Кристиана. Я не знаю, что упала. И о том, что выпустила телефонную трубку из рук

Я не знаю, что упала. И о том, что выпустила телефонную трубку из рук. Не знаю, сколько времени пролежала в траве, выстилающей пол моего жилища, и как долго мое сознание было абсолютно пустым. Tabula rasa. Как будто я всего лишь тень – тень, отброшенная на землю, и из меня можно сделать все, что угодно, в зависимости от того, как направить свет.

«Кристиана!»

Мое имя, произнесенное кем‑то, возвращает меня обратно из пустоты, в которую я упала. Оно множится эхом в черной пропасти, я плыву и плыву, пока мне не удается ухватиться за него.

«Кристиана!»

Я использую свое имя как веревку, за которую цепляюсь, стараясь выбраться из темноты.

И вот солнце бьет мне в глаза, они слезятся. Кажется, проходит вечность, и наконец мне удается сесть, а весь мир перестает крутиться как бешеный.

Я никогда прежде не теряла сознания. Честно говоря, я думала, что это нечто совсем другое. Мне приходилось видеть в кино: дама охает и падает и всегда есть кому подхватить ее. Вокруг нее начинают прыгать и суетиться, и в конце концов она открывает глаза, мило хлопает длинными ресницами и награждает главного героя томным взглядом. Это так романтично!

Меня же подхватила земля. К счастью, трава мягкая, и я ничего не сломала себе, что случилось бы, ударься я, например, о спинку кровати. А выходишь из обморока потная и совершенно дезориентированная в пространстве. Во рту отвратительный вкус, голова гудит. На виски давит, как будто что‑то у меня в голове то съеживается, то, наоборот, расправляется.

Знаете, как бывает, когда впервые спишь с кем‑то в одной постели: не важно, занимаетесь вы любовью или просто лежите рядом, – вы остро и постоянно чувствуете присутствие другого там, где раньше не было никого. Каждое движение этого другого человека кажется преувеличенно резким. Каждый звук многократно усиливается.

Вот на что это похоже.

А что до романтических чувств, то было бы куда предпочтительнее залезть под одеяло и укрыться с головой, чем строить глазки какому‑нибудь парню, случись поблизости таковой.

«Кристиана!»

Ага. Значит, кто‑то все‑таки здесь есть. И я сразу вспоминаю, как собственное имя вытащило меня из темноты.

Я осматриваюсь: рядом никого. По крайней мере никого, кого можно увидеть. Должно быть, этот кто‑то прячется в лесу, окаймляющем мой лужок.

– Кто тут? – спрашиваю я.

Но раньше, чем вопрос срывается с моих губ, я уже успеваю найти этот голос в картотеке своей памяти. Я уже знаю, кто говорит со мной.

– Ты где, Саския? – спрашиваю я. – Почему я тебя не вижу?

Мой взгляд останавливается на сотовом телефоне, лежащем на траве. Я вспоминаю, что это телефонный звонок выдернул меня из сна. Я припоминаю белый шум, который издавала трубка. Я помню, как начала падать. Больше ничего.

Поднимаю телефон и подношу его к уху, думая, что Саския говорит со мной по телефону. Но телефон молчит. Я нажимаю кнопку и слышу длинный гудок.

«Хватит валять дурака!»

Что‑то мне это совсем не нравится. Никто не знает, как добраться сюда. Вообще вряд ли кто‑то знает, что это место существует.

Я выключаю мобильник и еще раз осматриваюсь. Где бы ни была Саския, она хорошо спряталась.

«Я не хотела этого делать, но у меня не было выбора. Либо так, либо небытие».

Мне становится жутковато. Я вдруг понимаю, что слышу ее голос не совсем так, как должна его слышать. Он доходит ко мне не через уши.

«Я спросила разрешения, прежде чем войти».

Голос – у меня в голове.

«И ты сказала „да“».

– Убирайся‑ка из моей головы, – говорю я.

«Но ты сказала…»

– Послушай, это не смешно.

Я не чувствую ее в себе физически – это всего лишь голос, – но мне‑то мерещится, что она у меня где‑то под кожей.

– Не знаю, как тебе это удалось, но лучше бы ты убралась.

«Не могу».

– Послушай, я серьезно.

«Я тоже. Я не могу выйти. Я даже не поняла, как попала туда».

– Ну и что? Это какой‑нибудь научный эксперимент?

«Нет. Просто мне нужно было спрятаться куда‑нибудь».

– А почему тебе было не спрятаться, например, в голове у Кристи?

«Это я попробовала прежде всего, но мне не удалось. Не было… как бы это сказать… мне не было туда ходу, вот что».

– А ко мне, значит, был?

«Через телефон. Я не могу объяснить, как это получилось. Все произошло так быстро – точка на экране компьютера Кристи стала расти, расти, и я до нее дотронулась. И как будто у меня внутри что‑то замкнуло. Как будто у меня внутри было нечто, какая‑то… иллюзия, что ли, которую оттуда извлек экран компьютера».

– Никогда ты не была иллюзией.

«Тогда как я оказалась у тебя в голове? Такое разве бывает с людьми?»

Я не знаю, что на это ответить. Повисает долгая пауза, потом она продолжает:

«Но в то же время все происходило так быстро, что я почувствовала… мне кажется, и компьютер почувствовал, если он вообще что‑то способен чувствовать, – так вот, мне показалось, что я могу делать одновременно десять дел. Попытаться собрать себя воедино. Попытаться ухватиться за Кристи как за спасательный круг. Попытаться сопротивляться тому, что расщепляет меня, пиксель за пикселем».

– Но ты не состоишь из пикселей, – говорю я.

«Ну, значит, молекулу за молекулой».

– Это звучит получше.

«А какая‑то часть меня дотянулась до тебя, но к тебе можно было пробраться только через номер телефона, который ты мне дала».

– Но как ты попала в телефонную сеть и в меня?

