, когда они сдавленно засмеялись. Взобравшись на вершину холма, Лили и Джейред остановились, чтобы отдышаться. Кларри глазела вокруг. Было солнечно. Впервые со для приезда они вырвались из заточения в гостинице «Вишневая». Подернутая туманом лента реки тянулась, окруженная с двух сторон промышленными зонами и теснящимися домами. Но за всем этим простирались пологие зеленые холмы с небольшими рощами. Кларри вдруг страстно захотелось избавиться от этого нелепого капора и поскакать верхом по этим таинственным холмам. — Что там? — спросила она, протягивая руку. — На юге — графство Дарем, — ответил Джейред. И прибавил, обводя пространство широким жестом: — А на северо-западе — Нортумберленд. Сердце Кларри замерло. Нортумберленд, родина ее отца! — Отсюда видно ферму отца? — спросила она взволнованно. — Нет, она находилась на много миль дальше на север. Возле моря. — Вы как-нибудь отвезете нас туда? — спросила Кларри. — Разумеется, нет! — вмешалась Лили. — У нас нет времени на поездки. К тому же там не на что смотреть, одна трава да вода. Сейчас Кларри больше всего хотелось увидеть сочную траву и чистую воду. На мгновение она представила себя на поляне возле хижины свами. Там, где судьба свела ее с Уэсли Робсоном. Странно, что она сейчас о нем вспомнила. «Как бы он, наверное, обрадовался, увидев меня в таком унижении, после того как я его отвергла», — подумала Кларри раздраженно. Во всяком случае, Уэсли вряд ли будет искать ее среди рабочих Элсвика. Кларри подавила в себе разочарование, вызванное ответом Лили, но при этом укрепилась в решении найти прежний дом отца. Белхэйвены были прихожанами пресвитерианской церкви Джона Нокса, расположенной на Элсвик-роуд. Это было внушительное здание с украшенным колоннами фасадом, галереей на втором этаже и множеством скамей на первом. Джейред усадил девушек на одну из них, посередине. Церковь казалась простой по сравнению с гарнизонной церковью в Шиллонге или с часовней в монастыре. Здесь не было ни свечей, ни ладана, ни священника в яркой рясе. Отец, не будучи набожным, редко водил девочек в церковь. Кроме того, Кларри помнила, как ее воспитанная в католическом духе мать проводила простые службы в саду Белгури в дни святых, когда воздух звенел от птичьего пения. Иногда мать брала их с Олив в деревню — посмотреть местные празднества и оставить на ступенях храма пищу в подношение богам. Кларри очень нравилась пышность обрядов, когда гремели барабаны, а люди танцевали и пели, покрытые красной краской и увитые гирляндами цветов. Эта служба была гораздо менее радостной, с множеством молитв и длинной проповедью. Но, когда дело дошло до пения хвалы Господу, оргáн и голоса прихожан грянули так, что задрожали стены. Олив присоединилась к хору. Ее бледное лицо просветлело при звуках долгожданной музыки подобно цветку, раскрывшемуся навстречу солнечному свету. Лили запретила Олив играть на скрипке. — Я не потерплю пиликанья! Это дьявольское искушение. Ни к чему хорошему оно не ведет, кроме греховных плясок. В конце длинной службы наиболее богатые прихожане в дорогих нарядах первыми пошли к выходу, покидая передние ряды. Симпатичная пара средних лет — высокий седеющий мужчина с цилиндром в руках, опирающийся на трость, и румяная беременная женщина с голубыми глазами — задержалась напротив скамьи Белхэйвенов. — Доброе утро, миссис Белхэйвен, — улыбнулся мужчина. — Как ваше здоровье? Кларри изумленно наблюдала за тем, как Лили покраснела и глупо заулыбалась. — Прекрасно, благодарю вас, мистер Сток. Надеюсь, вы остались довольны пирогами с мясом и почками? — Да, замечательные пироги, — ответил он. — Не правда ли, Луиза? Мужчина взглянул на женщину, державшую его под руку. — Они вам всегда прекрасно удаются, — заверила она Лили. — Пришлите завтра Харрисона за заказом. У мистера Стока ближе к концу недели соберутся клиенты, а ваши пироги неизменно пользуются спросом во время ленчей. Подобострастный поклон Лили превратился в реверанс. — Хорошо, миссис Сток. Буду рада вам услужить. Чета Стоков обменялась вежливыми замечаниями с Джейредом, и мистер Сток с любопытством взглянул на Кларри и Олив. Но, видя, что Джейред не собирается их представлять, они с женой пошли дальше. За ними шли светловолосый мальчик лет двенадцати с голубыми, как у матери, глазами и открытой улыбкой и высокий молодой человек, ненамного старше Кларри и так похожий на мистера