Российских юристов рубежа XIX-XX вв

Российская юриспруденция рубежа XIX-XX вв., адекватно оценившая экономические и политические изменения в России, приняла активное участие в реформировании теории государства. Большинство теорий государства и права по-разному объясняли понятие государства и его сущность, но в целом все они были направлены на доказательство единой природы общества и государства, гармонии их развития, и, соответственно, правомерности существования такой российской государственности, которая свойственна по своей природе именно российскому обществу.

Одной из существенных проблем, определявшей концептуальные основы теории государства, стало понимание государственной власти. До конца XIX века доминирующей была позиция отождествления государственной власти с волей правителя или господствующего класса. Данной позиции продолжали придерживаться многие специалисты и после развития социологических и психологических теорий государства, которые указали, что власть – это взаимное общественное отношение, в котором участвует не одна воля властителя, а также воля подвластных. Данная позиция серьезно повлияла на становление и быстрое проникновение в юриспруденцию идей народовластия.

По мнению известного российского историка права профессора Ф.В. Тарановского государство следует рассматривать с формально-юридических позиций как особую форму или союз общежития. Существенным признаком государственной власти является суверенитет, впервые разработанный Жаном Боденом. «Суверенитет составляет принадлежность государства как юридического лица и обозначает специфическое качество госу­дарственной власти — ее верховенство как вне, так и внутри государственной организации.

Власть есть господство одних людей над другими, господ­ство принудительное, обязательное, не зависимое от согласия подвластных и не устранимое по их произволу. Отношения вла­ствования — это прежде всего отношения фактические. Так как властвование есть один из видов поведения людей в общежи­тии, а социальное поведение регулируется юридическими нор­мами, то и власть в ее проявлении и организации определяется юридическими нормами. Ввиду этого необходимо поставить воп­рос о том, что такое представляет собой власть с юридической точки зрения.

Право регулирует поведение людей путем воздействия на их волю. Сообразно этому человеческое поведение рассматри­вается правом как выражение воли. Поэтому с точки зрения права и акты властвования представляются волевыми актами, и власть определяется как воля, суверенная, или верховная воля в организованном общежитии. Субъектом этой воли признается государство как юридическое лицо. Государственная власть есть воля юридической личности государства... воля разумеется не психологически, а юридически, то есть не как конкретное душевное переживание, а как абстрактное построение субъективной причинности. В юридическом смысле воля присуща всякому субъекту права, как физическому лицу, так и юридическому, хотя последнее и не существует как психологическая личность и, значит, не может испытывать никаких душевных переживаний, следовательно, и волевых. Воля в юридическому смысле понимается формально. Для признания свободного волеизъявления в правоотношении требуется наличность известных формальных условий положительного характера (правоспособности, дееспособности) и формальное отсутствие определенных внешних препятствий (насилия, угроз и т.п.)»[46]. Но следует отличать, по мнению профессора, волю просто человека и волю юридического лица, которое не способно переживать эмоции, поэтому его воля есть выражение реальной общей цели, ради которой собирается общество[47].

Одной из самых в данное время распространенных теорий государственной власти стала психологическая теория, включая как собственно психологическую школу Л.И. Петражицкого и его учеников, так и теории государства Г. Ф. Шершеневича, Н.М. Коркунова, С.А. Муромцева и др., использовавшие некоторые аспекты психологии человеческого общества. Данные теории выступили с разгромной критикой теорий государственной власти, подобной теории Ф.В. Тарановского.

Так, Л.И. Петражицкий пишет: «Господствующее мнение конструирует государственную власть как единую, обладающую принудительной, непреодолимой силой волю государства как особой личности. Некоторые, впрочем, отож­дествляют государственную власть с волей отдельных правителей, снабженной принудительной силой, другие — просто с силой.

Все эти учения имеют наивно-проекционный характер (отчасти наивно-конструктивный, фантастический, поскольку дело идет о придумывании единой воли и т. д., отчасти наивно-реалистичес­кий, поскольку дело идет о силе и принуждении; и тех реальных явлений, познание которых требуется, они не выясняют и не касаются.

Государственная и вообще общественная власть есть не воля и не сила, вообще не нечто реальное, а эмоциональная проекция, эмоциональная фантазма; а именно, она означает особый вид приписываемых известным лицам прав»[48].

