Часть первая. - Это самое сложное дело в моей жизни, - с неохотой на­чинает звезда

- Это самое сложное дело в моей жизни, - с неохотой на­чинает звезда. - Не верится...

Он делает паузу.

I По крайней мере, так тогда заявляла сама Кортни...

- Но все равно мне нравится! - восклицает он. - Я очень

собой доволен. Просто обязанностей куда больше, чем я ожидал.

Он снова останавливается.

- Знаете, она умеет пукать так же громко, как я...

- Курт! - вмешивается его жена с оскорбленным видом.

- И рыгает так же громко, - невозмутимо закан4ивает он,

улыбаясь своей озорной улыбкой.

- Заткнись, - бранит его жена. - Это неженственно. я: Но она же ребенок. Детям можно пукать.

- Ну хорошо, - покровительственно говорит мать, смягчив-

шись и гордо глядя на малышку, которая таращится рядом с ней. я: После появления ребенка в вашей жизни многое изменилось? - Определенно, - отвечает Кортни. - Да...

Она умолкает, отвлеченная тем, как ее муж закатывает глаза. - Хватит! Зачем ты это делаешь? - кричит она.

- А что делаю? - невинно спрашивает он. Фрэнсис тянется

к его pyke.

- Так себя ведешь при включенном диктофоне.

- Да меня просто задолбали эти вопросы о ребенке, - за-

щищаясь, говорит Курт Кобейн - самая успешная звезда амери­канского панк-рока. - А мне особо нечего сказать. То есть я имею в виду, что да, это клево, это супер, это лучшее, что со мной случилось.

В спальне воцаряется. тишина. Мы возвращаемся к телевизо­ру, где,идет последняя серия мультика «Рен и Стимпи» - ново­го предмета культа юных американцев. Появляется няня Фрэнсис Бин Кобейн, чтобы забрать малышку - подвижную, пpосmo голо­вокружительно здоровую, голубоглазую девочку (глаза Курта, нос Кортни) - вниз, чтобы уложить поспать.

Молчание. Кортни прихлебывает тепловатого клубничного чаю. Я делаю глоток водки. Курт просто рыгает.

Всем нам надо соответствовать своему образу.

Курт и Кортни живут в лучшем районе Лос-Анджелеса, окру­женном пальмами и прохладными тротуарами, которые затенены листвой и защитными изгородями.

Внутри одна комната отдана под картины Курта - стран­ные, тревожные изображения и коллажи (когда его жена была беременна, он рисовал безголовых младенцев, теперь рисует

ангелов и кукол). Кухня большая, старомодная, по всей длине внеш­ней стены зеркало, наверху множество комнат для гостей. Гарде­роб Кортни забит винтажными «кукольными» платьями. Он боль­ше некоторых квартир, где мне доводилось жить. Ну или почти больше.

Корочки от пиццы и полупустые коробки с пирожками валя­ются по всей просторной гостиной. Тут есть телескоп, гитары, старые книги о роке, фотографии в рамках, повсюду разбросаны детские вещи - главное место отведено симпатичной розовой кроватке, украшенной лентами. Из стереосистемы в углу доно­сится Мэвис Стэплз^{' ¹}Ощущение такое, что здесь нечасто живут, как и в большинстве лос-анджелесских домов. Когда я появляюсь, супруги лежат на двуспальной кровати в главной спальне с Фрэнсис Бин (<<Фрэнсис! Поздоровайся со своим дядюшкой Эвереттом!» ­Кортни). Она: в ночной рубашке. Он: в пижамных штанах, извеч­ном грязном кардигане и футболке. По телевизору три музыкан­та, одетых в платья, сюрреалистичным образом ломают инстру­менты, что совершенно не сочетается с музыкой. Это новый клип «Nirvaпa» - «!п BLoom». Кортни изучает разноцветную коробку с писы,юми о «Nirvana» - все их написала Курту одна девочка. Их 30 или 40, они старательно раскрашены, подписаны вручную, при­лагается и аудиозапись.