«Не знаю. Как любые другие данные, должно быть. Ну, знаешь, как пересылают данные? Я ведь и есть всего‑навсего информация. Набор данных, из которых Вордвуд сформировал некое подобие человека».

– Не смей так говорить! – обрываю я ее.

А сама тоже начинаю подумывать: а вдруг она действительно всего лишь набор данных? И ничего более. Информация, которая неуклонно приобретала черты реальности по мере накопления собственного опыта. Тени ведь тоже накапливают…

Даже учитывая мое собственное сомнительное происхождение и опыт общения со всеми теми странными существами, которых я встречала в Пограничных Мирах и за их пределами, я все равно воспринимала это как полное безумие. Нет, Саския была слишком настоящей для этого.

Но ведь и я считаю себя настоящей, не правда ли? Какая разница, из чего состоишь: из тени или из информации?

Мне бы надо подумать, но ума не приложу, с чего начать. Уж слишком это странно, если не сказать стремно, что она теперь во мне. Что она там делает? Копается в моих воспоминаниях? Может ли она контролировать мое тело? Может быть, оно теперь отчасти принадлежит и ей?

– От всего этого просто крыша едет, – признаюсь я.

«Мне и самой довольно неуютно».

– А что ты там видишь, ну, внутри меня?

«Ничего».

– Что значит «ничего»?

«Тела я не ощущаю, по крайней мере своего. Я вижу то, что ты видишь, слышу то, что ты слышишь, но все это как будто кино, только с разумно дозированными запахами, тактильными и вкусовыми ощущениями. Нет непосредственного восприятия – чувства, что все это я испытываю сама. Все это… как бы секонд‑хенд».

– Ты не можешь читать мои мысли? У тебя нет доступа к моим воспоминаниям?

«Нет».

– А ты слышишь меня, когда я думаю что‑нибудь специально для тебя, как, например, сейчас?

«Да. Но это такое странное ощущение. Как будто у меня в голове… привидение».

– Очень даже понимаю!

«Послушай, Кристиана… ну прости меня. Я была в отчаянии и ухватилась за соломинку. А ты… ты сказала, что мне можно войти».

– Да. Сказала.

Почему – до сих пор не понимаю.

– И что же нам теперь делать? – спрашиваю я ее.

В ответ – молчание. Я понимаю Саскию. У меня ведь тоже нет никаких идей. Как это все уладить? С чего начать? Хорошо было бы, если бы кто‑нибудь вмешался и дал совет прямо сейчас. Что‑то вроде: «Я знаю одного неплохого системного аналитика, который по счастливой случайности еще и практикующий волшебник» или «Вам нужно добыть заколдованное кольцо, которое хранится там, не знаю где, и бросить его в то самое пламя, в котором его когда‑то закалили». И тот и другой вариант хоть сколько‑нибудь продвинули бы нас к разгадке.

Не обязательно что‑то простое и легковыполнимое. Хоть какую‑нибудь зацепку!

Я тяжело вздыхаю и оглядываю свою славную, веселую квартирку‑лужок. Я вспоминаю, как вчера вечером вернулась домой, как мне было уютно – потоптаться тут немного, почитать, а потом завалиться в постель. Теперь все по‑другому. Еще бы! Теперь в моей собственной голове поселились жильцы. А то ли еще будет!

«Темнеет», – говорит Саския.

– Ага.

Я слишком поглощена всем случившимся, чтобы всерьез обращать внимание на то, что она говорит. Но все это фиксируется. И я вдруг соображаю, что действительно темнеет.

– Но это невозможно, – говорю я.

Как и многое другое, что сегодня случилось.

«Почему невозможно?»

– Разве я не говорила тебе, что сама создала это место? Я ухватила хорошее воспоминание и спрятала его в одной из ниш Пограничных Миров. Здесь возможны только два вида освещения: солнечный день и вечер, сумерки. Смотря чего мне хочется. Здесь нет погоды. И следовательно, она не может меняться.

«Не знаю. У меня такое впечатление, что приближается буря».

У меня тоже, между прочим. Ветер – с запада. Я иду к восточной оконечности лужка и вхожу в лес. Там дальше ничего нет. Стоит пройти еще чуть‑чуть – и просто высунешься куда‑нибудь совершенно в другое место, в то, о котором, например, в данный момент думаешь или которое у тебя в подсознании. Единственное, что требуется, – чтобы ты раньше там бывала или довольно четко представляла его себе по фотографии.

Так большинство людей заполняют пробелы в памяти. Всегда есть четкая демаркационная линия между твоим домом и местами, в которые ты можешь из него попасть. Когда я устраивала себе дом, я придумала также и пейзаж вокруг – холмы, лес, горы вдалеке. Но на самом деле их нет. Поэтому они совершенно статичны, как декорации. Как картинки или фотографии.

Странно видеть, как грозовые тучи собираются на западе. Как будто смотришь на пейзаж, который висит у тебя на стене в рамке, – чудесный, залитый солнцем холм – и вдруг замечаешь, что в левом верхнем углу картины собирается гроза. Этого не может быть!

И тем не менее есть. Это сейчас происходит.

Чему, собственно, я так удивляюсь после того, что сегодня со мной произошло? Не всякий день у тебя в голове кто‑то поселяется.

– Что‑то нехорошие у меня предчувствия, – говорю я.

Как будто читаю из сценария какого‑нибудь фильма категории «Б» – ужастика или мелодрамы.

На мою реплику долго нет ответа, потом я слышу, как Саския тихо говорит из моей головы:

«Это, наверное, „Вордвуд“».

– Почему ты так думаешь?

«Эти тучи вызывают у меня такое же жуткое чувство, как та черная точка, которая расплылась по экрану компьютера Кристи. Тогда я не поняла, что это такое, а сейчас понимаю».

– Почему ты так уверена, что это «Вордвуд»?

«Я… я не знаю. Я не уверена. Кристи что‑то говорил о том, что „Вордвуд“ уже целую неделю недоступен. Так что, может быть, это и не „Вордвуд“. Может быть, это как раз то, что выключило его».

– Ты имеешь в виду вирус?

