Двое отправились в путь

После утреннего намаза табип зашёл к Хаджимураду. Осмотрев рану, пообещал:

– Сегодня, Хаджимурад, ещё полежите спокойно, а завтра посмотрим, может, разрешу и на ноги встать.

Пооткрывали окна в комнате больного, чтобы хорошенько её проветрить. Все домашние вместе с табипом вышли во двор.

– Хабип‑пальван, ваш гость выздоравливает, так что готовьте овцу, предназначенную для худайёлы…

– Табип‑ага, вы всерьёз говорили, что завтра он может встать и немного походить или просто хотели успокоить парня добрым обещанием? – спросил Хабип.

Табип удивлённо пожал плечами:

– Вы же сами видели: рана быстро затягивается, так что действительно завтра ему можно будет встать на ноги, а через неделю, возможно, и сесть в седло…

Шапери опять одна осталась у постели больного и молча смотрела на его теперь уже не такое как прежде бледное лицо. Когда же Хаджимурад, чувствуя её взгляд, открывал глаза, она смущённо краснела и опускала голову. Шапери была крепкой и красивой девушкой. Тёмные непокорные пряди волос вырывались из‑под цветастого платка.

– Я давно здесь лежу? – спросил он у девушки.

– С позавчерашнего дня, слава аллаху, что вы начали говорить, табип сказал, что рана хорошо заживает, – улыбнулась Шапери.

– А этот ваш табип не сказал, когда она полностью заживёт и можно будет отправиться домой? Впрочем, об этом я сам его спрошу. Он ещё не уехал от вас?

– Нет, что вы, табип уедет, когда вы совсем поправитесь, он уж много раз вам перевязывал рану.

Вот, кажется, опять идёт вместе с моим отцом. – Шапери отодвинулась в сторонку…

– Как дела, больной? – спросил табип, и не дожидаясь ответа, стал развязывать рану. Внимательно осмотрев её, сам же ответил на свой вопрос:

– Хорошие у нас дела, рана заживает не по дням, а по часам, редкий случай, столько крови потерять и так быстро пойти на поправку. Кормите его почаще да посытнее и он через неделю действительно сможет уже не только ходить, но и бегать… Как ешь, парень?

– Ем хорошо, – улыбнулся больной. – Ни миски, ни чашки от меня полными не уносят.

– Вот и отлично, – кивнул головой табип. – Думаю, что вам можно уже понемногу и ходить, пока, скажем, от постели до порога и обратно, а затем найдётся и подлиннее дорога… Только первые шаги могут быть трудными…

– Не сердитесь, табип‑ага, но я без вашего разрешения утром немного походил, верно вы говорите, не лёгкими оказались эти шаги… Если бы пока что с поддержкой, может оно было бы легче…

– Вот тебе хороший помощник, – сказал Хабип‑пальван, подавая ему украшенный резьбою посох. – Одной рукой будешь опираться на него, а под другую будет поддерживать кто‑либо из детей. – Он обернулся к двери: – Джапаркули, Гульчахра, Шапери, будете поочерёдно помогать Хаджимураду!

Джапаркули сразу же после ухода лекаря и отца предложил свои услуги. Но вскоре в комнату пошла Шапери:

– Джапаркули, тебя папа зачем‑то зовёт, – и она подставила больному своё плечо… – После выздоровления вы сразу от нас уедете?.. – тихо спросила она.

– О, мне бы только немного окрепнуть, и я без промедления перемахнул бы в седле через вон тот зубчатый хребет, – указал он на горы, разделяющие Персию и Туркмению…

Шапери совсем приуныла от этих слов.

– Да зачем же вам спешить, лечитесь подольше, все наши вас любят: и мама, и папа, и брат… Могли бы здесь и совсем остаться, – высказала она наконец свою заветную мысль.

– Я знаю, что не только ваша родня ко мне хорошо относятся…

Девушка ещё больше зарделась:

– Да, и мне вы очень нравитесь, очень!..

Шапери ещё крепче прижалась к его плечу, ощутила какое‑то сладкое головокружение, и они оба присели на краешек постели. Девушку трясло как в лихорадке. Она немного отодвинулась от Хаджимурада, но теперь её чёрные глаза не были опущены. Пронзительный взгляд их словно о чём‑то спрашивал парня. И он правильно понял этот безмолвный вопрос:

– Шапери, я тоже вас люблю, но что нам с этой тайной любовью делать, как быть, право не знаю, – пожал он растерянно плечами.

– А что если нам прямо сказать об этом папе? Он очень вас ценит и, наверно, согласится выдать меня за вас, – уже с какой‑то отчаянной смелостью заговорила Шапери.

