Глава шестая. Минута сменяла другую, а мы с Николаем, как два тополя на Плющихе, усиленно изображали дуэтом немую сцену из «Ревизора»

Минута сменяла другую, а мы с Николаем, как два тополя на Плющихе, усиленно изображали дуэтом немую сцену из «Ревизора». Эльфы, кстати, тоже стрельбу прекратили, давая нам время прийти в себя, а заодно и опомниться… Спасибо им, конечно, за проявленную чуткость, вот только оба эти действия давались нам с великим трудом.

– Шо он там тявкнул напоследок? – первым вышел из ступора Швед.

– Что мы не маленькие.

– He‑а, раньше…

– Убить кого‑то надо…

Что‑то мне не хотелось вдаваться в подробности предстоящей операции.

– Ветер, листва шумит, не расслышал. Но, в общем, понятное дело, такой объект без охраны не оставят. Ай, не бери в голову. Духи – они и в Африке «духи». Мне больше интересно, почему эльфы обстрел прекратили?

Николай повертел пойманную стрелу, потом поднял с земли отскочившую от бронежилета и сосредоточенно поинтересовался:

– Анекдот хочешь?

Чтоб отвлечься самому, да и Шведира увести от ненужных мыслей, я хотел все. Надо же такую глупость несусветную сморозить: убить товарища! Да за подобное предложение… В общем, вовремя Симаргл слинял. Обошлось без лишних слов, высказанных в горячке и о которых впоследствии часто жалеешь. Но вонючий и горький осадок в душе возник и остался. Не только сплюнуть, блевать охота…

– Трави…

– Два индейца заблудились в лесу. Один и говорит: «Что делать будем, кричать или стрелять?» Второй отвечает: «Давай стрелять!». Выстрелили раз, второй, третий… Первый и говорит: «Давай кричать, однако. Стрелы заканчиваются».

– Смешно. Считаешь, эльфы тоже боеприпасы экономят?

– Экономят. Или – решили, что мы бронированные… А еще такой вариант: кто тебе сказал, что это именно эльфы? Надо бы баллистикам на экспертизу отдать… – Бывший прапорщик по‑прежнему вертел в руках обе стрелы, а потом почти жалобно произнес: – Влад, я что‑то совсем смысл происходящего потерял. Может, обсудим? Как раньше?..

Была в нашей группе такая традиция, заведенная Лешей Синицей, нашим взводным. Если что‑то шло не так или обстановка слишком резко менялась, а время позволяло, мы начинали разматывать цепь событий почти пошагово. Так сказать, от печки. Собственно, а почему нет? Коль нам с Мыколой предстоит изображать из себя прожектор перестройки в темном царстве, то прежде чем пройти точку невозвращения, можно и прикинуть кое‑чего к собственному носу. А то оказалось, что в глубине Мрачной рощи не только толстые партизаны водятся. И вполне возможен вариант развития событий, при котором потом времени на раздумья и рефлексию может не хватить.

– Лады. Давай пожурчим. Только лучше сам спрашивай, чего тебе непонятно. А то я даже и не знаю, с которого места начинать.

– Предпочитаешь дружеской и непринужденной беседе допрос с пристрастием? – хмыкнул Николай.

– Опрос, Коля… – уточнил я. – Для устранения пробела в твоем образовании и коротания времени. Кстати, если стрельцы не станут возражать, разговаривать можно и продолжая движение. А то мы тут скоро почву до гранитного основания протопчем. Год трава расти не будет.

– И то верно, – кивнул Николай. – Тогда шагай вперед, Сусанин, коль для тебя тут – везде… И перескажи мне для начала еще раз, как ты сюда попал.

«Шел, упал, очнулся – гипс, закрытый перелом».

– Я же говорил. Из автобуса вылетел, затылком приложился, кажется, еще в нашем мире, а очнулся уже здесь.

– Не, я не о том…

Шведир шагал сзади, и, естественно, я не мог видеть его жестов, но, похоже, прапорщик раздраженно махнул рукой.

– Собакоголовый шустрик упомянул, что сразу захотел припахать тебя для ремонта вселенской общаги, но я так понял, к твоему появлению в этом мире он непричастен. Иначе зачем бы стал приглядываться да принюхиваться? Тогда вопрос: кто это проделал и с какой целью?

