Глава 19. По возвращении в Лос-Анджелес Лесли не позвонил Коко

По возвращении в Лос-Анджелес Лесли не позвонил Коко. Происшествие в Венеции для обоих стало серьезной травмой. Лесли слишком сильно любил Коко, чтобы вынуждать ее рисковать жизнью. Он хорошо помнил, как напугали ее когда-то угрозы в адрес отца и как часто после этого ей снились кошмары. Обречь Коко на такую жизнь он просто не мог. Но сердце рвалось к ней каждую минуту. Лесли не мог думать ни о ком, кроме Коко.

Она тоже не звонила ему и каждый день ругала себя за трусость. Ее разбитое сердце нестерпимо болело всякий раз, когда она думала, что ей придется до конца своих дней жить без Лесли. Но риск, связанный с его жизнью, по-прежнему внушал ей ужас. Она мечтала о нормальной жизни, а не о безумных бегствах от папарацци, как в Венеции.

В итоге молчание затянулось, оба считали, что им нечего сказать друг другу. Однако любви оказалось недостаточно. Она не смогла уберечь их от опасностей мира и славы. Поскольку они не созданы для совместной жизни, незачем поддерживать связь и мучиться. Коко чувствовала, что Лесли понимает ее без объяснений. Во время последнего разговора, через день после возвращения Коко домой, все было сказано. Лесли понимал опасения Коко и относился к ним с уважением. Коко пыталась забыть о них, но слишком хорошо помнила роковые события и подозревала, что будет помнить еще долго. Возможно, всю жизнь. Как и боль, вызванную разлукой с Лесли.

Однажды Коко столкнулась с соседом Джеффом возле мусорных баков, и он вдруг заговорил о том, каким славным парнем показался ему Лесли. Джефф считал, что Лесли нисколько не важничает и не задирает нос, хотя и считается звездой, признался, что вспоминает его и хотел бы увидеться вновь. Коко слушала его, кивала и едва сдерживала слезы. У нее выдался тяжелый день. Впрочем, в последнее время такое случалось часто. Приближение Рождества впервые за долгое время не радовало, а страшило ее. Без Лесли ей будет невыносимо одиноко. Еще совсем недавно они планировали провести Рождество вместе. А теперь Лесли будет встречать праздник с Хлоей в Лос-Анджелесе, а Коко – вместе с матерью, сестрой и другими близкими.

Даже в болинасском доме Коко стало неуютно и тоскливо. Все вокруг словно потускнело и стерлось. Она наконец отдала дайверское снаряжение Йена – видеть его было невыносимо, а заодно убрала в ящик фотографии Лесли, все, кроме единственной, на которой Лесли и Хлоя с увлечением строили свой первый замок из песка. На этом снимке Хло ябыла прелестна, и у Коко не хватило духу его прятать.

Хлоя больше не звонила. Коко подумывала, не приготовить ли девочке подарок к Рождеству, но побоялась, что он будет расценен как шаг к примирению. Значит, надо забыть не только о Лесли, но и о Хлое, несмотря на всю ее любовь к Лесли и привязанность к его дочери.

Наступил Сочельник. Коко не разговаривала с Лесли и не виделась с ним уже семь недель. Она старалась не вести счет времени, но всегда точно знала, сколько длится разлука. Уже пятьдесят дней. Коко помнила об этом и ненавидела себя. Когда-нибудь она перестанет вспоминать, как и когда они расстались, но прежде чем это случится, пройдут годы.

Сочельник она собиралась провести у Джейн. Комнату для гостей уже переделали в детскую, а для Коко приготовили другую, поменьше, на первом этаже. Она заранее предвидела, как нелегко будет переступить порог этого дома, в котором все напоминало ей о Лесли и о месяцах безмятежной жизни вместе с ним.

Днем в Сан-Франциско прибыли мать Коко, Гейбриел и его дочь. Из аэропорта они отправились прямиком в «Ритц-Карлтон», чтобы отдохнуть и привести себя в порядок. Няню с собой они не взяли: Гейбриел заявил, что сам позаботится о дочери. Флоренс слегка тревожилась и призналась в этом Джейн. Слишком уж давно она не общалась с маленькими детьми.

– Вот чем плохо иметь молодых друзей, мама, – поддразнила ее Джейн и со смехом пересказала разговор Коко.

