Клятва века

Шапери то и дело оглядывалась и махала родственникам рукой. На щеках её сверкали слёзы. «Конечно, нелегко расставаться с теми дорогими местами, где ты родился и вырос, – думал Хаджимурад, – в этом светлом арыке она, возможно, когда‑то плескалась, а в том тёмном винограднике в своё время играла со сверстницами в прятки. А на этом кладбище, может быть, кто‑либо из её родни похоронен. Да кто не поймёт и вздохов, и слёз человека, покидающего родные места…»

Село скрылось из глаз, а Шапери всё оглядывалась…

Хаджимурад подъехал к ней совсем близко и ласково коснулся руки:

– Ты не очень убивайся, мы будем навещать родителей.

– Не знаю, сумеем ли мы это делать, – сокрушалась девушка, – путь ведь и не близок, и не безопасен…

К полудню они добрались до источника, где был ранен Хаджимурад. Шапери просила поскорее миновать его. Но Хаджимурад знал, что дальше такой полянки, такого места для отдыха и для них самих, и для лошадей долго не будет. К вечеру они продолжила путь. Уже поздно ночью, объехав Караул‑тёпе, крепость бека‑разбойника, с другой стороны въехали в село. В нём было тихо и темно, сельчане уже давно спали… Звёзды на безлунном небе казались крупными. Шапери заметила, что садов здесь нет, лишь рядом со многими кибитками темнеют отдельные деревья… Тишину села нарушил лай собак. Огромный белый кобель, предвкушавший встречу с родными, кинулся, прямо под ноги всадникам. Хаджимурад очнулся и дотянулся до кобеля кончиком своей плети. Собака взвизгнула и отпрянула в сторону.

Назар, услышав лай собаки, тихонько выскользнул из‑под одеяла и вышел во двор. Поднялась и Тылла. Откинув уголок кошмы, увидела Назара у дороги возле двух всадников. «Ба, да один, из них вроде бы Хаджимурад!» Она накинула на голову платок и тоже выбежала на дорогу. Всадники уже спешились, Тылла раз глядела в одном из них женщину и недоумённо спросила:

– Хаджимурад, кто это?

– Это Шапери, ваша невестка, – радостно сообщил Хаджимурад.

Тылла обняла девушку и заглянула ей в лицо, полуосвещённое крупными звёздами:

– Ой, какая же она красивая! Действительно пери!

– По‑ирански Шапери – это царица цариц, – обнял Хаджимурад молодую жену, – но теперь она уже будет жить не в Иране, а здесь.

Все направились к дому Хаджимурада. Тылла не выдержала и вырвалась вперёд:

– Поздравлю первой гелнедже[6],– крикнула она, оглянувшись.

Уже у одной из чёрных кибиток слышался её звонкий голос:

– Гелнедже, бушлук[7], сын твой Хаджимурад вернулся! Да не один, а с красавицей невесткой.

– Где он, где мой Хаджимурад‑джан? – выскочила из кибитки немолодая сухощавая женщина и бросилась туда, откуда доносился говор. Подбежав к сыну, обняла его и заплакала, приговаривая: «Слава аллаху, слава аллаху!» Затем, тоже со слезами радости обняла Шапери.

Прибежал и со всеми за руку поздоровался Бердымурад, а уже у порога подскочил маленький Оразмурад и молча кинулся старшему брату на шею.

Пришли приветствовать вернувшегося Хаджимурада и его мать ближние соседи, а позже другие сельчане. Пожаловал в дом Хаджимурада и Сазак‑сердар со всеми сыновьями и невестками. Каждая из женщин обняла Шапери.

– Отец, а что если и нам по такому случаю сыграть свадьбу? – осторожно спросил у сердара Оразгельды.

– Когда собирается столько людей в доме молодых, попробуй обойтись без свадьбы? – согласился о предложением старшего сына Сазак‑сердар и уже более решительно добавил: – Режьте баранов, готовить к большому тою…

– Может, для такого случая следует пригласить и Таназа‑бахши? – вопросительно посмотрел на отца его средний сын.

– Правильно говоришь, сынок, бахши всегда украшает той, да и врагам пускай станет известно о нашей большой радости. Завтра же на свадьбу соберём всех сельчан, устроим гореш, проведём скачки. Иди, сынок, приглашай на торжество и Топаза‑бахши, и глашатая, – заявил Сазак‑сердар.

