Глава 18. Впервые за несколько месяцев Бидж вспомнила, что существует такая вещь, как дни недели

Впервые за несколько месяцев Бидж вспомнила, что существует такая вещь, как дни недели. Ее жизнь теперь подчинялась определенному ритму: она лихорадочно работала пять будних дней, потом передавала Хорвата Гредии или договаривалась с Мелиной, что та присмотрит за волчонком, и уезжала на уик‑энд в Кендрик.

После двух выходных подряд Мелина взбунтовалась. Бидж, движимая порывом, которого она потом стыдилась, рассказала ей легенду (услышанную на лекции по истории) о том, как Святой Франциск чудесным образом усмирил и приручил волка. Мелина прослезилась и пообещала преданно ухаживать за Хорватом во время отсутствия Бидж.

Эти дни в Кендрике были очень заполнены: Бидж отсыпалась потом, а Стефан посвящал занятиям так мало времени, как только мог себе позволить. Они ходили в кино или смотрели фильмы в видеотеке; Бидж старалась познакомить Стефана с лучшим из лучшего, разделяя с ним радость открытия.

Стефану очень понравился «Волшебник страны Оз»; он даже воспроизвел – в точности, шаг за шагом – расхлябанный танец Страшилы на пустынной дороге между университетскими зданиями. Бидж стала дразнить его: правила дорожного движения не предусматривают использования дороги для танцев, – но Стефан серьезно ответил ей:

– Но ведь Страшила, конечно, танцевал именно на дороге: где же еще можно встретить волшебника?

Бидж открыла было рот для ответа, потом закрыла. Ей было трудно теперь отделить фантазию от реальности.

Потом они посмотрели «Пасхальный парад» с Фредом Астером, перед которым Стефан преклонялся, и Бидж взяла напрокат кассету с записью телевизионного концерта, в котором выступал Майкл Джексон. Стефан был очарован им, но огорчился, обнаружив, что не может так же впечатляюще скользить назад – копыта не были к этому приспособлены.

– Все его движения рассчитаны на обувь на каблуках или с острыми носами, – пожаловался он Бидж. – Это несправедливо!

– Но зато он не может подпрыгнуть на полтора метра и приземлиться на одно копыто, не потеряв равновесия.

«Звездные войны» не произвели на Стефана того впечатления, на которое Бидж рассчитывала. Для того, кто видел Великих и ходил по Странным Путям, спецэффекты значили не очень много.

Последний фильм, который они посмотрели вместе, огорчил фавна. Потом, когда они пили кофе за стойкой бара, Стефан попытался объяснить Бидж, в чем дело:

– Ты почувствовала это, Бидж? Что проблемы, встающие перед влюбленными, в этом сумасшедшем мире не значат ничего?

– Это же только фильм, не забывай, – осторожно ответила Бидж. – К тому же у тех, кто оказался в Касабланке во время войны, было гораздо больше тревог, чем у жителей Кендрика, Виргиния, в разгар футбольного сезона.

Занятия в университете научили Стефана многому.

– Это не ответ на мой вопрос. Проклятие, подумала Бидж.

– Проблемы, встающие перед любящими друг друга людьми, значат много, но иногда у мира есть повод для больших тревог. Когда Стефан промолчал, Бидж спросила:

– Фильм тебе не понравился?

– Я думаю, что это самый лучший фильм, который я видел; но именно поэтому я не уверен, что он мне нравится.

Поразмыслив, Бидж решила, что фильм не понравился и ей тоже. В ту ночь ей приснился кошмар – более устрашающий, чем ее обычные сны об экзамене, к которому она не готова: она снова была в ветеринарном колледже, оперировала во время хирургической практики, и тут в операционную вошли Диди Паррис и Моргана, а Фиона осталась в коридоре и наблюдала за происходящим сквозь стеклянную дверь. В руках Диди был шприц с морфием, у Морганы – кинжал, и обе настаивали на том, чтобы ассистировать при операции, а Фиона снисходительно улыбалась.

Бидж проснулась, обливаясь потом. Расшифровать символику сна было нетрудно; Бидж только теперь ощутила, какой виноватой чувствует себя из‑за тех уик‑эндов, что проводит в Кендрике.

На следующее утро, в воскресенье, она зашла в здание, где располагались лаборатории и администрация колледжа, чтобы забрать пришедшую на ее имя почту и позвонить по телефону. Дежурная, подрабатывающая по выходным дням студентка, была занята тем, что вводила в компьютер данные: для выполнения лабораторной работы все часы хороши. Бидж помахала ей и прошла к своему почтовому ящику.

Ее ожидал целый пакет записей Ли Энн, старательно набранных на компьютере: Ли Энн утверждала, что это более эффективный метод, чем письмо от руки, хотя и не умела печатать. Написанное на папиросной бумаге (чтобы сэкономить на расходах на авиапочту) письмо Анни сообщало о ее благополучном прибытии в Чад, хоть говорить о благополучии в стране, где свирепствует голод и в разгаре гражданская война, было странно. Бидж нашла в ящике несколько проспектов фармацевтических компаний, адресованных доктору Воган, два каталога клеток для содержания мелких животных и корма для них и номер «Журнала Американской ветеринарной ассоциации».

У входа в холл появилась Лори Клейнман; прежде чем войти, она загасила в пепельнице сигарету.

– Ну конечно, будешь хвастаться своей почтой – тебе присылают всякую ерунду, потому что ты доктор, а я – нет. – Лори была явно рада видеть Бидж.

Бидж просмотрела журнал, интересуясь, нет ли там статей кого‑то из ее однокурсников или сообщений о их гибели. Из журнала выпала открытка; Бидж наклонилась и подняла ее.

Это была репродукция рисунка, сделанного в Норт‑филде, Миннесота, в 1870 – х годах и изображавшего грабителя в гробу; грудь человека была обнажена, на ней были видны глубокие раны от пуль.

