В гостях у художника

Жене и Нине

В первозданных мирах – на Земле или в космосе где-то –

Много тайных дорог и даров, неземных голосов.

За весной апогеем сбывается яркое лето.

А искусство есть память инертных и смертных часов.

Тут болота-равнина-болота-равнина-болота…

И лишь изредка – в ясные дни – панорама видна.

Живописец – в трудах, его спутница – с чувством полета –

Очарована всей перспективой: от неба – до дна…

Лес в картинах стоит как живой, будто дышит и слышит, –

На бумаге мы лес вековой за минуты растим!

Самоучка-художник пейзажи карельские пишет –

Ту же землю родную, где каждое лето гостим.

Но весомых штрихов, что в значеньи холма иль пригорка, –

Всё же мало. Художник на пристальный труд свой – сердит.

Муза снова бодрит, ставит чайник. Лимонная корка

На веранде в полотнах – и та натюрмортом глядит…

Вдруг нам дарят картину знакомые наши по даче.

Ты несешь ее нежно и крепко. Места – хороши.

Среди сдержанных этих красот – как могло быть иначе?

Жаль, что мало высоких и подлинных мест – для души!

А в природе меняются виды в одно дуновенье…

Ей не надо художников, зрителей, прочих гостей.

Птицы тут доверяют друг другу свои откровенья,

Что ни пишется – чудом: без рамок, имен и кистей!

* * *

Алексею Конакову

Вся жизнь моя – борьба с безумием!

Хоть плодотворным, но опасным –

Безумием, как бы Везувием:

Ежесловесным, ежечасным…

Не мировым, не историческим,

Провинциальным ли, столичным,

Не буйным и не истерическим:

Пред Богом – и сугубо личным!

А люди, благостно живущие

(Как мне бы жить), ждут потрясенья:

Не рваные стихи, так рвущие

Всю душу… Что – мое спасенье?!..

Но есть и те, кому не нравится

История чужих болезней:

Милей – поэзия-красавица

С печальной, но нарядной песней.

Нет, не мечтаю я о демоне,

О силе духа сумасброда,

Ведь мало подлинного времени

Мне отвела моя природа.

И если я растрачу дар его

На путь к безумию-вулкану,

Быть может, в сумрачное марево

Еще быстрей и глуше кану.

Весь выбор мой – между страданием

С метафизической основой

И напряженным ожиданием

Лишь случая и – жизни новой!

«НОВГОРОД – СТАРАЯ РУССА – НОВГОРОД»

Памяти Федора Михайловича Достоевского

О, это сочетание величья

И скорби разоренного гнезда!

Крик чаек над водой – вся песня птичья.

Разобрана дорога* – поезда

Стоят в пути от Дна до Бологого.

Мы – в Старой Руссе. Перед нами – дно

Застывшей жизни – века ли другого?

Здесь благостно, пожалуй, лишь одно –

Вся память о писателе проезжем:

Он населенье здешнее бодрит.

Турист, здесь бывший, смотрит взглядом свежим

На Русь или Россию… Вряд ли «стрит»

Он назовет туннели временные:

Тут и по-русски трудно говорить…

Мы всё еще живые, мы – земные,

А нам бы, хоть от страсти, воспарить!

Неузнаваем сделался эскиз бы,

Когда б, хоть малость, озарилась глушь,

Когда б не покосившиеся избы,

Когда б не наводнение от луж!

Не чувствуется здесь тысячелетье.

Так пуст вокзал, и площадь – так пуста!

Разъехались – осталось безбилетье,

Святое Поозерье* – без креста…

Нам говорят о славном, о бесславном:

От наваждений – и до оплеух…

Редки предметы быта в доме главном –

Доподлинно витает тяжкий дух!

Один живой маршрут, для нас – тем паче:

От улицы Сварога* – к той, где храм*,

И вновь от храма – к тесной летней даче,

В тот самый круг романных панорам…

Соленый воздух веет от курорта,

Испариною изморось висит.

Нехорошо припоминать здесь черта:

Припомнишь – и ответный жди визит!

В обратный путь! Широкой жду Шелони:

Река усталый взгляд заворожит.

Как будто в каждом тоне, полутоне

Отдельный мир мгновенно пережит!