– Так ведь мне, дорогая Шапери, не положено самому свататься, людей необходимо прислать из своего села, а как это сделать даже тогда, когда я поправлюсь и уеду? Это для меня такая опасная дорога – нипочём. А они могут и не добраться сюда…

Оба замолчали, о чём‑то раздумывая, Шапери посмотрела на конюшню:

– Там есть хорошие лошади, они нас куда угодно доставят…

– Нет, – показал головой парень, – бежать нехорошо, можем ославить всю твою семью, нужно как‑то по‑другому сделать…

– Если вы уедете без меня, я погибну от горя и тоски… Неужели же нет какого‑то верного и разумного пути для того, чтобы они могли свести нас! – воскликнула Шапери и заплакала.

Хаджимурад стал её успокаивать:

– Ладно, что‑нибудь придумаем, время ещё есть, мне ведь тоже трудно будет уехать, оставляя тебя здесь…

В комнату вошёл Хабип‑пальван и понаблюдал, как с помощью дочери уже без особого труда передвигается Хаджимурад:

– Молодей, парень, да ты уже почти здоров, но всё‑таки не переутруждайся, присаживайся отдыхать. Я послал Джапаркули‑джана за нашим дядей, скоро они приедут. А ты, Шапери‑джан, должна знать, что Хаджимурад самый близкий нам человек, я люблю его не меньше, чем своих братьев, поэтому присматривай за ним, помогай ему во всём…

После ухода Хабипа‑пальвана Шапери подбежала к Хаджимураду, поцеловала его в щеку и задумчиво сказала:

– Мама‑то знает, что я вас люблю, может, она и отцу сказала? Хотя не похоже, что и ему это известно…

– А откуда мама знает? – удивился Хаджимурад. – Вы ей сами сказали?…

– Да нет, так вышло, – смутилась Шапери.

– Если мать узнала, – стал вслух рассуждать Хаджимурад, – то, вероятно, она и отца не оставила в неведения. А если и отцу это известно, и он так просто оставляет вас со мной, значит, не возражает, чтобы мы были вместе? Верно я предполагаю?

– Не совсем, – потупилась Шапери. – Мама знает только о моих чувствах к вам, а о вашем отношении ко мне ничего не ведает, поэтому она, возможно, отцу и не сказала…

– Ну, так вот что, Шапери, – решительно заявил Хаджимурад, – пойдите и скажите матери, что я вас тоже очень и очень люблю, пусть она об этом сообщит и самому Хабипу‑пальвану! Посмотрим, что из этого выйдет, может, придётся самим что‑либо предпринимать. А сейчас пойдите к маме, прошу вас.

Шапери только улыбнулась, но из комнаты не ушла.

– Во‑первых, Хаджимурад, давайте не обращаться один к другому на «вы», а звать по имени или говорить «ты». А во‑вторых, маме достаточно и того, что она знает. Время, как ты говоришь, у нас ещё есть. Ещё не знаю, как отец себя поведёт. Он ведь крутой. Может пойти и на какие‑либо крайние меры…

Хаджимурад вздохнул:

– Ты, пожалуй, права. Если он меня даже и не тронет, а просто прогонит из вашего дома, и тогда не быть нам с тобой вместе, не видеть счастья… Будем помалкивать, пока я как следует не встану на ноги. – Хаджимурад обнял Шапери и прикоснулся губами к её шее.

У ворот послышался какой‑то шум. Шапери глянула в окно и увидела, что во двор въезжают дядя на муле и Джапаркули на лошади. И мул, и лошадь были навьючены множеством больших и малых тюков и узлов. Наверно, их добрый и богатый дядя, брат Беневше, привёз подарки своей родне. Он со всеми поздоровался за руку, последним подошёл к Хабипу‑пальвану. Поздравил его с возвращением сына и попросил показать ему того славного человека, который дважды спас от смерти его племянника. Сказал, что он привёз для этого храброго парня некоторые подарки…

Хабип‑пальван и гость с узлом на плече направились к больному.

Почтительно поздоровавшись с Хаджимурадом, дядя попросил Шапери развязать узел. Чего только не было в нём: и каракулевая папаха, и новые чарыки, и серый чекмень с расшитым воротом, и многое другое…

Поздоровался с табипом и его одарил целой горстью серебряных монет:

– Это вам за то, что подняли такого мужественного и доброго джигита, как Хаджимурад.

После шумного обеда гости начали разъезжаться. Уехал и щедрый дядя Шапери, оставив всем уйму подарков…

Для человека, привыкшего к просторам пустыми, трудным оказалось это многодневное «заточение». Да ещё в такую жаркую пору. Ему всё чаще хотелось вырваться из этих глинобитных стен на простор, – пока что хотя бы во двор. И Хаджимурад решился. Сам уже, лишь опираясь на посох, добрался до порога. На топчане, в тени чинары сидели все домочадцы Хабипа. Они обрадовались появлению Хаджимурада, помогли ему усесться рядом с ними. А тётушка Беневше принесла и его постель. Хаджимураду так понравилось на дворе, что он уже больше не вернулся в комнату. Правда, встречаться с Шапери теперь стало трудно, тем более ходить обнявшись.