Бидж перевернула открытку. Справа были напечатаны ее имя и адрес ветеринарного колледжа. Слева оказались единственная фраза, написанная печатными буквами: «Я помню о тебе», – и две переплетенные буквы «Д».

– Замечательно, когда друзья помнят о тебе, верно? – Лори была наблюдательна. – Подписи нет. Это от кого‑то, кого я знаю?

– Пожалуй, – вздохнула Бидж. – Она мне писала и раньше.

С ловкостью, неожиданной в такой полной женщине, Лори подпрыгнула и уселась на барьер, отделяющий закуток дежурной от холла. Студентка, погруженная в свою работу, подскочила от неожиданности.

– Ты говорила об этом с кем‑нибудь?

– Ты имеешь в виду Конфетку? Она ведь теперь не имеет отношения к колледжу, он мало что может сделать…

– Конечно, я имею в виду не Конфетку. – Лори величественно отмахнулась от этого предположения, потом испортила эффект, стряхнув пепел с несуществующей сигареты. – Не то чтобы я не захотела поболтать с ним… – Лори закатила глаза, изображая безумную страсть: Конфетка был привлекательным мужчиной. – Но у нас с тобой есть общий знакомый, который мог бы помочь. Ты знаешь, о ком я говорю.

– О ком‑то, кто настоял бы на изложении событий литературным языком. – Они обе улыбнулись. – Я могла бы, конечно, но я даже не знаю, где Диди находится. – Бидж задумалась. – Пожалуй, первое, что он сказал бы, – это что нужно выяснить, где она.

– Недаром все всегда говорят, что ты умница. Что касается меня, то я бы посоветовала тебе быть беспощадной. – Лори соскользнула с загородки. – Будь осторожна, пока ты здесь, и все расскажи ему, когда вернешься на… когда вернешься домой.

И, пожалуйста, передай от меня привет, – добавила она, направляясь к двери. Несмотря на свои игривые замечания, Лори жила одна и, насколько Бидж было известно, ни с кем не встречалась. Грифон был ее единственной привязанностью. Бидж посмотрела ей вслед и с болью подумала о секрете грифона.

– Мэри Энн, – обратилась она к дежурной, – мне нужно кое‑куда позвонить. Пожалуйста, зарегистрируй звонки, чтобы я знала, сколько должна колледжу.

Та небрежно махнула рукой, и Бидж улыбнулась, поняв, что девушка в рабочее время выполняет свою курсовую работу. Бидж прошла в кабинет заместителя декана и стала звонить, сама записывая стоимость разговоров на случай, если Мэри Энн забудет.

Разговор с Ли Энн длился двадцать минут и привел к появлению пяти страниц записей. Они по большей части касались режима и диеты беременных: кентавры в таких случаях просто старались есть побольше. Ли Энн задала Бидж несколько вопросов о типичных для кентавров паразитах; та пообещала расспросить Политу и сделать анализ кала.

Ли Энн поинтересовалась, как дела у Кружки, Брандала и (неодобрительно) у Гредии; но в первую очередь ее интересовал Стефан.

– Тут уж выкладывай все подробности. Ты не отделаешься разговорчиками про лунный свет и скрипки.

Бидж попыталась деликатно отделаться разговорчиками именно этого рода, но, к своему удивлению, обнаружила, что рассказала Ли Энн о многом. Та хмыкнула:

– Я так и думала. Я ведь выросла вместе с двумя сестрами и четырьмя кузинами: ни один роман не оставался в секрете от остальных.

Напоследок Ли Энн с усмешкой поинтересовалась:

– А как там эта рыжая девчонка – или кобылка, не знаю, как лучше назвать? Подружка той, у кого я лечила копыто? Я так понимаю, что вокруг нее заварилась каша?

– Да ничего особенного, – весело ответила Бидж. Хемера не явилась на занятия после того, как они с Бидж путешествовали на юг. Потом Полита заставила ее присутствовать и даже отвечать на вопросы. Хемера отделывалась односложными ответами и не сводила глаз с окна коттеджа, чтобы удостовериться, там ли Хорват; с Бидж, кроме как на занятиях, она не разговаривала. – Послушай, Ли Энн, я спешу.

– Ну, в этом я не сомневаюсь. – В трубке послышалось сдавленное хихиканье. – Желаю тебе хорошо провести вечер.

Бидж посмотрела на часы: половина двенадцатого, на час меньше по времени центральных штатов. Она улыбнулась про себя и набрала номер в Чикаго. К телефону подошли только после восьмого гудка. Мужской голос хрипло произнес:

– Так я и знал – нужно было включить этот чертов автоответчик.

– А я ненавижу эту унылую технику, – откровенно ответила Бидж.

– Биджи! – радостно завопил ее брат. Бидж поморщилась, услышав свое детское прозвище. – Как это на тебя похоже – разбудить меня в воскресную ночь!

– Привет, Питер. – Как всегда, начав говорить с братом, Бидж с трудом находила слова. – Я просто хотела узнать, как у тебя дела.

– А как у тебя? Как работа? Где ты сейчас? На уикэнд все‑таки удается улизнуть?

Он совершенно не интересовался ее ответами, ему явно не терпелось сообщить собственные сногсшибательные новости; поэтому Бидж ответила ему коротко и спросила:

– А что нового у тебя?

– Да уж есть кое‑что. – Он сделал драматическую паузу. – Я, знаешь, кого встретил!

Питер говорил тихо: это означало, что в постели он не один. Бидж мысленно вздохнула и приготовилась услышать об очередном романе.

– И ты влюбился.

– Она такая… Никого похожего я до сих пор не встречал! Она немножко моложе меня… Послушай, Биджи, я просто умираю от желания все тебе рассказать, но она не хочет, чтобы кто‑нибудь знал, пока она не разделается с некоторыми личными проблемами.

– А вот это меня не очень радует, – нахмурилась Бидж.