Шагать с мечом, самостоятельно устраняющим с пути все преграды, настолько удобно, что можно и подумать. Закрывать глаза, как рекомендуется поступать для более глубокого погружения в воспоминания, я не стал, обойдутся – лба жалко. С ветками и кустарниками мой «шворд» управляется достаточно ловко, но что он также ловко и своевременно отодвинет с моего пути столетнее дерево – очень сомнительно. Даже проверять не стану. Мало ли, вдруг сможет, но батарейку посадит? А то и вообще обмотка от напряжения потечет?

– Ну если по порядку, то началось все, как я теперь понимаю, Николай, с… той самой растяжки на тропе. Кто‑то ловко тебя на мое место подставил. Но тут мы вряд ли крайних найдем. Слишком много людей замешано. Да и вообще, тебе лучше знать: с какого рожна ты вперед всех поперся?

– Это я вспомню, – проворчал Николай. – Будь спок… Но сейчас о тебе разговор. Колись дальше.

– Да? Ну тогда перескочим госпиталь и дорогу домой, а двинемся сразу на автостанцию. Очень уж цыганка, которая отвлекла мое внимание при посадке в автобус, похожа на ту диву, что сопровождала твоего нанимателя.

– Ту самую?

– Да… Изумительно выдающаяся девушка, причем – в самом прямом смысле и всеми частями тела. Можно сказать, одушевленная мечта Ивана Ефремова, подробно описанная автором в «Лезвии бритвы». И пока я пялился на ее достижения в сфере дизайна и развития человеческих возможностей в плане бодибилдинга, тот самый злополучный автобус и подкатил. Не могу сказать, что меня в него силой впихнули, решение съездить на недельку в деревню я еще раньше принял, – но как‑то все очень поспешно и нарочито вышло. И стаккато. Почти как у Блока… Грудь, распахнутая дверь, кивок шофера, сел, поехал…

– Согласен… – Шведир привычно вычленил из моего словоблудия рациональное зерно. – Девичий дубль, или совпадение, настораживает. Но не сходится. Меня нанимали, чтобы тебя в лес не пускать. А тебя, как я понимаю, – наоборот. Ну и зачем вообще комбинацию надо было затевать? Отправить сюда, чтобы потом думать, как помешать? Глупо… Проще предположить, что там… – Николай стопроцентно покосился на небо, – мода такая и других моделей в эскорте просто не держат.

«Девушки – типаж весна – лето третьего тысячелетия? Гм, а не так глупо, как на первый взгляд кажется. Была ж эпоха рубенсовских женщин, потом – мода на барышень бальзаковского возраста. Или наоборот? Неважно… И еще эти… вешалки длинноногие, при одном только взгляде на мощи которых у всякого нормального мужика рука так и тянулась… подать сиротке на пропитание».

– Да, логики в подобных действиях маловато… Тогда этот эпизод тоже опустим. Дальше был автобус со странными пассажирами. И мужик, который пригласил меня вступить в армию Света.

– Что, прям так и сказал?!

– Процитировать дословно я не могу. Стерлось… Но смысл был именно такой. Типа: присоединяйся, воин, а то нам – белым и пушистым тут реальные кранты.

– Забавно, – хмыкнул Швед. – Он хоть представился?

– Не помню. Я тогда больше на цыпочек, что с ним ехали, поглядывал. Некоторые из них очень даже нерядовые были, – буркнул я и остановился, потому что едва не ткнулся лбом в кору. Дубу, что возник на пути, намедни явно за третью сотню перевалило. Не дерево, а стена. Фиг обойдешь…

– О, я вспомнил!..

Николай сегодня одна неожиданность. Не в плане внезапности, как понос, а – разносторонности.

– Что именно?

– Откуда мне знакомо имя Эммануил.

– Который Гидеонович? Так это из кинокомедии… «День радио» или «День выборов». Там сын Виторгана снимается, вот отца и вспоминает. Кстати, классный артист… Я о старшем.

– Эммануил – это детское имя Христа. Иисусом он стал после крещения…

– Ну да?

– Да ну… Точно тебе говорю. Теперь понял, кто у тебя в башке живет?

– Охренеть!..

– А я о чем?! И лучше не выражайся… Мало ли?

