POV Tom. Через час после пробуждения, то есть ровно в 13:00, я почувствовал себя вполне готовым показаться миру

Через час после пробуждения, то есть ровно в 13:00, я почувствовал себя вполне готовым показаться миру, а точнее, семье. Медленно, можно сказать, мелкими перебежками, хотя скорее это были переползки, я начал спускаться вниз.

Меня посетило какое-то почти неуловимое ощущение, что что-то не так. Если не считать общей дисгармонии внутреннего состоянии и слегка колышущегося пола, то... Черт-черт-черт! Что с моим домом?

Со смесью внутреннего ужаса и восхищения обвожу взглядом то, что раньше было моей лестницей и прихожей: мишура, шарики, нелепые носки, гирлянды яркими пятнами расцвечивали умеренную бежево-коричневую гамму.

Все-таки лучше бы я остался с Каулитцами: польза и для меня, и для моего тела, и для моего дома.

С тихим вздохом подхожу к двери кухни, из-за которой слышится веселая болтовня и смех. Осторожно открываю дверь и вхожу, стараясь выглядеть как можно более жизнерадостным:

– Привет, – мда, голос меня явно выдает. Да это и голосом назвать сложно – скрип несмазанной щеколды максимум.

– Ой, дядя Том, привет! Ты сегодня засоня, – близняшки дарят мне улыбки.

– Есть немного, – хмыкаю и сажусь на стул напротив Билла, который так усердно ковыряется в содержимом своей тарелки, будто надеется выковырять оттуда клад.

Он мгновенно встает с места и направляется к шкафам. Пока близняшки вываливали на меня кипу сведений и вопросов, передо мной бесшумно опустилась чашка крепкого горячего кофе с ломтиком лимона и тарелка с овощным салатом. Я хотел было поблагодарить, но близняшки снова окунули меня в бесконечный поток рассказов и вопросов, и как-то не получилось, а Биллу, похоже, и не нужна она была, моя благодарность.

– Дядя-дядя Том, а ты видел елочку? Она такая красивая...

– Представляешь, дядя Том, а сегодня снег выпал, просто чудеса...

– Мы хотели на каток, а папа сказал, что нельзя...

– Почему? – удается вклиниться в их диалог.

А правда, почему бы не сходить на каток? Вполне такое себе занятие. Несмотря на всю мою ненависть к Рождеству, зиму и зимние развлечения я любил: снежки, коньки, лыжи, сноуборд – по-моему, прекрасное времяпровождения.

– Потому что папочке надо готовить рождественский ужин, – честно говоря, я ожидал, что мне ответит Билл, но он сегодня был каким-то молчаливым… Стоп! Я что-то вообще не припомню, чтобы слышал его голос.

– Билл, – на меня поднимаются совершенно равнодушные и пустые глаза. Внутри появляется нехорошее ощущение. – Пойдем на каток? Ужин можно заказать в ресторане.

Он неопределенно пожимает плечами.

– Билл, ты решил поиграть в молчанку? – в душе поднимается ярость. Черт возьми, что такое тут творится?

– Просто ты пьяный козел и мудак, дядя Том, – спокойно и с улыбкой поясняет мне одна девочка. – А папа с такими не говорит.

– Девочки, – так, что-то мне подсказывает, что бить морду их папаше в их присутствии не очень этично, поэтому близняшек надо куда-нибудь отправить. – Вы же уже доели, – кидаю выразительный взгляд на пустые тарелки и, не дождавшись ответа, продолжаю: – Тогда бегом наверх и одеваться! Дядя Том поведет вас на каток.

Близняшки с радостным визгом срываются с мест и несутся наверх.

Так, теперь пора заняться их папашей... Медленно встаю и подхожу к Биллу. Он сидит и делает вид, что все еще что-то ищет в тарелке.