– Как твое здоровье? – переменил тему Питер. Для них обоих это не был праздный вопрос.

– Все хорошо.

– Что ты думаешь насчет поездки в Чикаго? Я, конечно, понимаю, путь сюда не близкий.

Бидж хотела было отделаться отговоркой, но тут у нее возникла неожиданная мысль.

– Я могу попытаться приехать. Позвоню тебе через недельку‑две. Может, мне и удастся выбраться.

– Как ты будешь добираться? Полетишь? Или поедешь на этой своей жуткой «чеветте»?

– Я ее продала, теперь у меня подержанный грузовик. – На самом деле ее машина сгорела, а за грузовик заплатил Филдс, хоть зарегистрирован он был на имя Бидж.

– Грузовик? Биджи, да ты с ума сошла! Ты хоть представляешь себе, сколько времени тебе придется тащиться до Чикаго?

– Я знаю короткую дорогу. – Бидж попрощалась и повесила трубку, прежде чем он начал расспрашивать.

Бидж вернулась к колледжу пешком: свой грузовик она оставила на стоянке для посетителей перед общежитием Стефана и не хотела лишиться места. Стефан был занят, и Бидж имела полную возможность погулять по центру городка и поглазеть на витрины.

Дойдя до магазина готовой одежды и глядя на угловатые, в странных позах манекены, Бидж вернулась мыслями к своему брату и его романам. Еще школьником Питер одну за другой встречал Свою Единственную; правда, скоро обнаруживалось, что все они имеют какой‑нибудь вопиющий недостаток: у одной жуткий характер, другая только и умеет, что все ломать, третья обожает готовить и устраивает пожары.

Самой незабываемой оказалась Сандра: она позаимствовала машину Питера, чтобы врезаться на ней в новенький «форд» своего прежнего поклонника. Питер – по прошествии времени – отзывался о них обо всех как о чокнутых;

Бидж и ее мать между собой называли их троллями. Бидж даже представить себе не могла, что же за девушку он теперь нашел в Чикаго…

Кто‑то взял ее за локоть.

– Смотри, куда идешь, – произнес строгий голос. – Бог знает, что с тобой может случиться.

Бидж заморгала и подняла глаза. Рядом с ней стояла Фиона. Она выглядела вполне нормально… ну, может быть, и не нормально, но по крайней мере как обычно: в свитере с радужной саламандрой и таких же радужных очках, сдвинутых на лоб, оранжевой плиссированной юбке, совершенно не подходящей к зеленым сетчатым колготкам, и в сапожках, не подходящих ни к одному предмету туалета.

Выражение ее глаз поразило Бидж. Раньше Фиона выглядела умной и уверенной в себе; теперь же она казалась одержимой – похожей на фотографии гениев из Лос‑Ала‑моса или Невады note 29.

– Ты давно вернулась? – спросила Бидж.

– Некоторое время тому назад. – Фиона наслаждалась удивлением Бидж. – Я теперь уже привыкла переходить из мира в мир. До этого я недели две не возвращалась в Кендрик.

– Где же ты пряталась на Перекрестке? Ты представляешь себе, сколько людей там тебя искали? Фиона неожиданно стала осмотрительной:

– Все они были люди?

– По большей части. Послушай, не пойти ли нам куда‑нибудь выпить кофе?

Фиона выбрала кафе Фейруэзера на Главной улице. Оно было отделано в черно‑белых тонах, официанты там назывались «официантоиды», а на неоновую рекламу было затрачено явно больше денег, чем на хорошие сорта кофе.

Фиона отпила из своей чашки и стала оглядываться в поисках друзей.

– Как хорошо, что ты подумала об этом, – вздохнула она, помешивая кофе ложечкой такого же яркого цвета, как и неоновая реклама. – Наконец‑то чувствуешь, что вернулась домой.

Бидж воспринимала окружающую обстановку скорее как галлюцинацию.

– Фиона, я должна задать тебе несколько вопросов о твоей работе. Это важно.

– Ты даже представить себе не можешь, насколько важно, – согласилась Фиона. – У меня все получается даже лучше, чем я осмеливалась мечтать. – Ее глаза сияли. – И до чего же здорово встретить кого‑то, кому можно обо всем рассказать…

– Фиона, когда на Перекрестке неожиданно потеплело, это была твоя работа? Та кивнула.

– Как долго продолжалось потепление?

– Достаточно долго для того, чтобы отразиться на миграциях и на размножении. Солнечные танцоры двинулись на север, а у вир началось спаривание, если ты знаешь оба эти вида.

Фиона захлопала в ладоши, как маленькая девочка:

– Ну и здорово! Поверить трудно, что мне это удалось!

– Ну, в это я поверить могу. Что мне труднее себе представить – это что ты закрыла один из Странных Путей. Это тоже твоя работа?

Фиона с довольным видом кивнула:

– Я не вполне уверена. Нужно было бы заглянуть в Книгу Странных Путей. Я применила приворотное заклинание, только не по отношению к возлюбленному, а к дороге. Держу пари, этим же заклинанием ее можно и открыть снова. – Официантоид принес девушкам блюдо крекеров с сыром, которым оказались приданы разнообразные геометрические формы. Фиона с аппетитом принялась за них.

Бидж беспомощно посмотрела на нее:

– Но послушай! Ты же закрыла доступ в целый мир! Солнечные танцоры могли погибнуть…

– Но ведь они же не погибли, верно?

– Нет. – Бидж поколебалась, потом все‑таки сказала: – Нашелся кто‑то, кто смог им помочь.

– Вот именно. – Фиона ударила кулаком по столу. Евклидовы крекеры подпрыгнули на блюде. – Когда возникает нужда, всегда кто‑то находится. Бидж, тебе следует больше доверять людям.

Что ж, справедливо.

– Вот что, – сказала Бидж решительно. – Ты ведь уже слышала о генеральном инспекторе?

