Дорожка

Вот по этой кирпичной дорожке,

Утверждая своё бытиё,

Чьё-то детство протопало ножками,

Как когда-то ходило моё.

По лесам и пустыням нехоженым,

По мостам через водную гладь,

По дорогам, ещё не продолженным,

Этим ножкам придётся шагать.

Он забудет дороги планеты,

Что изъездил и избороздил.

Но навеки запомнит вот эту,

По которой он в детстве ходил.

Напечатано:

“Сiльськi новини” от 26.XII.81

***

На далекім березі, майже недосяжному,

Мов душі безсонної невмируща варта, —

Аж думки зсудомило і застигло вражено

Серце —

так відчужено пломеніє ватра.

Як відлунням юності приязно далекої,

Болем переповнений солодко-блакитним,

Мовчки придивляюсь, як зоряним лелекою

Крильми пелюстковими вогник теплий квітне.

Трунку життєдайний мій, як тебе ковтнути ще?

Блимає принадливо мовчазне багаття.

В грудях озивається пам’яті болючий щем,

А в уяві сивіє, мов старенька мати,

Невідома постать.

— Гей, хто ти?... —

Тихо дивиться.

Тільки усміх лагідний.

І питать — не варто.

У тумані, що загус під промінням місяця,

За Дніпром покинуто догоряє ватра…

***

Злой сарказм неуютной весны

Забил уши памяти ватой тумана

И стёкла глаз незрячих залепил

Мокрым песком несбыточности

Глупой, как молодость.

Серый день истекает водой,

Как жизнь, прожитая напрасно.

***

Вечное чудо весны!

Тридцать шестой раз ты бесцеремонно

Врываешься в меня,

Заставляя задыхаться от восторга,

Следствие которого —

Недостаток мыслей и избыток чувств.

Какими же влюблёнными глазами

Смотрит сквозь меня

это юное чистое создание!

А сердце всё равно готово разорваться.

И первая заметная седина

Никакого отношения к бесу в ребре не имеет.

Просто — весна.

А девочка эта — красива.

И взгляд этот — не мне,

И улыбка — не мне,

Я улыбаюсь в ответ.

Впрочем, вопроса не было.

Просто — весна.

Я смешон? Может быть.

Но какое же это счастье — быть таким смешным!

Значит — я ещё жив,

Раз чувствую красоту,

Значит — ещё не старик, хоть дело идёт к тому.

Но красота — она потому и красота,

Что и для ребёнка, и старика одинакова.

IV-1996. Киев

***

Мы, чем глубже вгрызаемся в жизнь,

Вспоминаем всё реже и туже

Тот удивительно солнечный мир,

Мир, где морем становится лужа,

Где случается всё только вдруг,

Где чисты и открыты всегда мы,

И где нету нежнее рук,

Чем надёжные руки мамы.

Этот мир, как живая вода,

Отсверкав чудом в струйках светлых,

Покидает одних навсегда,

А к другим возвращается в детях.

***

Что входит в понятие “счастье”?

Квартира, машина, семья.

И просто красивая женщина,

Пока она не твоя.

Возможно, немного нахальства,

Чтоб в грязь не ударить лицом.

Несмелая дружба с начальством.

И фильмы с индийским концом.

Дешёвые джинсы и батники —

От моды бы не отстать,

А также немножко романтики,

Но чтоб не мешала спать.

И — если когда-то случится —

Воробышка изловить.

Не всем же перо Жар-Птицы

Дано на земле находить.

9/ІХ-1987

***

Весело шелестит листва куста.

От ветра и тёплых запахов кружится голова.

И как-то слишком быстро и неожиданно

после лета

Наступает

Тридцать первое августа

И постепенно осень вступает

В свои права.

И это даже не страшно, а интересно

И красиво.

Но, Боже небесный,

Как грустно тлеют в багровом закате

Облака

И спелые сливы.

А листья,

Эти глупые глаза весны,

Ещё смеются, веря и не веря

Аккордам,

Что рождают ветры-клавиши.

А это голос неотвратимой будущей потери.

Хотя им нечего терять.

Им теряться в один из дней,

В один из отпущенных ста,

И каждый надеется, сорвавшись,

Просто долго падать, а не умирать

Тридцать первого августа.

31/VIII-1989

***

А.К.

Позвала тебя, друг мой, Россия

На другой околоток Руси.

Ей понадобилась твоя сила.

Что поделаешь — грусти не грусти —

Ты ей сын.

Но зачем так нелепо

Уходить, всё забыв, не простясь,

Дверь прикрыв за собой незаметно,

Как какой-нибудь там англо-сакс?

Но вопрос остаётся открытым.