Стока, что не оставалось никаких сомнений: это его сын. — Здравствуйте, миссис Белхэйвен, — сказал младший, улыбаясь еще шире. — Вы не могли бы в следующий раз не класть в пироги почки? Нам с мамой они не очень нравятся. — Замолчи, Уилл! — оборвал его отец, повернувшись. — Не обращайте внимания, миссис Белхэйвен. Уилл сначала говорит, а потом думает. Ничего не меняйте в своих замечательных рецептах. Когда они отвернулись, Кларри взглянула Уиллу в глаза и улыбнулась. Мальчик вспыхнул и поспешил за родителями. По пути домой Кларри спросила о Стоках. Выпятив грудь, Джейред важно ответил: — Мистер Сток — очень уважаемый адвокат. Он живет в Саммерхилле, в конце Вестгейт-роуд. Состоятельный аристократ. Я и сам пользовался его услугами. Он помог мне приобрести две квартиры в Бенвелле, правда, Лили? — Уж не собираешься ли ты рассказывать девчонке о своих делах? — осадила она его. Джейред посмотрел на нее виновато. — Конечно нет, дорогая. Он откашлялся. — Так или иначе, мистер Сток настоящий джентльмен, а его супруга — ну, она его достойна, я бы так сказал. — Однако, — фыркнула Лили, — леди не пристало быть в положении в таком возрасте, скажу я тебе. Совсем не пристало. — А в каком она положении? — поинтересовалась Олив. Лили залилась краской. — Думаю, миссис Белхэйвен имеет в виду, что у миссис Сток скоро будет ребенок, — торопливо объяснила Кларри. Олив открыла рот от удивления. — Правда? А разве она не слишком стара для этого? Ее сыновьям, наверное… — Хватит сплетничать о миссис Сток и ее семье, — прервал ее Джейред, смущенный столь откровенным разговором. Остаток пути они шли молча. В тот день, после плотного обеда, состоявшего из пирога со свининой и овощами и из бисквитного торта с кремом, сестры узнали, каким скучным может быть воскресенье в доме их родственников. Прежде чем Белхэйвены отправились наверх, чтобы прилечь, Лили велела сестрам перемыть посуду. — Потом можете отдохнуть, — разрешила она, великодушно улыбнувшись. — Думаю, мы прогуляемся, — ответила Кларри. — День стоит чудесный, и я заметила парк по пути домой… — Прогуляетесь?! — закричала Лили. — Нет-нет, в воскресный день не должно быть никаких прогулок. Если хотите поразмяться, можете сходить в церковь на вечернюю службу. Кларри глядела на нее, не веря своим ушам. — Мы всю неделю почти не выходили на свежий воздух. Какой вред может быть от прогулки в парке? — Две девушки в парке без сопровождения? — Лили покачала головой. — Там полно сомнительных личностей! Вы останетесь дома и будете читать Библию, вот что вы будете делать! — Мы не дети, — возразила Кларри, стараясь не повышать голоса. — И привыкли к большей свободе. Она могла бы добавить, что каждый день часами ездила верхом и ничего с ней не случилось, но Кларри знала, что это обозлит Лили еще более. — В общем, так. Хорошо это или плохо, но теперь вы живете у нас, — сказала Лили. — И вы будете подчиняться нашим правилам. Разве я не права, мистер Белхэйвен? Лили строго взглянула на мужа. Он смущенно кивнул. — Просто отдыхайте, ладно, девочки? Воскресенье — день отдыха. Радуйтесь этому. — Вскипятите чайник к четырем часам, — приказала Лили. Джейред неловко улыбнулся и поспешил следом за женой. Перемыв посуду, Кларри и Олив угрюмо уставились на большую Библию в кожаном переплете, оставленную на столе у камина. В кухне было жарко и душно. Кларри почувствовала, что сойдет с ума, если не выйдет на улицу. — Подождем, пока они не заснут, — сказала она тихо. — А потом уйдем. — Мы не можем, — ахнула Олив. — Нет, можем. — Но Лили об этом узнает, — разволновалась Олив. — Здесь даже стены все видят. — Пусть узнаёт. Что она нам сделает? Разве что накричит, — пожала плечами Кларри. — А кричать она будет в любом случае. — Она вышвырнет нас на улицу, и тогда у нас вообще ничего не будет, даже той каморки, которую можно назвать домом. Они отдадут нас в работный дом. Нас разлучат и… — Ну, до этого не дойдет, — успокоила ее Кларри, обнимая. — Тетя Лили знает, в чем ее выгода: она заставляет нас батрачить, как рабынь. Не похоже, чтобы им не хватало денег, просто они жадные. Дядя Джейред проболтался, что у них есть недвижимость в Бенвелле. Интересно, куда это он ездил вчера в сюртуке и котелке? Он, должно быть, собирал арендную плату, потому что, вернувшись, вручил деньги Лили. Она крепче обняла Олив за плечи. — Эта миссис Скряга не захочет нас лишиться, хоть и