Тут я вспомнил все нюансы общения с духами и непроизвольно схватился за голову.

«Это правда? Ты – Он?»

«Владислав, вы только не волнуйтесь. Ну какая разница?.. Мы с вами уже который день вместе, и что? Я хоть раз помешал вам или встревал куда без разрешения и спросу?»

«Нет, но…»

«Я понимаю. Изъясняясь вашими аналогиями: присутствие командования на учениях напрягает. Факт, но о том, что Господь вездесущ и всеведущ, вам и родители рассказывали, когда запрещали таскать тайком конфеты и варенье. Так что же изменилось из‑за того, что вы в конце концов убедились в их правоте? Живите как жили и ни о чем не беспокойтесь. В вашей душе и голове многое намешано, но – хороших мыслей там все‑таки больше. И они вас правильным путем ведут. Я же и впредь обещаю вам не мешать. А захотите посоветоваться – милости прошу, заходите запросто, без церемоний. Только и вы не забывайте пословицу: „На Бога надейся, а сам не плошай“. Договорились?»

– А есть варианты? – пробормотал я вслух.

– Ты о чем? – Швед недоуменно уставился на меня. – Типа в армии без мата сложнее, чем без автомата?

Я нетерпеливо отмахнулся, прислушиваясь к голосу, звучащему в голове.

«Есть… Вы в любой момент можете потребовать, чтобы я ушел. Но мне бы не хотелось…»

«Ага, это ж каким надо быть идиотом, чтобы сказать самому Богу: „Пошел вон!“ – подумал я параллельно. – Ой! Вы же слышите все мои мысли! Вот засада!»

«Влад. Очень вас прошу, успокойтесь и не вибрируйте. Не надо уподобляться сороконожке из басни. Сосредоточьтесь на делах насущных, и неприятное ощущение скоро забудется и пройдет. И, кстати, ваши мысли Он и раньше слышал. Это теперь я их заглушаю немного, чтоб не отвлекаться. И вообще, очнитесь! Товарищ ваш вон волнуется уже. Нельзя так из реальности выпадать».

– Влад! На тебя шо, столбняк напал? – ощутимо ткнул меня в бок Швед. – Эй, боец! Очнись!

* * *

– Хорош трясти, я же не груша.

– А ты не зависай на полуслове. Блин горелый! Тут и так все стремно до упора, еще и ты замер, как истукан. И в глазах пустота, будто на кладбище в полночь… Зову, зову, а он ни ухом, ни рылом…

– Извини, Коля. Это я с Эммануилом потолковать решил. Так сказать, не откладывая до официального созыва.

– И чего он?

– В отказ не пошел и от божественного происхождения не открещивается…

Я потер указательным пальцем кончик носа. Слышал где‑то, что у человека там много нервных окончаний, массаж которых способствует усиленному мышлению. Может, байка, а может, и нет. Иначе откуда бы взялась такая распространенная привычка? Вторая после чесания затылка.

– Но причастность свою к происходящим событиям отрицает. Типа, парни, зуб даю, я тут ни при чем, просто проходил мимо и остановился поглядеть. Беспредела не допущу, но и по мелочам прошу не беспокоить. В общем, посоветовал решать свои проблемы без оглядки на силы вышестоящие…

– Хороший совет. А то если наши рассказы вместе сложить, то между высшими сущностями и не протолкнуться.

И тут меня осенило. Наверно, массирование носа помогло.

– А ведь он мне кое‑какую мыслишку все же подкинул.

– Засвети?

– Это – полигон…

– Не понял.

– Эммануил сказал, что начальство на учениях всегда напрягает. Вот я и подумал: «А что если и тут так?». Соображаешь?

– Не очень.

– Мы с тобой оказались не в обычном мире, а на полигоне. Идут какие‑то всемирные учения, вот и понаехали лампасники со штабами.

– Полигон – это интересная мысль. – Теперь и Швед почесал нос. – Знать бы только, что или кого тут испытывают?

– Да какая разница? Обычный расклад – темные силы против светлых, бело‑синие против оранжевых. Во всяком случае, точно не блок НАТО. – Я даже усмехнулся такому предположению. – Но смысл игры прежний и неизменный: кто первый флаг захватит, тот и молодец.

– Хорошо бы. А то знаешь, как еще бывает?