- Смотри, Курт! - Кортни достает особенно зловещего вида экземпляр. - Она написала твое имя на всех этих конвертах... о, а вот ее фотография... ой, да у нее прогрессирующая мышечная атрофия... мы должны ответить. Обязательно! Она из аутсай­деров, прямо как я!

Курт утвердительно хрюкает. Мы с новым интересом рас­сматриваем послания, втайне радуясь, что у нас такого заболе­вания нет. Кто-то вносит ее имя в список тех, кому нужно от­править открытки на Рождество. Курт решает было рассказать нам о своих школьных деньках, но потом остывает.

- Просто ты обдолбанный тормоз, - дразнит его Кортни.

Хорошо известно, что многие часы в школе Курт провел в ком­пании за косячком.

1 Солистка «The Staple Siпgегs» Мэвис обладала задушевным контральто госпелного типа. У Курта играл альбом «Mavis Staples» 1969 года (продюсер Стив Кроппер).

- Ну давай уже! Вечно я должна говорить, - тормошит Кортни мужа. - Мне уже надоело.

Еще одна пауза. Фрэнсис издает булькающий звук - очевидно, девочке пришла в голову какая-то счастливая мысль. Нет и следа от граффити «Diet Grrrl», которое папаша нарисовал у нее на жи­воте только что. Курт вздыхает.

Курт и Кортни (ала Куртни, как называют пару) до того дали только два совместных интервью - и оба американским издани­ям. Они решили побеседовать с «Мелоди мейкер», чтобы прояснить некоторые вопросы, которые возникли к Кортни после выхода сентябрьского номера «Вэнити фэйр», гламурного журнала мод.

Итак, будем двигаться постепенно.

Кортни что-то бурчит с кровати, где она сидит.

я: Что, прости?

- Ты был неправ, - говорит она.- Мне следовало быть более закрытой и скромной.

- Чего-чего?

- Помнишь, я тебе задавала такой вопрос пару лет назад, -

поясняет она. - В баре. В Лос-Анджелесе.

Она имеет в виду наше знакомство в прошлом году, когда она спросила меня, как ей следует вести себя с прессоЙ.

- Я вот раньше был очень громкий и противный, - встрева­ет Курт. - А потом перестал общаться с людьми.

я: Почему?

Солист ерзает, развалившись на матрасе. Кортни встает, чтобы выключить телевизор.

- Потому что мне надоело притворяться кем-то другим, чтобы ладить с людьми, да даже чтобы сохранить дружбу, ­отвечает он. - Я устал от фланелевых рубашек и жевания табака и стал монахом в своей келье на многие годы. И я уже забыл, что такое общение.

я: А разве ты не пил?

- Да, пил, - соглашается он. - А когда выпивал лишнего, становился несносен. В последние пару лет в школе у меня не-было друзей, я не пил, не принимал наркотиков, а просто сидел в своей комнате и играл на гитаре.

Я:.А когда ты основал «Nirvaпa», то начал пить и общаться с людьми и вернулся к тому, с чем завязал за несколько лет до того.

- Не совсем, - отвечает Курт, напрягшись. - У меня по­прежнему те же лучшие друзья, что и несколько лет назад. А мой уровень социальной активност просто минимален - притом всю мою жизнь, так что даже на пьяных вечеринках я был не особо общительнее, чем когда снова стал сходиться с людьми в Сиэтле.

Он умолкает, тщательно подбирая слова.

- Наверное, жизнь в Лос-Анджелесе сделала меня затворни­ком, - говорит он, - потому что мне совершенно не нравится город. По-моему, тут совершенно нечего делать. Бессмысленно ходить на тусовки и пытаться завести друзей, потому что у меня нет татуировок и мне не нравится дэс.

- Вот Аксель хочет стать твоим другом, - напоминает ему Кортни, снова садясь. - Аксель считает, что если бы не я, то вы на каждом концерте за сценой трахали бы умирающих от нена­висти к себе девчонок.

- Ага, именно об этом я всю жизнь и мечтал, - с сарказмом отвечает Курт. - Пере ехать в Лос-Анджелес, гонять с Акселем на мотоциклах - и тут явил ась ты и все испортила.