делает вид, будто мы для нее обуза. Она в восторге оттого, что у нее появилась прислуга. Думает, что это делает ее равной таким людям, как Стоки. — Она ничуть не такая, как они, — заявила Олив. — Смешно было слышать, как она с ними разговаривала. Кларри вскочила и стала изображать Лили, приседая в реверансе перед сестрой. — Положить в пироги меньше почек? Хорошо, миссис Сток, буду рада вам услужить. Олив прыснула, а Кларри продолжала: — Однако леди в вашем возрасте не пристало быть в положении. Совсем не пристало. Вы должны проводить воскресенье дома, читая Библию или, — она театрально выдержала паузу, — гуляя в парке и наслаждаясь свежим воздухом! Младшая сестра сдавленно захихикала. Кларри широко ей улыбнулась. — Давай пойдем и посмотрим, что за сомнительные личности там гуляют. Олив встала и поклонилась ей. — Хорошо, миссис Сток, буду рада вам услужить! Парк, который приметила Кларри на обратном пути из церкви, был довольно большим, с ухоженными цветочными клумбами и лужайками, скамьями и ярко выкрашенной эстрадой для оркестра. К радости сестер, парк был полон отдыхающих. Люди грелись на солнце, прогуливались семьями или сидели, слушая духовой оркестр. Сестры прохаживались, любуясь растениями и разглядывая наряды отдыхающих. Их собственные платья выглядели аляповато и слишком пышно в сравнении с более строго скроенными одеяниями, которые носили здешние дамы. Впрочем, многие из них были одеты в искусно украшенные блузки и большие шляпы. — Я хочу себе вон такую шляпу с большими розами и желтыми страусовыми перьями, — сказала Кларри. — Ты в ней будешь похожа на клумбу из Белгури, — поддразнила сестру Олив. Кларри весело улыбнулась. — Да, точно. — А я тогда хочу себе шляпу с попугаем, — заявила Олив, — и бамбуковыми листьями. — Ладно. А я хочу головной убор с двумя попугаями и обезьянкой. — С двумя попугаями, обезьянкой и кустом китайской розы, — парировала Олив. Кларри прыснула. — С пятью попугаями, тигром, пальмой и… — Сосной! — воскликнула Олив. — Хорошо, миссис Сток, — Кларри сделала книксен, — буду рада вам услужить. Они обе захохотали, чувствуя себя свободно в этом радостном, солнечном парке. Люди останавливались и оглядывались, доброжелательно улыбаясь двум симпатичным девушкам в яркой одежде. А сестры шли, взявшись за руки, хихикая и привлекая внимание молодых людей, которые вытаскивали руки из карманов и приподнимали шляпы, улыбаясь проходящим мимо девушкам. Время пролетело слишком быстро, и вот уже часы на беседке показывали полчетвертого. Сестры неохотно собирались уходить, когда на них, гремя, выскочил стальной обруч, задев Кларри за ногу. — Извините! — крикнул запыхавшийся мальчик, хватая обруч, пока тот, изменив направление, не укатился в кусты. Вздрогнув, Кларри обернулась и увидела раскрасневшееся лицо Уилла Стока. — Вот мальчишка! — воскликнул его отец, подбегая. — Приношу свои извинения. Вы не пострадали? — Нет, совсем нет, — уверила его Кларри. — Только немного испугалась. — Уилл, сейчас же извинись, — сказал мистер Сток сердито, взяв мальчика за ворот куртки. Обруч вывалился из руки Уилла и со звоном упал на землю. — Извините, — произнес мальчик, густо покраснев. — Я не очень хорошо умею обращаться с обручем. Да, по правде сказать, и в спорте я тоже не очень. Ну, кроме верховой езды. — Юным леди не обязательно все это знать, — нетерпеливо прервал его отец. — Достаточно просто принести свои извинения. Кларри дотронулась до руки Уилла. — Не волнуйся, я не умру. Останусь до конца жизни хромой, но жить буду. Глаза мальчика испуганно округлились. Кларри рассмеялась. — Я шучу. Конечно же, со мной все в порядке. Обруч — это ерунда. Там, откуда я приехала, во время воскресной прогулки можно повстречать тигров и змей. — Неужели?! — ахнул Уилл. — Так вы не из Ньюкасла? Кларри улыбнулась. — Нет, мы выросли в Индии. Но теперь живем здесь. — Вот это да! Вы расскажете мне об этом? — Не сейчас, Уилл, — вмешался его отец. Он внимательно взглянул на Кларри своими темно-синими глазами. — Мы с вами раньше где-то встречались? — Сегодня утром в церкви, — кивнула Кларри. — Мы были с Белхэйвенами. — Ах да! — кивнул мистер Сток и снова нахмурился. — Но я не совсем понял… — Я Кларри Белхэйвен, а это моя сестра Олив. Мы племянницы мистера Белхэйвена и… в общем, обстоятельства привели нас сюда. Она уже хотела протянуть мистеру Стоку руку, но увидев, какой красной и