Исходя из своей теории императивно-атрибутивной природы права, Л.И. Петражицкий определяет власть как обязанности «одних (подвласт­ных) исполнять известные или вообще всякие приказания других (наделенных властью) и терпеть известные или вообще всякие воздействия со стороны этих других; обязанности этого содержа­ния закреплены за другими каких права (притязания на послушание и правомочия на соответствующие действия, например, телес­ные наказания, выговоры и т. п. по отношению к подвластным)»[49].

Для определения природы государственной власти польский ученый раз­личает разные виды и разновидности власти. «Прежде всего следует различать: 1) общие власти и 2) специ­альные.

1) Под общими властями или правами власти следует разуметь правоотношения, состоящие из: а) общих правовых обязанностей послушания, т. е. обязанностей повиноваться всяким велениям другой стороны, каково бы ни былоих содержание, или всяким велениям за исключением некоторых, особо изъятых и б) общих обязанностей терпения воздействий, т. е. терпения всяких воздей­ствий, в том числе, например, телесных, членовредительных нака­заний, смертной казни, со стороны властителя, или всяких за исключением некоторых особо изъятых, например, смертной каз­ни (неограниченные и ограниченные особыми изъятиями общие власти).

2) Под специальными властями следует разуметь соответствую­щие специальные, т. е. ограниченные определенной областью по­ведения, обязанности одних — права других. Например, власть председателя собрания ученого общества, законодательного собра­ния, митинга и т. п. есть специальная власть, право на терпение известных только действий и подчинение только известным распо­ряжениям со стороны прочих членов собрания, а именно только таких действий и распоряжений, которые относятся к соблюдению надлежащего порядка обсуждения подлежащих вопросов (а не, например, к частной, домашней жизни членов собрания)»[50].

Кроме того, «власти следует делить на две категории, которые можно назвать: 1) служебными или социальными и 2) господскими влас­тями. Под служебными или социальными властями мы разумеем такие власти, с которыми сочетаются (правовые) обязанности забо­титься о благе подвластных или об общем благе известного обще­ственного союза (семьи, рода, племени и т. д.) и которые подлежат осуществлению в пределах этой обязанности и как средство ее исполнения. Под господскими властями мы разумеем власти, подлежащие свободному пользованию со стороны господина для своих личных имущественных или иных целей и интересов. С этими властями соединяются обыкновенно обязанности подвластных служить, оказывать всяческие услуги (общая обязанность служения) или услуги определенного рода (специальная обязанность служе­ния) господину.

В области властей первого рода субъект власти исполняет служебную роль по отношению к подвластным или к обществен­ной группе, в которой он наделен властью для заботы об общем деле; в области властей второго рода имеется противоположное положение; субъект власти является целью, а подвластные явля­ются средством, играют служебную роль»[51].

Сообразно с этим Л.И. Петражицкий выделяет «две категории властей: 1) первенствующие или преимущественные и 2) последующие или уступающие»[52]. Власть мужа над женой является преимущественной по отношению к его родительской власти.

Это отношение властей он называет иерархическим и различа­ет иерархические подчиненные, или низшие, и иерархически господствующие, или высшие власти[53].

Государственную власть Л.И. Петражицкий называет верхов­ной социальной властью, которая является общей социально-служебной властью, «над которой нет иерархически высшей власти, так что субъект этой власти являет­ся обязанным к надлежащему осуществлению своей власти и вообще к заботе об общем благе только по отношению к подвласт­ным или подлежащей социальной группе, но не по отношению к какому-либо субъекту высшей над ним власти»[54].

Государственная власть есть социально-служебная власть. Она не есть «воля», могущая делать что угодно, опираясь на силу, как ошибочно полагают современные государствоведы, а представляет собой приписываемое известным лицам правовой психикой этих лиц и других общее право повеле­ний и «иных» воздействий на подвластных для исполнения долга заботы об общем благе.

Важнейшим служением общему благу со стороны государ­ственной власти (субъектов подлежащих обязанностей и прав) является служение праву; и государственная власть есть власть служебная прежде всего и преимущественно по отношению к правам граждан и праву вообще.