– О да, – спокойно ответила Фиона и поразила Бидж, не менее спокойно добавив: – Это грифон.

– Как ты узнала об этом? – Личность генерального инспектора теперь не была уже такой тайной, как до нападения Морганы на Перекресток, но все равно о том, что это грифон, было известно очень немногим.

– Провела расследование, – ответила Фиона самодовольно. – Передай ему, пусть как‑нибудь зайдет. Мы с ним поговорим, и я уверена: он поймет важность того, что я делаю.

Бидж покачала головой, стараясь найти правильные слова:

– Разговаривать он не станет. Я люблю его и доверяю ему, но грифон на моих глазах растерзал того, кого нужно было наказать. И это всего только за нападение на овец… и Конфетку Доббса, и нескольких студентов‑ветеринаров. – Бидж поежилась от воспоминаний. – Я и представить себе не могу, что он сделает с тем, кто ставит под угрозу существование целого вида.

На секунду Фиона растерялась, потом отпарировала:

– Но ведь я, знаешь ли, не причинила непоправимого вреда. Такое обвинение похоже на обычные нападки на женщин, которые ищут альтернативные пути. – Казалось, она хотела еще что‑то добавить, но потом решила ограничиться этим несколько неопределенным заявлением.

– Нет, – твердо ответила ей Бидж. – Я провожу с кентаврами занятия как раз по альтернативным путям. Ту, по чьей инициативе эти занятия начались, никак нельзя упрекнуть в легкомыслии, и даже теперь она терзается сомнениями: как отразится новое знание кентавров на других.

Фиона нахмурилась:

– Ты хочешь сказать, что я эгоистична. Но ты даже не представляешь, к чему может привести моя работа: я открываю заново умения, утраченные века тому назад. Даже если забыть о том, как важен может оказаться контроль над погодой для сельского хозяйства, подумай: что, если мне удастся научиться открывать Странные Пути?

– Что ты сказала?

– Мне удалось закрыть Пути; почему бы мне не научиться открывать их тоже? Что это даст для развивающихся стран, для развития торговли? Может быть, даже для космических исследований? – Фиона неожиданно умолкла и снова взялась за крекеры. – Конечно, мне ничего не удалось узнать из Книги Странных Путей в университетской библиотеке. Вынести ее оттуда я не могу, так что никогда наверняка ничего не узнаю.

– Как Книга могла бы тебе помочь? Фиона раздраженно посмотрела на нее:

– Это же книга карт, автоматически меняющихся, когда меняются Пути. Она связана со Странными Путями, и я уверена, что изучение ее поможет многое узнать про них.

– Сомневаюсь. Книга показывает дорогу, но ничего не объясняет. – Бидж снова подумала о своем брате. – Иначе у меня не было бы проблем с тем, как попасть в Чикаго.

– Отсюда? Двадцать часов автобусом или четыре – самолетом: тебе придется делать пересадку в Шарлотте… Ух ты! Думаешь воспользоваться Путями, верно?

– Если смогу. – Бидж была погружена в собственные мысли. Она не осмелится попросить Филдса создать Путь ради такой несерьезной цели… А не было ли дороги, кончающейся неподалеку от Чикаго? – Не помню. Ну, это не беда: надо сегодня вечером посмотреть, – пробормотала Бидж.

Фиона хотела что‑то сказать, потом передумала.

– Я, пожалуй, пойду. Мне пора возвращаться.

Бидж, снедаемая любопытством по поводу романа брата, почти не обратила внимания на ее уход; она расплатилась с официантоидом, хоть и не прикоснулась к крекерам.

Немного не дойдя до стоянки, Бидж остановилась перед витриной магазина. На секунду ей показалось, что взошла полная луна; Бидж повернулась и недоуменно посмотрела в затянутое облаками небо.

Потом она снова посмотрела на витрину и рассмеялась. Еще через минуту она уже выходила из магазина, катя перед собой круглую блестящую белую столешницу. Хозяин магазина с удивлением смотрел ей вслед: она не купила ни ножки, ни стулья, ни большой зонт, полагающиеся к этому садовому столу, но явно была необыкновенно рада покупке.

– Я рано закрываю магазин по воскресеньям, – крикнул он ей вслед. – Вы определенно не хотите, чтобы я доставил вам покупку?

– Спасибо. Я лучше захвачу ее с собой.

Как всегда в воскресенье, Бидж разрывалась между страстью и чувством долга. «До свидания», которое она честно пыталась сказать Стефану в час дня, затянулось до двух, когда тот наконец со вздохом сказал:

– Я тебя люблю, но мне нужно заниматься, иначе я завалю биологию.

– Не преувеличивай. – Бидж лежала рядом, ероша его волосы. – Ты уже все прекрасно знаешь; ты просто слишком любишь учебник, чтобы перестать его читать.

Стефан смущенно улыбнулся:

– Мне уже снятся кошмары насчет не сданной вовремя работы.

Это признание заставило Бидж поторопиться, как не смогли бы никакие другие слова. Но их прощальный поцелуй так затянулся, что Вилли, периодически заглядывавший в комнату с лестничной площадки, сначала вежливо кашлянул, потом сказал громко:

– Го‑осподи!

Бидж рассмеялась и наконец ушла.

Обратно она доехала без происшествий. Раскрытая Книга Странных Путей лежала на сиденье рядом, и Бидж ласково погладила ее, когда оказалась на Перекрестке. Ей вспомнились слова Фионы, и Бидж внезапно ощутила беспокойство. Что‑то в их разговоре было такое важное – она была уверена, – а она это пропустила…

Получасом позже Бидж услышала стук копыт. Она поспешно отложила книгу и выбежала за дверь, радостно предвкушая встречу с Политой или с Хемерой, которая пришла мириться.

Это оказался Конфетка Доббс.

