POV Tom. Сегодня был последний рабочий день перед рождественскими каникулами

Сегодня был последний рабочий день перед рождественскими каникулами. Угадайте, где я его провел? Правильно, на работе. Мне надо было завершить все дела.

Как ни странно, но, сидя за рулем машины, я испытывал истинное удовольствие от того, что еду домой. Вернее, от того, что еду домой к мерзкому Каулитцу и не по годам развитым вредным малявкам. Я знаю, что они вместе готовят ужин и ждут меня, что Билл опять будет смущаться, краснеть и мямлить, неловко роняя все, что попадется мне под руку, а его девочки вместо того, чтобы поддержать папашу, еще больше будут усугублять ситуацию не по-детски серьезными и ехидными замечаниями. Я сказал, что мне ЭТО нравится? Мне безумно, безумно это нравится! Мне уже не представлялось, как я раньше жил без них и как буду жить. С ними не скучно и не серо.

***

- До Рождества три дня, - констатировал Билл, не отрывая взгляд от тарелки. Такое ощущение, что он меня боится. По крайней мере, смотреть в глаза точно.

- И? – не совсем понимаю, чего он от меня хочет.

- Дядя Том, какой же ты сухарь! – выдает одна из близняшек. Сегодня они в совершенно одинаковой одежде (первый раз за все то время, что я их знаю, хотя сколько я их знаю...) и поэтому различить их не представляется возможным. – Надо украшаться.

- Кто-кто? - чуть не подавившись, переспрашиваю я.

- Сухарь, - медленно, как для дауна, повторяет она.

- С чего ты взяла? – хмыкаю.

- Потому что так сказал папа по телефону дяде Юштелю, - влезает в наш разговор вторая, и я резко перевожу взгляд на багрового Каулитца. Сухарь значит? Я? Ну-ну.

- Дядя Том, а почему ты сухарь? – спрашивает первая.

- Ну ты и дурочка, Мэри. Он сухарь, потому что его родители не как нас папа в магазине купил, а испекли, как пряничного человечка. Дядя Том, а ты вкусный?

Я, кажется, начинаю понимать, почему Билл впадает в прострацию. В прострацию... ну вот что мне им сказать, а также что сказать их папаше?

- Нет, - стараюсь, чтобы голос звучал как можно резче.

- Дядя Том, а можно я тебя попробую? – теперь я точно знаю, что это Мэри.

- Нет! – Билл наконец-то проснулся. – Если вы еще хоть слово скажете за ужином, то останетесь без десерта и немедленно отправитесь спать, а дом мы будем украшать вдвоем с дядей Томом!

Не хватало мне еще такого счастья. В таком случае Билл будет украшать его сам.

- Но, пааап, - хором тянут близняшки.

- Я все сказал, - не думал, что голос Каулитца может быть настолько резким, а тон бескомпромиссным.

- Хорошо, па.

- Молчим.

Хм, возможно, он и не такой плохой родитель. Но за сухаря он еще свое получит.

***

- Раз, два, три. Включаю... – голос Билла искрился счастьем, но его заглушил громкий восхищенный вздох близняшек.

Я и сам едва удержался от него. Не думал, что мой дом может ТАК выглядеть. Как со старых рождественских открыток.

Почти два с половиной часа карабканья по стремянкам/крышам/выступам, замерзшие до посинения пальцы и покалывающая поясница стоили этого: по всему фасаду дома мигали разноцветные лампочки, красиво отражаясь в паре сотен маленьких и не очень шариков.

Поскольку гирлянд мы купили много, то Билл решил еще развешать их на елях, окружающих подъездную дорожку. Мои слабые возмущения были задавлены этой семейкой в полном составе. Один Трюмпер против трех Каулитцев – не аргумент. Поэтому мне с разочарованным вздохом пришлось перетаскивать позаимствованную у соседей стремянку к ближайшему дереву и натягивать на него маленькие лампочки. После этого было еще одно дерево и еще одно, потом светящиеся неоном фигуры оленей и Санта Клауса, омела над входом и так до бесконечности. Мне кажется, что последний раз я так уставал в университете после 10-километрового кросса на физкультуре.

Но я ничуть не жалел о потраченном времени и силе теперь, когда видел, как все это великолепие сияло, искрилось, сверкало, окрашивая подступившие сумерки во все цвета радуги, превращая мой дом в таинственную волшебную избушку в еловом бору.

- Жаль, снега совсем нет, - тихий голос Билла над ухом заставил вздрогнуть. Я настолько задумался, что не заметил, как он подошел.