опухшей стала ее кисть, отдернула ее назад. Мистер Сток поклонился ей и притихшей Олив. — Герберт Сток, — представился он. Было видно, что он заинтригован. В эту минуту на дорожке появился его старший сын со стройной, хорошо одетой молодой женщиной, державшей его под руку. На ее остроносом лице выделялись большие карие глаза. Она поджала губы маленького рта, выражая неодобрение по поводу прерванной прогулки. — Уилл что, как всегда, стал причиной беспокойства? — не спеша проговорил старший сын. У него были правильные черты лица и синие глаза, как и у отца, но на его голове уже появилась ранняя залысина, а подбородок отяжелел от слишком сытных трапез. — Наоборот, он нашел нам двух новых друзей, — ответил ему Герберт. — Это мисс Белхэйвен. Это мой старший сын Берти и друг нашей семьи Вэрити Ландсдоун. Берти со скучающим видом кивнул сестрам. — Вы родственницы того семейства, что печет пироги? — поинтересовался он. Кларри покраснела. — Да, но… — Отлично, — перебил ее Берти. — Простая, но хорошая пища. Он тут же отвернулся. Вэрити вздохнула. — Очень жарко. Может, поедем назад? — Конечно, — согласился Берти, и они удалились. Кларри увидела красивую серую в яблоках лошадь, запряженную в экипаж, стоявший в конце аллеи. — Вас подвезти до дома? — спросил Герберт. — Вы очень добры, — сказала Кларри, все еще не оправившаяся от грубости Берти. — Но мы предпочли бы пройтись пешком. У нас нет возможности… Она осеклась, не желая рассказывать этому утонченному джентльмену о своих тяжелых трудовых буднях. В индийском обществе она была бы на равных с такими, как Стоки, но здесь она стояла гораздо ниже их на социальной лестнице. Тем не менее это никак не оправдывало неучтивости Берти. «Рабочие Элсвика хоть и просты, но намного вежливее его», — сердито думала Кларри. Герберт поднял на прощание шляпу, приглашая Уилла следовать за ним. Уилл, снова держа обруч в руке, застенчиво улыбнулся Кларри. — Будьте осторожней со змеями и тиграми во время воскресных прогулок, — пошутил он. — Непременно, — улыбнулась Кларри. — А ты продолжай упражнения с обручем. Мальчик помахал им рукой и убежал вслед за отцом. К тому времени, когда сестры добрались до Вишневой улицы, было уже почти четыре часа и Лили, грохоча посудой, заваривала чай. — Как вы посмели меня ослушаться?! — накинулась она на девушек. — Вы нарушили день отдохновения и опозорили мой дом! Кларри не смутилась. — Я прошу прощения, если мы вас огорчили, но мы воспитаны в уважении к чистому воздуху, созданному Творцом. — Вас воспитали ненамного лучше, чем язычников, — прошипела Лили. — Вы и в церкви-то почти не бывали, так что не надо говорить мне о Творце. Он объявил воскресенье днем отдыха, а это значит, что в этот день нужно оставаться дома и читать Библию. — Днем отдыха?! — воскликнула Кларри. — Я с полседьмого на ногах, выполняю домашнюю работу! И, прежде чем уйти в парк, мы с Олив потратили час на уборку. Воскресенье — день отдыха от рабочей недели, а это значит, что всем нужно идти на улицу и наслаждаться солнечным теплом, а не только сном после обеда. Побагровевшая Лили потеряла дар речи. Хлопая сонными глазами, вошел Джейред. — Что тут за шум, девочки? Лили ткнула пальцем в Кларри. — Она дерзит мне… — Мы ходили прогуляться, дядя Джейред, — объяснила Кларри. — Я приношу свои извинения за доставленные вам огорчения. Джейред вытаращился на нее, потрясенный ее смелостью и не зная, что ответить. — Скажите ей, — потребовала Лили, — чтобы она никогда так больше не поступала. Джейред дергал свои густые бакенбарды, явно чувствуя себя не в своей тарелке. — Ну… — Я не понимаю, что в этом плохого, — быстро проговорила Кларри. — И мистер Сток, и его сыновья считают воскресные прогулки в парке достойным занятием. — Мистер Сток? — спросил Джейред. — Вы его видели? Кларри кивнула и рассказала им о происшествии с обручем. — Берти Сток отметил, что ваши пироги очень хороши, миссис Белхэйвен. — Это замечательно, не так ли? — Джейред неуверенно улыбнулся. На лице Лили отразилось замешательство, но она не смягчилась. — Если Стоки решили попирать день отдохновения, то пусть это будет на их совести. Но этого не будет в моем доме, и, пока вы живете с нами, вы будете поступать так же, как мы. Кларри хотела спорить дальше, но вдруг взглянула на обеспокоенное лицо Олив. Девочка была напугана возможными неприятностями, ведь Лили могла отыграться на ней среди