Выпадает надеяться мне, —

Ты не числишься в списках убитых

На нелепой чеченской войне.

Ну, а помнишь: бессонные ночи,

Поиск истины в чаде хмельном

И почти что совместные строчки,

Щедро взбрызнутые вином?..

Разных муз непохожие слуги,

Будем жить теперь, память уняв,

Независимые друг от друга,

Как народы обеих держав,

Сожалению не поддаваясь,

Не тревожа печаль, что светла…

Ты прости мне мою благодарность

Той судьбе, что нас вместе свела.

***

Мнится ль радость, кричит ли беда —

Но на всём порастёт лебеда.

И покроется плесенью были —

Чем мы жили, кого мы любили —

Результаты большого труда

И крикливых речей ерунда —

Всё бурьяном густым зарастает.

Вот и я понимать начинаю,

Что уже ничего, никогда…

И уехал бы чёрт-те куда

По чьему-то весёлому следу.

Да куда ж я отсюда уеду.

***

Небеса, небеса, бирюзовые своды.

В лужах

раухтопазом

искрится вода.

Мне пожалован праздником грустным природы

Дармовой жёлтый лист,

Как билет в никуда.

Принимаю его беспардонно и кротко,

Будто хлебный огрызок, с ухмылкой немой,

Словно нищий старик стопку спонсорской водки.

Этот праздник роскошен,

Но праздник — не мой.

Крик прощальных грачей — громовым приговором,

Всё о бесповоротности.

Но не беда —

Не придётся душе ночевать под забором,

Я имею билет,

даже пусть — в никуда.

***

Ничего не проходит —

Ни болезнь, ни надежда, ни тень

От прозрачного века змеиного глаза,

Ни почившее в бозе желание перемен,

Словно нечет и чет,

Не угаданные ни разу.

Даже то, что прошло,

не проходит, а где-то внутри

Пахнет взглядами и голосами —

Полубыль-полунебыль, —

Покрываясь цинизмом

холодных стеклянных витрин

Под закарканным небом.

***

Свернулась города громада

В клубок лохматых колких дней.

Просторный холод белым взглядом

Накрыл безлюдье площадей.

Ни тьмы, ни света.

В полумраке

Застрял случайный мутный луч.

Бездомный вой глухой собаки

Шуршит по дюнам бледных туч.

Желеобразный ветер тщится

Хотя бы раз перелистнуть

Окаменевшую страницу

Остановившихся минут.

***

Криками грачиными наполнился

Воздух обнажённый.

Чувствуется — что-то в этом кроется,

Только не припомню

Слова, выражающего формулу

Звона в грешном теле,

Искренне созвучного подкровельной

Музыке капели.

Вот и забывается, украдкою

Помнимое мною,

Странное немного, горько-сладкое,

Юное такое,

И замысловатое, как облако

Трепетного вида.

Белое, холодное, далёкое,

Словно Антарктида.

Матерi

Дуже вузеньку, ще без загати,

Згадую, наче ввi снi,

Рiчку Чибриж бiля нашої хати,

Що розлилась повеснi.

Моє дитинство у бiлiй панамцi

Бiгає вздовж берегiв

I рученята простягує мамцi:

— Мамо, я щастя зустрiв!

Марно я мрiю: та рiчка i хата

Схованi десь вдалинi.

Там мене жде посивiлая мати...

Гiрко i сумно менi.

Мамо, не жди, не вернусь я нiколи,

Я вже не той, що колись:

В серцi не тi уже мрiї i болi,

В душу менi подивись.

Нi, вже нехай: я приїду до тебе —

В серцi не згасла любов.

Нiжно притисну тебе я до себе:

— Мамо, я щастя знайшов!

21.XII.1980. Адлер

Родина

В тени от исторических событий,

Вдали от перегруженных дорог,

Врагов нашествий,

Гениев наитий

Живёт провинциальный городок.

Сюда доходят только отголоски

Да долетают щепки иногда

Оттуда, где трибуны и подмостки

То строят, то ломают города.

А здесь разводят кур,

Выходят замуж,

Живут,

Как могут, строят свой уют,

Рожают редко, чаще уезжают,

И страшно пьют.

А после — страшно мрут.

Отстраивают сломанные храмы

И — не крадут со стройки кирпичи.

И бывшие райкомовские хамы

В них святят от дворцов своих ключи.

Столичный гам тут не найдёт огласки.

Работа — дом — базар — из года в год.

И то, что Сашка дал по морде Ваське,

Важней того, кого избрал народ.

А ночью — тишь.

Двенадцать — очень поздно.

И освещенья нет.

Но звёзд — не счесть.

И что мне делать, если эти звёзды

Нигде так ярко не горят, как здесь.

1-3/ІХ-1994. Городня