Глава первая. Небольшую, но броскую и яркую вывеску, красующуюся рядом с тяжелой бронированной дверью, ведущей в полуподвальное помещение

Небольшую, но броскую и яркую вывеску, красующуюся рядом с тяжелой бронированной дверью, ведущей в полуподвальное помещение, делали со вкусом и полнейшим пренебрежением к правилам грамматики. Ни тебе запятой после первого слова, ни восклицательного знака в конце обращения. И надо признать – это работало…

Вместо залихватского зазывающего вопля: «Ломбард, господа!» у художника получилось нечто мистическое, невольно привлекающее внимание даже праздношатающихся гуляк. К сословию которых несколько последних часов принадлежал и я.

«ЛОМБАРД ГОСПОДА».

Ну как же не зайти‑то к самому? Даже если и продать нечего, так хоть пообщаться, поглазеть на вещи, оставляемые в залог другими людьми, нуждающимися в деньгах больше, чем в духовных ценностях. Вполне возможно, что и вечных…

Внутри ломбард ничем особенным из ряда магазинов не выделялся, разве что плакатом, натянутым поперек торгового зала, так чтоб его увидел каждый посетитель, едва переступив порог заведения.

«Души принимаются в отделе подержанных товаров. Ежедневно с 23.00 до 04.00».

И ниже, шрифтом помельче: «Сданный на комиссию товар переоценке и возврату до истечения уговоренного срока не подлежит. Администрация».

А пока я читал и проникался смыслом довольно‑таки оригинального объявления, навстречу выпорхнуло очаровательное и длинноногое создание, вооруженное улыбкой класса «Заходите, только вас и ждали!», облучая меня сверканием всех двадцати восьми белоснежных зубов. В том смысле, что моляры мудрости у нее еще и не прорезались. Как по возрасту, так и по уровню «ай кью»…

– Интересуетесь? – пропела девушка, многозначительно переводя взгляд на большие настенные часы за прилавком. Согласно расположению стрелок, до урочной полуночи оставалось еще не меньше ста восьмидесяти минут.

– О, благодарю за предложение, но я еще не готов с ней расстаться, – решил отшутиться. – Знаете, как‑то привык. Столько всего вместе пережили…

– А‑а… – увяло создание, очевидно, в целях экономии энергии выключая улыбку. Ничего не поделаешь, кризис… – Тогда вам к Епифану Порфиричу. Присядьте вон там… – Девушка указала на два мягких кресла у журнального столика, очень уютно разместившихся под пальмой в кадке, которая на первый взгляд казалась настоящим деревом, а не пластмассовой поделкой. Это я о пальме, а не о кадке. Не было в расположении и форме листвы той правильности, мертвой симметрии, которая всегда отличает искусственное от живого. – Заведующий сейчас подойдет… Сок, минералку?

– Спасибо, родная. Я бы пивком соблазнился, но если не предложишь, настаивать не буду…

Девушка прошлась по мне цепким взглядом, сочетающим в себе свойства рентгена и металлоискателя, но, не обнаружив ни золотой цепи на шее, ни платиновых часов, ни соответствующего веса «гайки» на пальце, дающих индульгенцию на моветон, презрительно надула губки.

– Пива не держим. У нас ломбард, а не пивная. Вы адресом случайно не ошиблись?

– Маргарита, спасибо, оставьте нас. И принесите пива. Мне тоже…

Теряющая прямо на глазах остатки обаяния девушка обернулась на голос и поспешно нацепила обратно мгновенно воскресшее радушие. Только книксен не сделала. А жаль. В этой мини‑юбчонке, почти готовой оспаривать звание набедренной повязки, такой пассаж мог произвести надлежащее впечатление. Тем более я уже сидел в кресле, а прекрасное создание природы поворотилось ко мне той частью, которую обычно предлагают демонстрировать лесу.

– Как скажете, Епифан Порфирич.

– Спасибо, деточка… Добрый день, молодой человек. Слушаю вас. Что имеете предъявить?

