Глава 17. Утром Стефан еще крепко спал

Утром Стефан еще крепко спал. Бидж чувствовала только некоторую тяжесть в голове, как это бывает после долгой приятной вечеринки: она не стала бы решать кроссворд и очень отрицательно отнеслась бы к необходимости ставить трудный диагноз, но в остальном чувствовала себя вполне хорошо. Она некоторое время смотрела на спящего Стефана, потом подняла с пола листы с его рефератом и внимательно прочла его.

Стефан приводил множество высказываний людей, больных хореей Хантингтона: состоящих в супружестве, овдовевших, разведенных, даже совсем молодых и влюбленных. Он очень хорошо передал их беспокойство из‑за семейных проблем, их депрессию и горе в связи с неизлечимой болезнью. «Хотя во многих случаях депрессия – симптом самого заболевания, – писал он осторожно, – она, несомненно, объяснима и понятна».

Бидж собрала медицинские инструменты и некоторые лекарства, сунула их в рюкзак, написала Стефану короткую записку – на случай, если он проснется до ее возвращения, – заперла в коттедже недовольно скулящего Хорвата и быстрым шагом направилась к той долине, где жило большинство кошек‑цветочниц.

Ручей вернулся в берега, и дорога, хоть и изрытая потоками талых вод, оказалась вполне проходимой. Мелькавшие в кустах белые хвосты и лапы были свидетельством того, что животные благополучно вернулись в свои угодья и снова были заняты привычным делом – маскировались, вплетая в шерсть увядшие стебли. Бидж решительно направилась вверх по долине к водопаду.

Она знала, что в верхнем течении ручья в скалах находится пещера. Бидж вытащила из рюкзака фонарик и вошла под своды.

Щит короля Брандала с изображением копыта, птичьей лапы и человеческой ноги висел на площадке ведущей вниз лестницы. Там же на железном крюке, вбитом в стену, висела его корона. Брандал не любил носить свои регалии, кроме как при каких‑то торжественных событиях. Бидж, спускаясь по лестнице, вдруг пожалела о том, что не надела белый хаЛат. Сталактиты, тонкие, как карандаш, и могучие, как колонны, свисали по обе стороны лестницы; чем ниже спускалась Бидж, тем меньше следов человеческого вмешательства носила пещера. Бидж поежилась, хотя воздух здесь был не холоднее, чем осенний ветер снаружи.

Лестница кончилась, и Бидж ступила на пол большого зала. Впереди лежал водоем, в неподвижной поверхности которого, как в зеркале, отражался потолок пещеры, освещенный лучом фонарика. Рядом с источником со свода спускались два сталактита, почти достигая пола, и на них висели две летучие мыши.

Существо, находившееся между ними, улыбнулось Бидж безрадостной улыбкой:

– Ну и как мы поживаем сегодня утром? Счастливы?

– Ты прекрасно знаешь, как у меня дела, – ответила Бидж Провидцу.

– Конечно. Я спросил просто из светской любезности. – Он показал своей окаменевшей рукой на летучих мышей, Мысль и Память. – Искусство вести беседу здесь у нас умирает.

– Как у тебя дела, Харрал? – Бидж всегда казалось, что называть Провидца по имени не подобает, но он настаивал на этом.

Он пожал плечами – насколько это было возможно для человека с древесными корнями вместо ног и каменной рукой.

– Примерно как всегда. Бесконечное знание. Ты же знаешь.

– Нет, не знаю. – Бидж раскрыла рюкзак. – Я кое‑что принесла тебе…

– Сначала задай вопрос, ради которого ты пришла, – перебил он ее нетерпеливо.

Бидж тоже испытывала нетерпение.

– Хорошо. Я действительно пришла к тебе с вопросами. – Она была очень возбуждена; такого она не чувствовала давно – еще с тех пор, когда на школьной вечеринке вопрошала вертящийся стол – одна из ее подруг увлекалась спиритизмом – о мальчике, в которого была влюблена. – Я хочу узнать о своем будущем.

Провидец устало кивнул:

– Ах, какой сюрприз. Подробности в новостях каждые полчаса. Тебя интересует твое будущее или будущее вообще?

– В первую очередь мое личное будущее. Харрал протянул к ней свою каменную руку:

– Тебе следовало бы интересоваться большим. Будущее мира изменит твое будущее. Ты узнала о Моргане, о безжизненной земле и умирающем короле. Ты поняла, что такое жертва?