Как всегда, они собирались провести вместе Сочельник и Рождество, а вечером разъехаться по домам. Флоренс и Гейбриел на следующий день после Рождества отправлялись в Аспен, Коко предстояло вернуться в дом на берегу океана. Но на двадцать четыре часа они вновь стали одной семьей, пусть и не самой традиционной. С каждым годом их семья росла: Лиз и Джейн ждали малыша, у Флоренс появился друг, который годился ей в сыновья, и двухлетняя малышка, которая по возрасту могла быть ей внучкой.

– Мы окончательно перестали быть стандартной семьей, о которой ты мечтала, – заметила Джейн, провожая Коко в ее комнату. – А может, никогда и не были ею. – Она засмотрелась куда-то в пустоту, словно мысленно возвращаясь в те времена, когда сестры подрастали и их отец был еще жив. – Знаешь, в детстве я так завидовала тебе! – негромко призналась она. – Папа был от тебя без ума. Мне всегда казалось, что после твоего рождения у меня не осталось ни единого шанса заслужить его похвалу. Ты была такая крохотная, такая хорошенькая! Даже мама поначалу умилялась. Ей никогда не хватало времени, тем более на всех нас. Надеюсь, мои дети никогда не смогут сказать то же самое обо мне.

– А я всегда думала, что звезда в семье – это ты, а я в ней чужая, – открыла свою тайну Коко. То же самое она говорила психоаналитику два года назад, но теперь, когда эти слова были повторены в присутствии Джейн, они вдруг перестали причинять боль.

– Может, потому я и срывала на тебе злость. – Джейн виновато взглянула на сестру. – Мне самой едва хватало места в этом доме, а тут еще появилась ты! Вот я и стала бороться за родительскую любовь.

– Наши родители были поглощены работой и занимали видное положение в обществе, – задумчиво проговорила Коко. – Они просто не успевали быть еще и родителями.

– А мы лишились возможности побыть детьми. Нам пришлось сразу становиться звездами. Я попалась на эту удочку, а ты нет. Ты просто послала соперничество ко всем чертям и вышла из игры. А я всю жизнь пыталась произвести на родителей впечатление. Но если уж на то пошло, что толку? Какая разница, сколько фильмов я сняла? Этот малыш гораздо ценнее. – И она погладила свой живот, который продолжал расти с каждым днем. Джейн превращалась в карикатуру на беременную женщину.

– Похоже, ты на верном пути, – мягко заметила Коко и обняла сестру. Сказать то же самое о себе она не могла. У всех ее близких были родственные души, а у нее нет. Она ушла от любимого человека. – Значит, ты хочешь иметь нескольких детей? – продолжала она, обратив внимание, как часто Джейн говорит не о «ребенке», а о «детях».

– Возможно, – улыбнулась Джейн. – Смотря как появится на свет этот малыш и насколько симпатичным он будет. А если вдруг окажется таким же вредным, какой была я, сдам его обратно! Вот ты в отличие от меня всегда была милой. И от этого я еще сильнее ненавидела тебя.

Лесли оказался прав: Джейн завидовала ей и ревновала родителей, но теперь наконец высказалась откровенно, будто из давно надутого шарика выпустили воздух. Сестрам уже незачем соперничать за внимание матери, а их отца давно нет на свете.

Теперь главное место в жизни матери занимал Гейбриел. Флоренс уже сообщила Джейн, что к предполагаемому моменту рождения ребенка они с Гейбриелом уедут на Багамы, поэтому проведают маленького родственника только после возвращения. Мать осталась верна себе. Мужчины в ее жизни менялись, а сама она – никогда, и, судя по возрасту, никаких шансов на перемены не предвиделось. Дочерям приходилось с этим мириться.

– Мы с Лиз уже говорили о еще одном ребенке, – известила Джейн сестру. – В следующий раз мы могли бы взять донорскую яйцеклетку у меня, если все будет в порядке, оплодотворить донорской спермой, а ребенка выносит Лиз. Я рада, что этого ребенка ношу я, но, если честно, мне осточертело быть жирной. Через два месяца мне стукнет сорок. Сорок лет, да вдобавок неподъемный живот – это уж слишком. Наверное, я все-таки уродилась в маму. – Она рассмеялась. Сестры знали, что второй такой же тщеславной женщины, как Флоренс, не сыщешь в мире. Нерешительно взглянув на Коко, Джейн присела на кровать в комнате для гостей: носить ребенка ей было слишком тяжело, подолгу стоять она не могла и ходила с трудом. – Ты не могла бы побыть со мной, когда родится малыш? Я попросила бы тебя присутствовать при родах, но не знаю, как ты к этому отнесешься. Лиз будет со мной, но я хотела бы видеть и тебя. – На ее глаза навернулись слезы. Коко присела на кровать рядом с сестрой и обняла, чуть не заплакав.