– Посмотри на меня, – пока это была просьба, но он ее проигнорировал. – Я сказал: посмотри на меня, – повышаю тон, и на меня поднимаются те же пустее глаза, что я видел пару минут назад. – Значит, я – мудак? Пьяный козел? – это были даже не вопросы, а начало монолога, закончить который я планировал битьем морды мерзкого Каулитца. Он это заработал. Но все моментально вылетело из головы, когда я услышал тихое, но уверенное:

– Да.

– И почему же?

– Потому что только мудак может являться домой в таком виде, в каком ты явился вчера, особенно, когда в доме маленькие дети, – он совершенно спокойно смотрит на меня сверху вниз. Такое ощущение, что эта позиция его ничуть не напрягает.

– Да неужели?

– Да. Хотя с чего бы тебе, такому замечательном и богатому, заморачиваться на такие мелочи? – его голос задрожал, а глаза начали странно блестеть. – Тебе же все похер. Ты же нас купил, как дешевых шлюх, и мы должны выполнять все твои прихоти. Конечно. А с тебя никаких обязательств, – выпалив эту тираду, он отвернулся.

– Я...я... не подумал, что...

– Конечно, не подумал! Тебе наплевать на всех, Том! Тебе вчера было плевать, что девочки так ждали момента, когда ты приедешь, чтобы нарядить елку ВМЕСТЕ. Это важно. Было. Понимаешь?! – он резко вскочил с места, и мы оказались стоящими нос к носу, глаза в глаза. – Ты не подумал, когда приполз домой в пять утра чуть ли не на карачках и матерился на весь дом. Ты не подумал, что девочки могут проснуться и испугаться? Ты не подумал, что они могут услышать, как ты поливаешь их отца грязью! Что ты ведешь себя, как полная скотина по отношению ко мне! Да ты вообще ни о чем не думал... – к концу его голос стал тихим-тихим, словно силы покинули Билла, и он снова сел.

Я растерянно наблюдал за ним, не в силах ничего сказать. Память отказывалась давать какие-либо сведения о том, что вчера произошло ТАКОГО, что довело Билла до подобного состояния.

– Билл...

– Что «Билл»? – он резко вскинул голову, и я увидел, что он плачет. Черт, я не могу смотреть, как кто-то плачет.

– Я ничего не помню...

– Тебе напомнить? Как ты матерился на весь дом, как обозвал меня дешевой шлюхой и просил трахнуться с тобой, как ты на карачках полз до комнаты?..

– Хватит! Я правда оскорбил тебя?

– Хм, ну если шлюха в твоем понимании комплимент...

– Прости меня.

Он только опустил взгляд в пол и опять сделал этот неопределенный жест плечами.

– Я серьезно, Билл. Я ничего такого не хотел сказать, – ноль реакции. – Черт побери, Билл! Хочешь, я на колени перед тобой встану? – а у самого аж волосы дыбом встали от подобной перспективы. Просить прощения на коленях у мерзкого Каулитца, который и правда иногда напоминал мне дешевую уличную шалаву. Но он мне пока нужен, а значит, я сделаю это. И даже немного больше.

– Не над... – его заплаканные глаза оказались как раз напротив моих, когда я встал на колени:

– Я-прошу-у-тебя-прощения, – медленно проговорил я. – Я правда так не думаю.

– То… – ответить я ему не дал, а просто накрыл его губы своими.

Именно в этот миг меня пронзило чувство полного дежавю: опять кухня, опять рыдающий Каулитц и соленый поцелуй, который прервал веселый детский крик сверху:

– Дядя Тооооом, мы готовы!

Билл испуганно от меня отпрянул, а я улыбнулся, вытер большими пальцами слезы с его щек и шепнул в проколотое изящное ушко:

– Собирайся на каток. Сегодня же канун Рождества, Билл.

Он только вздохнул и кивнул.

– Мы тебя ждем, – дарю ему улыбку и выхожу из кухни, чтобы одеться.

Надеюсь, что теперь твоя кислая мина не испортит нам рождественский ужин, Билли.