Бидж чувствовала себя, как на уроке в воскресной школе.

– Жертва – это когда отдаешь часть себя, чтобы достичь чего‑то. Похоже на твою сделку с Шестью Царствами в обмен на абсолютное знание.

Харрал заключил договор с Шестью Царствами – землей, воздухом, огнем, водой, животным и растительным миром: за знание всего того, что было известно им, он отдал часть себя; его ноги стали корнями, левая рука окаменела, вечный ветер раздувал его тлеющие волосы, застилая дымом вечно слезящиеся глаза. Напоминание о Клятве каждому Царству было постоянным и мучительным.

– Я знал, что ты так скажешь, – бросил Харрал раздраженно.

– Конечно, знал.

– Да, но это неверно. Я заключил сделку, потому что желал знаний. Я был как Фауст, или Ученик Чародея, или вроде этой твоей приятельницы Фионы – готов был рискнуть ради знания. Жертва – это дар, а не сделка. Жертва – это боль навсегда, потеря, возможно, кого‑то дорогого.

– Должна ли я знать о том, что такое жертва?

– Весь Перекресток должен это знать. Если у него может быть хоть какое‑то будущее, оно зависит от огромной жертвы, которая недешево обойдется.

– Ох. – Бидж не знала, что на это ответить. – Пожалуй, прежде чем задать вопрос, мне следует подумать. Можно, я пока займусь тобой?

– Безусловно. Продумай все так глубоко, как только осмелишься.

Бидж встала на камень и обвязала голову Провидца сложенной в несколько раз марлей, чтобы тлеющие волосы не обжигали его лоб; при этом она сняла обуглившиеся остатки прежней повязки.

– Эта должна служить дольше.

– Так говорили римляне грекам.

Бидж наложила мазь на воспаленные веки Провидца и наклеила кусочки пластыря в углах глаз: теперь слезы могли стекать, не попадая на щеки. Последнее, что она сделала – Бидж очень гордилась своей изобретательностью, – это вылила к корням Провидца из бутылочки комплексное удобрение.

– Минералов здесь у тебя хватает, а почвы почти нет. – Бидж принесла воды и полила землю вокруг корней. – Ну вот, на ближайший месяц все.

– Спасибо тебе. – На какой‑то момент Провидец показался просто человеком в беде, благодарным за помощь. – Хотел бы я чем‑то тебе отплатить; так ведь полагается отвечать на доброту.

Потом он испортил впечатление, замахав руками и произнеся нараспев:

– «Ради твоей великой добродетели, о дева, я отвечу на три твои вопроса». Так ведь тоже полагается – давать деве три ответа, а не один. Помнишь, ты как‑то сказала, что Перекресток напоминает тебе волшебную сказку?

Бидж уже привыкла к тому, что Харралу известно все, что бы она ни говорила и ни делала.

– Я имела в виду чудовищ и то, что происходит во время путешествий.

– А я‑то думал, ты хотела сказать, что путешествия способствуют росту личности, а сказки требуют, чтобы герой отправлялся в дорогу. Иногда для роста требуется мужество. Иногда достаточно не думать только о себе. – Харрал бросил на Бидж странный взгляд.

Когда она ничего не ответила, он вздохнул:

– Ладно, спрашивай о том, что у тебя на душе. Бидж откашлялась и заговорила медленно, тщательно выбирая слова:

– Ты знаешь, что вне Перекрестка я смертельно больна. Может ли это измениться?

– Да.

– Если я буду по‑прежнему больна, когда покину Перекресток, смогу ли я изменить это своими действиями?

– Да.

Бидж неожиданно поняла, в какую западню попала, сказав это, и пожалела, что не попросила грифона написать для нее вопросы: грифон был большой знаток грамматики и смысловых тонкостей, и именно сейчас любая ошибка могла оказаться опасной. Все же она задала свой последний вопрос:

– И если я буду по‑прежнему больна, когда покину Перекресток, будет ли у меня шанс осуществить это изменение?

Провидец закрыл глаза:

– И на этот раз ответ – да. Мысль и Память закрыли мордочки крыльями и запищали:

– Да. Да. Да. Харрал вздохнул:

– Это все, что я могу тебе сказать. Бидж, внезапно почувствовав себя очень неуверенно, пробормотала:

– Спасибо.