недели, когда Кларри будет занята и не сможет защитить сестру. Нет нужды настраивать против себя Лили. Им нужно обсудить более важные вопросы, такие как работа и оплата. Подавив в себе желание бунтовать, Кларри сказала: — Простите нас. Я не думала, что это может вас огорчить. Мы больше никогда не будем так поступать. Сидя за чаем, все чувствовали себя подавленными, и только Джейред пытался внести в разговор оживление. После чая сестры ретировались в свою душную мансарду и улеглись, открыв маленькое верхнее окошко и слушая вечерний щебет скворцов и крики детей, играющих в догонялки на дороге за домом. Кларри трудно было поверить в то, что они с сестрой прожили здесь всего одну неделю. Теперь ей тяжело было представить, что когда-то они вели совсем иной образ жизни. Индия казалась невероятно далекой, как будто она ей то ли приснилась, то ли все это было с кем-то другим. Нет сомнения, что скоро их замучит ежедневная изматывающая работа под суровым руководством Лили. Должно быть, тысячи рабочих испытывали такую же радость в конце каждого мучительного дня. Именно тогда, в этой пыльной комнате, Кларри поняла: ей придется бороться за то, чтобы сохранить воспоминания о той, другой жизни, чтобы не потерять надежды. Вытянув за кожаный шнурок маленький розовый камешек свами из-под хлопчатобумажной рубахи, она погладила его пальцами и закрыла глаза. Кларри снова скакала верхом через прохладный лес и въезжала на поляну отшельника как раз в ту минуту, когда рассвет забрезжил над горами. Девушка дала волю слезам, сжимая в руке камень. Никто и ничто, поклялась она, не отнимет у нее этих драгоценных воспоминаний и не сломит дух дочери Джона Белхэйвена. Глава восьмая

Канун Рождества, 1905 год
— Я пойду, — вызвалась Кларри, вбегая в кухню с подносом грязных кружек. — Я умею обращаться с лошадьми, и Барни меня знает. — Но там мороз, девочка, — нахмурился Джейред. — Может, я пойду? — Бар полон посетителей, — напомнила ему Кларри. — Да, ты нужен здесь, Джейред, — бросила Лили, сердито взглянув на лежащего на голой скамье Харрисона. — От этого парня никакого толку. Нужно отвезти двадцать пирогов. Харрисон лежал, тихо постанывая, с забинтованной лодыжкой. Он упал с лестницы в подвале, куда спускался за бочонком пива. Это был самый напряженный день в году, и Лили была еще более сварливой, чем обычно. — Придется идти Кларри, — вздохнула Лили. — Олив поможет в зале. Пора ей учиться обслуживать посетителей. Кларри собиралась уже возразить, что Лили сама могла бы поработать в зале, раз пироги готовы, но Олив быстро согласилась. — Я все сделаю, — сказала она, вытирая руки и приглаживая свои рыжие локоны. — Тогда давай я тебе покажу, — предложила Кларри. — Я знаю, что надо делать, — ответила Олив, хотя вид у нее был обеспокоенный. — Я наблюдала за тобой. Кларри удивленно посмотрела на нее. Лили произнесла с одобрением: — Вот видишь, ты слишком сильно опекаешь девочку. Она уже не ребенок. Я прослежу, чтобы она все сделала правильно. А ты отправляйся развозить пироги. Сказав Харрисону пару утешительных слов, Кларри погрузила пироги на телегу и вывела Барни за дорогу позади двора, похлопывая его по шее и шепча ласковые слова. Пони нервничал и оскальзывался на льду, и Кларри твердо вела его за вожжи, даже не помышляя о том, чтобы залезть на телегу. Взобравшись по склону, она облегченно вздохнула. Морозный воздух щипал лицо, а серое зимнее небо быстро темнело. И все равно Кларри чувствовала приятное волнение, оказавшись в наступающих сумерках на Элсвик-роуд, с лавками, украшенными к Рождеству ветками падуба и разноцветными стеклянными игрушками. На скудное жалованье, которое ей удалось выжать из Белхэйвенов, Кларри купила Олив альбом и карандаши. С Лили по этому поводу произошла еще одна стычка. Кларри скоро поняла, что они не намерены ее отпускать. — Никто не наймет вас обеих, — сказал Джейред. — Так что нет смысла и искать. — Это нам благодарность за то, что мы взяли вас к себе, хотя никто другой этого не сделал бы? — оскорбилась Лили. — Вы остались бы без крова над головой, если бы не наша доброта. За это вы должны, по крайней мере, помогать нам. — Мы благодарны за все, что вы для нас сделали. Но мы здесь тяжело работаем уже целый месяц без всякой платы. Если мы останемся у вас, вы должны нам платить, — настаивала Кларри. — Мы предоставили вам жилье и еду, — сказала Лили. — Но нам не на