- Еще будет. Метеослужба упрямо обещает его вторую неделю.

Он ничего не отвечает, только хмыкает.

- Девочки, кому-то уже пора в душ и спать!

- Ну, пап, неееет, - у девочек настолько разочарованные мордашки, будто им только что объявили, что Санта Клаус в этом году взял отпуск.

- Я кому сказал, - Билл упирает руки в бока, очевидно, стараясь выглядеть как можно грознее, но у него не получилось. Близняшки это тоже прекрасно понимали и хором фыркнули:

- А ты, поймай, - и двумя зайчатами со смехом разбежались в стороны.

Я наблюдал пять минут, десять. Когда мимо меня в очередной раз пронеслись с громким визгом два маленьких вихря, а за ними покрасневший, тяжело дышащий Билл, я не выдержал и кинулся следом за ними...

Вернулись мы домой спустя еще полчаса. Уставшие, запыхавшиеся, но безумно довольные. Билл с близняшками после чашки горячего шоколада отправились наверх, чтобы умываться, переодеваться и укладываться спать. Честно говоря, мне надо было тоже идти. Я со вздохом встал из-за стола и отправился к себе в спальню, чтобы принять горячий душ и отдохнуть. Сегодня мне точно не грозит бессонница.

***

Вопреки всем моим предположениям, я уже полчаса ворочался в постели даже без намека на сон. Чтобы не тратить время зря, я встал, натянул на себя первые попавшиеся джинсы и рубашку с коротким рукавом, взял подмышку ноутбук и отправился на кухню. Там и думалось, и работалось лучше всего. Да и холодильник под рукой.

Из-за неприкрытой кухонный двери выбивалась яркая полоска света. Наверное, забыл выключить, когда уходил. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил на кухне... Билла.

Он меня не заметил и пару минут я имел удовольствие наблюдать за ним. Он сидел на стуле за столом, поджав одну ногу под себя, и читал какую-то книгу. Было видно, что он очень увлечен этим занятием: милые морщинки на лбу, сосредоточенный бегающий по строчкам взгляд, прикушенная пухлая губа. Так, Том, не смотри на его губы… Черт! Том! Лучше смотри на его губы, чем на обнаженные шею, плечи, грудь...

- Том? – наконец-то меня заметили.

- Привет, - не думал, что мой голос может быть настолько хриплым, а ответ – банальным.

- Ты что тут делаешь? – странный вопрос, учитывая, что хозяин дома тут я, и могу делать что хочу и где хочу.

- Кофе выпить пришел. А ты?

- Читаю.

- Что?

- «Гарри Поттера», - наверное, мое лицо так вытянулось, что это даже Каулитц заметил и пояснил: - Девочкам читаю на ночь. Надо заранее немного вперед читать, чтобы знать, что им читать можно, а что нет.

- Ясно, - сажусь напротив него. – И как?

- Хорошая сказка... - начинает он, но наталкивается на мой взгляд и замолкает.

- Значит, я сухарь? – сажусь напротив, вперивая свои потемневшие от ярости глаза в его.

- Н-нееет, - неужели я настолько ужасен, что он начал заикаться?

- Да? – стараюсь придать себе более дружелюбный вид, но клокочущая ярость внутри требует выхода наружу. – А как же разговор с дядей Юштелем? М? Насколько я знаю, твои девочки находятся в том очаровательном возрасте, когда еще не умеют лгать.

Он весь напрягается и поднимает свои глаза на меня (ну наконец-то!):

- Да, я так сказал, - хм, все-таки у мерзкого Каулитца есть самообладание, так как в этот раз его голос прозвучал удивительно спокойно и ровно.

- И почему же? – мне правда интересно знать, неужели во мне так много общего с этим хлебобулочным изделием???

- Как будто ты сам не знаешь, – бросает он и встает из-за стола. – Так кофе будешь?

- Представь себе, не знаю, - надеюсь, мой голос звучит не слишком растерянно. – Буду.

- Потому что ты, Том, ненавидишь людей, Рождество, улыбаться, не поддерживаешь отношения со своей настоящей семьей, для тебя в мире нет ничего важнее работы… И ещё многое другое, что должны любить и делать обычные люди, - он выпалил все это за пару секунд, смотря на меня с другого конца кухни.

Какая же ты наглая мерзкая тварь, Каулитц. Своей пяткой сорок третьего размера и двумя предложения ты умудрился растоптать шрам, который казался мне заросшим.

