Глава 16. Каждый день Коко проводила на съемочной площадке несколько часов, наблюдая, как работает Лесли

Каждый день Коко проводила на съемочной площадке несколько часов, наблюдая, как работает Лесли. Несколько раз она замечала, что отношения между ним и Мэдисон стали натянутыми. Порой атмосфера на съемочной площадке становилась наэлектризованной, иногда съемки любовных эпизодов оказывались почти болезненными и нелегкими для Лесли. Так или иначе он недолюбливал Мэдисон. Однако им приходилось работать вместе, и ни один из них не хотел испортить фильм. Лесли и вправду был мастером своего дела в отличие от своей партнерши, которая постоянно забывала и путала реплики.

Когда Коко надоедало смотреть на них, она часами бродила по Венеции. Лесли шутил, что в городе не осталось ни единой церкви, куда бы она не заглянула. Она побывала в Сан-Грегорио, Санта-Мария делла Салюте и Сан-та-Мария деи Мираколи, часами осматривала Академию изящных искусств, увидела театр «Ла Фениче» и галерею Кверини-Стампалия. К концу недели она исходила Венецию вдоль и поперек и подолгу рассказывала о своих походах Лесли, когда он возвращался в отель вечером. После многочасовых съемок, споров с режиссером и стрессов, неизбежных при работе с Мэдисон, Лесли чувствовал себя усталым, но каждый раз возвращение в отель к Коко приводило его в радостный трепет. Оба с нетерпением ждали поездки во Флоренцию, Лесли заранее взял напрокат машину, которую собирался вести сам.

Вечером накануне отъезда он посетовал, что на съемочную площадку опять наведались папарацци, кажется, из Рима и Милана. Он подозревал в случившемся Мэдисон или ее агента, хотя и соглашался, что пресса просто не могла обойти вниманием их съемочную группу. Каждый, кто проходил в эту неделю через площадь Святого Марка, становился свидетелем съемок. Неудивительно, что журналисты переполошились, особенно если узнавали, что в фильме снимаются самые яркие американские кинозвезды.

– Хорошо, что сегодня тебя там не было. Мне бы не хотелось видеть, как они охотятся и за тобой.

Карабинеры оттеснили фотографов с площадки, но чуть ли не десяток подстерегал его возле трейлера. Окажись там сегодня Коко, в осаду взяли бы обоих. Лесли считал британских и итальянских папарацци самыми беспардонными и назойливыми, а к представителям французской прессы относился гораздо уважительнее.

Отдохнув, он принес карту, и они вдвоем проложили маршрут до Флоренции. Лесли хотелось свозить Коко и на остров Лидо, но до сих пор не хватало времени, а на лодке туда пришлось бы плыть минут двадцать. Работа отнимала у Лесли все силы, поэтому Коко бродила по Венеции в одиночестве.

По пути во Флоренцию они решили остановиться в Падуе и Болонье. Коко хотелось осмотреть в Падуе капеллу Скровеньи с росписью Джотто, о которой она когда-то читала и рассказывала Лесли, а также стены XIII–XVI веков, окружающие город, и собор. В Болонье ее манили готическая базилика Сан-Петронио и Национальная пинакотека, конечно, если хватит времени на осмотр.

Они рассчитывали добраться до Флоренции ближе к вечеру. Обоим не терпелось увидеть главные местные достопримечательности – галерею Уффици, палаццо Питти, палаццо Веккьо, собор Дуомо, но обойти весь город за одни выходные было нечего и мечтать. Они покинули Венецию ранним чудесным утром. «Мотоскафо» доставил их к гигантской автостоянке, где дожидался взятый напрокат автомобиль. Лесли выбрал «мазерати» и довольно усмехнулся, услышав рев мощного мотора.

Дорога до Падуи и Болоньи была великолепна, затем началась автострада до Флоренции. Лесли снял номер в отеле «Эксельсиор». По настоянию Коко первым делом путешественники отправились в галерею Уффици. Коко подгоняло нетерпение. Много лет назад она уже побывала в галерее вместе с родителями, а Лесли предстояло увидеть ее впервые. Рядом с Коко ему открывался совершенно новый мир. В отель они явились умиротворенными и счастливыми.