Он был верхом на Скайуокер – великолепной гнедой чистокровной трехлетке, которую отец одного из студентов, оказавшись не в состоянии ни оплатить лечение, ни продать больную лошадь, подарил колледжу. Конфетка выходил ее и теперь часто на ней ездил, ласково называя Уокер.

Конфетка легко соскочил на землю и тут же опустился на колени, расстегивая подпругу. Волосы прилипли к его потному лбу.

– Сними седельные сумы, – сказал он Бидж. – Только осторожно.

Бидж освободила лошадь от груза; на одной из сумок была вытиснена надпись: «Невадское родео». Сумы оказались странно тяжелыми для своего размера, как будто наполненными водой. Бидж похлопала кобылу по спине:

– Привет, Уокер. – Она с удивлением ощутила, как тяжело ходят под ее рукой потные бока лошади. – Вы что, ехали всю дорогу по 481 – му шоссе?

Конфетка не ответил на вопрос.

– Принеси полотенце, – пропыхтел он, переводя дыхание почти так же тяжело, как и кобыла. – И одеяло. Если ее оставить здесь, с ней ничего не случится?

Бидж с опасением подумала, не нападет ли на лошадь Гредия, но все‑таки ответила:

– Наверное. – Она сбегала в дом и принесла полотенце, одеяло и футболку с эмблемой «Ориолс».

– Она большая, – сказала она Конфетке, не упоминая того обстоятельства, что обычно футболка служила ей ночной рубашкой. Конфетка схватил полотенце и начал старательно вытирать лошадь; от футболки он отмахнулся. – Вы воспользовались обычной дорогой? – снова спросила Бидж; перед ее глазами возникло видение: Конфетка галопом мчится по 481 – му шоссе. Это было не лишено романтики, но казалось весьма маловероятным.

Конфетка покачал головой, прислушиваясь к чему‑то.

– Филдс знает короткую дорогу. Ему нужно было куда‑то по делам, и он только показал мне, как проехать. Начертил маршрут на земле. – Конфетка отвел Уокер к ручью; лошадь принялась жадно пить.

Бидж заморгала:

– Вы скакали, чтобы попасть сюда, по прочерченной на земле линии?

– Пришлось. – Он криво улыбнулся. – Не то чтобы я был так уж счастлив от этого. – Конфетка передернул плечами. – Давай загружать грузовик. Придется взять простыни как перевязочный материал и все антисептические средства, какие только у тебя найдутся…

Список оказался длинным. Перед Бидж возникло ужасное видение: где‑то поблизости идет война; то, как Конфетка все время оглядывался, только усиливало ее опасения. Она притащила все свои простыни, сложив их кое‑как; концы захлопали на ветру. Бидж погрузила в ящики кузова серу, бетадин, бутылку со спиртом, вату – почти весь свой запас. Конфетка помогал ей, взъерошенные ветром волосы придавали ему совсем мальчишеский вид.

– Пожалуй, хватит, – заявил он неожиданно. – Залезай в кабину.

Бидж, к которой вернулись студенческие привычки, послушно повернулась к пассажирской дверце своего собственного грузовика, но тут же опомнилась:

– Вы хотите вести машину?

– Это не имеет значения, – ответил Конфетка, садясь в кабину. Бидж обошла фургон, заняла место водителя и протянула руку к ключу зажигания. В этот момент на ее руку легла рука Конфетки.

– Подожди.

Ветер усилился настолько, что грузовик закачался.

– Затяни ремень безопасности, – предупредил Конфетка.

Ветер приобрел ураганную силу, и что‑то заслонило небо. Бидж с трудом могла различить во внезапной темноте блестящие прямые стержни – стволы перьев; огромные крылья взмахивали над грузовиком.

– Она собирается сесть на нас! – вскрикнула Бидж.

– Держись! – в тот же самый момент рявкнул Конфетка.

Фургон наклонился, потом выпрямился, хотя и не полностью. Бидж с облегчением перевела дыхание, закрыв глаза. Крылья все еще били над ними, но, раз они с Конфеткой живы, может, у Великих другие планы на их счет.

Когда она открыла глаза и выглянула в окно, ей предстало что‑то похожее на быстро уменьшающийся прямоугольник, покрытый увядшей травой. Бидж никак не могла сообразить, что же это такое. Потом она разглядела прикрепленный сбоку Знак Исцеления, и увиденное обрело масштаб: это был ее коттедж, и смотрела она на него с высоты тридцати метров. Конфетка, вытянув руку вверх, держался за поручень над дверцей.

– Я не был уверен, что ты сядешь в кабину, если я тебе скажу обо всем заранее.

– В следующий раз лучше предупреждать. – Бидж взглянула в боковое зеркальце и увидела невероятного размера лапу, похожую на куриную: покрытые желтоватой кожей узловатые пальцы размером с древесный ствол охватывали грузовик и оканчивались внизу мощными когтями. Фургон качнуло, и когти сжали его крепче. Кузов заскрипел и затрещал.

– Филдс уверяет, что все будет в порядке. – Конфетка был явно смущен тем, что не предупредил Бидж заранее. – Он говорит, что они способны очень ловко переносить вещи.

– Когда того захотят. – Бидж чувствовала себя еще более беспомощной, чем при полете на самолете. – Будем надеяться, что намерения птицы рок не переменятся.

Бидж вспомнила то, что слышала на лекциях о когтях хищных птиц: орел может сидеть на руке охотника, держась за нее когтями, очень долго, а хватки некоторых хищников достаточно, чтобы удушить жертву. Она поспешно отвела глаза от зеркальца и постаралась больше туда не смотреть. Некоторое время они летели вдоль русла реки Летьен, следуя ее поворотам, и скоро оказались над южными степями.

– Ты прочла все, что есть у Лао об этих птичках? – спросил Конфетка. Он старался придать своему тону легкость, но это плохо ему удавалось.