Хаджимурад всё чаше подумывал о возвращения домой. Там ведь тоже ждали неотложные дела. И Сазак‑яга ждёт не дождётся. Приближается день, когда Довлетяр грозился устроить кровавую схватку из‑за воды. Но как он может оставить здесь любимую Шапери? Как может вообще расстаться с нею?..

Хаджимурад в мрачном раздумье один сидел на топчане. Мужчины находились в поле, а женщины занимались своими домашними делами. Беневше мимо чинары проследовала к калитке и вышла за ворота.

Хаджимурал подумал, что лучшей минуты для решительной беседы с Шапери ему может и не подвернётся. Он окликнул девушку. Она тут же выскочила из дому, озираясь по сторонам. Но двор был пуст. Девушка подошла к чинаре и присела на краешек топчана. Хаджимурад посмотрел ей в глаза:

– Сейчас нам надо, окончательно всё решить. Завтра я отправляюсь домой.

Помрачневшей Шапери только и хватило сил сказать:

– Я люблю тебя, не оставляй меня здесь одну.

Хаджимурад другого ответа и не ждал. Но он не мог ей ни сказать следующего:

– Я ведь живу бедно, в простой туркменской кибитке. Там тебе придётся и овец доить, и разными хозяйственными делами заниматься. Не знаю, сумеешь ли ты ко всему этому привыкнуть…

И опять Хаджимурад слышит краткий и твёрдый ответ:

– Мне не страшны никакие трудности, если буду рядом с тобой.

Теперь они начали уже вдвоём раздумывать: как быть? Что предпринять?

– Может, попробовать переговорить с отцом? Или лучше это сделать через Беневше?..

– Ничего, найдём какой‑то разумный выход. В крайнем случае действительно вынуждены будем сесть на лошадей… А пока иди и занимайся своими делами…

Хаджимурад строил самые различные планы этого «разумного выхода», но все они были ненадёжными, шаткими…

Вернулась Беневше. И Хаджимурад окликнул её. В каком‑то недобром предчувствии она присела на топчан и сказала первые попавшиеся слова:

– Что, Хаджимурад‑джан, рана продолжает беспокоить?..

– Да нет, тётушка Беневше, о ране я уже позабыл, завтра собираюсь домой. Но меня другая болезнь настигла. И без вашей доброй воли мне от этой болезни не избавиться… Каким бы мой спаситель Хабип‑пальван не был гордым и твёрдым человеком, он не может посчитаться с вашим мнением. Вот я и обращаюсь со своей просьбой первым делом к вам…

Беневше сразу поняла, о чём собирается просить её парень. Побледнела. И с трудно давшимся ей спокойствием произнесла:

– Какая у вас там просьба, говорите, послушаем…

– Дело в том, уважаемая тётушка Беневше, что у меня нет возможности прислать сюда сватов, соблюсти общепринятый обычай. Вы сами знаете, что Шапери любит меня, и я без неё не могу. Вот я и прошу вас уговорить Хабипа‑пальвана выдать за меня вашу дочь. Ведь если мы не получим вашего родительского согласия, то скорее всего оба погибнем, и она, и я…

– Значит, если вы от нас получите согласие, то завтра. Шапери увезёте с собой? – испуганно спросила Беневше.

– Да, мы обязательно поедем в наше село, но вы не беспокойтесь, это же совсем близко, можно часто видеться, – успокаивал он мать Шапери.

Но слова Хаджимурада привели её в ещё большее отчаяние. Она обхватила голову руками и долго, молчала. Потом резко встала, не сводя с парня набухших от слёз глаз.

– Хорошо, если вы согласитесь остаться в нашей семье, я уговорю мужа. Сыграем достойную свадьбу. Построим для вас с Шапери дом во дворе. Вы будете работать вместе с Джапаркули‑джаном…

Хаджимурад покачал головой:

– Это невозможно, у меня есть родина я родня – мать, младшие братишки. Как они будут жить без меня? А мне без них будет ещё труднее…

К предложению Беневше перевезти семью в их село Хаджимурад тоже отнёсся отрицательно. Тогда опытная женщина и отчаявшаяся мать прибегла к хитрости:

– Я знаю, что Шапери вас любит, но знаю и то, что любовь её не настоящая. Рассказы о вашей храбрости, разные похвалы в ваш адрес просто на время вскружили девушке голову, – убеждала Она Хаджимурада, – если вы завтра уедете, то послезавтра она уже начнёт вас забывать. Совсем молодая, вот и вбила себе в голову, что безумно любит…

– Нет, тётушка Беневше, неверно вы говорите, она по‑настоящему меня любит, не словами, а сердцем, без меня она будет тосковать, не находить себе места и в конце концов убежит из дому в горы по моим следам. А в горах немало разбойников, – припугнул Беневше Хаджимурад.