что купить одежду, и на зиму нужны ботинки. Мы нуждаемся в деньгах. Вы могли бы платить нам столько же, сколько платили другим девушкам, и вычитать из этих денег плату за содержание. Неохотно, при одобрении Джейреда, Лили согласилась выдавать Кларри и Лили четыре шиллинга в неделю на карманные расходы, из которых один шиллинг они должны были жертвовать в церкви по воскресеньям. Сестры научились находить недорогие вещи в лавках подержанной одежды на Скотсвуд-роуд и шить себе нижнее белье и ночные рубахи из отрезов дешевой ткани. Но скудное жалованье не позволяло им ничего отложить, и они по-прежнему не могли подыскать себе другое жилье. Кроме того, Кларри даже не знала, с чего начинать поиски. Со времени приезда она еще не бывала за пределами Элсвика и западного района Ньюкасла и пока не видела центральной части города. Девушка пыталась отвоевать дополнительный выходной среди недели, но эта затея не увенчалась успехом. — Слишком много работы, — отрезала Лили. — У нас самих не было выходных уже много лет. — Небезопасно ездить в город без сопровождающих, девочки, — поддержал супругу Джейред. — Как-нибудь мы возьмем вас с собой, и вы все увидите, хотя там не так уж много интересного. Кларри им не поверила. Даже отсюда, из Элсвика, с самой верхней его точки, ей кое-что было видно: стройные остроконечные башни церквей и кафедрального собора и череду высоких крыш под облаками смога. Сейчас, ненадолго вырвавшись на свободу, Кларри была в приподнятом настроении и разносила заказы с легким сердцем, сверяя маршрут и адреса с записями на клочке бумаги. Нужно было посетить четыре дома в северной части Элсвика, а еще приют для пожилых, одну гостиницу и кафе на Вестгейт-роуд. Когда Кларри заглянула в последнее заведение, в котором позвякивала чайная посуда и группы людей сидели у камина, играя в карты и шашки, ее сердце сжалось от тоски по прошлому. Они в Белгури тоже проводили холодные зимние вечера за чаем и настольными играми. Воздух был наполнен ароматом горящих дров в очаге. Правда, тут стоял резкий запах горящего угля, к которому она уже начинала привыкать. Кларри отправилась по последнему адресу, к Стокам в Саммерхилл, когда на улицах уже зажглись фонари. Девушка размышляла о том, что она увидит в большом красивом особняке, расположенном на тихой площади в стороне от шумной Вестгейт-роуд. Месяц назад Луиза Сток неожиданно перестала посещать церковь. — Наверное, она теперь сидит дома со своим младенцем, — предположил Джейред. — Да, миссис Сток мы теперь не увидим до крестин, — согласилась Лили. — Как и положено. Но о крестинах так и не было объявлено, и, что озадачило Кларри еще больше, у Стоков были мрачные лица, когда они поспешно покидали церковь после воскресной службы, не останавливаясь для того, чтобы побеседовать. Только Уилл задерживался возле скамьи Белхэйвенов и застенчиво улыбался Кларри, но даже он теперь не подходил поболтать об обручах и о лошадях, как это бывало после их встречи в парке. Что-то произошло, и, спускаясь по ступеням в кухню, расположенную в полуподвальном помещении, Кларри надеялась, что с дружелюбной Луизой не приключилась беда. Первым, кого встретила Кларри, был Уилл. Мальчик сидел на краю кухонного стола, болтал ногами и ел банан. — Кларри! — воскликнул Уилл. — Что вы тут делаете? Вы принесли пирожки с мясом? Пахнет пирожками с мясом, моими любимыми! Девушка в переднике и колпаке прогнала его со стола. — Уходи, а то повариха тебе задаст, — сказала она и добавила, обращаясь к Кларри и забирая у нее поднос с пирогами: — Спасибо. Вы новенькая, да? — Это племянница мистера Белхэйвена, Долли. Она приехала из Индии, — вставил Уилл. — Не рассказывай басни, — рассердилась девушка. — Это правда, — засмеялась Кларри. Долли уставилась на нее так, как будто у Кларри было две головы. — Подумать только! Она понесла поднос с пирогами в кладовку. — Лучше спрячу это от поварихи. Она злится из-за того, что господину пироги Белхэйвенов нравятся больше, чем ее. Она отнесет их в Армию спасения, если первая их найдет. — Идемте, посмóтрите на мой вертеп, — сказал Уилл, хватая Кларри за руку. Она взглянула на свои грязные ботинки и потертый жакет и засомневалась. — Я не могу идти в таком виде. — Можете, можете, — настаивал Уилл. — Это в холле, вам не придется ступать по ковру. Вновь появилась Долли. — Не беспокойтесь, никто вас не увидит. Мистер Герберт и мистер