Они поужинали в ресторане, который им порекомендовали в отеле, затем прошлись по площади, полакомились мороженым джелато, послушали уличных музыкантов и вернулись в номер. Город поразил их атмосферой, совершенно не похожей на венецианскую. Коко посетовала, что в этот раз Рим они так и не увидят.

– Задержись здесь до конца съемок, – предложил Лесли. – Тогда и объездишь всю Италию.

Коко привлекали также Перуджа и Ассизи. Но и она, и Лесли знали: пора домой. Нельзя просто взять и бросить клиентов и бизнес; Эрин может заменять ее недели две, не дольше. Оба мрачнели, понимая, что теперь не увидятся, пока Лесли не вернется в Лос-Анджелес, то есть лишь через месяц, а то и через два, если его партнерша не научится запоминать реплики.

Работать с ней становилось все тяжелее, Лесли опасался, что она безнадежно загубит фильм. Мэдисон пообещала режиссеру все выходные зубрить роль, и Лесли надеялся, что она сдержит слово. Даже ее грудь и соблазнительная ложбинка в вырезе платья не помогут вытянуть фильм.

Коко и Лесли провели тихую ночь в элегантном номере-люкс. На следующий день, когда они уже собирались уезжать, у дверей номера возник менеджер отеля. Рассыпаясь в извинениях, он сообщил, что кто-то оповестил прессу о приезде Лесли и теперь их поджидает возле отеля целая свора папарацци. Охране удалось вытеснить их из вестибюля, но разогнать всю толпу нет никакой возможности. Приезд Лесли Бакстера в город – это же сенсация. Выслушав менеджера, Лесли озабоченно нахмурился и повернулся к Коко. К счастью, их машина стояла в гараже отеля.

Менеджер мог предложить лишь одно – вывести Коко и Лесли через служебный вход. Он добавил, что если бы гости прикрыли лица темными очками, широкими полями шляп, словом, всем, что окажется под рукой, они сумели бы улизнуть от напарацци. Подобострастно кланяясь, он вновь принес извинения, и Лесли догадался, что его выдал кто-то из служащих отеля.

Посыльный явился за багажом, Коко надела темные очки и повязала голову шарфом. Папарацци охотились не за ней, им нужен был Лесли, но оба понимали: обнаружат его – узнают и о ней. И если кто-то вспомнит, что Коко видели с Лесли в Лос-Анджелесе, а теперь она приехала к нему в Италию, значит, их связывают серьезные отношения. Лесли надеялся на этот раз избежать шумихи. Когда выяснится, кто такая Коко и откуда она, ей не будет покоя даже в Болинасе. Этого Лесли не допустит. Довольно и того, что ему приходится жить с оглядкой. Коко он хотел уберечь от внимания прессы любой ценой.

Они спустились на лифте в подвал и вышли через гараж. Лесли надел темные очки и кепку с козырьком, которую где-то раздобыл менеджер. Оба быстро дошли до машины и выехали через задние ворота, прячась за грузовиком из прачечной и фургоном местного флориста. Когда папарацци обнаружили обман, беглецы были уже далеко. Они благополучно вернулись в Венецию, радуясь, что сумели перехитрить вездесущую братию.

– Отлично сработано! – оценил Лесли, улыбаясь Коко. Благодаря предупреждению менеджера побег удался на славу. Коко и Лесли вздохнули с облегчением.

Вернувшись в Венецию раньше намеченного срока, они успели побывать на Лидо и посидеть в баре отеля «Киприани», откуда открывалась великолепная панорама Венеции. Вернувшись в «Гритти», они пообедали в уютном номере Лесли. Выходные прошли идеально. Коко радовалась, вспоминая, что впереди у нее еще пять дней рядом с Лесли, продолжение совместной жизни наполняло ее восторгом. Оба наслаждались выпавшими им золотыми днями. Перед сном они позвонили Хлое. Девочка охотно рассказала о школьных делах, добавила, что получила приз за лучший костюм на Хэллоуин, а затем спросила отца, когда они увидятся. Лесли пообещал провести День благодарения вместе с Хлоей и ее матерью в Нью-Йорке, конечно, если не затянутся съемки, повесил трубку и виновато оглянулся на Коко.