– Книга у меня с собой. – Бидж нашла нужную главу. – Вы помните, как там говорится, что птица рок подобна бегемоту на суше и левиафану в воде? И об их гнездовьях… Вот еще: «Подобно кондору, птица рок при своем появлении на свет подвергается большой опасности…»

– Мы оба это знаем. – Еще когда Бидж была студенткой, им пришлось вместе заниматься сломанной лапой птенца рок. – Этот вид принадлежит к числу птенцовых – вылупившиеся малыши не способны ходить, видеть, стоять – почти ничего не могут. Но эту часть можно пропустить: нам предстоит иметь дело со взрослой особью.

Бидж стала читать дальше:

– «Слабости птенца переходят и к взрослой птице. Как ни трудно себе представить, что эти могучие существа уязвимы, это так. В полете птицы рок медлительны, а сев на землю, не способны ни спрятаться, ни найти укрытие. Враги, которым хватит глупости напасть на Великих, иногда с легкостью выигрывают схватку».

– Почему «хватит глупости»?

Бидж механически продолжала читать дальше:

– «Именно поэтому Великие прилагают все усилия для того, чтобы уничтожить вид, представляющий для них опасность. Грехи одного его представителя вымещаются на всем виде в целом».

Теперь они уже летели над южными горами; внизу проплыла круглая долина, куда они ездили, чтобы помочь птенцу. Несколько утесов оказались увенчаны огромными скоплениями древесных стволов, переплетенных между собой так, чтобы образовывать гнезда размером с авианосец.

По согнутым ветром деревьям в долине скользили птичьи тени, каждая размером с транспортный самолет. Великие окружили одно из гнезд и стали по очереди опускаться на окружающие его скалы.

На плоской вершине утеса, положив голову на стволы, образующие гнездо, лежала птица рок. Когда они подлетели достаточно близко, Бидж разглядела, в какой неестественной лозе она находится.

Встряска при приземлении ощущалась меньше, чем провал в воздушные ямы при некоторых полетах на самолете, подумала Бидж. Птица, которая принесла грузовик, опустив его на скалу, бесшумно скользнула к гнезду и уселась на него.

Бидж опустила стекло и услышала прерывистое шипение – как будто вода попала на раскаленную поверхность. Девушка опасливо оглянулась, ожидая увидеть вулкан.

Пострадавшая птица лежала поперек скальной площадки; одно крыло было неловко вывернуто назад. Могучий клюв открывался и закрывался в такт с тяжелым дыханием.

Конфетка и Бидж осторожно вылезли и стали доставать из кузова медикаменты. Конфетка через плечо кинул взгляд на птицу рок:

– Такое ощущение, будто предстоит лечить «Боинг – 747».

– Ей больно, – произнес чей‑то голос. Повернувшись, люди увидели Филдса, взобравшегося на площадку по расселине в скале. – Прошлой весной вы лечили ее птенца; теперь в помощи нуждается мать.

Конфетка с опаской показал на окруживших гнездо птиц. Их клювы угрожающе нависали над людьми, тела почти загородили свет.

– Они все здесь, чтобы наблюдать за происходящим? Просто зеваки?

– Боюсь, что нет. – Брандал, все еще в одежде Оуэна, но с поистине королевской осанкой, появился за Филдсом из расселины. – Им предстоит принять решение, после того как вы закончите работу.

Гигантские головы кивнули.

Конфетка облизал сухие губы:

– Хорошо. Доктор Воган, займитесь верхней частью, а я осмотрю ее снизу.

Бидж принялась карабкаться на скальный выступ, к которому привалилась птица. Конфетка, согнувшись, подлез под перья, включил фонарик и направил луч вверх.

– Потеря крови незначительная, – комментировал он по мере продвижения. Перешагнув через почти метровую лужу начавшей сворачиваться крови и глянув вверх, он охнул: – А вот с этим дело плохо. – Конфетка неуклюже встал на цыпочки – каблуки ковбойских сапог мешали – и показал на плечевую кость. – Концы перелома можно соединить спицей, но очень велика вероятность, что летать она все равно не сможет. Я и так всегда поражался, как крыльям удается удерживать в воздухе подобную тяжесть. Мистер Филдс, есть ли шанс, что другие птицы станут ее кормить и заботиться о ней?

– Они добрые. Она же все еще может высиживать птенцов. – Филдс задумчиво выпятил свои толстые губы. – Труднее будет выкормить малышей, ведь им каждый день нужно еды больше, чем они сами весят… Но все равно, птицы могут с этим справиться. Они заботятся друг о друге, поэтому‑то им и удается выжить.

– Хорошо. – Конфетка ощупывал бок птицы, проверяя, нет ли еще повреждений. – Бедняге придется расстаться со многими перьями: часть из них поломана, часть перепутана так, что не разъединить. Может быть, этому поможет линька – эти ребята ведь линяют, мистер Филдс?

– Думаю, что да.

– Так или иначе, по два маховых пера на каждом крыле придется удалить для равновесия – независимо от того, сможет она потом летать или нет. Бедняга останется почти голенькой. – Конфетка ощупал ноги и с облегчением сказал: – Ноги не пострадали. Она сможет сидеть и передвигаться по гнезду, сможет кормиться, даже если не будет летать. О'кей, доктор Воган, теперь ваша очередь.

Бидж вскарабкалась по узкому скальному карнизу к голове лежащей птицы и осторожно прошла вдоль устрашающего клюва, стараясь не смотреть вниз.

На таком близком расстоянии светлая радужка глаза оказалась не меньше двустворчатой двери. Голова чуть качнулась, чтобы птица смогла видеть Бидж.

– Мышцы вокруг левого глаза вдавлены. Похоже, несчастье случилось, когда она садилась на гнездо.

– А как сам глаз?

– Здесь слишком много крови, чтобы сказать наверняка. – Бидж посветила в глаз фонариком, готовя себя к тому, что реакции не последует. Голова птицы осталась неподвижной, и зрачок сократился. – Реакция зрачка на свет нормальная. – Бидж встала на цыпочки, стараясь увидеть макушку птицы, потом наклонилась, чтобы увидеть шею, и замерла.