- Аксель так считает, - объясняет Кортни. - Слышал, как на одном концерте он со сцены сказал что-то вроде «"Nirvaпa" слишком хороша, чтобы снизойти до нас. Курт предпочитает сидеть дома со своей уродливой сучкой...»?

я: Ну это же правда. Если не считать слова «уродливая», ко­нечно. Курту больше нравится сидеть с тобой дома, купать Фрэнсис Бин, шляться по квартире в твоей ночнушке, чем связы­ваться с Акселем и его ребятами. С чего бы ему реагировать ина­че? Удивительно, что порой одни знаменитости хотят общать­ся с другими, и только потому, что это знаменитости.

Кстати, Кортни, а тебе нравится здесь, в Голливуде, или уже надоела эта гонка? Насколько я знаю, эта гонка для тебя про­должается уже очень долго.

- Я всегда хотела обосноваться здесь, - мурлыкает она. ­Дженнифер [из «L7» J живет здесь, а она очень хорошая подруга. Когда я звонила ей и говорила: «Мне в этом городишке не нравит­ся!» - она отвечала: «О, так приезжай в Лос-Анджелес! Он такой большой, что тебя запросто засосет. Люди тут такие»...

Она замолкает в попытке подобрать нужные слова.

- Мы думали, что тут несложно будет жить, потому что здесь привыкли к славе, - наконец говорит она. - Но оказалось,

что дело обстоит не совсем так. На тебя не глазеют, но знают, кто ты есть, и стоит тебе выйти из магазина, как в тут же секунду они начинают названивать друзьям и подругам...

- Слава здесь значит больше, чем действительность, - со­~ашается ее муж.

- Так тут-то ВЕе иначиналось, - добавляет Кортни, - еще до того как меня признали тяжким крестом мужа, до того как я утвердилась на нынешней позиции. Но пока мы не начали выхо­дить в свет, я и не подозревала, каковы люди в Лос-Анджелесе.

я: Ты тоже считаешь, что Кортни - твой крест, Курт?

- Кортни или ее репутация? - спрашивает он. - Меня до­стало просто кретинское непонимание наших отнощениЙ. Всем кажется, что мы не можем просто любить друг друга, потому что мы герои какого-то мультика, потому что мы общественная собственность. Поэтому считается, что наши чувства друг к другу искусственны.

я: Курт, тебе уже, наверное, надоело, что тебя воспринимают как глупого мужа с цыплячьими мозгами, потому что именно это под­разумевается образом дьявольской и порочной натуры Кортни Лав.

- Да, по этому поводу уже было довольно много статей, ­бурчит он. - Не знаю, что со мной случается, когда я даю интер­вью, потому что обычно я просто закрываюсь. Очень трудно объ­яснить. Просто я не люблю откровенничать. Я не хочу, чтобы все знали, что я думаю и чувствую, а если они по моей музыке не могут хоть как-то понять, что я за человек, то тем хуже для них.

Не понимаю, откуда взялось убеждение, что я дурак, - продол­; ает он. - Я знаю, что моя музыка отчасти умна. Я знаю, что тре­буется талант, чтобы ее написать, это же не просто стена шума. =апь некая формула для ее создания, и я над этим упорно работаю.

Я такой человек, что если кто-то считает меня дураком, то - и веду себя перед этими людьми как дурак. Я никогда не чувство­ вал необходимости что-то доказывать. Если кто-то уже соста­зил обо мне свое неверное мнение, то ради бога, пусть в нем _. вердятся. Я буду рад укрепить их в их заблуждении.

Джеки, няня Фрэнсис Бин, кричит снизу, что Курта просят елефону. Курт отвечает ей, что он перезвонит, кто бы это -4 был. Я вновь отхлебываю водки и продолжаю:

- Вот вопрос, который уже довольно долго меня беспокоит.

Насколько революционна «Nirvaпa». Ведь Кортни по ряду причин, не последние из которых - ее феминизм и желание утереть нос истеблишменту, - именно такова.

А вот «Nirvaпa»?