«Наверное».

– Как компьютерный вирус может проявиться в виде бури в Пограничных Мирах?

«Откуда я знаю! А как компьютерные данные могут принять в настоящем мире человеческий облик? А ведь со мной так и вышло».

– Пожалуйста, не начинай сначала, – автоматически отреагировала я.

Может быть, Саския действительно просто совокупность данных? Может быть, она не настоящая? Возможно, и я не настоящая. Это было бы вполне логично. Иначе зачем бы Мамбо все мне показывать и разобъяснять, чтобы я могла сойти за нормальную среди людей? Именно «сойти за нормальную». Приходится притворяться человеком, потому что на самом деле ты им не являешься.

Мне снова становится не по себе; мне кажется, я наконец понимаю, почему все это настолько занимает Саскию. Я просто не задумывалась об этом – по‑настоящему не задумывалась. Мне и сейчас не хочется об этом думать.

«Надо убираться отсюда», – говорит Саския.

Как все‑таки трудно привыкнуть к ее голосу у меня в голове.

– Почему? – спрашиваю я.

«Вчера вечером я уже познакомилась с ними, и вот к чему это привело».

– Но я‑то не состою из данных. На меня это так не подействует.

«Этого мы не знаем».

– Да. Мы ничего не знаем. И не узнаем, если убежим. Если ураган – часть той силы, которая отняла у тебя тело, мы тем более должны встретиться с этим ураганом, чтобы вернуть его тебе.

«А если теперь они сделают что‑нибудь еще хуже?»

– Что может быть хуже?

Следует короткая пауза, потом я слышу голос Саскии:

«Ты и правда такая храбрая?»

Я смеюсь:

– Просто я не знаю, как поступить.

На самом деле я знаю. Дело в том, что, попадая в ситуацию, подобную этой, я всегда делаю одно и то же – иду вперед наудачу. Я не расцениваю это как храбрость или решительность. Просто я поступаю так. Потому что не люблю прятаться. Мне тоже бывает страшно, как и всем остальным. Но я не разрешаю своему страху заставить меня попятиться. Потому что тогда он непременно победит.

Я делаю шаг вперед и ожидаю, что Саския изнутри потянет меня назад. Но она этого не делает. Значит, она сказала правду, что не может контролировать мое тело, потому что иначе попробовала бы непременно остановить меня. Единственное, на что она способна, – это слова.

«Кристиана», – говорит она, и по голосу понятно, как она нервничает.

– Не волнуйся, – отвечаю я ей. – Я собаку съела на всяких неприятностях. Я умею из них выбираться.

Звучит гордо. Что‑что, а говорить я умею. Конечно, не так хорошо, как Кристи, но мне всегда есть что сказать. Беда в том, что сейчас от слов толку мало.

Я продолжаю двигаться вперед. Мы уже давно миновали границу этой ниши в моей памяти. Мы уже должны были бы выйти куда‑нибудь – в Пограничные Миры, в Другие Миры или даже, как называет его профессор, в Условный Мир, но мы по‑прежнему идем по полю, вдоль ряда деревьев, огораживающих мое воспоминание. По полю, которого не должно существовать вообще. Но я же чувствую, как трава гладит штанины моих джинсов. Ветер дует мне в лицо. И эта невидимая трещина в воздухе – свидетельство собирающейся бури – уже почти рядом со мной.

«Приближается».

– Вижу.

Я, скорее, чувствую это. Волоски у меня на руках и на шее встают дыбом.

Темные тучи быстро сгущаются, и сумерки становятся ночью. Ветер нарастает и начинает завывать. Мне требуется не более секунды, чтобы понять, что все это напоминает. Да, точно. Белый шум. Как в телефоне, перед тем как Саския залезла ко мне в голову. Правда, на этот раз шум идет не через телефон. Он вокруг нас. Мы в эпицентре.

Я смотрю на горизонт, где тучи самые темные. Света мало, трудно вычленить какие‑то подробности, но, всмотревшись хорошенько, я замечаю, что пейзаж как бы пульсирует. Горы вдали, тучи, горизонт – то они в фокусе, то превращаются в бурю пикселей, а потом снова становятся четкими.

Я ловлю себя на мысли, что, может быть, Саския права. Может, это и правда «Вордвуд». Или нас вытолкнуло в какое‑нибудь кибергосударство, существующее по совсем другим правилам, чем те, к которым мы привыкли.

Может, действительно не стоило выходить сюда?

Между тем к нам приближается стена дождя. Вода темнее, чем мне когда‑либо случалось видеть. Я подумываю о бегстве. Знаю, знаю! Я сама сказала, что всегда иду вперед, навстречу противнику. Но иногда надо держать удар, а иногда нет. Например, если на вас наставили пушку – тут уж не до разговоров. И если мир распадается на куски и вдруг оказываешься в таком месте, как это, самое лучшее – вернуться на твердую землю и хорошенько обдумать ситуацию.

Я так и собираюсь сделать. Но поздно.

Стена дождя уже поравнялась с нами. Это не вода. Это что‑то другое. Тяжелее, гуще. Маслянистое.

Оно бьет, швыряет меня на землю.

Пытаюсь встать. Даже на колени не могу подняться.

Черный дождь снова бросает меня на землю и придавливает к ней.

Опять сползаю в беспамятство. Успеваю подумать, что беспамятство входит у меня в привычку, но тут…

Саския

Я думала, нет ничего страшнее, чем потерять тело, как это уже случилось со мной; будто это самое ужасное, что можно испытать. Я была не права. Это еще ужаснее. Гораздо. Это просто невыносимо – быть бесполезным духом, запертым в голове Кристианы, особенно сейчас, когда неведомый враг швыряет ее наземь.

И я ничего не могу сделать, чтобы прекратить это!

Это я виновата в том, что с ней происходит. Во всем виновата я.

Теперь она отключилась. Я не нахожу ни искорки сознания в этом теле, которое теперь у нас одно на двоих. Черный дождь продолжает лупить, и мне остается лишь молиться о том, чтобы это было всего лишь беспамятство. Чтобы она не умерла.