Оторвавшись наконец от созерцания в чем‑то запретных, но при определенных обстоятельствах вполне покупных плодов, я с интересом посмотрел на топ‑менеджера, а то и на Самого. И едва удержался, чтоб не помотать головой, одновременно протирая глаза и почесывая затылок. Делая при этом титанические усилия лицевыми мышцами, чтоб удержать челюсть от позорного падения. Епифан Порфирич как две капли был похож на моего покойного деда Степана Ивановича. Именно таким, как я запомнил его на единственно уцелевшей после всех лихолетий фотографии. А еще – таким, каким он приходил ко мне в детских снах, брал на руки, усаживал перед собой на коня, и мы долго, долго куда‑то скакали и летели…

Благо это или наказание, но жизнь распорядилась таким образом, что никого из умерших близких родственников, кроме деда, я не видел в гробу. А потому подсознание по‑прежнему не причисляло их к усопшим, позволяя вспоминать и думать как о живых. Только уехавших очень далеко. Куда ни слетать, ни дозвониться нет никакой возможности… Даже с отцом не довелось попрощаться. Сперва была какая‑то глупейшая, почти детская размолвка, переросшая еще в более глупую позу: «Ага, если ты не хочешь приехать ко мне, так и я к тебе первым не поеду». А потом, когда поумнел, стало слишком поздно. Даже всесильному комитету понадобилось больше двух суток, чтобы найти меня и передать печальное известие, плюс дорога… Только на девять дней и успел.

Потом узнал, что сестра почти три часа не разрешала заколотить гроб, все меня высматривала…

Многое бы я отдал, чтоб получить шанс хотя бы извиниться. Узнать, что и он ушел, не держа обиды…

– Что ж, это и в самом деле дорогая вещь, – прервал мои невеселые мысли Епифан Порфирич. – Залог принят. Желаете получить наличными или за расчетом зайдете в другой раз?

Какой расчет? Какие наличные?

Но прежде чем я успел высказать возмущение, мой взгляд зацепился за нечто, ярко посверкивающее в руке у скупщика. И одного удара сердца хватило, чтоб в этой цацке я признал перстень призыва Симаргла!

Шалишь, брат! Так мы не договаривались! Может, раньше я бы и отдал перстень за приличную цену, но теперь, когда временно исполняющим обязанности Огненного пса стал прапорщик Шведир – ни за какие коврижки. И вообще, откуда это кольцо взялось, если оно, по всем прикидкам, должно почивать вместе с останками привратника непосредственно в аду? Или я тоже там оказался? По совокупности, так сказать, былых заслуг…

– Кто вы, Епифан Порфирич?!

– А ты, мил человек, когда дверь открывал и порог перешагивал, чтоб внутрь войти, куда попасть хотел? В баню или театр? – усмехнулся тот, буквально на глазах теряя знакомые черты и превращаясь в абстрактного, я бы сказал усредненного старика. – Грамоте‑то обучен, небось. Али как?

Вот так, значит? Ну‑ну…

– Куда, как и зачем зашел – я не забыл, уважаемый. А вот чтоб предлагал вам хоть что‑то из имущества в залог – увы, не припоминаю. Так что попрошу… – Я протянул руку ладонью вверх.

– Подтверждаю сделку. – Старик проворно хлопнул меня по руке своей ладонью. – Договор окончательный и расторжению не подлежит!

– Ах ты ж скотина! – Как бы преодолевая сопротивление водяной толщи, я вскочил с кресла и попытался ухватить седобородого хитреца за грудки, но тот вмиг куда‑то пропал вместе со всем ломбардом, а надо мной, лежащим в постели, заботливо склонялась Листица.

* * *

– Все воюет, все никак не успокоится, сокол ясный… – проворковала девушка, поправляя подушку.

– Листица?.. Это ты? – пробормотал я едва слышно. Язык и губы казались каменными жерновами. Такими же тяжелыми и шершавыми. М‑дя, засада, однако!.. Это я еще там сплю или уже туточки? Странный старик мне снится вместе с ломбардом или красавица Листица?

– Слава Создателю, выкарабкался сердешный… – К заботливости в голосе девушки присоединилась неподдельная радость. – Я это, Влад Твердилыч, я. Листица. Признаете?