– О, не благодари меня. – Харрал снова улыбался своей горькой улыбкой, циничной и отстраненной. – Это твое путешествие – я только даю тебе туманные указания. Постарайся запомнить, что я сказал тебе сегодня. – Он молча смотрел, как Бидж уложила инструменты в рюкзак и пошла к выходу; единственным звуком был издевательский смех Мысли и Памяти.

Бидж вернулась в свой коттедж, с грустной уверенностью размышляя о том, что наверняка в словах Провидца было что‑то важное, но она не может это что‑то уловить. Она поцелуем разбудила Стефана, вместе с ним приготовила завтрак, потом до полудня они занимались любовью.

Во второй половине следующего дня у Стефана были занятия в университете, и он должен был вернуться в Виргинию.

– Мне так жаль, Бидж. – Тем не менее он упаковал рюкзак сразу, как проснулся: фавн стремился к знаниям, а учиться в настоящем университете с компьютерами и профессорами и всем прочим казалось ему просто волшебным чудом.

Бидж поцеловала его:

– Конечно, милый. – Она хорошо его понимала: для нее Перекресток был таким же волшебным чудом.

Дафни пришла в восторг, обнаружив в постели еще и Стефана, а Хорват ревниво наблюдал за Бидж; к тому же изгнание с самого теплого местечка в ноги не улучшило его настроения. На рассвете он требовательно тявкнул, потом стянул на пол одеяло и помочился на него. Бидж была уверена, что сделал он это нарочно.

Бидж застелила постель, накормила Дафни и Хорвата, потом взяла простыню и вышла из коттеджа, оставив дверь приоткрытой, чтобы животные могли свободно входить и выходить.

– Прежде чем мы уедем, я хочу остановиться у «Кружек» и попрощаться со всеми.

– «Мы»? – с надеждой посмотрел на нее Стефан. Бидж накинула простыню на Знак Исцеления.

– Разве мне не следует отвезти тебя обратно? – Увидев выражение его лица, она добавила: – Любому человеку иногда нужен выходной.

– Вилли, моему соседу по комнате, это не понравится, – пробормотал Стефан, хотя выглядел очень довольным.

Всякое удачное празднество наносит какой‑то урон. Лужайка перед «Кружками» была вытоптана и испещрена следами копыт, будто тут прошло стадо – как оно на самом деле и было. Б'ку катком разравнивал дерн, Мелина ему помогала. Стоя в дверях, Филдс и Кружка осматривали поврежденную лужайку и давали советы, как привести ее в порядок. Рядом расположился и грифон, внимательно за всем наблюдавший, но никакой помощи не оказывавший.

Ли Энн подогнала грузовик поближе к дверям, и они с Дэйвом грузили в него свое имущество. Стефан помахал им из кабины фургона и, все еще стесняясь того, каким они его помнят, вытащил учебник и принялся его читать. Он быстро увлекся чтением. Бидж выпрыгнула из кабины и спросила Ли Энн:

– Все остальные уезжают вместе с тобой?

– Нет. Мой грузовик – чисто школьный автобус. Мы тут договорились, раз у меня один из двух колесных экипажей на Перекрестке, что я подброшу Анни и Дэйва до поворотов в нужном им направлении.

Б'ку был рядом и слышал их разговор. Бидж всегда соблюдала осторожность и не упоминала Книгу Странных Путей в чьем‑либо присутствии. Поэтому она спросила только:

– Помощь тебе требуется? Филдс весело вмешался в разговор:

– Я их провожу. – Он подмигнул Бидж. – Хорошо провела ночь?

– Замечательно, – ответила она спокойно. Анни, Ли Энн и Дэйв старательно отводили глаза, но Ли Энн хихикнула.

Бидж обняла их всех по очереди, шепнув Ли Энн напоследок:

– Только пусть у тебя больше не появляется светлых идей насчет исчезающих видов. Ли Энн сделала гримасу:

– Честно говоря, не припомню, чтобы у меня до сих пор такие идеи возникали. – Она села за руль и помахала остальным. Филдс, внезапно утратив самоуверенность, влез на место пассажира рядом и с опасением выглянул в окно. Ли Энн дала задний ход, на прощание посигналила (похоже, только затем, чтобы увидеть, как подпрыгнул при этом Филдс), и грузовик уехал.