Вскоре в селе гамаков зазвучала музыка и песни. Разбуженный Довлетяр приподнялся на локтях.

– Дурдулы, ты спишь? – окликнул он брата.

– Да нет, лежу и слушаю эти невесть откуда доносящиеся песни, – ответил Дурдулы.

– Да откуда они доносятся не трудно догадаться, – сёла гамаков, а вот по какому поводу они веселятся, это надо будет выяснить… Ты, Дурдулы, разузнай, что у них там за радость, чтобы на всё село играть и петь…

– Сейчас схожу узнаю, – встал с постели Дурдулы.

– Да нет, самому тебе не нужно там показываться, кого‑нибудь пошли. У нас ведь с ними назревает серьёзная схватка. Не сегодня‑завтра мы собираемся хорошенько выкупать их в крови… Так что сам пока не суйся к ним, пошли кого‑то надёжного…

После ухода Дурдулы Довлетяр подумал с недоумением о спокойствии Сазака‑сердара: «Ведь он отлично знает, что мы собираемся лишить гамаков воды. Тех же, кто попытается за неё бороться, безжалостно уничтожим. У нас хватит на это сил. Посевы их выгорят. Люди же, не убитые в бою, с голоду подохнут. Но Сазак не только сохраняет спокойствие, а ещё и затеял какие‑то игрища с музыкой и песнями… Подожди, стервец, я тебе по заслугам отвечу на твой мерзкий призыв вступить в переговоры с капырами!..»

Его мысли перебил голос глашатая.

– Ты не знаешь о чём он там вешает? – спросил он у возвратившегося Дурдулы.

– Теперь уже кое‑что узнал от посыльных, – мрачно ответил брат. – Сазак устраивает большой той.

– Это в честь чего же? – встревожился Довлетяр.

– Хаджимурад вернулся из плена и не один, а с невестой Привёз дочь Хабипа‑пальвана, – сообщил Дурдулы.

– Ловок, паршивец, – злобно процедил сквозь зубы Довлетяр, – как же это ему удалось выскользнуть из таких клещей?..

– Нет, он оттуда не бежал, – ответил брату Дурдулы, – наоборот, он не раз в этом селе проявлял геройство, обезвредил ни одного разбойника, совершавшего набеги на курдов. А до этого он безоружный вступил с братом Хабипа‑пальвана Ризакули в схватку в вышел победителем, – вырвал у своего противника из рук острый кинжал прямо на глазах серкерде. Разве Мамед вам об этом не рассказывал?

– Да кто эту болтовню разносит? От кого ты всё это слышал? – повысил голос Довлетяр.

– Человек, которого я послал выведать, что там у гамаков за радость, слышал это из уст самого Хаджимурада, – объяснил Дурдулы. – Он, оказывается, и ранее приезжал из Ирана на розыски сына Хабипа‑пальвана. И нашёл паренька в песках и доставил его родителям. А те в благодарность за всё это дали ему и коня, в оружие, и одежду, и даже дочь выдали за него замуж. Очень просили его остаться в их богатой семье. Но Хаджимурад отказался. Тогда сам Хабип‑пальван проводил своего отважного зятя. Немало они с женой в всяких ценных подарков привезли…

Довлетяр слушал брата и чувствовал, что в душе его закрадывается страх. Ведь это он, Довлетяр, предал в продал Хаджимурада. Теперь ему, возможно, не взбежать отместки за совершённое…

– Надо действовать! И немедленно! – нервно выкрикнул бек, схватил саблю и приказал брату следовать за ним.

– Бек‑ага, если ты решил поскорее с ними рассчитаться, то надо не вдвоём идти, а с хорошо вооружёнными родственниками и нукерами… – возразил Дурдулы.

Довлетяр будто не слышал слов младшего брата, проследовал к воротам:

– Эй, вы, охранники, будьте построже, никого без моего разрешения не впускайте в крепость, – прикрикнул он на сторожей.

В это время чуть не у самых стен раздался до того громкий голос глашатая, что хозяин крепости даже вздрогнул.

– Эй, вы, добрые и недобрые люди, потом не говорите, что не слышали! Отважный сын Сухана‑батыра Хаджимурад, который был обманут и продан в рабство, с почестями вернулся из, Ирана. Привёз себе красавицу‑невесту. Завтра они устраивают большой той. Стар и млад приглашаются на эту свадьбу. Пусть пожалуют на неё стрелки и пальваны, верящие в свои силы. И наездники приглашаются. На большом тое будут и стрельба, и борьба, и скачки!