– Конечно, я буду только рада, – заверила Коко. Они посидели обнявшись. Просьба Джейн наполнила Коко гордостью. Наконец она вытерла слезы и неловко засмеялась. – Черт, возможно, это мой единственный шанс увидеть, как рождаются дети, мне же обеспечена участь старой девы.

– На твоем месте я бы об этом пока не беспокоилась, – возразила с улыбкой Джейн. – Насколько я понимаю, от Лесли никаких вестей? – осторожно спросила она, и Коко покачала головой:

– Я ему не звонила. Но в День благодарения мне позвонила его дочь Хлоя. И сказала, что ему недостает меня. И я по нему скучаю.

– Господи, так позвони ему! Не раздумывай!

– Может, и позвоню когда-нибудь, – со вздохом согласилась Коко, но Джейн поняла, что звонить она не станет. Коко слишком напугана и упряма. Джейн скорее всего позвонила бы Лесли, если бы Лиз не считала, что вмешиваться не стоит. Пусть примут решение сами. Но Джейн не терпелось протянуть влюбленным руку помощи.

Затем они поднялись на второй этаж. Коко смешила переваливающаяся утиная походка Джейн, и втайне она не переставала радоваться тому, что будет рядом с сестрой во время родов. Джейн сообщила Лиз об этом, как только они вошли на кухню. Лиз как раз заканчивала готовить ужин.

– Ну, слава Богу! – с облегчением вздохнула она. – А то я понятия не имею, что от меня требуется. Правда, мы ходили на курсы для беременных Ламаза, но я уже все забыла. Слишком уж ответственная задача. – Лиз улыбнулась Коко.

– Верно, – согласилась Коко, охваченная трепетом предвкушения и пораженная заметной переменой в сестре. Отношения между Коко и Джейн за последние два месяца изменились к лучшему. Долгие годы они копили обиды, раздражались и вот сейчас неожиданно стали подругами. Об этом Коко и мечтала всю жизнь.

Усевшись за кухонным столом, они оживленно болтали. Коко рассказала о том, как они с Лесли познакомились в этой самой кухне, над лужей кленового сиропа. Выслушав ее, Лиз расхохотались, а Джейн чуть не упала в обморок.

– Слава Богу, меня здесь не было. Я бы тебя придушила!

– Знаю, потому и не сказала тебе ни слова. Мы буквально купались в кленовом сиропе, пока Лесли не убрал его.

– Напомни мне об этом в следующий раз, когда я попрошу тебя посторожить дом!

Наконец они разошлись переодеваться, и Коко, шагнув через порог своей комнаты, порадовалась, что ей не придется видеть кровать, на которой они спали с Лесли. Детскую ей обещали показать позднее, но она поклялась себе, что в большую спальню даже не заглянет – это слишком больно. Горечь утраты так и не утихла, и Джейн с Лиз догадывались об этом. Флоренс по-прежнему не знала, что происходит, и не задавала вопросов.

Флоренс с Гейбриелом прибыли ровно в семь и привезли очаровательную двухлетнюю девчушку в красном бархатном платьице, таких же бантиках и черных лаковых туфельках на ремешках. Гейбриел сам нарядил дочь. С собой гости захватили большой разборный манеж, в котором можно было уложить малышку, когда она утомится. Дочь Гейбриела оказалась очень милой и послушной. Мать обращалась с ней как со взрослой, и это напомнило Коко о Хлое.

Маленькое черное платье очень шло Флоренс, а Гейбриел внушительно выглядел в темно-синем костюме. Вместе они составили великолепную пару. Коко затеяла игру с малышкой Элисон, Лиз предложила матери и Гейбриелу мартини. Прислушавшись к своим ощущениям, Коко с удивлением отметила, что в присутствии матери опять чувствует себя ребенком. Хорошо еще, что теперь они с Джейн держались на равных.