Берти все еще в офисе, а госпожа в спальне. — Я думала, здесь полон дом гостей, — сказала Кларри. — В этом году нет. — Что-то случилось? Долли покосилась на Уилла. — Я не могу об этом говорить. — Кларри, идемте, — сказал Уилл нетерпеливо и потащил ее к двери. — Но только на минутку, — сдалась она. — Я не могу надолго оставлять Барни на морозе. Мальчик повел ее вверх по каменной лестнице. Они оказались на первом этаже. В открытую дверь на другой стороне темного холла была видна большая гостиная, также темная, освещенная лишь льющимся сквозь незанавешенные окна тусклым сиянием уличного фонаря. Широкая лестница уходила во мрак. На ее перилах не было никаких украшений. Да и нигде в доме украшений не было. К разочарованию Кларри, жилище Стоков оказалось пустым и холодным. Она сжала руку Уилла, не зная, куда идти в темноте. — Это вон там, на верхней площадке, — сказал он, направляясь к лестнице. — Ты говорил, что это в холле, — неуверенно произнесла Кларри. — Я не думаю, что мне следует здесь находиться. — Ну пожалуйста, Кларри! В голосе Уилла прозвучало отчаяние, и Кларри позволила отвести себя на верхнюю лестничную площадку. Там мерцал мягкий свет, и Кларри увидела вертеп, установленный на низком деревянном сундуке. Дом был объят такой тишиной, что Кларри и Уилл крались к сундуку затаив дыхание. Подойдя ближе, девушка увидела, что фигурки искусно сшиты из ткани с набивкой внутри и одеты в яркую одежду. Здесь были крохотные быки и овцы и вырезанная из дерева колыбелька, в которой лежал младенец, завернутый в белую ткань. Вся композиция была освещена рядом миниатюрных свечек, распространяющих вокруг уютное сияние. — Восхитительно! — ахнула Кларри. — Кто сделал эти фигурки? — Мама, — ответил мальчик шепотом. — Она сделала их для меня, когда мне было пять лет. Я расставляю их каждый год, хотя уже слишком большой, чтобы ими играть. Кларри осторожно дотронулась пальцем до младенца. — Он такой маленький, но так аккуратно сделан. Олив была бы в восторге, если бы увидела его. — Вы можете привести ее сюда, если хотите, — воодушевился Уилл. — Спасибо. — Кларри дотронулась до его ладони. — Ты добрый мальчик. Он покачал головой. — Нет, не добрый. Я невыносим. Так говорит папа. Он говорит, чтобы я держался подальше от маминой комнаты и что от меня слишком много шума. — Ну, насколько я понимаю, можно быть шумным и добрым одновременно. Уилл радостно улыбнулся. — Вы мне нравитесь, Кларри. Вы придете к нам на рождественский обед? Кларри рассмеялась. — Я хотела бы. Но я должна вместе с Олив помочь мистеру и миссис Белхэйвен с приготовлением их обеда. — А в Индии вы праздновали Рождество? У Кларри сжалось сердце от этого неожиданного вопроса. — Да, — вздохнула она, думая об их последнем несчастливом Рождестве, омраченном беспокойством из-за алкоголизма отца и нехватки денег. — С индейкой и сливовым пудингом? — поинтересовался Уилл. — Нет, с жареным вальдшнепом и имбирным пирогом. — Думаю, это не обязательно, чтобы Рождество всегда было одинаковым, — произнес мальчик задумчиво. Он замолчал, глядя на колыбельку. Кларри уже собиралась уйти, когда он сказал: — Мама родила мертвого ребенка. У девушки оборвалось сердце. — Ах, Уилл, какое горе! Мне очень жаль. Она, должно быть, ужасно огорчена. Уилл пожал плечами. — Она не говорит об этом. Никто об этом не говорит. Они думают, что я ничего не понимаю, потому что мне всего одиннадцать. Но я видел, как доктор выносил ящик из маминой комнаты. Он оставил его в гардеробной и ушел, чтобы поговорить с отцом. Мальчик замолчал в нерешительности. Кларри услышала, как он сглотнул. — Ящик был похож на тот, в котором я храню своих солдатиков. — Он понизил голос до шепота: — Я заглянул внутрь. Ребенок был обернут как младенец Иисус. Но он был настоящим. Я дотронулся. Он был теплым. Кларри едва не застонала. — Я знаю, что не должен был этого делать, — взволнованно продолжал Уилл. — Вы… вы думаете, я убил его? Может, доктор забрал его, потому что так для него было лучше? Уилл всхлипнул. Кларри быстро привлекла его к себе. — Ах ты, бедный мальчик! Конечно, не ты убил малышку. Доктор никогда не положил бы ее в ящик, если бы она была жива. Уилл прижался к ней и заплакал. Кларри гладила его по волосам, утешая. — Вы ведь никому не расскажете об этом, правда? — спросил он, отстраняясь. — Конечно нет, — уверила его Кларри. — Но ты не совершил ничего плохого и