– Я сглупил, да? Надо было сначала спросить, какие у тебя планы. Просто я всегда старался проводить с Хлоей праздники…

Коко помнила, что он не видел дочь уже два месяца и увидит не раньше, чем через три недели.

– Не волнуйся, – улыбнулась Коко. – День благодарения я всегда провожу с мамой в Лос-Анджелесе. Обычно мы ездим туда и на Рождество, но в этом году решили собраться у Джейн. В ее положении не до поездок.

Последние слова прозвучали странно: Коко до сих пор не свыклась с мыслью о беременности Джейн, а тем более с тем, что совсем скоро та станет матерью.

– Сразу после праздников я приеду к тебе, – пообещал Лесли. – Будем надеяться, что натурные съемки к тому времени закончатся. После возвращения в Лос-Анджелес нам обещают передышку, да и после Рождества будет длинный перерыв в работе. И каждую свободную минуту я проведу с тобой. Честное слово!

Коко умиротворенно прижалась к нему.

В эту неделю они старались бывать вдвоем как можно чаще. Коко целыми днями не покидала съемочную площадку, а в редкие свободные часы снова заходила в базилики и открывала для себя новые. К тому времени она уже без труда ориентировалась в Венеции, чем удивляла Лесли. Она знала город гораздо лучше, чем он, впрочем, ему не хватало времени освоиться. Лесли видел Венецию только по вечерам.

Накануне отъезда они отправились ужинать в забавный ресторанчик в одном из переулков. Их доставила туда гондола, на этот раз новая, не та, которую они брали прежде. Лодочник подвел ее к древней пристани, откуда Коко и Лесли вышли в переулок и свернули за угол к ресторану. После многочасовых прогулок по Венеции Коко без труда нашла его. Шагнув через порог, оба замерли как завороженные. Ресторан был окружен маленьким садом, хотя сидеть снаружи было уже холодно. Еда оказалась вкуснее, чем вея, которую они пробовали раньше. Они заказали бутылку кьянти и покинули ресторан в прекрасном расположении духа, хотя и сожалели, что назавтра Коко уезжает. Но если повезет, через несколько недель дома будет и Лесли. На этой неделе съемки шли гладко, гораздо удачнее, чем неделю назад. Мэдисон наконец-то выучила свои реплики: выходные, проведенные за сценарием, не пропали даром.

На улице перед рестораном Лесли остановился и поцеловал Коко. Ее приезд в Венецию оказался для обоих подарком, мечтой наяву.

– Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? – шепнул он и снова поцеловал ее.

– Почти так же, как я тебя, – ответила она, задыхаясь от волнения и улыбаясь Лесли. И вдруг обоих ослепило сразу несколько вспышек, откуда-то возникла целая толпа. В один миг Лесли и Коко оказались в кругу наглых папарацци, которые подстерегли добычу и теперь разом накинулись на нее. Кто-то устроил эту засаду, натравил газетчиков, и не какую-нибудь жалкую горстку, а целую банду. До причала было слишком далеко. Лесли не представлял, как вытащить Коко отсюда, не помнил даже, в какой стороне причал, а спасти их могла сейчас лишь гондола. Но от гондолы Лесли и Коко отделяло не менее тридцати вооруженных фотоаппаратами газетчиков.

Потрясенная и растерянная Коко смотрела на Лесли, а он, перекрикивая толпу, принялся расспрашивать, где причал. Он совершенно потерял ориентацию, вдобавок вино кружило голову.

– Нам туда! – крикнула Коко. Их обоих толкали со всех сторон, папарацци чуть ли не дрались, выбирая выгодные ракурсы. Ближайший к ним фотограф не расставался с дымящейся сигаретой, пепел с нее сыпался на плащ Коко, и Лесли с негодованием оттолкнул его.

– Ну все, ребята! – решительно объявил он по-английски. – Хватит… баста!.. Нет! – крикнул он, когда их стали хватать за одежду, пытаясь оттащить назад.