На кухне Джейн сокрушенно отметила, что Гейбриел начал одеваться как пятидесятилетний мужчина.

– Это к лучшему, иначе они смотрелись бы вместе нелепо, – шепотом возразила Коко, пока Лиз смешивала мартини, – ведь мама по-прежнему ведет себя так, будто ей двадцать пять.

Джейн чертыхнулась.

– Сплошная путаница в этом дурацком мире!

– В нашей семье – это уж точно! – со смехом подтвердила Коко. – Ты живешь с женщиной, мама влюблена в мальчишку.

Флоренс и Гейбриел, зашедшие на кухню за своими мартини, застали их смеющимися, Коко опять вызвалась побыть с ребенком. Очаровательную малышку заворожила елка, которую Лиз нарядила в гостиной. В этом году Джейн могла лишь валяться на диване, наблюдать и давать указания.

– Самой не верится, что ждать еще целых пять недель. Лично я была бы не прочь родить прямо сегодня. Иногда мне кажется, что я вот-вот рожу, особенно в праздники, когда желудок переполнен, – призналась Джейн, вместе с гостями выходя в гостиную и вновь разваливаясь на диване.

– Не забудь позвонить мне, как только начнутся схватки, – напомнила Коко с новым чувством ответственности. Ее уже подхлестывало нетерпение.

Лиз приготовила роскошный ужин. На столе были икра и ростбиф, йоркширский пудинг, картофельное пюре, свежий горошек с мятой, салат и домашние булочки. Все блюда выглядели элегантно, трапеза завершилась роскошным десертом – традиционным сливовым пудингом с кремом. К началу ужина Элисон задремала в своем манеже, и все присутствующие согласились, что она идеальный ребенок. Ей предстояло провести ночь вместе с отцом и Флоренс в номере «Ритц-Карлтона». Флоренс сообщила, что на всякий случай прихватила с собой беруши, а Гейбриел рассмеялся: по-видимому, он обладал неиссякающим запасом терпения и, несмотря на все причуды Флоренс, не сводил с нее влюбленных глаз.

Гости отправились в отель в десять часов, увозя крепко спящую Элисон. Возле дома их ждал лимузин. Флоренс закуталась в меха, Гейбриел надел добротное черное кашемировое пальто. Оба поблагодарили хозяек дома за прекрасный ужин и пообещали вновь навестить их завтра ближе к полудню. Проводив гостей, три женщины дружно занялись посудой, кроме того, Лиз готовила индейку на завтра. Джейн почти ничего не ела, и не потому, что угощение было ей не по вкусу, просто в желудке у нее не осталось места, все занял ребенок. К тому же ее постоянно мучила изжога.

– На самом деле не так-то это легко, как кажется, – посетовала Джейн, потирая поясницу. С каждым днем беременность доставляла ей все больше неудобств.

– Перед сном я помассирую тебе спину, – пообещала Лиз. Она оказалась внимательной и заботливой партнершей. Коко считала, что ее сестре невероятно повезло. Нетрадиционная ориентация Джейн никогда не смущала ее. Коко всегда знала, что Джейн не такая, как все, и принимала это как данность. Даже школьным подругам Коко не стеснялась говорить, что Джейн лесбиянка, и не видела в этом ничего странного.

– Ты была такая смешная в детстве! – засмеялась Джейн, пока они втроем убирали посуду. – Однажды ты кому-то объяснила, что я Лепрекон^[5], а когда я тебя поправила, удивилась, мол, ты думала, что это одно и то же.

К полуночи они разошлись по спальням. Коко улеглась в комнате на первом этаже, думая о месяцах, проведенных с Лесли в этом доме. Как бы она хотела видеть здесь его и Хлою! Тогда Рождество было бы безупречным. Но увы, Коко осталась без пары, как всегда. Она задумалась: чем были заняты этим вечером Лесли и Хлоя? Хлоя наверняка находилась с отцом. Какую они поставили елку, пригласили ли друзей, как решили провести Рождество – с традиционным ужином или как получится? Коко хотела бы встретить праздник вместе с ними, но понимала, что это невозможно. Столкновение с папарацци многое изменило. Теперь ей живется гораздо проще. И тоскливее. Назавтра она уедет к себе в дом на берегу, Джейн и Лиз останутся вдвоем, мать с Гейбриелом улетят сначала в Лос-Анджелес, затем в Аспен. Коко приняла решение, которое казалось ей правильным, и теперь была вынуждена следовать ему. Альтернатива слишком сложна и опасна. Речь не о том, любит она Лесли или нет. Быть рядом с ним – значит жить так же, как он, а решиться на это Коко не могла.