– Пить…

– Сейчас, сейчас… – заторопилась моя тутошняя хозяюшка. Метнулась к столу и буквально сразу – обратно. Видимо, налито было загодя. – Промочите горло…

Я жадно хлебнул и чуть не выплюнул обратно. Более противного пойла мне в жизни пробовать не приходилось. Даже та бурда из ведра с помоями, к которой мне пришлось однажды приложиться с похмелья, и то была гораздо вкуснее.

– Это что за отрава? – проворчал я, всеми силами сдерживая рвотный позыв. – Квас из мухоморов, настоянный на тараканах?

– Я не знаю, – развела руками Листица. – Ярополк Титыч какие‑то травки запарил, от эльфов полученные. И наказал обязательно вам дать. Сразу – как только очнетесь. Для полного исцеления. Сказывали, надышались вы в лесу дыму колдовского до полного умопомрачения.

– Жуть… – Я все же сплюнул на пол.

– Вот, так и надо… – неизвестно чему обрадовалась девушка. – Теперь можно и кваску. Подать?

– Да хоть жижи болотной!.. Уверен, она лучше этой отравы на вкус будет…

– Шутите, Влад Твердилыч. Значит, подействовали травки. А то пятый день, считай, бревно бревном. Как принесли вас эльфы, так и не шелохнулись почти. Я уж и думать не знала что… Вот, узвар… держите. Он теплый еще… медком цветочным разведен…

Взвар и в самом деле оказался богатым на вкус и аромат. Видимо, не только в улей, но и в горшок пошло все, что доспело из фруктов и ягод.

– Спасибо… – Подобной жажды я не испытывал с того самого дня, как очнулся в госпитале. Неужто и на сей раз не обошлось без ранения? Но когда именно и чем меня зацепило? Насколько я помню, разговор с Фрэвардином проходил в обстановке полного взаимопонимания и миролюбия. Особенно рад был своему новому статусу Шведир, тут же умчавшийся выяснять, как там у нас обстоят дела дома. Успокаивать своих и моих родных и близких, которые, вполне вероятно, уже успели причислить нас с Мыколой не только к пропавшим без вести, но и безвременно погибшим. Гм, странно!.. До этого момента все вспоминается довольно четко, а вот дальше… что‑то с памятью моей стало?..

«Доктор, у меня провалы в памяти». – «И часто?» – «Что часто?!» – «Провалы!» – «Какие провалы?..»

«А, и вы тут… Привет, сосед. А как с твоими воспоминаниями? Не поделишься?»

«Ничего такого, что тебе сейчас и без меня не объяснят. Да и вообще – ничего особенного. А плохое самочувствие и беспамятство просто объясняется. Это Фрэвардин перестарался со спецэффектами».

«Зачем?»

«А он решил тебе немного подыграть… Понимаешь, герой, победивший клятого супостата одним щелчком, со стороны кажется не таким героическим, как он же, но – пострадавший в сражении. Так что не волнуйся, расслабься и наслаждайся заслуженными почестями. Болести твои надуманные, стало быть, вскоре минутся, и без каких‑либо последствий».

«Ладно, на более развернутом ответе не настаиваю. Но если что – жди, постучу по лбу!»

«В любое время, – хмыкнул Эммануил. – Всегда рад помочь».

– Еще пить? – отобрала у меня опустевшую кварту Листица. – Или поесть хотите?

– Можно будет и поесть, – прислушался я к требовательно заворчавшему организму. – Только сперва объясни мне, милая: о каких эльфах ты упоминала? И что общего у длинноухих с нашим старостой?

– А вы, Влад Твердилыч, совсем‑совсем ничего не помните?

– Если бы помнил – не спрашивал бы.

Вежливый и четкий ответ сильно экономит время в сравнении с попыткой объяснить женщине, что отвечать вопросом на вопрос по меньшей мере некультурно.

– Ах, ну да… – сочувственно закивала головой Листица, от избытка эмоций нервно теребя подол фартука. То ли вытирая руки, то ли собираясь промокнуть тканью не вовремя повлажневшие глаза. – Как громыхнуло, у меня крынка из рук вывалилась. И под сердцем как‑то нехорошо заныло…

– Где громыхнуло? – Я слегка повысил голос.