Бидж вздохнула:

– А теперь, если мы со всеми попрощались и нам никого не нужно подвезти…

– Я готов. – Все обернулись. В дверях «Кружек» стоял Хрис, сжимая ручку потертого кожаного чемодана. Его усы впервые на памяти Бидж были аккуратно расчесаны, волосы расчесаны тоже и старательно смазаны бриллиантином. Одет Хрис был в старомодный и мятый черный костюм.

– Я носил его, – он с гордостью расправил лацканы, – когда впервые приехал в Америку.

Бидж представила себе черно‑белую фотографию: кудрявый молодой человек сходит с корабля на Эллис‑Айленде, совсем одинокий, но ничего не боящийся.

– Он все еще тебе к лицу. Хрис снова расправил лацканы:

– Нет, нет. Немодный. Слишком старый. Как я сам. Кружка произнес без всякого выражения:

– Ты собираешься покинуть нас, Хрис?

– Ох, я тут подумал… – Хрис протянул руку и снял с гвоздя у входа потертую фетровую шляпу, которая не покидала своего места со дня его приезда на Перекресток.

Бидж переступила с одной ноги на другую и посмотрела на грифона, который не сводил с нее своих золотых глаз. Когда все остальные промолчали, она сказала:

– Хрис, с твоим отъездом может быть связана проблема – не для нас, хотя мы и будем без тебя скучать, – проблема со здоровьем…

– Я знаю. – Он улыбнулся девушке. – Раньше, там, у нас, я ведь был болен, верно? Бидж неуверенно кивнула. Хрис нахмурил брови, вспоминая:

– Было трудно говорить. Помню, все слова казались мне странными, и я иногда не знал, где нахожусь. – Он снова улыбнулся Бидж. – Правда, я и теперь не знаю, где нахожусь, но с этим все в порядке, правда? Мне стало лучше… даже колени перестали болеть. Мне следовало бы быть счастливым. Ты сделала мне много добра, дорогая. Спасибо. – Он погладил Бидж по голове, потом, вспомнив, что она не маленькая девочка, смутился и неуклюже отдернул руку. – Ты не против?

– Я не против. – Бидж боялась, что сейчас заплачет.

– Стан, он ведь говорил тебе, что родился не в Америке? Бидж кивнула.

Хрис посмотрел вдаль, сощурив глаза, как будто солнечные лучи слепили его.

– Все это время – всю войну – я не получал ни строчки от Софии. Я все думал, что с ней могло случиться – жива она или нет, видел ее во сне. Потом пришло письмо от священника. Короткое письмо: «Мы не имели возможности спросить вас насчет имени. София сказала, что вашего отца звали Константин». – Хрис умолк и снова улыбнулся.

– С тех пор мне стали сниться уже они оба. Все время. Они погибли, они голодают, болеют… Когда я впервые увидел Константина, а потом и мою Софию, я проплакал всю ночь.

В фургоне Стефан продолжал читать учебник и делать выписки в тетрадь, пристроив книгу на рулевой колонке, чтобы руки были свободны.

– И с тех пор я с ними не разлучался больше чем на день. Когда София умерла, остались мы со Станом вдвоем. Она все время снилась мне, еще долго после того, как умерла, только я не говорил Стану.

– А теперь эти сны вернулись, – неожиданно сказала Бидж.

– Ты умная девочка, – довольно кивнул Хрис. Кружка нахмурился:

– Тебе следовало разбудить меня. Мы бы с тобой поговорили.

– Что ты мог мне сказать? Что у Стана все в порядке, что он не голодает и не скучает по мне? – Глаза Хриса увлажнились. – Здесь я снова стал соображать, да. Это хорошо. Но я не могу остаться.

Хрис посмотрел на дальние холмы, как будто мог видеть за ними Америку.

– Там я снова стану больным.

– Может быть, – осторожно согласился Кружка. Хрис рассмеялся:

– Не может быть, а наверняка. Там я был болен, здесь поправился. Теперь я возвращаюсь… Что же ты думаешь? – Он похлопал Кружку по плечу; он никогда так и не отвык обращаться с трактирщиком, как с подростком. – Да ладно. Я должен увидеть Стана, моего маленького Константина, моего мальчика. Семья… – Он удивленно посмотрел на Кружку, как будто увидел его в первый раз. – Семья – это все. – Хрис смутился.

– Конечно, это все. – Кружка, хмурясь, показал на грифона и гостиницу. – Ты не беспокойся обо мне, Хрис. Моя семья здесь. Вот уже многие годы.