На следующий день Коко встала раньше всех, отправилась на кухню, чтобы выпить чаю, и обнаружила, что Лиз уже поставила индейку в духовку. Ради этого она встала в шесть, а затем снова улеглась в постель.

Ожидая, когда проснутся Джейн и Лиз, Коко бродила по дому. Возвращение сюда вызывало у нее странные чувства. Даже вид Салли и Джека, лежащих бок о бок, напоминал ей о Лесли. Она не представляла, как избавиться от мыслей о нем. Вероятно, ее исцелит лишь время.

– Что-то ты рано поднялась, – заметила Лиз, явившись проверить индейку в девять. Коко была на ногах уже несколько часов. Лиз застала ее уныло сидящей возле елки, заметила ее подавленное настроение, но говорить по этому поводу ничего не стала. Коко явно скучала по Лесли, и Лиз искренне ей посочувствовала. Устроившись на кухне, они разговорились, но обе старательно избегали упоминаний о Лесли. В десять на кухню явилась Джейн, сообщив, что ее уже замучила изжога.

– Имей в виду, следующего будешь носить сама, – заявила она, многозначительно глядя на Лиз.

– С удовольствием! – откликнулась ее подруга, а Коко вызвалась приготовить завтрак.

– А тебя на кухню вообще пускать опасно, – проворчала Джейн, рассмешив сестру.

– Верно. Это у меня от мамы.

– Ничего подобного! – возмутилась Джейн. – Никудышным кулинаром у нас был папа, а мама вообще не знала, где находится кухня.

– Надеюсь, Гейбриел любит готовить, – подхватила Коко. – По крайней мере мы будем знать, что мама в старости не умрет с голоду, даже если уволит прислугу.

– Ты и правда думаешь, что у них это надолго? – удивленно переспросила Джейн. Сама она в это не верила. По ее глубокому убеждению, мать и Гейбриела связывала страсть, которая быстро угаснет, как только Гейбриел опомнится и найдет себе ровесницу. Но вместе с тем Джейн пришлось признать, что рядом с Флоренс он выглядит счастливым и даже не вспоминает о том, как велика разница в возрасте между ними.

– Будь наша мама мужчиной, у нас и вопросов не возникло бы, – сказала Коко. – Многие мужчины в мамином возрасте женятся на девушках гораздо моложе Гейбриела, и это никого не удивляет. Шестьдесят два года и тридцать девять лет никого не удивили бы, если бы мама и Гейбриел поменялись местами.

– Может, ты и права, – отозвалась Джейн. – Как ни странно, вдвоем они смотрятся отлично. Он вроде молод, а с виду и не скажешь.

– Точно, я постеснялась бы показаться с ним на людях, – согласилась Коко, и все рассмеялись. Казалось, Гейбриел намного старше Лесли, хотя в действительности он был двумя годами моложе.

– Так он нам и не предлагает, – напомнила Джейн, вызвав новый взрыв хохота. – Да нет, я понимаю, о чем ты. Он старомоден по натуре. В наше время никто не носит такие костюмы, как у него, а Гейбриел – охотно. И маме это нравится. Вообще-то точно так же он выглядел, когда я только познакомилась с ним, задолго до его встречи с мамой. Похоже, его тянет к женщинам постарше.

– Пожалуй, – согласилась Коко. – Или только к маме. Он готов целовать ей ноги. Честно говоря, если они не расстанутся, на ближайшие несколько лет покой нам обеспечен – мама будет счастлива.

Джейн согласно кивнула.

– А что будет, когда она состарится? Я имею в виду, состарится по-настоящему?

− То же самое, что со всеми нами, – вмешалась Лиз. – Все мы надеемся, что близкий нам человек не умрет и не бросит нас. Но в какой-то момент происходит или одно, или другое, – заключила она, кинув нежный взгляд на Джейн.

– Я никогда тебя не брошу, – шепнула Джейн. – Клянусь!

– Лучше не надо. – Лиз наклонилась и поцеловала ее.

– Ладно, не буду вам мешать. – Коко зевнула и встала из-за стола. – Пойду переоденусь, до приезда мамы меньше часа, – напомнила она.