Толпа забурлила, словно живое извивающееся существо, и притиснула пленников к стене. Не удержавшись на ногах, Коко с силой ударилась о стену. Лесли охватила паника. Таким нападениям папарацци он уже подвергался, чаще всего в Англии, и знал, что без пострадавших не обойдется. Он не хотел, чтобы пострадала Коко, но вывести ее из толпы не мог.

– Нет! – внезапно рявкнул он на папарацци, оттолкнул ближайших и за руку потащил Коко за собой под непрекращающееся щелканье фотоаппаратов. Казалось, мучительное продвижение к лодке никогда не кончится. Струсивший гондольер ждал. Рядом стояли три «мотоскафо», в которых приехали папарацци, Лесли прислушался и по голосам понял, что в толпе много британцев, как минимум один француз и несколько немцев. Выходит, папарацци разных стран объединились в своей атаке. Численный перевес был на их стороне, у Лесли и Коко почти не осталось шансов. Лесли не стал бы мешать им делать снимки, но толпа бушевала, ситуация грозила выйти из-под контроля, а это было крайне опасно.

Двое папарацци запрыгнули в гондолу первыми и чуть не перевернули ее. Гондольер набросился на них с веслом, словно на пиратов, идущих на абордаж, и сбросил обоих в канал, где они забарахтались с возмущенными воплями. Лесли понял, что если бы на месте этих двоих оказались они с Коко, никому и в голову бы не пришло спасать их. Коко юркнула на свое место, Лесли загородил ее собой, гондольер оттолкнулся от причала, а пестрое сборище папарацци поспешило занять места в своих «мотоскафо», чтобы помешать бегству. Гондольер осыпал проклятиями хозяев катеров, но те лишь пожимали плечами и разводили руками. Им заплатили за работу, а остальное их не касалось. Лодочники не желали знать, что тут происходит.

– Ты в порядке? – крикнул Лесли, перекрывая гвалт папарацци и рокот моторов. Вспышки не прекращались, гондола чуть не перевернулась, подъезжая к Большому каналу. Перепуганной Коко казалось, что их обоих убьют: Лесли и гондольеру ни за что не справиться с этой сворой. Лесли надеялся, что навстречу попадется какой-нибудь полицейский катер, но все они, как назло, куда-то запропастились. В плотном кольце «мотоскафо» с папарацци на борту гондола медленно продвигалась к «Палаццо Гритти». Папарацци успели раньше пристать возле отеля. Лесли сунул триста евро в руку гондольера, готовясь покинуть лодку со всей возможной быстротой. От пристани до отеля было совсем близко, но вошедшие в раж фотографы не собирались пропускать Коко и Лесли. Он уже хотел остановиться и попозировать, но передумал: распаленных папарацци этим не уймешь. Подчиняясь стадным чувствам, газетчики подстрекали друг друга, вели себя все наглее и назойливее. Лесли хотелось одного – поскорее избавить от них Коко.

Он выскочил из гондолы первым и протянул руку Коко, но путь к отелю преградила живая стена из фотографов, и Лесли понял, что ее придется брать штурмом. Коко уже шагнула на причал, когда ее схватил за щиколотку и дернул в попытке остановить один из папарацци, прыгнувших в гондолу. Коко с криком упала в гондолу и чуть не вывалилась за борт. Лесли в отчаянном порыве бросился за ней, подхватил на руки и метнулся прочь от пристани. Вспомнив молодые годы и игру в команде регбистов, он пробил живой барьер и помчался к отелю, преследуемый папарацци по пятам. Швейцар, охранники и посыльные уже спешили на помощь, завязалась схватка, замелькали кулаки, а тем временем Лесли буквально взлетел вверх по лестнице с Коко на руках. За ним следовал один из охранников.

– Сэр, чем я могу помочь? – спросил он. Лесли вбежал в дверь номера, предупредительно открытую охранником, и бережно поставил Коко на ноги. Оба едва дышали. Коко била неудержимая дрожь, ее плащ и пиджак Лесли были перепачканы кровью: Коко порезалась, падая в гондолу.

– Врача! – коротко приказал Лесли охраннику.