– Ну?

– Баранки гну… – Прапорщик насупился. – Кто‑то ядрен батон испытывает, а другие живую силу изображают. На предмет вычисления уверенной зоны поражения. Как тебе такой сценарий? Или считаешь, что статистов командование гуманно предупредило об опасности?

– Умеешь ты ободрить товарища. Увы, в такой махровый демократизм даже либералы не поверят. Один парад восемьдесят шестого года на Первомайские праздники в Киеве достаточно вспомнить. Когда радиоактивное облако, мать городов русских, как раз накрыло… Эх, глотнуть бы сейчас чего‑нибудь. Тонизирующего…

– Чаю хочешь?

– Чаю?! – Я чуть лезгинку не станцевал. – У тебя есть чай?

– Ну да… Полная баклажка. А что, разве я о ней не упоминал, когда снарягу пересчитывал?

– Да какая разница… – заторопил я Шведа, почти вырывая у него из рук армейскую фляжку. – Вода, молоко, квас, мед и пиво – это здорово. Все натурпродукт и без ГМО. Но если бы ты знал, как по утрам хочется кофе. Ну или хотя бы «Чайковского» хлебнуть.

Я свинтил крышечку и с удовольствием, взахлеб стал глотать вожделенную жидкость, которая только в этих экстремальных условиях и могла сойти за чай. А так – классический одесский настой кипяченой дождевой воды на прелой индийской соломе.

– Ностальгия замучила, – с пониманием оценил мои действия Николай. – Чтобы эту бурду вот так же душевно употребляли, я только раз видел… Когда источник простреливался. А солнышко никого не щадило.

– Да, – оторвался я от баклажки и потряс ее возле уха, на предмет определения полноты. – Я ту засаду помню… Но тогда нас всего лишь жажда мучила, а сейчас – будто привет из дома получил. Жаль, надолго не сохранить, прокиснет.

– А помнишь, как ты наблюдателем за самолетами был? – поддался воспоминаниям Николай.

– Еще бы.

Николай вспомнил случай, произошедший на учениях. Я тогда подбивал клинья к одной вольнонаемной молодой бабенке из кухонной обслуги. То ли разведенке, то ли попросту – морально неудовлетворенной жизнью. Собственно, да какая разница парню в девятнадцать лет? А она с целью подогреть солдатские чувства и для нейтрализации воздействия бром‑компота регулярно снабжала меня самогоном. Раз в три‑четыре дня передавая за ужином полную баклагу. Нам тогда, ввиду эпидемии дизентерии в округе, запретили пить сырую воду, а только «соломенный» чай. Поэтому баклага у пояса никого не напрягала.

Учебную тревогу объявили сразу после ужина. В общем, все как всегда. Получили оружие, попрыгали, построились, погрузились, выехали, выгрузились, пробежались… Рутина. И вспомнить нечего, если б на привале ко мне не подошел комбат и не попросил хлебнуть чайку.

Я попытался съехать, объясняя, что чай вчерашний. Типа не поменял, хотел с утра свеженького. Но майор заднюю не врубил. Пришлось подать ему баклажку.

После первого глотка комбат замер, глядя на меня поверх емкости, как в прицел… Я аж вспотел. Секунды в минуты вытянулись. Потом майор хмыкнул и так присосался, что только забулькало. Думал, до донышка вылакает. Нет, оставил… И не только оставил, но и мне предложил глотнуть. А потом назначил наблюдателем за самолетами. Это когда все роты ползают и носятся в ОЗК и противогазах по пересеченной местности, а ты сидишь под деревом и примерно каждые пятнадцать минут орешь на весь полигон: «Воздух!». Главное не заснуть…

А утром, когда посылали машину в часть за завтраком, комбат отправил меня с кашеварами, шепнув, что если сегодня, да и завтра тоже, чай будет не хуже, то самолеты условного противника станут моей личной заботой до конца учений.

Такая вот история…

«Ну‑ну… Сегодня на Патриарших прудах тоже будет интересная история…» – хихикнуло мое подсознание, намеренно приводя, не так чтоб очень к месту, но и не просто так, одну из самых опасных цитат всей современной литературы.

* * *

– Дохлятиной воняет, или мне кажется? – спустя пяток‑другой минут неторопливого передвижения по прежнему азимуту спросил Швед.