Все разошлись по комнатам, а незадолго до полудня собрались на кухне, успев принарядиться.

Флоренс, как всегда пунктуальная, явилась в гости в белом костюме от Шанель, черных лодочках из кожи аллигатора и собольей шубе. Ее жемчуга и макияж были безупречны. Гейбриел надел серые слаксы, блейзер и еще один галстук от Гермеса с бледно-голубой рубашкой. Вдвоем они словно сошли с разворота в глянцевом журнале. Коко и Лиз предпочли менее официальный стиль – свитера с элегантными слаксами, Джейн – ярко-красное свободное платье, но даже в нем она чувствовала себя неудобно на протяжении всего обеда.

Перед тем как сесть за стол, все обменялись подарками и остались полностью довольны. Мать подарила дочерям чеки, как делала каждый год, а третий чек, на сумму чуть поменьше, достался Лиз. Флоренс часто повторяла, что так боится ошибиться с подарком, что предпочитает дарить деньги. Гейбриел получил от нее часы «Картье», которые сразу же надел, а сам преподнес Флоренс изящную бриллиантовую брошку, которая уже красовалась на лацкане ее жакета. Кукла в розовом платье, выбранная Флоренс в подарок Элисон, была чуть ли не с малышку ростом.

Вскоре они сели за стол и провели за праздничным обедом два часа, затем перешли в гостиную, где долго болтали и пили кофе. Наконец мать, Гейбриел и Элисон уехали, увозя свои подарки. Тем же вечером они вылетели в Лос-Анджелес, доставили Элисон к ее матери, а на следующее утро отправились в Аспен.

Коко пробыла в гостях у сестры до шести, помогла убрать со стола и наконец распрощалась. Ее уговаривали остаться на ночь, но после двух дней в кругу родственников Коко настоятельно требовалось одиночество, поэтому она забрала Салли и повела фургон к Болинасу. Ее встретил пустой и холодный дом. Коко развела огонь в камине, села на диван и, глядя на пляшущее пламя, задумалась о двух прошедших днях. Она не позволяла себе вспоминать ни о Лесли, ни даже о Хлое, твердя, что следует благодарить судьбу за все, что у нее есть. Она чудесно провела Рождество, а долгожданное примирение с Джейн стало для нее лучшим подарком.

Она рано легла спать и встала в семь, вышла на террасу и по давней привычке встретила восход солнца. Начинался новый день и новая жизнь. Думая об этом, Коко напоминала себе, как ей повезло, как вдруг зазвенел колокольчик возле ее ворот. Здесь, в Болинасе, никто и никогда не звонил в ворота и калитки, люди просто подходили к дому и стучали в двери. В любимой пижаме с сердечками, кутаясь в одеяло, в котором сидела на террасе, Коко обошла вокруг дома, чтобы узнать, кто пришел.

Ее длинные медные волосы, встрепанные после сна, развевал ветер. Еще вчера похолодало, небо стало чистым и голубым. Подойдя к воротам, Коко увидела совершенно нежданных гостей. Лесли стоял, положив ладони сверху на планки ворот, и неотрывно смотрел на Коко. Он еще не знал, правильно ли поступил. Рядом с ним, сияя улыбкой, приплясывала Хлоя в ярко-синем пальтишке, с заплетенными в длинные косы волосами. Девочка прижимала к груди пакет с подарком. Едва завидев Коко, она высвободила руку, замахала и сама открыла ворота.

– Ей хотелось увидеться с тобой, – неловко объяснил Лесли, пока Коко обнимала маленькую гостью, босиком стоя на холодном песке. На Лесли она смотрела так, будто перед ней возник призрак.

– И мне хотелось встретиться с ней, – призналась Коко. – И с тобой. Я соскучилась.

Не давая ей больше говорить, Лесли схватил ее в объятия и прижал к себе. Больше он ничего не желал слышать, только бы обнимать ее, вдыхать аромат ее волос, ощущать прикосновение рук.

– Здесь холодно! – пожаловалась Хлоя, запрокинув голову и глядя на них. – Может, пойдем в дом?

– Ну конечно! – спохватилась Коко, взяла девочку за руку и с улыбкой переглянулась с Лесли.

Он уже не сомневался, что поступил так, как и следовало.