Верховная власть в государстве приписывается народной правовой психикой разным суще­ствам: божествам, отдельным лицам, монархам или коллективным учреждениям. «Если для юридичес­кой действительности (обязательности) распоряжений субъекта верховной власти не требуется ничьего согласия, то это — само­державная власть, в противном случае — не самодержавная, назы­ваемая ограниченной»[55].

Власть в государстве всегда одна и едина и принадлежит всегда самому государству как особой личности. Что же касается, например, монарха, министров и т. д., то они только «органы» единой влас­ти, и являются безвольными орудиями исполнения единой воли индивида[56].

С позицией выделения понятий служебной и господской власти соглашается представитель христианского направления возрожденного естественного права Б.П. Вышеславцев при разрешении вопроса об антиномии власти между своей божественной и дьявольской природой: «Власть, которая «от Бога» и получает религиозно-моральное оправдание, есть власть служебная, она служит правде и справедливости... такая власть [от дьявола] должна быть названа господской (или «похотью господства», по выражению Августина) в силу того, что она никаким высшим началам, никому и ничему не служит, напротив, всех заставляет служить себе»[57]. В этом смысле служебная власть предполагает веру обеих сторон в справедливость, правильность своего поведения.

«Власть есть возможность навязывать свою волю другому, подчинять своей воле волю других, заставлять других сообразовать свое поведение с волей властвующего, вводить свою волю одним из существенных мотивов, определяющих поведение другого», - писал известный русский теоретик права Г.Ф. Шершеневич, подчеркивая взаимный характер государственной власти[58]. Государственный властитель не способен лишь своей волей реализовать свои интересы, необходимо, чтобы подвластные осознали свои интересы с помощью властителя и, доверившись, подчинились ему. Кроме того, властитель вынужден «играть» с подвластным во взаимность интересов, он ограничен интересами подвластного. «Только два обстоятельства фактически ограничивают государственную власть: нравственное сознание и благоразумие властвующих, с одной стороны, возможность противодействия подданных – с другой»[59].

По мнению представителя социологической юриспруденции Н.М. Коркунова, «подчинение государственной власти не может быть объяснено только личным могуществом правителя. Политическая история представляет примеры того, как тысячи подчиняются велениям одной, иногда совершенно ничтожной личности, лишь в силу того, что личность эта признается почему-либо представителем государ­ственной власти. И наоборот, выдающимся политическим деятелям приходится прикрываться, для обеспечения подчинения себе толпы, именем такого лица, лишенного всякого действительного значения и силы, но признаваемого представителем государственной власти»[60].

Кроме того, конституции предусматривают разделение властей, что не позволяет реализовать единую волю. «Момент воли всего ярче проявляется в законодательстве. Собственно законодатель повелевает, судья — судит, администратор действует. Поэтому, если бы власть была во­лей, основной и необходимой ее функцией должно бы быть законо­дательство. Между тем на первичных стадиях своего развития госу­дарства живут обычным правом и потому обходятся вовсе без зако­нодательства; напротив, без суда и исполнительной власти государ­ство никогда не обходится»[61]. Граждане в государствах на ранних стадиях развития «сознают себя обязанными активно относиться к по­требностям государства», «сами идут навстречу за­просам государственной жизни; активно и по собственной инициа­тиве поддерживают благосостояние и могущество государства, со­действуют его развитию. Гражданин выполняет свой долг подчине­ния власти государства не только, когда исполняет веления прави­тельства, но точно так же, если еще не больше, и тогда, когда стре­мится разъяснить действительные нужды государства или преду­предить ошибки и злоупотребления правителей. Если бы подчине­ние граждан государству свелось к одному только исполнению об­ращенных к ним велений, государство не могло бы существовать — оно бы неизбежно распалось. Авторитет велений органов власти ос­новывается, конечно, не на внешней, физической силе. Органы вла­сти всегда составляют меньшинство. Долженствующих повиноваться всегда больше, чем повелевающих. Авторитет велений власти основывается всегда, в конце концов, на признании их обязательно­сти со стороны общества. Каждый отдельный гражданин вынужден подчиняться велениям органов власти не потому только, что повелевающий от него этого требует, но и потому, что все общество при­знает для него эти веления обязательными»[62].