не должен себя винить. Пообещай мне, что не будешь этого делать. Уилл кивнул, вытирая глаза и нос рукавом. — А теперь мне пора идти, — сказала Кларри мягко. — Будешь молодцом? Уилл снова кивнул. Когда они шли к лестнице, он спросил: — А почему вы говорили о ребенке «малышка»? — Не знаю, — ответила Кларри. — Просто у меня возникло такое чувство, что у твоей мамы была девочка. Младенца похоронили? — Я не знаю, — пожал плечами Уилл. — Мне никто ничего не сказал. Кларри спустилась по лестнице, держа мальчика за руку. Она сочувствовала его горю. Ей было жалко их всех, и она гадала, в каком состоянии находится его мать. Спустившись по лестнице, Кларри заметила какое-то движение наверху и оглянулась. Ей показалось, что она увидела фигуру в светлом платье, мелькнувшую за перилами, но не была в этом уверена. На улице пошел густой снег. — Смотри, Уилл! — воскликнула Кларри. — Правда, здорово? Она закружилась на месте, подставляя лицо падающим снежинкам. — Мой первый снег в Англии! Уилл тоже был возбужден и, гикая от радости, бегал вокруг, пинками поднимая фонтаны снега в воздух. Он слепил огромный снежок и запустил его в Кларри. Девушка вскрикнула от неожиданности, когда снежок угодил ей в шею. В следующую минуту она гонялась за мальчиком по тихой площади, забрасывая его снежками. — Уилл! — гаркнул чей-то голос из темноты. — Это ты? Кларри запустила большой снежок как раз в то мгновенье, когда Уилл бросился вперед. Мальчик столкнулся с темной фигурой одновременно с тем, как снежок достиг цели. Обоих накрыл душ из мокрого снега. Уилл завизжал и засмеялся, стряхивая с себя снег, но мужчина раздраженно крикнул: — Прекрати, маленький негодник! Слишком поздно Кларри поняла, что это был Герберт Сток. Она поспешила ему навстречу, оскальзываясь на снегу. Ее волосы растрепались, а на одежде белели следы от снежков. — Прошу прощения, мистер Сток, — выпалила она. — Я слишком увлеклась. Он вглядывался в нее сквозь пелену падающего снега в неверном свете газового фонаря. — Кто это? — Кларри Белхэйвен, — задыхаясь, сказала она. — Я принесла пироги с мясом. — Кларри! Боже мой, а я подумал, что это друг Уилла. — Так и есть, папа. — Уилл радостно улыбнулся. — У нас было отличное сражение. Кларри бросает снежки не хуже мальчишки. Кларри рассмеялась. — Буду считать это комплиментом. Герберт грустно улыбнулся, стряхивая снег с плеча. — Вы его заслужили. Я оценил точность вашего броска. — Прошу прощения, — повторила Кларри. — Не нужно извиняться, — произнес Герберт. — Я давно уже не видел Уилла таким счастливым. Кларри очень хотела выразить ему свое сочувствие по поводу потери ребенка, но не желала навлекать на Уилла неприятности. Вместо этого она сказала: — Мне очень жаль, что миссис Сток нездорова. Герберт Сток бросил на нее удивленный взгляд. — Долли сказала мне, что госпожа в спальне, — поспешно объяснила Кларри. — Вы, пожалуйста, дайте нам знать, если мы можем вам чем-то помочь. Может, вам нужна еще выпечка или другая провизия? — Вы так добры, — сухо ответил мистер Сток. — Но мы не хотели бы вас обременять. — Вы нас вовсе не обремените, — уверила его Кларри. — Я привыкла вести домашнее хозяйство. Мне пришлось делать это после смерти матери. Поэтому я знаю, что даже небольшая помощь может иметь огромное значение. Строгое лицо Герберта Стока немного смягчилось. — Благодарю вас. — Папа, мы можем сейчас поесть пирогов с горячим шоколадом? — спросил Уилл. — И пусть Кларри останется. Кларри увидела на лице Герберта замешательство. — Боюсь, что я не смогу остаться, — сказала она. — Я должна возвращаться в гостиницу. — Вы живете в гостинице? — удивленно спросил Уилл. — Она роскошная? Кларри сдержала горькую усмешку. — Нет, не очень. Когда Кларри торопливо возвращалась к терпеливому пони, она слышала, как Уилл рассказывал отцу о том, что показывал ей вертеп. Она со стыдом подумала, что подниматься наверх, словно она была им ровня, было наглостью с ее стороны. Герберт Сток, вероятно, будет этим рассержен. В его глазах она была всего лишь официанткой из бара, прислугой. Его сын Берти вообще не снисходил до беседы с ней в церкви, и даже Уилл через год или около того поймет, что он не может приглашать в дом таких, как она. Кларри быстро шла, изгоняя из головы мысли об аристократичном доме Стоков. Если она позволит себе сравнивать с ним свое мрачное существование на Вишневой улице, то сойдет с ума.