Тот поспешил выполнить распоряжение, на ходу заверив, что у дверей номера всю ночь будет стоять охрана, а сам он приведет врача и полицию. Он то и дело бормотал, что сожалеет о случившемся.

Лесли осторожно усадил Коко на стул и принес из ванной полотенце. Когда он помогал ей снять плащ, она поморщилась, и он вдруг заметил, что ее кисть вывернута под неестественным углом. Лесли не сомневался, что она сломана, но промолчал.

– Боже мой, дорогая, прости… Я не подумал… Нам надо было подыскать другое место или вообще не высовываться из отеля…

Коко тихо плакала, и сам Лесли был готов заплакать. Обнимая ее, он почувствовал, как сильно она дрожит. Коко упорно молчала и никак не могла прийти в себя. Лесли убаюкивал ее, как ребенка, твердил, что любит ее. Прибывший врач выслушал объяснения Лесли и осторожно осмотрел Коко. На ее спине уже проступал жуткий багровый синяк – там, где она ударилась о стену возле ресторана. Порез на руке пришлось зашивать, запястье и вправду было сломано. Выслушав врача, Лесли испугался до тошноты.

Врач обезболил Коко руку, прежде чем наложить шов, затем сделал инъекцию успокоительного и прививку от столбняка. К тому времени как прибыл ортопед и наложил на запястье тугую пластиковую повязку, Коко уже засыпала. Никто из врачей не рискнул везти ее в больницу и вновь подвергать опасности. Как сообщил ортопед, несколько папарацци по-прежнему околачивались возле отеля, хотя даже не пытались прорваться в вестибюль, где дежурила охрана. Врачи объяснили, что запястье и шов будут болеть несколько дней, но перелет им не повредит. Лесли хотел, чтобы Коко поскорее уехала отсюда: не хватало еще, чтобы к ним в номер попытались пробраться! Охота продолжается. Акулы почуяли в воде запах крови и теперь вряд ли прекратят погоню. Венецианская идиллия превратилась в катастрофу. Коко пора домой.

Всю ночь Лесли лежал без сна, смотрел на Коко, касался ее щеки, гладил по голове. Он уложил пострадавшую руку на подушку и за ночь несколько раз менял повязки со льдом. Коко пробуждалась было, но успевала только пробормотать, что любит Лесли, и под действием снотворного снова погружалась в глубокий сон. К шести часам она очнулась и сразу расплакалась.

– Я так испугалась! – призналась она, с ужасом глядя на Лесли. – Думала, они нас убьют.

– И я тоже, – с горечью подтвердил он. – Иногда они словно сходят с ума и растравляют друг друга.

Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным. Мечтая подарить Коко последнюю романтическую прогулку в гондоле, он совсем забыл о мерах предосторожности. Они с Коко оказались в ловушке.

– Мне очень жаль, любимая. Я надеялся, что ничего подобного с тобой не произойдет. Должно быть, кто-то навел на наш след папарацци и вдобавок подкупил их. Узнать, кто это сделал, невозможно. Бедный гондольер даже не подозревал, чем обернется наша прогулка. – Правда, ему достались гигантские чаевые, но вряд ли их хватит, чтобы возместить ущерб. Гондольер тоже перепугался. Оставалось лишь надеяться, что эти чаевые пойдут ему на пользу в отличие от папарацци, которых подкупил неизвестный шпион.

– Что у меня с рукой? – Коко уставилась на жесткую повязку. Она не помнила, как врач вчера вечером накладывал ее, к тому времени успокоительное уже подействовало.

– Она сломана, – хрипло отозвался Лесли. Под его глазами появились темные круги, на щеках пробивалась щетина. – Тебе посоветовали беречь руку, особенно в пути. Вчера вечером врачи побоялись везти тебя в больницу – на нас вновь могли напасть. На рану наложили семь швов, – с горечью добавил он. – Еще тебе сделали прививку от столбняка – я не знал, действует ли предыдущая.

Он сделал все, что только мог, но не сумел защитить ее от разбушевавшихся папарацци, и горько сожалел об этом. Именно этого и боялась Коко, потому и не знала, стоит ли ей переселяться к Лесли. Сам он смирился с подобной жизнью, когда решил стать актером. А Коко сделала все возможное, чтобы избежать ее.