– Так в лесу же, за речкой… – захлопала ресницами Листица. – Как вы со Свистом ушли, ночью спокойно было и почти весь день тоже, а потом как загремело, загрохотало, завыло… Жуть. Будто сами небеса наземь рухнули. Вот у меня крынка и упала. Хорошо, что полная… Я так и подумала сразу. Жалко простокваши, но зато беды большой не будет.

Заслышав вкусное слово, мой живот опять ласково заурчал и беспокойно заворочался. А когда я не отреагировал должным образом, прибавил таких командирских интонаций, что Шаляпин и Гмыря отдыхают.

– Ой, я вас, наверное, совсем заговорила! – всполошилась моя хозяюшка. – Знамо дело, столько дней без еды. Влад Твердилыч, вы за стол сядете или – покормить?

– Сяду… – Понимая, что поесть действительно не помешает, да и Листица, пока не накормит, ни о чем другом думать не сможет, я с некоторым усилием сел на лежанке, а потом и ноги на пол свесил. Да, силенок‑то у меня и впрямь существенно поубавилось. Вот гадский папа! Фрэвардин то есть!.. Зачем же так натурально‑то? Шепнул бы на ушко, я бы и сам с удовольствием пару деньков на мягком ложе повалялся. Впервые, что ли, шлангом прикидываться? Хотя вряд ли… Сутки там или двое еще куда ни шло, но цельная пятидневка – явный перебор. На это даже профессиональный пожарный не подпишется…

Пошатываясь, добрел до стола и грузно опустился на скамью. С табурета, чего доброго, свалиться могу. Зачем зря хозяйку пугать? Еще что‑нибудь уронит. Сплошное разорение в хозяйстве произойти может.

– А чем потчевать будешь?

– Так у нас, Влад Твердилыч, теперь во всей деревне одни и те же блюда подают, – ворчливо заметила Листица. – Молочные каши, студень да кровяные колбасы. Спасибо гоблинам, живность мы всю вырезали. Копчености на зиму попрятали, а это – долго не постоит.

Хозяюшка водрузила передо мной полумисок прозрачно‑желтого холодца и шкварчащую жиром сковороду с обжаренным кругом «кровянки».

– Приятного аппетита, Влад Твердилыч. Только не торопитесь. Титыч сказывал, чтоб сразу на еду сильно не налегали. Живот болеть будет…

– Это я и сам знаю… – глотая слюну, ответил, не в силах отвести взгляд от царского пиршества. Когда и ложка в руке оказалась? Мысль мелькнула и исчезла, потому что я уже подносил ко рту кус испуганно дрожащего студня.

– Кваску налить или еще взвару?

– Пива! – ответил голос старосты у меня за спиной. – Теперь Влада Твердилыча надлежит потчевать только самым лучшим императорским пивом. Вот… – Повернув голову, я увидел, как Титыч передал Листице объемную бадейку. – Разливай, хозяйка.

Староста шагнул к столу и, не давая мне подняться, прижал к себе. Хорошо ростом он был невысок, и лицо мое уткнулось ему в грудь. Так сказать, без ущерба мужской чести и воинскому достоинству.

– Выкарабкался‑таки, троллев крестник! Рад, чтоб мне… – Тут Титыч задумался, чем бы таким впечатляющим присягнуть, а я, пользуясь возникшей заминкой и ослабевшей хваткой, небезуспешно попытался высвободиться.

– Присаживайся, Титыч. Поможешь над колбасой победу одержать. А то опасаюсь, что не справлюсь в одиночку.

– Что? – Староста, видимо, слишком глубоко удалился в поисках подходящих слов. – Ну да. Конечно… Герой, как есть – герой! Никогда не видел и не слышал, чтобы эльфы человека на руках несли. И думаю, что во всей Империи не отыскать никого другого, кому длинноухие такую почесть оказывали… Живому, хочу сказать. Так что ты, Влад Твердилыч, не спорь! За это надо выпить!

Как будто я собирался…

* * *

– В жизни давно я понял, кроется гибель где.

В пиве никто не тонет, тонут всегда в воде!

Реки, моря, проливы – сколько от них вреда…

Губит людей не пиво, губит людей вода!