Если она и не умерла, то наверняка скоро умрет. От дождя на земле образуется маслянистая лужа, быстро вырастающая в целый пруд. Когда Кристиана потеряла сознание, тут была всего лишь небольшая вмятинка. Образовавшийся пруд неглубок, но ей хватит, чтобы утонуть, если еще немного жидкости наберется туда.

Я пытаюсь совладать с ее безжизненными руками и ногами. Но все равно остаюсь лишь пассажиром. По моей воле ее тело работать не будет. Даже веко не шевельнется. Я сосредоточиваюсь, я стараюсь, как никогда раньше не старалась. Но все мои усилия столь же бесполезны, как попытка удержать руками разлившуюся реку.

Дождь льет и льет, и маленькая лужица, в которой лежит Кристиана, все углубляется и углубляется. Если так пойдет…

Я думать об этом не хочу, но больше не могу ни о чем думать.

И вдруг сквозь маслянистую пленку, покрывшую ее глаза, я замечаю некое движение.

Под черным дождем движутся какие‑то силуэты. Это фигуры людей, но они – как будто из фильмов Спилберга – похожи на пришельцев, гладкие, без «острых углов».

Я с удвоенной силой пытаюсь пошевелить хоть чем‑нибудь, и с тем же успехом, что и раньше.

Уровень маслянистой жидкости поднимается. Он уже доходит ей до рта. До носа. Силуэты окружают нас, подходят ближе, у них странные, размытые черты. Я ору в голове у Кристианы, надеясь этим разбудить ее. Но все тщетно. Она не просыпается, а мне не сдвинуть ее с места. Я ничего не могу сделать – только сидеть у нее внутри и наблюдать, как она тонет.

Жидкость проникает ей в ноздри, в рот, в горло, заполняет ее легкие.

А потом я погружаюсь в темноту, в ту же, как я поднимаю, что и она.

Кристи

Минут через сорок – правда, мне показалось, что прошла целая неделя, – Джорди возвращается с ноутбуком Эми. Сумки от него у Джорди нет, так что он приносит компьютер в рюкзаке.

– Аккумулятор, похоже, сдох, – предупреждает он, устанавливая машину мне на стол. – Так что придется от сети.

К счастью, он не забыл захватить шнур. Я быстро оглядываю машину. Это модель 386, Джорди сразу предупреждает, что на ней Windows 3.1, но есть карта‑модем PCMCIA, так что можно входить в Интернет. А он мне нужен только для того, чтобы послать несколько имейлов.

В ожидании Джорди я успеваю выкурить не помню сколько сигарет. Но успеваю и прибраться в кабинете, собрав огрызки и ошметки моего компьютера и сложив их в картонную коробку, которую обнаруживаю на балконе. С самим компьютерным столом ничего нельзя поделать. Царапины и ожоги требуют чего‑то большего, чем необходимость протереть поверхность губкой, но это меня беспокоит меньше всего.

Занимаясь всем этим, я думаю о Саскии. Только о ней. Не зная, что делать дальше с обломками компьютера, я задвигаю коробку под стол. Я вдруг понимаю, что не могу вот так просто взять и выбросить ее. У меня возникает жутковатая мысль, что, раз Саския исчезла в недрах машины до того, как та взорвалась, она все еще как‑то с ней связана. И, выбрасывая компьютер, получается, что я выбрасываю и ее. Я знаю, это нонсенс. Но этой ночью все – сплошная бессмыслица.

– Спасибо, – говорю я брату.

– Не за что.

Он сидит на стуле с прямой спинкой, наблюдая, как я устанавливаю ноутбук и подключаю его. Я нахожу телефонный провод, который подсоединял к модему, но конец его оплавился, так что надо найти другой. Наконец я просто беру провод из спальни.

– На улице как‑то странно, – говорит Джорди, когда я завершаю последние приготовления.

Я поднимаю голову от компьютера и смотрю на брата:

– Что значит «странно»?

Он пожимает плечами:

– Не знаю. Что‑то такое витает в воздухе. И тени какие‑то… очень темные, и… – Он улыбается, и я понимаю, что ему жутко. – И в них что‑то движется…

– Что именно?

– Это просто такое чувство. Как будто что‑то случилось… кроме того, что пропала Саския.

Я как‑то сразу не сообразил. Принимая во внимание происхождение Саскии, все странное я сразу связывал с ней.

– Почему бы тебе не послушать новости? – говорю я. – А я пока отошлю пару писем.

– Так об этом и передадут по Си‑эн‑эн!

– Посмотри местные каналы.

– Кристи, – говорит мой брат, – в этом городе постоянно происходит нечто странное, но ты когда‑нибудь слышал, чтобы хоть о чем‑нибудь упомянули в новостях?

В ответ я только пристально смотрю на него.

– Ладно, – сдается он, – в конце концов, не повредит проверить.

Я возвращаюсь к тому, чем занимался. Теперь, когда все подсоединено, я включаю ноутбук и жду, когда загрузится эта старая версия Windows и появится «Рабочий стол». Потом отыскиваю почтовую программу. Нахожу пароль Джорди, заменяю его своим и готов приступить.

Я не помню электронных адресов всех моих постоянных корреспондентов – это как когда заносишь номера в память телефона. Настолько привыкаешь просто нажимать на кнопку, что забываешь сами цифры. Но адреса групп новостей я помню. Самое сложное – сформулировать, что мне от них нужно. Я начинаю набирать текст:

Честно говоря, даже не знаю, с чего начать…

Я стараюсь писать просто и не слишком вдаваться в частности. Я не упоминаю ни о происхождении Саскии, ни о том, как ее проглотил компьютер. Вместо этого пишу о «Вордвуде», спрашиваю, не замечал ли кто чего‑либо странного с веб‑сайтом. После некоторых колебаний добавляю:

…странностей с сайтом, вызывающих аномалии на физическом уровне, изменения в окружающей действительности.