На его взгляд, в доме ничто не изменилось. На месте осталась даже фотография, на которой они с Хлоей строили замок из песка. Лесли медленно расплылся в улыбке, а Коко одними губами произнесла «я люблю тебя», глядя на него поверх головы Хлои.

– И я тебя люблю, – отчетливо ответил он.

– А что у нас на завтрак? – вмешалась Хлоя и вручила Коко подарок. Коко присела на диван, развернула пакет и обнаружила внутри бурого плюшевого мишку. Обняв гостью, Коко призналась, что подарок понравился ей с первого взгляда.

– Хочешь вафель? – добавила Коко. – Можем приготовить «Ещёки»…

– Да, да! – Хлоя ликующе захлопала в ладоши. Коко направилась в кухню и поставила чайник, то и дело поглядывая на Лесли, словно боясь, что он исчезнет. Промучившись без него два месяца, она еще не знала точно, что означает его приезд. И просто радовалась возможности его видеть.

Втроем они сели завтракать, Хлоя подробно рассказывала, как прошло ее Рождество с отцом. Они нарядили елку, поужинали в отеле, а вчера вечером решили без предупреждения нагрянуть в гости к Коко. Они сели в самолет до Сан-Франциско и провели ночь в отеле, так как папа сказал, что в такой поздний час дорога по берегу слишком опасна. И добавил, что некрасиво являться в гости среди ночи, даже если Хлоя так не считает. Потому они решили приехать утром. И вот они здесь! Хлоя широко улыбну-ласьобоим слушателям, и Коко просияла, глядя на девочку и Лесли.

– И правильно сделали! Отлично придумано, – заявила она.

Хлоя тут же повернулась к отцу:

– Вот видишь! Я же говорила тебе, она обрадуется нам!

Взрослые переглянулись и засмеялись.

После завтрака Коко оделась, и они втроем отправились на прогулку по берегу. Сегодня, в день Рождества, вдоль океана гуляло немало местных жителей.

– Я страшно соскучился по тебе, – признался Лесли, когда Хлоя убежала собирать ракушки.

– Я тоже.

– И не знал, что ты скажешь, если мы просто возьмем и явимся в гости. Я думал, ты вообще не желаешь меня видеть. Но Хлоя твердила, что ты будешь рада.

– В День благодарения она звонила мне, и я так обрадовалась, будто услышала твой голос. – Коко пристально посмотрела на Лесли, желая вновь убедиться, что это не сон.

– Коко, насчет Венеции…

Она покачала головой и приложила палец к его губам. Они остановились.

– Ничего не надо объяснять… Мне нет дела до папарацци, желтых журналов и так далее, хотя я и боюсь их до смерти. Я просто хочу быть с тобой. Я слишком люблю тебя, чтобы позволить кому-то нас разлучить.

Все это Коко поняла в ту же минуту, как увидела Лесли. Ради этого он и приехал сюда, но не смел надеяться. Коко почувствовала это, когда заметила его у ворот. Слова, услышанные от Джейн в День благодарения, не давали ей покоя, и она решила бороться.

– Я люблю тебя. Клянусь, больше тебя никто не обидит. Я убью любого, кто осмелится это сделать.

– Я готова ко всему, вместе мы справимся, а если нас выведут из себя, просто сбежим. Найдем себе другой дом. Или спрячемся здесь. – Она улыбнулась, и он обнял ее.

– Без тебя я чуть не умер, – охриплым голосом признался он.

– И я тоже.

– Где ты хочешь жить?

Ради нее Лесли был готов поселиться где угодно.

– С тобой.

Они медленно зашагали по берегу вслед за Хлоей, а когда налетел пронизывающий ветер, вернулись в дом и развели огонь в камине.

Коко приготовила обед, Лесли вынес накопившийся мусор, уже вываливающийся из ведра. Возле мусорных баков он встретился сДжеффом, который приветствовал друга широкой улыбкой и похлопал его по плечу.

– Рад видеть тебя, – заявил Джефф, пожимая Лесли руку. –Я слышал, ты снимался в Венеции. Мы тут по тебе соскучились. Моя чертова тачка опять барахлит – кажется, полетела коробка передач.

– Попозже посмотрю, – пообещал Лесли.

– Мы все по тебе скучали, – многозначительно повторил Джефф, имея в виду Коко. Но и он обрадовался встрече со знакомым.