Довлетяр невольно вспомнил о сером скакуне, которым он завладел при помощи хитрой уловки. Ещё недавно бек на нём гордо ездил по селу. Принимал участие во многих скачках. Никогда не оставался без приза. «Может, и теперь принять участие в скачках? Но ведь люди знают, кто истинный хозяин серого скакуна. Зато никто из них не ведает, каким образом он оказался в моей крепости. Хорошо, если бы серый скакун выиграл для меня какой‑либо ценный приз на свадьбе своего истинного хозяина! Но ведь ещё неясно: поеду я на эту свадьбу или нет… А если поеду, то для чего? Участвовать в скачках, или рубить головы тем, кто их устраивает?»

В таком невесёлом раздумье он дошёл до северной стены своей крепости. Остановился. Взгляд его упал на темнеющий колодец, в котором повесилась Джерен. Бек с испугом отпрянул в сторону. А потом и вообще заторопился в кибитку и позвал к себе брата:

– Дурдулы, надо и вправду поскорее созвать родственников и нукеров. Посоветоваться с ними о важных и неотложных делах…

Люди, встречавшие Хаджимурада, разошлись за полночь, чтобы отдохнуть и приготовиться к завтрашней свадьбе. Немного задержались в доме Хаджимурада лишь Сазак‑сердар, Оразгельды и ещё кое‑кто…

– Нам необходима осторожность и предусмотрительность, – обратился сердар ко всем. – Вполне возможно, что Довлетяр не станет дожидаться нашей очереди на воду, а попытается завтра же испортить нам свадьбу. Держите в полной готовности и лошадей, и оружие. Передайте этот наказ и другим нашим людям.

Хаджимурад отозвал в сторону Назара и тихо ему сказал:

– Я на эту завтрашнюю свадьбу дал согласие только для того, чтобы не обидеть нашего сердара. На самом деле у меня были другие планы. В первую очередь я собирался отомстить разбойнику Довлетяру за всех пострадавших, за проданных им в рабство Ювшана, Бозагана, многих молодых девушек, за смерть Джерен…

Назар задумался:

– Знаешь что, давай отомстим ему за совершённые злодеяния. Вот только даст ли на это своё согласие Сазак‑сердар?

– А если мы не станем будить усталого человека и посвящать его в свои намерения?

– Боюсь, что он нам за это устроит хорошую трёпку. Ведь сразу же утром обо всём узнает. Если нам удастся не только отобрать у Довлетяра коня, оружие, но и его самого прикончить, это известие мигом облетит всё село, – раздумывал Назар.

– Ну, и пусть облетает! – решительно махнул рукой Хаджимурад, – только бы нам проникнуть в его логово. Возможно, тогда нас и сам Сазак‑сердар не станет упрекать, ведь он его тоже ненавидит за чинимый разбой. Пошли, Назар, будь мне надёжным помощником в этой праведной мести.

В доме Хаджимурада все уже спали. Два друга выскользнули из двери и оседлали лошадей. Вскоре всадники подъехали вплотную к одной из стен крепости. Хаджимурад встал на седло и еле дотянулся пальцами до верха стены. И вот он уже наклоняется с верхней кромки стены и полушёпотом говорит Назару:

– Привяжи коней у того вон тутовника и быстро возвращайся.

Назар так и сделал и вернулся к стене. Хаджимурад подал руку и помог взобраться на глинобитную стену. Сам же стал как можно тише спускаться по её обратной стороне во двор бека. Назар последовал за ним. Благо, что с этого боку стена была с несколькими выбоинками, удобными для опоры. Под навесом они увидели серого скакуна. Он, видно, узнал своего хозяина, протянул к нему морду и тихонько всхрапнул, Хаджимурад погладил его и поцеловал в лоб. Пока что двух смельчаков в стенах этой хорошо охраняемой крепости видел лишь один серый конь…

На полпути к белой кибитке на Хаджимурада кинулась было крупная пятнистая собака. Но она и гавкнуть не успела, как от сабельного удара навсегда умолкла. У белой кибитки кто‑то глуховато кашлянул.

– Кажется, это Довлетяр, – шепнул другу Хаджимурад.

– Если он один, мы с ним без труда справимся, – шёпотом ответил товарищу Назар.