Я заканчиваю тем, что прошу всех, кто столкнулся с чем‑нибудь подобным, связаться со мной и в конце письма указываю свой телефон. Закурив очередную сигарету, я перечитываю написанное. Я мог бы еще многое сказать. Но я хочу сделать текст достаточно ясным, для того чтобы имеющие сходный опыт откликнулись, и в то же время достаточно туманным, чтобы меня не одолели звонками сумасшедшие. Вполне удовлетворенный, я отправляю сообщение.

Теперь наступает момент, которого я начал опасаться с той самой минуты, как Джорди пошел за ноутбуком, – подключение к Интернету. Я не знаю, чего ждать. Одно я для себя решил: хотя бы намек на что‑нибудь странное – и я просто выдергиваю из компьютера телефонный провод.

Но я напрасно волновался. Все шло как положено. Набор номера, соединение. Я слежу за полоской на экране – имейлы один за другим отправляются.

Я прерываю соединение, когда в комнату входит Джорди с не поддающимся описанию выражением лица.

– Ты должен на это посмотреть, – говорит он.

– На что «на это»?

– По Си‑эн‑эн показывают. Саския не единственная, кто исчез в компьютере.

– Что?!

– Иди посмотри сам, – говорит он и выходит из комнаты.

Я выключаю ноутбук и иду за ним в гостиную. Мы сидим рядом на диване и смотрим, как спокойная, безупречно причесанная ведущая ведет программу, перемежая свои комментарии обращениями к многочисленным корреспондентам в разных частях Соединенных Штатов и за границей. Все, разумеется, сопровождается видеорядом, но это в основном фасады домов, собственных и многоквартирных. Они выглядят совершенно обыкновенно, если не считать припаркованных полицейских машин и машин «скорой помощи».

Так как все случаи произошли примерно в одно и то же время – в то самое, когда исчезла Саския, – и это не могло, конечно, быть случайным совпадением, власти поняли, что эти панические звонки в службу спасения как‑то связаны между собой.

– Количество пропавших, по последним данным, составляет сто восемьдесят шесть человек, – вещает блондинка‑ведущая. – Ожидается, что окончательная цифра будет гораздо больше, так как пока не принимаются во внимание пропавшие, которые жили одни и об исчезновении которых некому было сообщить.

Сайт не упоминается. Я пока не понимаю, из тактических соображений или они просто не знают о его причастности к исчезновениям. Судя по тому, как снимают интерьеры дома одного из пропавших, скорее, последнее. Камера показывает комнату, позволяя бросить беглый взгляд на компьютер. Он разбит. Не вдребезги, как мой, но зато из него сочится какая‑то черная вязкая жидкость. Люди из службы спасения работают в биозащитных костюмах, и от этого съемки приобретают какой‑то сюрреалистический колорит.

Следует интервью с хозяйкой дома. Когда она заговаривает об этом потоке вязкой черной жидкости, излившейся с экрана компьютера ее мужа, я поворачиваюсь к Джорди.

– Это не то, что с Саскией, – говорю я.

Он кивает:

– Но это не может не иметь отношение…

– Безусловно, – соглашаюсь я.

– Значит, мы должны сообщить.

– Зачем?

– Чтобы такого не случилось с кем‑нибудь еще, кто попытается зайти на сайт «Вордвуд».

Я качаю головой:

– Уверен, что об этом нечего беспокоиться.

– Но…

– Ты разве не слышал, что они говорят? – киваю я на телевизор. – Все это произошло примерно в одно и то же время. Думаю, это был энергетический пик или что‑то в этом роде. Все. Это уже случилось.

– Мы ничего не знаем. Если мы сможем спасти чьи‑то жизни, предотвратив…

– Никто и не умер, – возражаю я, сам не будучи уверен в этом до конца. – Их всех забрали… в общем, не знаю куда. Куда‑то в другое место. И если мы сообщим об этом «куда следует», никто из них, в том числе и Саския, никогда не вернется. Дело будет закрыто.

– Мы не можем рисковать.

Я вздыхаю:

– Хорошо, я докажу тебе.

Я встаю, иду в кабинет и снова включаю компьютер.

– Что ты делаешь? – спрашивает Джорди.

– Проведем эксперимент. Просто подсоединимся к «Вордвуду». Если почувствуем что‑то подозрительное, я сразу выдерну вилку из розетки и мы позвоним в полицию или куда‑нибудь, где нас согласятся выслушать.

Загрузив компьютер, я дважды кликаю иконку Интернета.

– Погоди, – останавливает меня Джорди, – Эми только одолжила мне ноутбук. Если он сгорит, она меня просто убьет.

– Ничего не сгорит.

Соединение есть, и я запускаю интернетовский браузер, старую версию Netscape.

– Это просто глупо, – говорит Джорди. – Слишком опасно.

– Я знаю, что делаю, – говорю я ему, набирая URL «Вордвуда». – Если покажется эта черная точка, я выдерну вилку так быстро, что у тебя голова закружится.

– У меня она уже кружится.

Браузер разыскивает «Вордвуд».

– Закончится тем, что нас тоже засосет, как тех, – пророчит Джорди.

Я задумываюсь. Вспоминаю, как украли Саскию. Я уже миллион раз успел сказать себе, что, не предложи я попробовать зайти на сайт, ничего бы не случилось. Так нет же! Мне казалось, что я все обо всем знаю.

А вот и не все.

– Возможно, это было бы не так уж и плохо, – говорю я.

– Что?

– Да нет, ничего.

– Но мы же не можем…

– Поздно, – говорю я Джорди, – мы уже тут.

На экране появляется знакомая надпись: «Данная страница не может быть отображена». Я задерживаю дыхание в ожидании появления черной точки, но секунды складываются в минуту, две, три. Ничего не меняется.

Я закрываю страничку и отключаюсь от Интернета.

– Вот видишь? – Я отключаю компьютер. – Просто нет соединения. Как и раньше.

– Ты и правда надеешься вычислить их? – спрашивает Джорди.