– Спасибо, мне тоже вас недоставало. – Лесли вернулся к дом, к Коко и Хлое, которые играли в карты. После игры они уселись перед телевизором, а Лесли заглянул к Джеффу, проверил машину и посоветовал ее продать. На ужин Коко разогрела пиццу. Хлою уложили спать, а Лесли и Коко несколько часов просидели рядом на диване, строя планы. Ближайшие три месяца Лесли должен пронести в Лос-Анджелесе, заканчивая работу над фильмом. Его дом уже освобожден, Лесли начал обживать его сам.

– Следующий месяц мне придется пробыть здесь, а потом я приеду к тебе. Посмотрим, как пойдут дела и будут ли охотиться за нами. Если да, придумаем что-нибудь. Но в любом случае попытка не пытка. Постараемся прижиться в твоем доме. – С этим решением Коко примирилась в тот же момент, как увидела Лесли. Близкие важнее городов, где приходится жить, Джейн и на этот раз права. Если любишь, нельзя отступать при первых же трудностях. Теперь Коко твердо это знала. В Венеции она просто перепугалась, а потом не сразу сумела побороть страх.

– Как твоя рука? – озабоченно спросил Лесли и был охвачен чувством острой жалости, увидев маленький шрам на руке Коко. Он поцеловал его.

– Рука в порядке, пострадала не она, а мое сердце. Но ты только что исцелил его. Теперь я совсем здорова, – сказала Коко, глядя ему в глаза.

Лесли улыбнулся и обнял ее.

– Хлоя оказалась гораздо мудрее нас обоих. Она считала, что я должен приехать к тебе, чтобы между нами не осталось недосказанностей. Мне хотелось последовать ее совету, но я боялся. В Венеции все закончилось так скверно, я думал, что больше не имею права видеться с тобой и просить тебя рисковать.

– Ради тебя можно, – тихо сказала Коко. – Жаль, что мне понадобилось так много времени, чтобы понять это.

Он кивнул и замер, держа ее в объятиях. Не важно, сколько времени тянулась разлука, – главное, что он все-таки вернулся. Внезапно Лесли спохватился:

– Но почему тебе обязательно надо пробыть здесь следующий месяц?

– Из-за ребенка Джейн, – с улыбкой объяснила Коко. – Я обещала ей быть рядом. Он появится на свет недель через пять. А я заодно улажу дела.

– Что же будет с твоим бизнесом?

– Пожалуй, передам его Эрин. Надо еще поговорить с ней, но я почти уверена, что она согласится. Свою постоянную работу она терпеть не может, а гуляя с собаками, наверняка будет прилично зарабатывать. Как я. – Коко расцвела улыбкой. – А я хочу вновь начать учиться. Поступлю в Калифорнийский университет…

– Будешь изучать историю искусств?

Она кивнула.

– И заодно придумаю какой-нибудь способ повсюду сопровождать тебя.

– Я был бы счастлив, – вздохнул он с явным облегчением. – Но для следующих двух фильмов мне придется сниматься в Лос-Анджелесе.

Значит, ближайший год он проведет дома. Если повезет, папарацци не станут преследовать их. Лесли уже обратился в охранную компанию, чтобы за его домом вели круглосуточное наблюдение из машины без опознавательных знаков. Допустить повторения венецианского инцидента он не мог, рисковать не желал и надеялся только на то, что журналисты быстро потеряют к ним интерес, узнав, что они с Коко поселились вместе.

Он не выпускал ее из объятий, пока наконец не ушел к Хлое в спальню. Оставлять Коко в одиночестве на диване ему не хотелось, но она объяснила, что ничего не поделаешь: Хлоя может проснуться, обнаружить, что рядом никого нет, и испугаться.

– Или подумает, что мы занимаемся теми самыми гадостями, о которых она когда-то говорила, помнишь? – шутливо добавила Коко, рассмешив Лесли.

– Тебе пришлось бы напоминать мне, как это делается. Я, похоже, совсем забыл.

– Напомню, когда приеду к тебе в Лос-Анджелес.

– А когда это будет? – встревожился он, понимая, что целый месяц без Коко не выдержит.

– Может, в следующие выходные? Конечно, если ты не захочешь сам приехать сюда.

Все части мозаики аккуратно ложились каждая на свое место.

– Меня устроит и то и другое, – объявил он, поцеловал ее и ушел спать. Обсудить подробности они всегда успеют – у них впереди целая жизнь.