Но они не кинулись сразу к кибитке, а вернулись к загону, разыскали сёдла и мигом оседлали серого скакуна. Немного подождали, присматриваясь и прислушиваясь. Но никого не видно и не слышно. За полночь. Как раз время сладкого сна.

Товарищи осторожно подобрались к белой кибитке. Возле её двери на помосте лежал человек. Осмотрелись… Никого поблизости вроде бы нет. Хаджимурад тихо подобрался и заглянул в лицо спящего. Разглядел выпирающие скулы: «Он, подлец!» Стиснул ему правой рукой горло, а левой сунул в рот заготовленный кляп. Бек, ошарашенный таким неожиданным нападением, и не пытался сопротивляться. Хаджимурад осторожно вошёл в кибитку за оружием и одеждой Довлетяра. Снял со стены саблю, взял с вешалки суконный чекмень и каракулевую папаху. Друзья поставили Довлетяра на ноги и одели его безмолвного, и в данное время бессильного. Подвели бека к загону и отвязали серого осёдланного скакуна. Назар вёл коня следом за ними. Хаджимурад приставил к боку Довлетяра острие сабли и предупредил, что если он попробует хоть на полшага отстраниться, будет мгновенно пронзён. Дремавший сторож, увидев, что к выходу приближается с какими‑то людьми и лошадью сам бек, поспешно распахнул ворота. Затем Хаджимура, подделываясь под голос бека, крикнул сторожу:

– Можешь закрывать. – И ворота наглухо захлопнулись.

Усадил бека на коня, связали ему ноги и сами сели в сёдла. Назар вёл за поводок коня с Довлетяром, Хаджимурад ехал следом. Так и выехали за село в поле, где журчал небольшой арык. Из этого самого арыка гамаки с давних времён два раза в месяц получали воду для своих полей и огородов. В одном месте арык был расширен и углублён, чтобы сельская детвора могла в нём купаться. Тут же рядом росло ветвистое тутовое дерево. Под деревом виднелось глинобитное возвышение, похожее на топчан или продолговатый стол. Место это называлось Екетут – одинокий тутовник. Помнится, в своё время и Назар, и Хаджимурад плескались в этом арыке. Здесь всадники и остановились, мысленно спрашивая один другого: «Что будем делать с этим подлецом?»

Хаджимурад стал рассуждать вслух:

– Каким бы ненавистным для меня не не был, я лично убивать его не имею права. Он продал меня Абдулле‑серкерде, я тоже по праву могу увезти его и продать в неволю. Он обрёк меня на многие страдания. Я имею полное право сделать то же самое в отношении этого мерзавца. А вот убить его, к сожалению, права не имею… Он стал причиной смерти моей невесты, но невеста – это ещё не законная жена. Он отнял у меня лошадь, но эта лошадь снова вернулась ко мне. По его вине у меня когда‑то не стало сабли, но теперь я могу забрать саблю в золотых ножнах, что висит у него сбоку… Нет, я не стану проливать кровь даже такого стервеца, как Довлетяр, не хочу в судный день предстать перед аллахом в чёрных одеждах.

– В таком случае, что ты собираешься с ним делать, отпускать домой, что ли? – недоумённо пожал плечами Назар.

Но Хаджимурад знал, что надо делать:

– Из‑за этого человека, – сказал он, – погибла дочь Мереда‑ага. Слетай в село и привези старика сюда. Пусть он, как захочет, так и поступит с беком, Джерен его кровное дитя и Меред‑ага имеет полное право ответить кровью за кровь.

Но сразу же после отъезда Назара Довлетяр замычал, желая что‑то сказать. Хаджимурад слез с лошади, развязал ему ноги, со скрученными руками приволок бека к глинобитному возвышению и вытащил у него изо рта кляп:

– Спасибо, братишка! Вы оказались рассудительным человеком. Всё верно вы говорили. Я действительно обрёк вас на многие страдания. Но вы мою вину простили. Как же мне вас не благодарить.

Бек немного передохнул:

– Верно и то, что по моей вине вы лишились коня, а также оружия, – отдышавшись, продолжал бек, – но очень правильно вы сказали и о том, что конь теперь уже к вам вернулся, а саблю вы можете взять мою, в золотых ножнах…

Хаджимураду противны были слезливые покаяния бека, но он чувствовал, что за ними должна последовать какая‑то хитрая просьба. И парень не очень вежливо спросил:

– Ну, что ты там ещё хочешь сказать?