– Спасибо, – тихо произнесла она и устремила на него подавленный взгляд. – Как ты можешь так жить?

– У меня нет выбора. Меня будут преследовать, даже если я брошу работу. Такова оборотная сторона славы.

По мнению Коко, никакая слава не стоила таких жертв.

– А если у нас будут дети? Что, если и за ними начнут охотиться?

Все ее мысли отчетливо отражались в глазах. Лесли увидел в них неприкрытый ужас, но не винил Коко. Они пережили страшную ночь, худшую в его жизни. Лесли казалась невыносимой мысль, что все это случилось с ним, когда Коко была рядом. И она пострадала. Он терзался муками совести, ведь именно по его вине Коко подверглась такой опасности.

– Я всегда был осторожен во всем, что касалось Хлои, – тихо объяснил он, мысленно добавив, что старался уберечь и Коко. Сейчас им просто не повезло, да еще в таком месте, где бегство было невозможным. – Я никогда не беру ее с собой туда, где собирается много народу, – продолжал он. С другой стороны, и вчерашний ужин прошел в малоизвестном ресторанчике, затерянном в переулках Венеции. Значит, их могли выследить где угодно. – Прости, Коко. Я действительно сожалею, что все так вышло. Больше мне нечего добавить.

Коко кивнула, некоторое время лежала молча, затем снова заговорила. Ей отчетливо помнился момент, когда один из папарацци схватил ее за щиколотку, она упала в гондолу, тщетно пытаясь хоть чем-нибудь смягчить падение. Эта страшная минута будет помниться всегда.

– Я люблю тебя. Люблю, – грустно повторила она. – Люблю таким, какой ты есть. Ты самый добрый, ты лучший мужчина в мире. Но такая жизнь не для меня. Я буду бояться даже выглянуть из дома, изведусь от страха за наших детей и за тебя.

– Чертовски неудачное вышло начало, – печально признался он. Если Коко требовалось подтверждение ее страхов, вчера вечером она получила его в полной мере.

Она залилась слезами, Лесли сжал ее в объятиях.

– Я очень люблю тебя, но мне ужасно страшно! – с тоской всхлипывала она. Перед ее глазами стояли искаженные лица репортеров, потерявших власть над собой.

– Знаю, детка, знаю, – пробормотал он, прижимая ее к себе. – Я все понимаю.

Он и вправду понимал ее, хотел убедить, что все плохое позади, но считал, что не имеет права обманывать ее. Она не робкого десятка, но даже ее немыслимо просить смириться с подобной жизнью. Лесли давно привык, что папарацци – неотъемлемая часть его работы, но Коко здесь ни при чем. У нее есть выбор, а у него нет. Лесли молился только об одном: чтобы Коко не отказалась от намерений связать с ним жизнь, когда успокоится и придет в себя.

– Теперь главное – благополучно посадить тебя на самолет до Парижа. Мы поговорим обо всем, когда я вернусь домой.

Он не хотел, чтобы Коко принимала решения немедленно, в нынешнем состоянии, опасаясь, что она предпочтет порвать с ним. Но возможно, Коко подумает и решит, что у нее нет выбора.

Лесли позвонил режиссеру, объяснил, что произошло накануне вечером, и попросил сегодня утром провести съемки без него. Режиссер выразил сожаление и предложил свою помощь. Лесли в ответ попросил прислать кого-нибудь из гримеров с париками любого цвета, кроме рыжего, затем обратился к менеджеру отеля с просьбой обеспечить Коко охрану на пути к пристани и в «мотоскафо», а если понадобится, вызвать полицию. Но менеджер отеля считал, что его подчиненные справятся своими силами.

Лесли повел Коко в душ. Жесткую фиберглассовую повязку, которую ей наложили, можно было мочить – при условии что она не слишком пропитается водой. Чтобы Коко не упала от слабости, Лесли держал ее в объятиях, а после душа помог одеться. Он уже решил, что провожать ее не станет – незачем привлекать лишнее внимание. Папарацци теперь знают Коко в лицо, но охотятся в первую очередь за ним или за снимками пары. Значит, предстоит попрощаться с Коко в отеле и отправить ее в аэропорт под охраной служащих «Гритти». Поездка в Венецию закончилась плачевно. Теперь Лесли гадал, увидятся ли они вновь. Свои вещи Коко уложила накануне вечером, поэтому ей осталось лишь одеться в джинсы, свитер и теплую куртку.