– Продолжай, – резко сказал Конфетка, с опаской оглядываясь на их безмолвных слушателей.

Бидж сделала глубокий вдох и постаралась придать своему голосу твердость:

– На шее поперечная рана. Максимальная ее глубина – два фута, находится между… – Бидж быстро произвела подсчет, – между пятым и шестым позвонками. Позвоночник виден, но не поврежден. В верхней части раны видна основная артерия, идущая к голове. – Бидж скользнула вниз по камням, оказавшись почти под шеей птицы. – Посветите сюда, доктор Доббс. – Когда он выполнил ее просьбу, Бидж смогла только прошептать: – Ох…

На этот раз Конфетка не стал торопить ее. Бидж продолжала без всякого выражения:

– Рана тянется вниз – по спирали. Самые большие повреждения здесь. Грудь рассечена. Повреждена фистула или один из передних воздушных мешков. Дыхание затруднено, респираторная система заполняется кровью.

Последовала долгая пауза, потом Конфетка сказал:

– Я не оспариваю твое мнение, Бидж, но все‑таки хочу взглянуть сам.

Он взобрался на каменный уступ вдвое быстрее, чем это удалось Бидж. Осмотрев растерзанную шею, он показал на кровавые пузырьки, лопающиеся в ране на груди птицы. Конфетка и Бидж оба спустились на ровную площадку. Конфетка отряхнул руки.

– Мы не сможем ее спасти. – Он умоляюще посмотрел на Филдса, стараясь не глядеть на крючковатые клювы над головой.

– Они поймут, – ответил Филдс тихо. – Кончайте побыстрее, избавьте ее от боли. – Он подошел к гигантской птице и погладил ее клюв так нежно, как будто это была крошечная канарейка.

Ветеринары быстро направились к грузовику.

– Надеюсь, вы привезли что‑нибудь подходящее. У меня нет достаточно сильных лекарств, чтобы усыпить ее, – пробормотала Бидж.

– Открой седельные сумы. – Бидж сделала это и поежилась: Конфетка привез два конских шприца и множество бутылок Т – 61 – ими были заполнены обе сумки.

После этого их работа обрела простой и ужасный ритм:

Конфетка прокалывал иглой резиновую крышечку бутылки, наполнял шприц, потом добавлял в него половину содержимого другой бутылки и передавал ее Бидж; пока Бидж наполняла второй шприц, он вводил содержимое первого птице. Потом, пока Конфетка наполнял свой шприц снова, Бидж делала укол. Сначала Бидж думала, что, может быть, им удастся ввести катетер в вену на крыле, но отказалась от этой мысли.

Все время, пока длилась мучительная процедура, Филдс гладил клюв птицы рок и ласково что‑то ей шептал.

– Великие должны знать, кто это сделал, – наконец выдавил он. Стоящий рядом Брандал бросил на него мрачный взгляд.

Конфетка поскреб в затылке:

– Не могу даже представить себе, какой зверь способен на такое. – Он показал на длинную и глубокую рану. – Кто‑то вцепился ей в шею и располосовал грудь одним ударом. – Филдс продолжал смотреть на него, и Конфетка неохотно добавил: – Может быть, грифон?

– Нет, – быстро вмешалась Бидж. – Они не сделали бы этого. – Она опустилась на колени и принюхалась к перьям вокруг раны. Ощущался запах тухлых яиц – так пахнет болотный газ; правда, следов ожога она не нашла. – Это сделала химера, – уверенно проговорила Бидж.

– Кто‑кто? – резко переспросил Конфетка. – Кто они такие и почему ты мне ничего не говорила?

– Это мигрирующие животные. Частично львы, частично орлы, частично скорпионы. А не говорила я вам о них потому, что они редко здесь появляются. – Бидж спросила Филдса: – Что еще мне следует рассказать о них?

Тот ответил только:

– Мне и этого‑то о них говорить не хотелось бы.

– Но все‑таки ты думаешь, что это сделали они?

– Я не хотел бы… – Но, глянув в огромные глаза терпеливо ожидающих птиц, Филдс сказал, сникнув: – Да. Это их работа. Бедные глупые твари, они с такой легкостью разбивают сердца…

– Рана нанесена очень умело, – вмешался Конфетка. – Если химеры так глупы, как ты говоришь, тогда кто‑то направлял их. – Когда Филдс ничего не ответил, Конфетка спросил: – И что же теперь?

– Великие уничтожат их всех.

Бидж без всякого выражения прошептала:

– Целый вид?

– И одновременно грифонов, которые сделают все, чтобы остановить их.

– Не могу себе представить, – медленно сказал Конфетка, – что птицы рок смогут… – Он умолк. Конечно, смогут.

Пока они кололи птице рок Т – 61, Бидж все время слышала ее затрудненное дыхание. Потом звук стих, и Бидж приложила ухо рядом с обнаженной артерией – ей был слышен мощный стук сердца. Потом он стал реже и слабее, и Бидж вытащила стетоскоп.

Конфетка, введя последнюю дозу, сделал шаг назад:

– Ну вот и все. Надеюсь, этого хватит. Бидж подняла глаза и убрала стетоскоп:

– Она умерла. – Девушка чувствовала себя опустошенной и усталой, хотя вся процедура заняла меньше часа.

– О'кей. – Конфетка глянул вверх. – Что теперь? Огромные клювы над ними поднялись, и птицы переглянулись; их голубые глаза быт безжалостны. Конфетка повернулся к Филдсу:

– Насколько они умны? Как много ты сможешь им объяснить?

– Они достаточно умны, чтобы понять: она мертва. Объяснения тут ничего не значат, Конфетка. Теперь они будут решать, кого из нас им следует убить.

– Кого это «нас»?