К полудню с поля вернулись мужчины. После обеда встревоженная Беневше позвала в дом мужа. А вскоре Хабип‑пальван выглянул из дому и деловито крикнул:

– Ризакули с братом, а также ты, Джапаркули, быстро ко мне!

«Наверное, на совещание, – подумал Хаджимурад, оставшийся в одиночестве на топчане. – Интересно, что они там решат? Может, захотят мне как‑то отомстить. Да нет же, они могут подумать и другое… Прийти к выводу, что заезжий туркмен просто совратил их дочь. Конечно, если Беневше и там будет стоять на своём, доказывать, что любовь Шапери не настоящая, то Хабип‑пальван, простой и доверчивый человек, может с нею согласиться. Всё возможно, – думал Хаджимурад, – даже то, что внезапно из дому выскочат люди с обнажёнными саблями и кинуться ко мне… Но разве можно ставить в вину молодому парню то, что ему понравилась такая же молодая девушка. Слов нет, она красавица… Но ведь и она меня тоже любит, а если быть точнее, то с её любви всё и началось. Только ведь она не виновата, что полюбила… Всё от аллаха… Наверно, они не согласятся выдать за меня Шапери. Если они захотят нас разлучить, я сегодня же ночью выкраду Шапери и убегу с ней. Но, возможно, этого и не придётся делать. Хабип‑пальван ведь после богомолья стал совсем другим человеком, твердит, что надо делать людям добро, сам днём и ночью молится. Может, он поймёт, что разлучать влюблённых, – это тяжкий грех…»

Хаджимурад понимал, что в конечном счёте лишь от Хабипа‑пальвана зависит: быть или не быть ему счастливым. Понимал и то, что если Беневше захочет, то сумеет уговорить мужа, но он отдавал себя отчёт и в том, что Беневше ничего не станет делать себе во вред. Значит, в данном случае лишь от одного Хабипа‑пальвана зависит его судьба. И вот он слышит своё имя, это Джапаркули зовёт Хаджимурада в дом. «Будь, что будет!» – поднялся с места парень и направился в дом.

Никто из домочадцев не знал пока к какому решению пришёл Хабип‑пальван: «Интересно, зачем он позвал к себе Хаджимурада? Как он собирается с ним поступить?» Шапери сжалась в комок от страха за любимого. Джапаркули, и помня добрые дела Хаджимурада, и зная крутой нрав отца, тоже не мог оставаться спокойным…

Хаджимурад вошёл и поздоровался со всеми. Но на приветствие парня никто из домашних не ответил. Все они сосредоточенно смотрели на Хабипа‑пальвана, пытаясь угадать его решение.

Но хозяин дома сам подошёл, к парню и пристально посмотрел ему в глаза:

– Это верно, что вы полюбили мою дочь Шапери?

Хаджимурад стойко выдержал пронзительный взгляд пальвана:

– Да, верно.

Хабип‑пальван посмотрел на дочь:

– Ты тоже любишь Хаджимурада?

Шапери молча кивнула головой. «Что ж теперь будет?» – в страхе подумала девушка и тут же услышала отцовский голос:

– Если друг друга любите, я не возражаю против вашей женитьбы.

Шапери бросилась отцу в ноги:

– Спасибо, папочка!

Сияющий Джапаркули подскочил к отцу и молча его обнял.

Хаджимурад опустил голову:

– Спасибо, пальван‑ага, я никогда не забуду вашей справедливости и доброты.

Но тут запричитала Беневше:

– Он, закатилось моё счастье! Отняли у меня дитя! Да как же мне жить, не видя тебя, доченька, и утром, и днём, и вечером, каждый час и каждую минуту.

Хабип‑пальван посмотрел на причитающую жену и укоризненно покачал головой:

– Вместо того, чтобы реветь, иди и созывай соседок, начинайте печь лепёшки, готовится к тою.

На следующий день она и была сыграна, эта неожиданная и славная свадьба. После неё осталась гора подарков от родственников и знакомых.

Наступила пора прощания. Хаджимурад и Шапери сели в сёдла.

Лошади уже скрылись за холмами. Беневше удручённо всхлипывала. Хабип‑пальван твёрдо верил: «За таким славным парнем Шапери не пропадёт…»