Н.М. Коркунов отрицает отождествление власти и воли: «Воля не есть сама по себе власть. Воля бывает и бессильная, и безвласт­ная Власть приходит к воле извне, придается ей чем-то другим, ле­жащим вне воли, в самой воле не заключающимся. Воля стремится к власти, получает власть. Поэтому власть есть нечто внешнее для воли, служащее ей объектом. С другой стороны, и власть не предполагает непременно наличности властвующей воли»[63].

Таким образом, «властвование предполагает сознание не с активной стороны, не со стороны властвующего, а с пассивной стороны, со стороны подвластного. Все, от чего человек сознает себя зависимым, власт­вует над ним, все равно, имеет ли оно и даже может ли иметь волю. Для властвования нет надобности, чтобы это сознание зависимости было реально. Не требуется даже, чтобы существовало то, идея о чем властвует над человеком. Для властвования требуется только сознание зависимости, а не реальность ее. Другими словами, власть есть сила, обусловленная не волею властвующего, а сознанием зави­симости подвластного. Если так, то и для объяснения государствен­ной власти нет надобности наделять государство волей, олицетво­рять его. Так как власть есть сила, обусловленная сознанием зави­симости подвластного, то и государство может властвовать, не об­ладая ни волею, ни сознанием, только бы составляющие его люди сознавали себя зависимыми от государства. Государственная власть — не чья-либо воля, а сила, вытекающая из сознания гражда­нами их зависимости от государства»[64].

Представитель синтетической теории права Я.А. Ященко, соглашаясь с Н.М. Коркуновым, также признает, что «с общественно-психологической точки зрения, во власти сказываются два основные момента, с одной стороны, воля одних людей, дающих повеления другим, с другой – сознание этих последних своей зависимости и добровольное их подчинение»[65]. Неотъемлемым условием власти русский юрист считает материальный момент, который заключается в зависимости одного лица от другого по определенным причинам: зависимость ребенка от матери, слабого от сильного и т.п. Тем не менее, в политической и государственной власти преобладают психические условия. Во властных отношениях воля подвластных направлена на подчинение, воля властителя должна быть такой, чтобы подвластные хотели подчиняться. Поэтому «не всякая воля, даже выраженная лицами, обладающими поли­тическою властью, властвует; необходимо, чтобы она вызвала подчи­нение, иначе это будет безвластная воля»[66]. В то же время А.С. Ященко критикует Коркунова за крайность абсолютизации воли подвластных: «непонятно, каким образом может проявиться принудительный момент во власти без момента волевого... Где есть угроза наказа­нием и само наказание, там неизбежно должна быть и властвующая воля. Если иногда политическую власть могут проявлять лица, ли­шенные воли или ее не обнаруживающие, то часто существуют прояв­ления господства одних лиц над другими, лишенными сознания, ма­лолетними, идиотами, умалишенными и т. д.»[67]. Таким образом, «государствование властвования есть не одностороннее, а двустороннее отношение, с одной стороны, повеления, с другой — подчине­ния. Политическая власть образуется как коллективное приспособ­ление двух общественных психических переживаний, властвующих и подвластных. Власть есть синтетическое образование; синтез этот получается из совпадения коррелятивных переживаний; когда этого совпадения нет, нет и политического целого... Власть есть основная объединяющая обще­ственная сила, дающая единство обществу, делающая из него замк­нутое целое; она есть жизненный синтез разнообразных индивиду­альных переживаний. То, что постоянно утверждается в истории как противоборство свободы и власти, на самом деле есть постоянное стрем­ление к приспособлению двух элементов власти, — воли органов вла­сти и сознания зависимости у подчиняющихся велениям этих орга­нов»[68].

Государственная власть как комплекс публично-властных отношений, политических воль в юридическом смысле стоит выше иных видов юридической власти, семейной, социальной, но именно только в юридическом смысле, т.к. в действительности семейная власть своей нравственностью может оказаться сильнее государственной[69].