Филдс поднял кустистую бровь:

– Химер, людей. Разве ты не хотел бы сохранить жизнь всем?

Конфетка растерянно пробормотал:

– Ну, некоторым больше, чем другим…

Вперед вышел Брандал:

– Я найду тех, кто это сделал, обещаю. Я сам накажу их.

Один из огромных клювов медленно склонился, почти задев за камень.

– Я должен просить вас не преследовать химер, – продолжал Брандал. – Ради друга… – Он посмотрел на Филдса. – Я прошу вас об этом ради друга, которого я люблю и уважаю.

– Ты сказал ему, – шепотом обратилась Бидж к Филдсу.

– А тебе кто сказал? – тоже шепотом спросил Филдс.

– Проклятие, только мне никто ничего не говорит, – с отвращением бросил Конфетка.

– Я прослежу за тем, – продолжал Брандал, – чтобы виновные понесли наказание, когда будет точно выяснено, кто виноват. Все, о чем я вас прошу, – это пока оставить все как есть. – Он помолчал. – Включая наш договор. Ешьте любого из нас, кого захотите, летайте по ночам где хотите, но только защищайте Перекресток.

Последовало долгое напряженное молчание. Бидж с изумлением смотрела на Брандала; тот стоял, бесстрашно глядя в жестокие глаза, – само олицетворение королевского достоинства.

Все птицы рок, за исключением той, которая принесла грузовик, отвернулись от людей. Бидж вцепилась в Филдса, а Конфетка ухватился за скалу, когда могучие крылья взметнули пыль и даже небольшие камни. Через секунду они остались одни под полуденным солнцем, на огромной скале с пустым гнездом и двумя птицами – одной живой, другой мертвой…

Брандал пошатнулся. Филдс подхватил его на руки – легко, как маленького мальчика. Бидж и Конфетка подбежали к ним.

– С тобой все в порядке, величество?

– Как хорошо, что тебе удалось… – прошептала Бидж.

– Опыт торговца иногда помогает, – слабым голосом ответил Брандал. Его лоб был покрыт крупными каплями пота.

– Будут ли они по‑прежнему защищать Перекресток?

– Еще один раз. Несмотря на то, что их предали дважды: весной, когда вир напали на птенца, – он слабо улыбнулся, – как вы, наверное, помните. И теперь. Защиту Перекрестка на этот раз они рассматривают как свое последнее обязательство, если им не будет позволено уничтожить напавших на них.

– Но возможно, что как раз Моргана и была инициатором этого нападения – чтобы испытать химер. Великие могли бы убить Моргану и… Ox… – Только теперь Бидж поняла, почему Филдс промолчал, когда Конфетка спросил, кто направлял химер.

Брандал мог бы и не говорить ей того, что сказал:

– Великие не проводят тонких различий. Если на них напал представитель вида, они уничтожают этот вид. – Он казался очень озабоченным. – Нам всегда удавалось достичь взаимопонимания с Великими. Не думаю, что наш союз переживет еще одно зло, причиненное им.

Единственная не улетевшая птица рок мрачно сидела на дальнем конце скальной площадки, ожидая, пока они кончат разговор. Конфетка подошел к грузовику, и гигантская птица шевельнулась, собираясь взлететь.

– Вас подвезти? – спросил Конфетка Филдса и Брандала.

Филдс побледнел – такое достижение нелегко ему далось при его смуглой коже.

– Конфетка, я уж скорее прыгну вниз с этой скалы. – Он положил волосатую руку на плечо ветеринара. – И возвращайся домой обычным путем. Я не уверен, долго ли удастся пользоваться той короткой дорогой.

– Ты хочешь сказать, – вмешалась Бидж, – что уже закрыл ее.

Конфетка бросил на нее изумленный взгляд. Филдс, несмотря на то, что был измучен, засмеялся:

– Этой красотке палец в рот не клади.

Обратный путь был быстрым: один пологий вираж. Бидж вспомнила, как грифон предупреждал ее об опасности быстрого и легкого спуска, и поежилась.

– Тебе вернуть эту рубашку? – спросил ее Конфетка.

– Да нет, все в порядке.

– Как теперь твое здоровье?

Бидж давно ждала, когда он затронет эту тему.

– Мое здоровье – это мое дело. Вам не следовало предлагать Стефану написать реферат о хорее Хантингтона. – Она не нашла достаточно сильных слов, чтобы выразить свои чувства, и закончила: – С вашей стороны это высокомерие и грубость, вы слишком много себе позволили.

На Конфетку ее слова не произвели особого впечатления.

– Ты уже все рассказала ему?

– Нет.

– А собираешься?

– Это мое дело.

– О'кей, это твое дело. – Конфетка откинулся на спинку сиденья. – Мне казалось, что это и его дело тоже.

Остальной путь, пока птица не опустила грузовик на землю, они проделали в молчании.

После того как разгрузка была закончена, Бидж и Конфетка неловко остановились перед дверью, не зная, что сказать друг другу. Конфетка стянул с себя футболку с эмблемой «Ориолс» и надел свою еще влажную рубашку.

Уокер ткнулась носом ему в плечо, и Конфетка рассеянно погладил кобылу.

Наконец Бидж нарушила молчание:

– Вы можете остаться на ночь. У меня есть спальный мешок.

– Спасибо, но у Элейн вот‑вот начнутся роды. Лучше я отправлюсь домой. – Конфетка быстро и ловко оседлал лошадь, проверил подпруги, закинул ей на спину седельные сумки и взлетел в седло сам.

Он развернул Уокер к дороге, потом натянул поводья и оглянулся через плечо:

– Бидж! – Она ничего не ответила, но он продолжал: – Если здесь снова начнется заварушка, возвращайся и оставайся в своем мире. – Он подхлестнул Уокер и медленно поехал вперед. Бидж дождалась, пока он окажется достаточно далеко, чтобы не услышать ее слов, и тихо проговорила:

– Если смогу.