По мозгу прокатилась красная волна боли и ярости, застелив глаза мутной пеленой и напрочь отключив разум. Я не заметил, как вскочил со стула и подошел вплотную к Каулитцу, в глазах которого были только страх и мое отражение. Он попытался отойти, но я прижал его к шкафу с посудой:

- Да что ты знаешь о моей жизни, ублюдок, чтобы так говорить? У тебя наверняка была огромная и дружная семья, сладкое, елка и куча подарков на Рождество, любящие мамочка с папочкой, которые ограждали и защищали тебя – замечательное детство с кучей игрушек, воспоминаний и улыбок, которые хранятся в семейном альбоме с бархатной обложкой. Потом школа, настоящие друзья, первая взаимная любовь, вечеринке с морем алкоголя и секса, кокаина или травы, престижный университет. Вся жизнь как на картинках в глянцевом журнале? Да? – эти слова я почти шипел ему в лицо, со всей силы вцепившись своими пальцами в его запястья, и не давай пошевелиться. – Почему бы тебе не вырасти счастливым человеком? А? Молчи! Когда за спиной всегда стоят те, кто поможет, когда каждый праздник дарит тепло и счастье – пусть фальшивые, но такие необходимые… Кому необходимые? Ты хоть раз что-нибудь слышал о том, как живут приютские дети? Нет. Я тебе расскажу: двадцать человек в одной спальне, классная комната, ванная и столовая на 40 детей. Когда на тебя и еще 39 человек два воспитателя, которым на тебя пох*й! Абсолютно! Тебе никогда не понять это ощущение ненужности! Когда ты знаешь, что ты один, и никто не постоит, не прикроет спину, не вытрет слезы и не решит твои проблемы! Ты это понимаешь?! Когда в школе на тебя смотрят как на прокаженного, потому что ты одет в старые шмотки, одни и те же постоянно! Когда парни просто отворачиваются, а девчонки кривят нос! Когда все те, с кем ты дружил в детстве, уже давно воруют или торгуют наркотой, а первая любовь стала первой шлюхой в городе! Ты чувствуешь? Когда Рождество – это счастье, которое проходит мимо. Ты видишь, как капризные и истеричные дети мотают нервы родителям, а сам знаешь, что максимум на Рождество – это соевая шоколадка да лишние 300 грамм мяса на ужин! И все. Когда ты с 15 лет по ночам работаешь грузчиком в супермаркете, чтобы есть со всеми в столовой, и копишь деньги, собираешь цент к центу на будущее. Когда после ночной смены идешь на уроки и, срывая мозг, учишь-учишь-учишь, а потом на тренировку – до боли в перетруженных мышцах, и снова на работу. Чтобы были деньги, чтобы были хорошие оценки, чтобы хорошо играть, чтобы получить стипендию в колледже. Когда все делаешь САМ! Ты понимаешь?! – пелена медленно спадает с глаз, и я вижу перед собой белое лицо Каулитца, по которому бегут прозрачнее дорожки слез.

- Прости, - скорее полувыдох, чем шепот. - Я правда не знал...

Он так близко, что между нашими лицами меньше сантиметра. Я чувствую, как от его волос и кожи пахнет чем-то цитрусовым, апельсином или мандарином, а может, чем-то средним. Я вижу боль в ореховых глазах, и как дрожат его мокрые ресницы, я чувствую сквозь рубашку тепло, исходящее от его тонкого тела, и холодные запястья в моих пальцах. Его губы почти напротив моих... Он настолько испуган и беззащитен, что я чувствую себя зверем. Сбежать, хочется сбежать, но еще сильнее хочется…

Наклоняюсь к его таким близким губам и накрываю своими. Он не сопротивляется, только глаза становятся еще больше. Его губы мокрые и соленые, с привкусом моей истории. Проскальзываю своим языком в его рот.

В какой-то момент мои руки отпускают холодные запястья и ложатся на тонкую горячую талию. Удивительно, но целоваться с парнем – почти то же самое, что с девчонкой. Или это все потому что Билл так напоминал мне девушку?

Я не задумывался, что делаю. Все было настолько естественно, будто где-то в подсознании заложена инструкция действия: поцеловать уголок губ, провести губами по щеке, шее, груди, нежно обвести языком сосок; опуститься на колени и спуститься языком по завиткам татуировки к животу, выводить на нем какие-то слова на понятном только нам языке страсти, заставляя выгибаться Билла все сильнее и срывать с его губ тихие стоны.

Я уже потянулся к пряжке его ремня, но нас бесцеремонно прервали:

- Пааааап...

Мы настолько увлеклись непонятно чем, что не услышали шлепанье босых ножек по плитке.