– Губит людей не пиво, губит людей вода! – Титыч подхватил последнюю строчку песни, а потом с силой саданул кулаком по столешнице. – Правильные слова. Уважаю… И сам ты мужик хороший, и песни у тебя душевные…

Староста свел к носу глаза и брови, пытаясь сфокусировать взгляд и углядеть на столе кружку с пивом, но не сумел. И не по причине неуверенного зрения, а потому что Листица давно их убрала. Как она сказала: «От греха подальше!». Ну и от нас – тоже…

– Вот веришь, Влад, я как тебя впервые увидел на пороге хаты, так и подумал: «Вот наконец‑то хозяин объявился!»

Вершина логического мастерства и умения лаконично высказываться. Интересно, а что еще можно подумать, узрев поздно вечером человека, беззаботно сидящего на пороге давно пустующего дома? Я уже хотел съехидничать по этому поводу, но Титыч продолжил мысль:

– Да, так и подумал: «Уж он‑то наведет порядок…» И знаешь, Влад, хоть я и староста, а вот ни столечко не обиделся…

Он попытался показать пальцами, насколько именно, но те либо растопыривались, либо, в процессе сближения, норовили сложиться в кукиш. В конце концов Титыч сжал их в кулак и сунул под мышку.

– He‑а, не обиделся… а порадовался за наши Выселки. Я ж не дурной… Разумение имею, что окромя ума – на войне и силушка нужна. А какой из меня боец? Вот и смекнул, коль ты не в столицах остался, а домой возвратился, стало быть, родная деревня тебе милее. И в обиду ты ее никому не дашь. Истинно говорю – Хозяин…

– Ничего себе хозяин, – проворчал я скромно. – Не успел объявиться, как всю живность вырезать пришлось. А не будь меня – жили бы себе и дальше тихо, в мире и согласии с гоблинами.

– Дурной ты, Влад Твердилыч. – От таких моих речей староста даже протрезвел. – Где ж это видано, чтобы куры с лисами в согласии обретались? Никогда этому не бывать. А вот ежели пугнуть рыжехвостых как следует – тогда, может, они и забудут дорогу к курятнику.

– И как? Считаешь, отпугнули?

– А то! – Староста даже привстал, но ноги не согласились с его душевным порывом, и Титыч плюхнулся обратно на табурет. Аж заскрипело.

– Вообще‑то, ежели начистоту, поначалу я все же немного опасался. О троллях говорить не буду, – многозначительно помахал пальцем, – там все хорошо. Твой крестник Хозяин. – Титыч насмешливо хмыкнул. – Или какое он теперь новое имя носит? А, неважно. Надеюсь, вообще о Выселках никогда не вспомнит. А и вспомнит, мы теперь ученые. Гы, спровадим мигом. Это хорошо… Да. Но я не об этом. – Он насупил брови и внимательно посмотрел мне в лицо.

Я уже приготовился услышать знакомое из прежней жизни выражение: «А ты кто такой?». Но – обошлось.

– О, вспомнил… Беда в том, что и у гоблинов память чересчур короткая. До первого полнолуния! А там нажрутся своего грибного взвару – и все им побоку станет. Любые договора и уговоры. И если не будет к тому времени поддержки властей, придется начинать все сначала…

Титыч опять хмыкнул, но уже раздраженно. Потом еще подумал.

– О чем бишь я? Ну да… Когда я увидел, что тебя эльфы на руках несут, тут и понял: сбылось!

– Стоп! – тормознул я пространные дифирамбы Титыча. – Вот с этого места, господин староста, расскажи‑ка мне все в подробностях.

– В подробностях? – Тот озадаченно почесал затылок. – А может, я лучше… это – как все было?

– Можно и так, – не стал я излишне напрягать человека.

– Тогда нам надо еще пива, – задумчиво покачал головой Титыч. – Совсем во рту пересохло… Хозяюшка, сходи в кружало. Скажи Вересу, что Влад Твердилыч в себя пришел. Пусть нальет и голубя префекту с донесением, стало быть, отправит. Мы закон… это, чтим.