– Да, что‑то в лесу сдохло, это точно, – подтвердил я. – Аромат еще тот.

– Что‑то… Аромат… – проворчал Николай. – Умеешь ты слова выбирать. Да тут целое стадо слонов… – Он неожиданно замолчал и какое‑то время шел молча. Потом хмыкнул: – Вот засада…

– Где? – Я развернулся, готовясь к бою, быстрее, чем осознал, что тон не тот. И Швед, шагая сзади, не может заметить опасность раньше меня.

– Ты чего, Влад? Померещилось что‑то?

– Не понял? Сам же сказал: «засада»! – возмутился я.

– A‑а, не, это я о слонах…

– Каких еще слонах? – Непонятка возрастала.

– Влад, очнись… – помахал ладонью у меня перед лицом Николай. – Мы о чем только что говорили?

– И о чем же?

– О слонах, е‑мое!.. – возмутился Шведир. – Я как раз хотел сказать, но не знал как… Понимаешь?

– Ни фига не понимаю! Что сказать? Объясни толком!

– Да как же я объясню, если не знаю, как сказать? Ведь о слонах не говорят: склеил ласты или отбросил копыта.

– Вот ты о чем. – До меня наконец‑то дошел смысл проблемы Николая. – В этом случае слон втыкает бивни.

– Это как?

– Умирая, он падает на колени, опускает голову, и под ее тяжестью бивни втыкаются в почву. Так он и стоит, как памятник самому себе, пока трупоеды не подсуетятся.

– Красиво… – оценил мою байку Швед. – Хорошо иметь образованных родителей. Иной раз и сам за умного сойдешь. В лесу воняет так, словно тут целое стадо слонов свои бивни провтыкало.

– Повтыкало…

– Да какая разница. Воняет одинаково. Хотя мне кажется или стало еще острее? Даже в глазах щиплет.

Тошнотворный запах и в самом деле заметно усилился. Ощущение самое мерзопакостное. Кто имел дело с разлагающимися остатками плоти, те знают. А тем, кто только читал или слышал о подобном по телеку, и объяснять нет смысла – все равно не поймут. Деревья и те скрутили листву в трубочки, словно в них завелись гусеницы листовертки, уменьшая площадь поглощения трупного смрада.

– Ну значит, мы на верном пути, и цель близка. Штамп, конечно, но как, по‑твоему, должно пахнуть преддверие в Инферно? Шашлыками, водкой и сиренью? Сероводород, батенька. Зато понятно, почему эльфы за нами не увязались. У этих аристократов обоняние наверняка гораздо чувствительнее. Как и то, почему у них такая неприязнь к гоблинам. Вот что бы ты, к примеру, сделал с соседом, который выгрузил бы тебе машину навоза прямо на цветник перед крыльцом дома?

– Сначала морду набил, – не задумываясь, ответил Николай. – А потом… магарыч поставил. Навоз нынче в цене. Люди скотину держать не хотят, хлопотно. А без навоза на грядках ничего, кроме ГМО, не растет.

– О второй части твоего взаимодействия с хулиганом промолчим, хозяйственный ты наш, а первая – явно имеет хождение и здесь. Посчитав, что это именно гоблины в их любимом лесу нас… нагадили, эльфы и начали войну. И пока с подачи длинноухих все вокруг мутузили друг друга до полной и окончательной победы одного строя над другими струями, Инферно укрепляло свои позиции. Ну а нам с тобой, Швед, предстоит оказать братским народам гуманную помощь в ликвидации очага заражения.

– Медаль дадут?

– О чем ты, брат? Я от них и так уже пару деревень авансом получил! Запамятовал, что ли? Так что не бедствуем… Деревенька на прокорм – это понадежнее любого пенсиона будет.

– А чего ждем? – оживился от столь приятного напоминания о неотвратимости вознаграждения бывший прапорщик. – Особого приглашения? Противогазов все равно нет, подкрепления, как я понимаю, тоже не будет. О еде сейчас и подумать страшно… Вперед, Влад, за деревнями…

– «Ага, счас…», как ответил Кутузов Наполеону, когда француз кричал: «Выходи, подлый трус!». Осторожность, она хоть и не красит мужчину, зато позволяет сохранить популяцию…

– Нервничаешь?