В одной из своих последних работ «О сущности правосознания», которая создавалась длительное время, представитель русского зарубежья и возрожденного естественного права И.А. Ильин писал, что «политическое властвование состоит в социально сосредоточенном и юридически организованном влиянии воли –одних, лучших и уполномоченных людей на волю других, подчиненных, причем подчиненные связуются не только правотою и силою власти, но и собственным правосознанием. Это означает, что власть по родовой сущности своей... волевая сила, а по видовому отличию своему она является правовою силою... Это выражается в том, что она есть способность к воздействию и влиянию. Бессильная власть есть в логическом отношении бессмыслица, а в государ­ственном отношении пагубный призрак, фантом или симуля­ция... Для того, что­бы государство могло быть и действовать, ему необходима эта подлинная энергия, сосредоточенная и организованная в жи­вое единство. Государство со слабою властью нежизнеспособно. Ослабление и расшатание власти есть умерщвление государства. Поэтому все то, что слага­ет силу власти, — авторитет, единство, правота цели, органи­зованность и исполнительность понудительного аппарата, — все это образует самую основу государственного бытия»[70].

Государственная власть, по Ильину, есть волевая сила, т.е. внутренняя, психическая и духовная сила. Физическая сила присутствует в государственной власти, но она не является определяющей. Чем реже осуществляется физическое насилие, тем совершеннее государственная власть: ««Меч» отнюдь не вы­ражает сущность государственной власти; он есть лишь край­нее и болезненное ее средство; он составляет ее последнее сло­во и слабейшую из ее опор. Бывают положения и периоды, когда власть без меча есть негодная и гибельная власть, но это пери­оды исключительные и ненормальные. Нормально сила власти не в мече, а в авторитетном влиянии ее волевого императива»[71].

«Власть есть сила воли», которая заключается в ин­тенсивности, активности внутреннего волевого напряже­ния, осуществляемого властителем, авторитетной непреклонности его внешних проявлений»[72].

Власть сама должна «создавать в душах людей настроение определенности, завершенности, импульсив­ности и исполнительности. Властвующий должен не только хотеть и решать, но и других систематически приводить к со­гласному хотению и решению. Властвовать значит как бы на­лагать свою волю на волю других; однако с тем чтобы это нало­жение добровольно принималось теми, кто подчиняется. Вла­ствование есть тонкий, художественно слагающийся процесс общения более могучей воли с более слабой волей... Властвующий должен сделать из своей воли, во-первых, силу, предметно одержимую государственною целью, и, во-вторых, действительный и единый волевой фокус народ­ной жизни. Жизнь государства состоит в таком согласовании воль (координация), которое, оставаясь по существу доброволь­ной координацией, принимает форму волевой субординации (под­чинения). И вот задача властвующего состоит в том, чтобы на путях подчинения воспитать волю к автономному согласова­нию и насытить духом этой добровольной координации _ су­бординирующую форму государственности»[73].

В данных цитатах прослеживаются идеи Г.Ф. Шершеневича о согласовании воль властителей и подчиненных в установлении и реализации государственной власти.

Еще один представитель интегративного подхода в изучении права и государства Б.А. Кистяковский, изучая в своей статье «Сущность государственной власти» мнение юристов о данном явлении, подводит весьма расплывчатый перечень существенных признаков государственной власти: престиж, обаяние, авторитет, традиции, привычка, сила, внушающая страх и покорность, нравственное оправдание, правовая идея должного, с помощью которой государство легитимирует свою деятельность: «Для современного культурного человека еще не достаточно того, что власть существует; мало и того, что она необходима, полезна и целесообразна. Только если власть способствует тому, что должно быть, только если она ведет к господству идеи права, только тогда мы можем оправдать ее существование, только тогда мы можем признать ее правомерной»[74].

Даже в сочинениях русского консерватора, крупного авторитета в юриспруденции К.П. Победоносцева «факт власти и подчинения организует социальность на всех ее уровнях – в семье, обществе и государстве. Однако человек, имеющий в представлении консерваторов, не только естественную, но и этическую природу, ищет не просто власти, но свободного подчинения справедливой власти»[75].

Таким образом, с одной стороны, государственная власть понималась как публичная сила, направленная на подчинение общества государственным силам, с другой стороны, представляет собой публичную общественную связь между народом и носителями государственной власти, основанную на воле как подчиненных, так и властителей. Последняя концепция оказала существенное влияние на теорию конституции в начале ХХ века, повлияла на становлении теории правового государства в России.

С.А. Егоров *