Точно! Совсем запамятовал! Меня же здесь местные опричники дожидались. С предложением: «Пройдемте, гражданин». Вот, блин! Что ж ты, Титыч, так отсемафорить торопишься? Хотя, как говорится, а чего тянуть? Раньше сядем – раньше выйдем. Все равно на глаза начальству придется показываться. Или погодить все же? Листица‑то уходить не торопится, ждет от меня подтверждения. Думай, Влад, быстрее! Только не ошибись!.. Сам знаешь, что скорость стука превышает скорость звука. Можно и попасть нехило, и других подставить. Сатрапы везде одинаковы, как и статья за укрывательство и недоносительство…

Понимаю, но не готов я еще к встрече на высшем уровне. Принц и нищий, может, поладят, а незнамо кто и чиновный слуга государев – ни в жисть. Не тот менталитет у держиморд… И, прежде чем в коридоры власти соваться, надо не только стартовый капиталец сколотить, но и именем громким обзавестись. Прав тролль, однако. В этом мире имеет значение – как тебя зовут.

Приняв решение, я посмотрел Листице в глаза и отрицательно мотнул головой. Хозяюшка облегченно улыбнулась и кивнула в ответ. Видимо, ее интуиция в данном случае была на стороне моей логики.

Увы, Штирлица и Кэт из нас не получилось… А может, Титыч оказался прозорливее папы Мюллера. Во всяком случае, староста хмыкнул и проворчал:

– Тебе виднее… Ладно, скажешь: очнулся, но так слаб, что опять сомлел. Раньше чем через седмицу на ноги не встанет. А если Верес расспрашивать станет – сюда зови. Уразумела?

– Как скажете, дядька Ярополк.

Листица еще раз кивнула и выскочила за дверь.

– Егоза… – непонятно с чего именно так оценил достоинства девушки Титыч и продолжил как ни в чем не бывало. – Всадники эльфов тоже видели, а потому Всеслав Добрилович силой тебя в префектуру не потащит, но и с выздоровлением, Влад, затягивать не стоит. Или опасаешься чего? Так ты скажи. Один ум хорошо, а два сапога – пара. Может, присоветую чего. Ты мне теперь дороже сына…

– Так чтоб очень уж опасался, не скажу, но и лезть в прорубь очертя голову не хочу. Ты который раз эльфов упоминаешь, а я сам ничего не помню. Вот и выходит, что пока все не разузнаю да не соображу, как, что и к чему приспособить – к властям соваться не с руки. Мало ли чего я еще позабыл. Ну рассказывай уже, не тяни гоблина за уши.

– Угу, – кивнул староста. – А ведь верно. Эти потом тоже приходили. Самолично Гырдрым с Ачхырзом и в сопровождении шамана Ушастых. И в Круге подтвердили, что ты свою часть уговора выполнил, а потому ранее принадлежащие их кланам деревеньки Приозерное и Подборье твои по праву. Как и ранее завоеванные в Поединке – Выселки. И слово свое верное и нерушимое они готовы подтвердить перед вождями и шаманами всех кланов на ежегодном праздновании именин Фрэвардина.

– Титыч, а ведь ты, при всем моем уважении, сейчас в ухо схлопочешь, – ласково промолвил я, демонстрируя старосте кулак.

– Да? – Он заинтересованно поглядел на эту часть моего тела. – А за что?

– Я уже три раза просил рассказать об эльфах, а ты тем временем толкуешь о чем угодно, только не о них.

– Как так? – натурально изумился Титыч. – Я же сказал, что они тебя под утро в деревню на руках принесли. На другой день после того страшного грохота в Мрачной роще. Разве нет? Странно. А мне казалось…

– Ярополк! – прорычал я. – Что дальше было, после того как они меня принесли?!

– В Круге на землю положили и за мной послали. Только чего посылать‑то? Небось не слепой, сам увидел… Такое разве ж можно пропустить? Эльфы человека на руках несут! Почитай вся деревня поглазеть собралась. Как на Поединок…

– А дальше что было?

– Так все… – пожал плечами староста. – Когда я подошел, старший их… кто такой не скажу, он имени своего не называл… В общем, эльф дал мне мешочек с травами и велел напоить тебя настоем сразу, как только очнешься, чтобы голос не потерял. А потом еще прибавил, что жителям Выселок отныне всегда рады в лесу.

– И все?

– Все?! Чудак‑человек! Ты что и в самом деле ничего не понимаешь? Эльфы принесли тебя – это раз! Сами заговорили со мной – это два! Пригласили людей в лес – это три! Да о таком песни слагать надо! Застольные…