Действие второе

— Нет, пожалуйста... Пожалуйста, мама… Он… Я… Мы справимся… Мама… Мамочка, пожалуйста, открой глаза, мама! Нет, т-ты не можешь… Ты не можешь так поступать со мной…

Мои руки все в крови, я уже очень давно зачарованно смотрю на трещину на потолке, не смея моргать. И думаю лишь об одном: «Не я виноват, а он»

Я очнулся на чём-то мягком. Как только я осознал, что вчера произошло, то сразу же вскочил с места. Быстро осмотревшись, я обнаружил себя в до жути знакомом помещении, а «чем-то мягким» оказалась всего лишь подушка, пропитанная слезами.

Это что, моя комната? Вы шутите?

Я, должно быть, уже умер.

В какой-то момент мне даже показалось, что всё произошедшее было просто сном, галлюцинацией, обманом зрения – чем угодно, но не правдой.

Моя версия отпала сама собой сразу после того, как я попытался встать с кровати. Мои бёдра и икры ужасно сильно болели. Настолько сильно, что тряслись, пока я, облокотившись о край тумбочки, старался оторвать задницу от постели. Кое-как, с попытки третьей, мне удалось подняться на ноги. Я понял, что зря это сделал, когда ударился коленом о всё ту же тумбу, упав на пол и повалив весь хлам, что попался мне под руку.

Мне стало страшно. Действительно страшно. Что если вчерашний гость всё ещё здесь, и придёт за мной, услышав шум?

Но никто не пришёл ни через одну, ни через две и даже три минуты. Я оставался в своей комнате наедине с разодранным коленом и зарождающейся паникой.

Не было слышно абсолютно ничего, кроме моего сердцебиения, от которого начинало неприятно стучать в висках.

Мечтая о том, чтобы маньяк просто исчез, я, сглотнув, направился к двери. Думаю, я лучше перееду жить на улицу, чем буду всё время вспоминать день, вечером которого мне хотелось завизжать тоненьким голосочком блондинки-черлидерши.

Игнорируя боевые ранения, я дополз до входа в моё морально разворованное прикрытие. Дверь не была заперта, чему я мысленно возликовал. Я даже успел привести нервы в порядок, ведь, кажется, здесь только я и мое напуганное альтер-эго. С таким же переменным успехом я осмотрел всё это прискорбное строение, что я гордо называю «мой дом».

Его не было. Он ничего не взял. Я всё еще жив.

С этими мыслями я распластался на холодной плитке в ванной, впервые так радуясь тому, что просто могу существовать в этом мире дальше.

Моей радости было не суждено продлится ни на секунду дольше.

Входная дверь дома со скрипом, так же медленно и противно как вчера, открылась. Не оставалось сомнений, что это он – больше придти было некому. Я не мог умышленно пошевелиться, только дрожал, теряя контроль над собой, отдаваясь в лапы истерики. Вслушиваясь в шаги, я начал слабо попискивать, а глаза предательски заслезились. Но стремление жить, совсем недавно данное мне, отрезвило меня. Превозмогая все мешающие мне факторы, я, так быстро, как мог себе позволить, добрался до защёлки в ванну. Задвинув её, я сполз по двери обратно к уже нагретому мною полу. Обхватив ладонями лицо, я пытался успокоить себя. Не знаю, зачем. Может, будь я не так эмоционален, то смог бы выжить?

Раздался звонкий стук в дверь. Потом еще один. И еще.

—Ну, Фрэнки, это нехорошо. Открой мне.

Я пискнул что-то невнятное и вжался в свои страдальческие колени. От произнесенного им моего имени мне хотелось разрыдаться, а всё тело вмиг покрылось осточертевшими мурашками, но я всё ещё сдерживал себя. Пока что сдерживал. Меня даже не волновал этот необычайнейший вопрос: «Откуда он знает, как меня зовут?», я думал лишь о том, как мне безболезненно умереть.

Следующим был не стук, а, скорее, пинок ногой в хрупкую дряхлую деревяшку за моей спиной. Я почувствовал толчок всем собой. Даже съехал немного вперёд.

Меня трясло. Меня всего трясло.

— Фрэнки, отойди немного.

Его голос звучал раздражённо, но я просто не мог. Даже если бы я был «послушным мальчиком», то исполнить приказанное не получилось бы чисто физически.

- Фрэнки, я предупреждал.

Ощутимый пинок, приходящийся не только по дереву, но и по мне, помог мне завалиться набок и не быть пришибленным вылетевшей после следующего удара дверью. Она с грохотом упала, разбив раковину. Из раненной трубы сильным потоком полилась вода, а я каким-то чудом избежал осколков керамики.

Лучше бы чудо спасло меня от него, а не от порезов.

Вошедший мужчина нашёл меня взглядом и оскалился. Именно оскалился, по-другому описать это было нельзя.

Меня прорвало окончательно. Забившись в дальний угол, я уже не пытался не реветь. Я лежал на полу в луже проточной воды и собственных слёз. Мой потенциальный убийца сам немного запаниковал, увидев раздробленную раковину, но, быстро сориентировавшись, приостановил возможный потоп своим пальто, присев напротив раковины и завязав весьма аккуратный узел плотной тканью.

Расправившись с водой, он, все еще сидя, повернулся всем корпусом ко мне, вновь обнажая маленькие ровные зубы. Я подумал, что они выглядят так, будто их намеренно сточили до такого состояния, но довершить размышление мне не дали.

Мужчина опустился на четвереньки и стал плавно, даже грациозно, подбираться ко мне. Я сдавленно издал что-то похожее на измученное мычание. Моя голова будто разрывалась на части, благодаря слезам и ушибам. А он всё приближался и приближался. С каждым его движением страх обнимал меня все крепче. Когда этот человек подкрался достаточно близко ко мне, он, оперевшись на согнутые в локтях руки по двум сторонам от моего лица, облизал мою щёку и прошипел мне на ухо:

—Вот ты и попался, мой милый маленький Фрэнки.