– Да то, что вы человек, понимающий добро и зло, – заюлил бек, – почитающий предписания религии, поэтому вы и простили меня. Но вот чабан Меред, за которым вы послали своего друга, ни в чём этом не разбирается, он может из‑за своей темноты и бесчеловечности поступить неправильно – с маху зарубить меня своим мечом. Я дам вам тысячу серебряных иранских туменов, только скажите, чтобы он меня не убивал. Меред вас послушает…

Хаджимурад вскипел:

– Ты что же, преступная тварь, хочешь купить мою совесть за свои поганые серебряные монеты. Из‑за тебя же, бандюга, погибла дочь Мереда! Поэтому отец её со своим кровным врагом имеет право сделать всё, что захочет. Даже убить его на месте!

– Не говорите так, – затряс головой Довлетяр, он непременно убьёт меня. Если вы удержите его ОН кровавой расправы надо мною, я отдам вам всё своё состояние…

На рассвете к Екетуту подъехали два всадника в одном седле: Назар и Меред‑ага. Довлетяру снова заткнули рот.

Чабан‑ага виновато и приветливо поздоровался с Хаджимурадом. А тот, кивнув на связанного, сказал:

– Вот он, убийца вашей дочери, Меред‑ага! Если хотите, вы вправе отплатить за её погубленную жизнь!

Старый чабан зло посмотрел на бека, выхватил на ножен кинжал и кинулся к Довлетяру. Но в шаге от него остановился… Конечно, если бы Довлетяр вот так, как сейчас, попался чабану сразу после гибели Джерен, он бы и связанного его не пощадил. Но прошло несколько месяцев с тех пор… Старик немного успокоился, боль утраты приглушилась… Да и мулла, знающий аят, говорил, что в мире ничего не совершается без воли аллаха. На поминках тоже говорили, что, возможно, богу угодно было забрать в иной мир девушку по цвете лет… Видно, все эти разговоры не прошли для старика бесследно. К тому же он считал, что кидаться с мечом на связанного человека, даже тогда, когда он является твоим кровным врагом, нечестно, грешно. Чабан немного постоял возле бека, сунул кинжал в ножны и виновато произнёс:

– Не могу брать на душу грех. Он, конечно, порядочный негодяй. Но дочь была не им убита, а сама повесилась… – Меред отошёл в сторону. Тяжкие воспоминания разбередили душу старика. Он заплакал и медленно побрёл в село. Дрожавший от страха Довлетяр облегчённо вздохнул.

А Хаджимурад после ухода старика ещё злее заговорил:

– Слишком много зла натворил этот негодяй, чтобы мог остаться безнаказанным. Сколько он разлучил матерей с дочерями, отцов с сыновьями. Сколько совершил всяческих преступлений! Нет, мы такого не пощадим! А ну‑ка скажи, Назар, как по‑твоему правильнее будет: на тутовнике его повесить или под тутовником зарубить?

– Да для такого разбойника любая кара недостаточна, – откликнулся Назар.

– Верно говоришь, его и повесить, и зарубить мало! Но… – Хаджимурад схватил Довлетяра за ворот, приподнял и поставил лицом в сторону кыбла[8]. Развязал ему руки.

– Если пошевелишься, изрублю на куски! – предупредил Хаджимурад. Вынул изо рта кляп и обнажил свою саблю.

Довлетяр побледнел. А Хаджимурад громко произнёс:

– Налёт, который ты совершил на село Хабипа‑пальвана, – твой последний разбой! Именем аллаха трижды поклянись, что больше никогда не будешь заниматься этим! – приказал он беку.

Довлетяр, полагавший, что его собираются убивать, сначала от страха не мог вымолвить ни единого слова, потом всё же выдавил хриплым дрожащим голосом:

– Клянусь именем аллаха, что больше никогда не буду заниматься грабежом! – Он повторил эти слова трижды.

– Три раза поклянись аллахом, что не будешь отнимать у людей землю и воду! – снова громко крикнул Хаджимурад.

– Клянусь аллахом, что не буду насильно отнимать у людей ни воду, ни землю! – теперь уже болев спокойным голосом три раза повторил Довлетяр.

– Если я ещё раз увижу, что ты со своими нукерами бряцаешь оружием, я тебе шею сверну! – зло сказал Хаджимурад. Забрал у него саблю в золочёных ножнах и сел на своего славного серого скакуна. Назар поехал за ним, держа в руках поводок вороного коня Хабипа‑пальвана…