– Один – нет. Но с помощью кого‑нибудь из группы новостей можно попытаться.

– А если не сработает?

– Не хочу сейчас об этом думать, – говорю я. – Давай стараться смотреть на вещи трезво.

– Но…

– Пожалуйста!

Он кивает и снова уходит в гостиную. Я закуриваю новую сигарету. Джорди варит еще кофе, и мы смотрим телевизор, где эксперты изо всех сил пыжатся, пытаясь объяснить происходящее. Что самое интересное – все, будто сговорившись, избегают упоминать о возможном участии сверхъестественных сил. Репортеры, полиция, пресс‑секретари, эксперты – все! Они выдвигают теории биологического терроризма, происков тех, кто исповедует темные религиозные культы, – словом, все, что угодно, кроме того, что произошло на самом деле.

Мы все еще смотрим телевизор, когда раздается телефонный звонок. Джорди пультом убавляет звук.

– Это Кристи Риделл? – спрашивает женский голос.

– Да. А вы?..

– Меня зовут Эсти. Я из группы компьютерной мифологии. Ваш компьютер все еще подключен к Интернету?

– Нет, но, думаю, это не имеет значения. Видимо, это была одноразовая аномалия. Я пытался подсоединиться после… после того случая, и мне это не удалось.

Повисло минутное молчание, потом послышался решительный вздох.

– Ладно, – говорит она. – Кто расскажет первым, что произошло, вы или я?

– У вас телевизор включен?

– Нет. А что?

– Может, взглянете, что передают по Си‑эн‑эн?

Наверное, у нее радиотелефон, потому что я слышу, как она идет, должно быть, в другую комнату. Потом слышу, как у нее начинает работать телевизор, сначала – что‑то вроде рекламы, пока она не находит канал Си‑эн‑эн. Мой телевизор в соседней комнате, поставленный на малую громкость, эхом повторяет звук в трубке.

– О боже! – говорит она через минуту. – Все хуже, чем я думала.

– Расскажите мне, что у вас случилось, – прошу я.

Повисает долгая пауза, и я не слышу ничего, кроме ее телевизора.

– Меня зовут Сара Тэйлор, – говорит она наконец.

Я слышал это имя, и я сообщаю ей об этом, хотя не могу припомнить, откуда я его знаю.

– У нас есть общая знакомая, – объясняет она, – Холли Ру.

– Погодите‑ка. – Я пытаюсь выстроить все в голове. – Значит, вы…

– Да, я – одна из тех, кто создал «Вордвуд».

У меня появляется чувство огромного облегчения. Она наверняка знает, что делать. Мы вернем Саскию и всех этих людей.

Но моя уверенность очень скоро улетучивается.

– Но это не значит, что я хоть что‑нибудь понимаю в том, что происходит, – говорит она.

Улыбка, появившаяся было на моих губах, исчезает.

– Так что же нам делать? – спрашиваю я.

Я тяну из пачки очередную сигарету и хмурюсь. Пачка уже почти пуста.

– Ну, для начала, – говорит она, – мы могли бы сравнить наши истории. Я переписывалась с Бенни – с Бенджамином Дэвисом. Вы знаете, кто это такой?

Теперь, когда она назвала имя Холли, я живо припомнил разговоры, которые мы вели с Холли о «Вордвуде».

– Тоже один из основателей, да?

– Верно. Я с ним общаюсь чаще, чем с остальными. Никакой особой причины. Может быть, просто потому, что знаю его дольше, чем других, или потому, что он, как и я, – в большей степени технарь, чем другие.

– Да, понятно.

– В общем, – продолжает она, – мы с ним опробовали новое программное обеспечение для наших веб‑камер и болтали в чате. Потом нас сбил этот имейл от Типа про «Вордвуд».

Она не удосуживается объяснить, кто такой Тип, но я помню, что Холли упоминала о таком. Это Том Пэйс – еще один из основателей «Вордвуда».

– Ни у меня, ни у Бенни, в общем‑то, уже давно нет с этим сайтом ничего общего… с тех пор как он…

– Стал самодостаточным.

Она нервно хихикает:

– Можно сказать и так. В общем, мы даже не знали, что сайт недоступен, и Бенни решил посмотреть, в чем дело. Он направил свой браузер на «Вордвуд», но наши веб‑камеры все еще были подключены.

Она описывает, что показала веб‑камера на ее экране: как у него на лице появляется озадаченное выражение, как он наклоняется к монитору, а потом неожиданно отпрыгивает назад. Она успела увидеть, как изливается эта самая черная жидкость. Она видела, как он падает в черную лужу. Потом он оказался вне зоны видимости, и она больше не знает о нем ничего. Она в отчаянии написала ему в чате, потом послала имейл. Ответа нет. Наконец она набрала его телефонный номер, и ей ответил его друг Рауль.

Рауль был в полной панике. История, которую ей удалось у него выпытать и которую она теперь пересказала мне, очень похожа на те истории, что сейчас передают по Си‑эн‑эн: черная вязкая жидкость, льющаяся из монитора непрерывным потоком, обволакивающая жертву и растворяющая ее без следа.

Мне не хотелось говорить о происхождении Саскии даже с авторами «Вордвуда». Может быть, с ними особенно. Поэтому я просто сказал Эсти, что с ней все было так же, как с Бенни.

– Как такое возможно? – говорит Эсти. Я по голосу слышу, что она очень напряжена. Видимо, у нее такой же шок, какой был у меня тотчас после исчезновения Саскии. – И что за гадость – эта жидкость?

– Думаю, это что‑то вроде эктоплазмы, – отвечаю я.

– Знаете, мне, конечно, приходилось слышать этот термин, но я понятия не имею, что он означает.

– По терминологии спиритов это густая, липкая субстанция, которая будто бы выделяется из организма медиума, когда он выговаривает… свои прорицания. Это что‑то вроде побочного эффекта общения с духами.

Она некоторое время молчит, потом спрашивает:

– И вас удовлетворяет такое определение?