Кто‑кто, а Швед хорошо знал мои привычки. В частности, нервное словоблудие.

– Есть маленько… Кстати, ты обратил внимание, что чем ближе мы к объекту, так усиливается не только вонища, но и влажность?

– Если б она так не чавкала под ногами, может, и не заметил бы. Танки грязи не боятся. «Где бронепоезд не пройдет, не пролетит стальная птица, солдат на пузе проползет и…» А что?

– Не нравится мне это…

Швед остановился и повернулся ко мне лицом. К этому времени лес ощутимо поредел. Видимо, деревьям тоже не слишком нравилась болотистая почва, местами на пару пальцев покрытая водой, а кустарникам и подавно. Поэтому теперь прапорщик шел впереди, сменив меня в должности первопроходца. Мотивируя свое пожелание тем, что сапер дважды не ошибается, а он лимит уже исчерпал.

– И чего? Опять привал? Командир думу думать будет?

– Нет, но все же странно!

– Что именно?

«Неправильный у тебя бутерброд, дядя Федор… – проснулось подсознание. – Потому что колбасой вверх».

– Видишь ли, Коля: Инферно – это по‑нашему ад. А в аду положено грешникам в огне гореть да на сковородах жариться или – в крайнем случае – от ледяной стужи околевать.

– Влад, – проворчал Швед. – Я конечно не гаишник, мне медленно и два раза повторять не надо, но все же. Не выделывайся, а?

– Да я не выделываюсь, просто размышляю вслух. Другой тут температурный режим, неправильный. Вот что меня смущает… Понимаешь?

– Не очень.

– Ладно, пойдем другим путем.

«Пойдем вместе…»

– Ты на сталелитейном заводе был хоть раз?

– He‑а… У нас в деревне…

– Я понял. Но примерно как считаешь, что ты увидишь и услышишь, если попадешь туда. Хоть в разливочный, хоть в прокатный?

Николай думал недолго.

– Так я ж об этом и хотел сказать. На заводе не был, но в кузнице работал. Душно там от металла разогретого и грохот станков. Окалиной воняет, наверно…

– В точку. А что бы ты подумал, если бы тебя на входе встретила прохлада и тишина? Удивился бы?

– Тому, что производство остановлено? – сходу врубился в намек Швед. – Это вряд ли. Кризис, мать его…

– О причинах пока промолчим, но суть ты верно ухватил. Поэтому усложним задачу. В цеху веет сыростью и пахнет свежей известкой?

– К первому мая готовятся?

– Или дню рождения хозяина… – продолжил я логическую цепочку размышлений. – Но в любом случае не работают или, что тоже вполне возможно, производство перепрофилируется. Вот и сейчас меня это настораживает. С какого бодуна в аду развели такую сырость?

– Это еще не…

– Ладно, в предбаннике…

– Санитарная зона?

– Что‑что? – Я только что не присвистнул от восторга. Вот так, Коля‑Николай, сиди дома, не гуляй. Деревня… Молоток. Действительно, такой вариант многие, если вообще не все странности объяснял влет. – Думаешь, тут санпропускник? Помывка, прачечная?.. Типа осмотр новоприбывшего контингента грешников на предмет проноса заразы и вредных насекомых? Здорово! Никогда бы не сообразил. Вот что значит – хозяйственный подход к службе.

– А для нас с тобой это что‑то меняет? – опять проявил рациональное мышление Швед.

– Еще как… Вот ты с кем предпочел бы встретиться: с ротой охраны ада или их банно‑прачечным отрядом?

– Да я и тех, и других предпочел бы еще лет сто не видеть, – сплюнул и перекрестился Николай.

– А по существу вопроса?

– Думаешь, у них там все как у нас?

– Как сказал классик, друг Мыкола: ничто человеческое нигде и никому не чуждо. Тем более в аду. Вряд ли там служаки да передовики производства парятся. А с кем поведешься… ну дальше ты сам знаешь. И это значит: наши шансы выполнить задание и уцелеть – стремительно пошли вверх. Как цены на золото. Эх, веселится и ликует весь народ!

– Это неплохо, – кивнул Николай. – Только у меня дома говорят: не кажи гоп, пока не перескочил. А как перескочишь – погляди, во что вскочил…