- Нет, - резко отвечает Курт. - Нельзя быть револю­ционерами в коммерческом мире, потому что тебя распнут. Мы пытались - и нас это почти что разрушило.

- С нами случилось столько всего такого... - поддержива­ет Кортни, но на секунду замолкает.

- Вот когда родилась Фрэнcuс, - продолжает она, - ко мне в палату вошел социальный работник, размахивая фотографией из «Вэнити фэйр» и пытаясь забрать ребенка. Нам пришлось под­тянуть в гостиницу юристов, просто дурдом, сраный дурдом. Мои подруги-роженицы были в ужасе - и все из-за того, что один че­ловек солгал! Да, я невыносима, потому что я...

Она задыхается от гнева.

- Удивительно, сколько вреда может нанести всего одна ста­тья, - рычит Курт. - Кортни была обрисована в дурном свете, как «плохая девчонка» американского рока - паразитка, мать, которая принимала наркотики, будучи беременной, «Йоко», кото­рая пыталась развалить «Nirvaпa», предательница дружбы со сво­ей «лучшей подругой» Кэт Бьелланд, обманщица, наркоманка. Очень удобно «позабыли» тот факт, что она была - и предположи­тельно еще будет - уважаемой певицей с собственным стилем, особенно если все получится с новым cuнглом (<<BeauHful Soп»).

Статья в «Вэнити фэйр» подробно и резко останавливал ась на заявлении Кортни о том, что Мадонна ~ это вампир, что она готова выхватить у Кортни всё, чего та хотела.

«Кто такая, - якобы говорила Мадонна, - эта Кортни Лав?» А ей следовало бы знать. Ведь именно Мадонна просила свое­го менеджера устроить контракт группы Кортни с ее леЙблом. Именно Мадонна сама звонила Кортни, чтобы договориться о встрече. Хотите знать, почему я так уверен? Я разговаривал с Кортни сразу же после того звонка, а никто не будет так наг­ло врать.

- Лучше бы я никогда не попадалась ей на глаза, - плачет­ся Кортни. - Разве не заслуга перед панк-роком в том, что'Я ее

кинула?.

В

- Кортни пришлось в два раза хуже, - поясняет Курт, ­потому что у нее даже не было такого шанса самореализовать­ся, как у меня. Одно дело мои мятежные настроения - я могу себе это позволить. Думаю, мне сойдет с рук, даже если я в теле­визоре порву фотографию Папы; шума такого не будет, как если бы это сделал кто-то из мейнстрима вроде Шинейд [О'Коннор]­или Кортни, у которой нет оправдания в виде кучи проданных альбомов...

Ребенок плачет. Кортни возбужденно перебивает мужа.

- Как могло так получиться, - спрашивает она, в-ероятно действительно озадаченная, - что всего за три месяца меня стали воспринимать не как певицу, записавшую альбом года на «Village Voice», а как Нэнси Спанген?

Если бы в мои мозги верили, никто бы и подумать не мог, что я - это Нэнси Спанген, потому что Нэнси Спанген была совсем не интеллектуалка, - заявляет Кортни. - Просто я решила разговаривать с миром на языке этого мира - я сказала: «Хорошо, я'пойду на этот эксперимент». Большую часть жизни я была про­стеНlfКОЙ и непривлекательноЙ. Поэтому я решиJJa сбросить не­сколько килограммов, начала краситься и стала ждать, что из этого выйдет, - стала более опасной, более мятежной.

. - Это гораздо проще, черт вОЗЬМl1, - говорит ее муж.

- Да, для меня так и было, -:- соглашается она, - но в то же время вот что из этого вышло: мы поженились, а все эти люди хотят высосать мои жvзненные силы, они хотят отобрать у меня то, что значит для меня больше всего после семьи. А теперь хо­тят еще и расправиться с семьей.

Когда мы с Куртом поженились, мы были ровня - его группа была всегда впереди, но они и начали раньше, - и тут «Nirvaпa» вдруг становцтся очень успеш·ноЙ, и мы больше не наравне. Им свободно торгуют по всей Америке, а я не имею на это особого влияния. Просrt70 видеть забавно.

Она умолкает.