– Мне приходилось сталкиваться и с более странными вещами.

Она снова издает нервный смешок:

– Да, я же все время забываю, с кем разговариваю! Мы все были поражены, когда в нашей группе объявилась такая знаменитость, как вы.

– Я вовсе не знаменитость, – говорю я.

– Ну, во всяком случае, вы более известны, чем мы все, вместе взятые. – Снова пауза. – И кто же проводил сеанс?

– О чем вы?

– А к чему вы тогда упомянули про медиумов?

– Мне кажется, медиумом может быть и компьютер, – отвечаю я. – Или даже сам Интернет.

– А вызванный дух потом снова вернулся в «Вордвуд»?

– Кто знает. Пока у нас не появится больше информации, все это только домыслы.

– И что же происходит с людьми, которых забрали туда? – спрашивает она.

– Не знаю. Думаю, то, что произошло, – нечто вроде вспышки, а что явилось ее причиной – никто не знает. Но все, кто пытался зайти на сайт «Вордвуд» в этот момент, попались, и их забрали.

– Забрали куда?

Я отвечаю не сразу. Мне в этот момент приходит в голову, что вспышку могла спровоцировать попытка Саскии войти в контакт с духом Вордвуда. Что‑то вроде замыкания. Создатель и его создание внезапно вступают в контакт. Как при соприкосновении проводов, хотя в данном случае речь идет о духах в проводах.

– Этого я тоже не знаю, – наконец отвечаю я. – Я бы сказал – в Мир Духов, но не знаю, могут ли «технологические» духи существовать в том же самом мире, что феи и гоблины.

Теперь замолкает она.

– Вы слушаете? – спрашиваю я через несколько секунд.

– Ага. Я просто задумалась. В детстве я никогда особо не увлекалась всякими там феями и прочим. Но с тех пор как этот «Вордвуд» зажил собственной жизнью, я просто уверена: кто‑то бродит в киберпространстве. Не только те духи, которые завладели «Вордвудом», но и другие тоже. Может быть, их великое множество. И это очень странно, если задуматься. Потому что ведь никакого киберпространства в действительности не существует. Это то, что мы сами изобрели. Это своеобразный ярлык, который мы приклеиваем к пересечениям данных в компьютерах, содержащих веб‑сайты. Выходит, что и всех этих духов мы сами придумали.

– Что ж, – говорю я, – можно и так думать: боги, и феи, и вообще все, кто появляется по ночам, существуют только потому, что мы в них верим. Что мы создали все это, чтобы объяснить себе таинственность мира.

– Но вы, судя по всему, так не думаете, – говорит она.

– Я думаю, некоторые тайны могут быть объяснены и таким способом, но не все. И даже не б о льшая их часть.

– Чертовски непонятно.

– Ага, – соглашаюсь я и через секунду спрашиваю: – А вы разве никогда не говорили о таких вещах в группе?

– А вы никогда не замечали, что как‑то не получается говорить об этом онлайн? – отвечает она вопросом на вопрос. – Я знаю людей, которые пробовали. Они писали статьи, пытались беседовать об этом в группах. Но эти самые духи ревниво охраняют свою частную жизнь. Вот увидите: уже к шести‑семи часам Си‑эн‑эн замолчит об этом компьютерном происшествии.

– Возможно, вы правы. Люди замечательно умеют забывать то, что не могут объяснить.

– Я не сказала, что это люди все забудут, чтобы сохранить свое душевное здоровье, – возражает она. – Это духи не позволят информации распространяться.

– Но…

– Это же знают все хакеры! Просто об этом не говорят онлайн. Черт, да вы вообще не сможете заговорить об этом ни в какой среде, связанной с компьютерами, а среды, с ними не связанной, сейчас практически не существует. Остается разве что личный контакт или обыкновенная почта. А иначе любой текст, видеоматериалы – в общем, все, с помощью чего вы попытаетесь передать свои мысли, будет стерто. Из книг исчезают целые главы. Из документальных фильмов – целые сцены. И это длится уже годы.

– Я сталкивался с этим, когда занимался своими исследованиями.

– Но вы обсуждали это с людьми только с глазу на глаз, верно?

Я закуриваю очередную сигарету и надолго задумываюсь, прежде чем согласиться с ней.

– Ну и что же из этого следует? – спрашиваю я.

– У меня билет на самолет, – говорит она, – завтра утром буду в Ньюфорде. Перед отлетом попытаюсь уговорить Типа и Клодетт полететь тоже и встретиться со мной в магазине у Холли. Рауль уже обещал мне, что прилетит. Он достаточно разбирается во всем этом, чтобы быть полезным, когда немного придет в себя после случившегося с Бенни. Ему это нужно – чувствовать, что он предпринимает что‑то, чтобы вернуть Бенни.

– Я очень хорошо понимаю, что он сейчас чувствует, – говорю я.

– Ваша помощь тоже пригодилась бы нам. Вы больше знаете обо всех этих духах, чем мы все.

– Я, конечно, помогу вам, – говорю я. – Но что конкретно вы собираетесь делать?

– Точно не знаю. Попытаемся устроить мозговой штурм. У меня есть идея – не попробовать ли еще раз с «Вордвудом»? Вдруг нам удастся вступить в контакт с духом, завладевшим сайтом, и убедить его, что у нас мирные намерения и мы не собираемся причинять ему зла? Мы могли бы воспользоваться старенькой «тройкой» Холли – тем самым компьютером, на котором мы начинали «Вордвуд».

– Мне кажется, лучше было бы найти более быструю машину.

– А что, если волшебство – именно в этой конкретной машине?

Я вспоминаю, сколько раз я околачивался в магазинчике у Холли, мы сидели с ней за столом, болтали, а экран компьютера освещал разные бумаги, журналы, книги, разбросанные на столе.

– Она больше не пользуется этим компьютером, – сообщаю я Эсти.

– Знаю. Но вы же знаете Холли. Чтобы она что‑нибудь да выбросила!