Хрис кивнул.

Мелина выбежала из дверей, чтобы попрощаться с Бидж и Стефаном, и замерла на месте, увидев чемодан. Хрис повернулся к ней, наклонился немного, чтобы заглянуть ей в глаза, и протянул руки, как дедушка, обнимающий пятилетнюю внучку. Мелина кинулась к нему и крепко обняла. Хрис поцеловал ее в обе щеки и в лоб.

– Может быть, придешь в гости? В Виргинии, к нам со Станом?

Она кивнула, глядя на него широко раскрытыми глазами:

– Я каждую неделю хожу туда в церковь. – Она коснулась коптского креста на шее, который ей подарила Анни. – Может быть, кто‑нибудь подвезет меня до города, и я зайду повидаться.

Хрис хитро прищурился и коснулся ее покрытого шерстью колена:

– Надень длинную юбку, ладно?

Мелина быстро закивала, повернулась и убежала в гостиницу, чтобы никто не увидел ее лица. Фавны, вспомнила Бидж, легко смеются и плачут.

Б'ку стоял в сторонке, глядя на Хриса с несчастным видом. Хрис пожал ему руку, потом обнял. Б'ку все еще смотрел на него своими темными печальными глазами.

Хрис издал несколько щелкающих звуков и странных гортанных гласных. Б'ку заулыбался и ответил ему той же фразой, поправляя произношение старика. Потом пастух повернулся и ушел внутрь дома – он попрощался с Хрисом.

Кружка пожал руку старому греку:

– Помни, ты можешь сюда вернуться, когда захочешь. Тот пожал плечами:

– Я знаю.

Он подтащил чемодан к грузовику и постучал в окно. Стефан, оторвавшись от учебника, виновато посмотрел на старика, поспешно выпрыгнул из кабины и помог Хрису забраться на сиденье. Хрис удобно расположился там еще прежде, чем Стефан успел уложить его чемодан в кузов. Старик опустил стекло, помахал остающимся, потом закрыл окно и жестом велел Стефану заводить двигатель.

– Вот это человек, которому точно известно, чего стоит его жизнь, – пробормотал грифон.

– Откуда ты знаешь? – покачала головой Бидж.

– А ты подумай. Ты сама раз или два подходила очень близко к этой черте.

– Я рисковала жизнью, – медленно проговорила Бидж. – Это ведь не одно и то же, правда?

– Ты очень проницательна.

Бидж уселась на заднее сиденье и раскрыла Книгу Странных Путей. Хрис снова открыл окно и высунулся, глядя на проплывающий мимо чужой мир. Помимо указаний, куда поворачивать, которые Бидж давала Стефану, в кабине царило молчание.

В Виргинии шел дождь. День был пасмурный, красивый особенной красотой: тяжелые тучи цеплялись за вершины гор, стекали вниз по ущельям и руслам ручьев, нависали над долинами. Хрис поднял воротник и нахлобучил шляпу, когда они въехали в Кендрик.

Когда грузовик остановился перед «Джиро», Хрис поблагодарил Бидж так официально, как мог бы сделать это в конце торжественного обеда, вытащил чемодан из кузова и поднялся к двери осторожными шажками, стараясь не потерять равновесие на мокром тротуаре. Бидж и Стефан смотрели ему вслед, пока он не открыл дверь ресторана; немолодой уже Стан выронил вилку и перепрыгнул через стойку бара, как двенадцатилетний мальчишка.

– Он сделал правильный выбор, – сказал Стефан.

– Пожалуй. – Бидж думала о том, каким Хрис был раньше: растерянный, почти утративший способность говорить, часто не знающий, где находится. Если Эстебан Протера прав, все это скоро может вернуться.

Стефан свернул на университетскую стоянку и выключил двигатель.

– Ты поживешь у меня?

– Сегодняшний день. Обещаю. – Бидж поцеловала Стефана, радуясь, что он рядом.

Бидж потянулась к своему рюкзаку, вытащила тесемку и завязала на ней одной рукой хирургический узел. Ее пальцы были ловкими и уверенными – совсем не такими пугающе неуклюжими, как раньше, перед тем, как Бидж впервые попала на Перекресток.

– Может быть, ты теперь сможешь чаще приезжать и оставаться в Кендрике? – спросил Стефан умоляюще. Бидж завязала еще один узел, потом развязала.

– Конечно, – ответила она весело. – Почему бы нет?