Вскоре прибыла парикмахер съемочной группы. Коко села к зеркалу, Лесли увидел отражение ее лица и по глазам понял, что она до сих пор не отошла от произошедшего.

У парикмахера нашлось несколько париков с длинными белокурыми локонами и еще один короткий черный, со стильной стрижкой и достаточно вместительный, чтобы спрятать под ним медную гриву Коко. Ее волосы закололи, убрали под сетку, как делали перед съемками, а сверху натянули парик. Увидев Коко с черными волосами, Лесли изумился и невольно улыбнулся: она выглядела бесподобно, парик полностью преобразил ее, на что они и рассчитывали. Теперь ее не смог бы узнать никто. – Ты похожа на юную Элизабет Тейлор. Коко лишь кивнула, ей было все равно, на кого она похожа. Сердце ее ныло от предстоящей разлуки, она всей душой ненавидела жизнь, которую вынужден вести Лесли. Им удалось пережить лживую статью в таблоиде и мнимый роман с партнершей, но вчерашний кошмар мог оказаться непреодолимым препятствием для отношений. Лесли поблагодарил сотрудницу съемочной группы, и та ушла.

– Что я могу тебе сказать, Коко? – заговорил он. – Я люблю тебя. Но не хочу портить тебе жизнь. Я же знаю, как тебе ненавистно все, чем живу я.

Она печально улыбнулась.

– Будем просто жить день за днем, – повторила она его давние слова, вызвав слабую улыбку.

– Как бы я хотел уехать отсюда вместе с тобой! Прошу, не бросай меня. Вместе мы все преодолеем.

Он понимал, что у Коко есть все основания расстаться с ним, не мог ее винить, но отчаянно желал, чтобы она передумала. В качестве подарка он обменял ее обратный билет на билет первого класса – хотел, чтобы она путешествовала с комфортом, особенно когда вспомнил ее рассказ о том, как плохо она спала на пути в Венецию. По крайней мере теперь она отоспится. Лесли считал, что такую малость он обязан для нее сделать.

– Сейчас я знаю только одно – я люблю тебя. Об остальном надо как следует подумать, – грустно ответила Коко, и он кивнул, понимая, что теперь придется только ждать. Коко выглядела потрясенной и усталой, сломанная рука явно болела. Нападение папарацци оставило глубокий и болезненный след в душе обоих, особенно Коко, из них двоих пострадала только она. От мыслей об этом к горлу Лесли подкатывал комок.

В дверь постучали: охранники ждали Коко у дверей отеля. Четверо рослых, плотных мужчин окружили Коко, посыльный взял ее багаж. Моторный катер ждал возле служебного выхода, которым Коко собиралась воспользоваться, как во Флоренции. Лесли признался, что часто так делает.

Перед расставанием он обнял ее и задержал в объятиях, не говоря ни слова. Ему хотелось почувствовать ее тепло, запомнить каждую черточку лица.

– Просто знай, я люблю тебя, что бы ни случилось.

Лесли боялся, что между ними все кончено. Об этом говорили глаза Коко, которая нехотя кивнула и отвела взгляд.

– Я тоже тебя люблю. – Потом она неловко добавила: – Я никогда не забуду Венецию. Понимаю, после вчерашнего вечера это звучит нелепо. Но здесь я была счастлива, как никогда в жизни. Все было просто замечательно – до вчерашнего вечера.

– Думай только о хорошем, – подхватил Лесли, надеясь на лучшее вопреки всем опасениям. – Береги руку и дома не забудь показаться врачу.

Она кивнула, он нежно поцеловал ее в губы.

– Я люблю тебя, – сказала она еще раз, вышла из номера и закрыла за собой дверь. Лесли показалось, будто кто-то вырвал у него из груди сердце.