– Вы спрашивали, сохранился ли у нее старый компьютер?

– Уверена, что сохранился. Но мне не удалось с ней связаться. За последний час я несколько раз пыталась дозвониться до нее, но, похоже, телефон у нее не работает ни дома, ни в магазине.

– А вы не думаете, что с ней могло что‑нибудь случиться?

– Нет. Ее компьютер работает. Если бы с ней случилось то же, что с Бенни и вашей подругой Саскией, звонок вообще не проходил бы, как в случае с Бенни. Я смогла дозвониться до Рауля только потому, что у них дома проведена вторая линия: Раулю это нужно для работы. Он занимается импортом одежды и мебели из Мексики, продает это оптом магазинам.

– Попробую дозвониться до Холли, как только закончу говорить с вами, – обещаю я.

Что‑то я начинаю волноваться за Холли. Дело в том, что, когда во время исчезновения Саскии телефонный провод оплавился, связь не пропала. Все, что мне пришлось сделать, – это заменить провод. Но поднять эту тему в разговоре с Эсти – значит рассказать все о Саскии. А я пока не готов это сделать.

– Прекрасно, – отвечает Эсти. – Значит, увидимся завтра утром, самое позднее – днем.

– Да, я приеду. – Поколебавшись секунду, добавляю: – Вы уже обращались в полицию?

– А что я им скажу? Они решат, что я больна. А если нет, вообще могут арестовать меня как человека, причастного к возникновению «Вордвуда». А из тюремной камеры мне будет гораздо сложнее что‑то сделать, чтобы это прекратить.

– Разумно, – отвечаю я. Этот довод как‑то раньше не приходил мне в голову.

– А вы что, собираетесь обратиться?

– Пожалуй, последую вашему примеру.

Я кладу трубку, Джорди вопросительно смотрит на меня, и я вкратце пересказываю ему реплики Эсти.

– Как я заметил, ты ей не рассказал, что в действительности произошло с Саскией, – говорит он.

– Я не смог.

– Почему?

– Потому что у меня подозрение, что именно Саския в каком‑то смысле спровоцировала эти исчезновения.

– О, перестань, пожалуйста! – говорит он. – Саския никогда не стала бы делать ничего подобного.

– Я же не сказал, что она сделала это нарочно. Это могло быть что‑то вроде… Ну не знаю – что‑то вроде компьютерной версии химической реакции. Или… как булавка случайно прокалывает шарик.

Джорди все еще мотает головой.

– Ты знаешь, что «Вордвуд» уже был недоступен перед тем, как все это произошло? – говорю я.

– Да, но…

– Что‑то с ним случилось. Произошли какие‑то изменения. И ее подключение вполне могло спровоцировать цепную реакцию.

– Нельзя сказать этого наверняка.

Я соглашаюсь:

– Да, нельзя. Но пока мы не будем знать больше, то, что произошло с Саскией, останется между нами. Хорошо, Джорди?

– Хорошо.

Я собираюсь встать со стула, но он хватает меня за руку.

– Подожди секунду, – говорит он. – Ты должен посмотреть на это.

Он снова прибавляет звук, Си‑эн‑эн передает интервью с одной из свидетельниц.

– Все, что мне известно, – говорит репортеру женщина средних лет, – это то, что он был внизу. Я не обращала на него внимания, но потом услышала эти странные булькающие звуки и пошла посмот…

Джорди отключает звук, не дав ей договорить фразу.

– Эсти была права, – говорит он. – Это уже начинается.

– Не понимаю.

– Интервью с этой женщиной, – поясняет Джорди. – Я его слышал уже несколько раз. Первые два раза она говорила: «Он был внизу, возился со своим дурацким компьютером», а теперь про компьютер уже вырезали.

– Ты уверен?

Джорди кивает.

Я с опаской смотрю на телевизор.

– Боже мой! – говорю я. – Интересно, это действительно проделки духов, как думает Эсти, или власти решили зажать информацию?

– Ну, можно позвонить в полицию, – говорит Джорди, – сказать им, что ты специалист по компьютерным мифам… – Он обрывает фразу, поняв, что шутка не имеет успеха. – Да ладно тебе, Кристи, – говорит он. – Ты же не думаешь, в самом деле, что духи контролируют все вещание: Интернет, спутниковую связь, кабельное телевидение…

– В чем преимущество компьютеров перед нами? – спрашиваю я. Когда он пожимает плечами, я отвечаю сам: – В том, что они могут одновременно выполнять несколько задач и быстро обрабатывать данные. Они проделывают это так же легко и естественно, как мы с тобой дышим.

– Но предположить, что они подслушивают…

– Я понимаю.

Самая глупейшая паранойя, связанная с компьютерами, – это миф о том, что правительство, враги, соседи, да не важно кто, могут увидеть, чем вы занимаетесь, через экран вашего компьютера. Это даже не новая идея. Мне приходилось слышать то же самое о телевидении. Когда слышишь такое, обычно только усмехаешься, но сейчас, держа в голове мысль о духах, которые «ревниво охраняют свою частную жизнь», как выразилась Эсти, задумываешься: а так ли эта мысль абсурдна?

Принимая во внимание то, что произошло с Саскией, и то, как духи защищаются, стирая всякое упоминание о себе из электронной среды, можно ли поручиться, что они не наблюдают за нами с экранов наших телевизоров и компьютеров? Может быть, они населяют не только киберпространство? Может быть, они способны проникать в любой прибор, при эксплуатации которого используется электроника?

А как насчет спутников? Возможно, духи могут видеть и слышать нас с неба, из бытовых приборов, из всего, что мы включаем в электрическую розетку…

Думаю, надо еще раз позвонить Эсти. Предупредить ее о том, что наш с ней разговор по телефону могли слышать духи. Но у меня ведь нет ее номера. И, кроме того…

Я встряхиваю головой и запрещаю себе думать об этом, чтобы не сойти с ума.

– Хочешь проехаться со мной к Холли? – спрашиваю я Джорди.

– Конечно. Все равно не засну.