Поэма семьи

Вечерние воспоминанья:

Сама себя перебивая,

Гудит История живая

И глушит знаки препинанья.

И с гордостью, но не надменно,

Почти не думая о блюде,

За стол собравшиеся люди

Беседуют одновременно.

Рефрен – о юности певучей,

И если не симптом склероза,

То ностальгическая проза…

Воображенье – дар созвучий.

Что пропустили, что забыли,

Что утаили, промолчали? –

От радости, стыда, печали…

Сентиментальны ли, грубы ли?

На днях рожденья, на поминках,

В больницах ли, в очередях ли,

Каким бы дегтем мы ни пахли,

Жизнь – в оговорках и в заминках.

Не всё, что в памяти, – словесно

И зрительно. Лишь атмосферно,

Как тайна полная – безмерно,

Или, как шутка, – легковесно.

В магнитофоне жизни нашей

То голоса, то отголоски,

Порой зажеваны и плоски,

Невнятной делаются кашей.

Так многое уйдет в могилы!

И кропотливейший историк

Наш не опишет дом и дворик,

На войны все потратив силы.

Со всеми снами, мелочами,

С теплом на завтрак ли, на ужин

Кому ты, кроме ближних, нужен,

Имея опыт за плечами?

Метет метель в блокадном Ленинграде.

Океанолог в порт везет коллегу

В корыте, как в карете, вверх по снегу,

По наледям горбатым – дружбы ради.

Могла б дойти до булочной – дошла бы,

Но карточек ли меньше отоварят,

Иль пайку выхватят из рук… Где варят,

Где помогают – там лишь телом слабы.

В порту – казарменное положенье:

На хлеб надежда, на тепло надежда.

С покойников сдирается одежда:

Полуживых и мертвецов сближенье.

И, как бы память о тепле ни грела,

Тó леденит, что опыт здесь напрасен.

Стал первобытным город, что прекрасен.

Вдали гроза бушует артобстрела.

Ночь лунная, и грохот от корыта.

Застыли насмерть битые трамваи.

Кому нужна твоя душа живая,

Твоя дорога, что войной изрыта?

Наедине с тобой весь этот город,

Мир в состояньи замкнутого круга,

А за спиной – безмолвная подруга,

И кажется: метафизичен голод.

Дойдешь, спасешься – и расскажешь детям

И внукам, если будут, – не представить:

Сюжетам в пересказе нет конца ведь!

Совсем чужой пренебрежет всем этим.

Историку куда ценней архивы,

Судьба не человека, но народов.

Ему не вынуть суть из эпизодов,

Где выжил род и мы остались живы.

Вся наша жизнь, казалось бы, случайна:

Кому-то – сгинуть в забытьи убогом,

Кому-то – жить… Оправданная Богом

И дьяволом, любая участь – тайна.