Выступление О. КРАНЦБЮЛЛЕРА, защитника подсудимого Карла Деница

[Стенограмма заседаний Международного военного трибунала от 15 и 16 июля 1946 г.]

Господин председатель! Господа судьи! «Война – жестокая вещь. Она влечет за собой несправедливость и преступления».

Этими словами Плутарха Гуго Гроций начинает исследование вопроса об ответственности за военные преступления, и они также правдивы сегодня, как и две тысячи лет тому назад. Во все времена стороны, ведущие войну, совершали действия, которые были военными преступлениями или рассматривались как таковые противной стороной...

Если в сухопутной войне господствуют в известной степени твердые правила ведения военных действий, то в морской войне испокон веков воззрения участников в отношении международного права всегда сильно разнились...

На этом процессе выдвинуто обвинение против двух адмиралов за такое ведение морской войны, которое называется преступным.

Каковы же эти обвинения? Они делятся на две большие группы: незаконное потопление судов и намеренное убийство людей, оставшихся в живых после потопления судна.

Сначала я займусь обвинением относительно незаконного потопления судов.

В основу этого обвинения легли два доклада господина Роджера Аллена из британского министерства иностранных дел, относящиеся к осени 1940 года и весне 1941 года. В докладах одна пятая незаконных нападений приписывается подводным лодкам, а четыре пятых – минам, самолетам и надводным вооруженным силам. Четыре пятых обвинение отбрасывает, и эту сдержанность можно объяснить тем, что использование боевых средств британской стороной ничем не отличается от использования их германской стороной...

Доклады господина Роджера Аллена достигают своей кульминационной точки в утверждении, что германские подводные лодки, начиная с лета 1940 года, торпедировали все, что попадалось под их торпедные аппараты. Без сомнения, методы ведения подводной войны постепенно обострились под давлением ряда мероприятий, направленных против Германии. Однако эта война никогда не принимала формы дикой стрельбы, которая производилась бы только по соображениям целесообразности...

Юридической основой ведения подводной войны Германией в начале войны являлся Лондонский протокол 1936 года, все пункты его были дословно перенесены в статью 74 германских правил взятия призов, которые даже господин Роджер Аллен считает достаточно разумными и не лишенными человечности.

Проект правил о взятии призов в формулировке 1938 года был направлен двум существовавшим тогда подводным флотилиям и подводной школе и служил основой обучения командиров подводных лодок. Задержание и досмотр торговых судов рассматривались как тактические задачи. Чтобы облегчить командирам подводных лодок в войне против торговых судов быструю и правильную оценку юридического положения по отношению к судну и грузу противника и нейтрала, были сконструированы так называемые призовые диски, которые с помощью несложного приема дают указания, на какие статьи следует ссылаться в распорядке о взятии призов. В той степени, в какой для ведения подводной войны против торгового судоходства вообще были приняты какие‑либо подготовительные меры, они основывались исключительно на германских правилах взятия призов и тем самым на Лондонском протоколе.

Этих юридических основ германское верховное командование действительно придерживалось в начале войны. В боевых директивах подводным лодкам от 3 сентября 1939 г. содержался ясный приказ о ведении подводной войны согласно правилам о взятии призов: потопление допустимо лишь после задержания и досмотра, а также в тех случаях, когда судно пыталось уйти или оказывало сопротивление. Поэтому верно то, что констатирует господин Роджер Аллен, что германские подводные лодки в первые недели войны строго придерживались Лондонского соглашения.

Почему это положение не осталось таким же и далее? Потому, что поведение противной стороны сделало невозможным применение таких методов с военной точки зрения и одновременно создало юридические предпосылки для их изменения...

Основной причиной было полное вооружение вражеского торгового флота. Уже 6 сентября 1939 г. одна немецкая подводная лодка подверглась артиллерийскому обстрелу с британского парохода «Манавр», и это послужило сигнальным выстрелом для начала крупны> конфликтов, которые имели место между подлодками, с одной стороны, и вооруженными, оснащенными артиллерией и глубинными бомбами торговыми судами – с другой, как между равноценными военными противниками...

Все эти меры противника я иллюстрировал несколькими примерами, которые не хотел бы повторять. Они ясно показывают, что дальнейшие действия против торговых судов на основе правил ведения войны были уже невозможны с военной точки зрения и означали самоубийство для подводной лодки. Несмотря на это, германское командование еще несколько недель не изменяло своих действий на основании правил о взятии призов. Лишь после того, как было установлено, что в отношении действий вражеских торговых судов, в частности в отношении использования оружия, речь идет не об отдельных случаях, а об общепринятых мерах, 4 октября 1939 г. был издан приказ о потоплении без предупреждения всех вооруженных торговых судов противника. Торговый корабль, будучи вооружен, не подпадает под защиту от потопления без предупреждения, которая признается за торговыми судами Лондонским соглашением.

Во время перекрестного допроса обвинение назвало подобное изложение Лондонского соглашения неверным. Оно в узкой дословной интерпретации считает потопление торгового судна допустимым лишь после того, как оно оказало активное сопротивление...

Специалисты по международному праву после Лондонского соглашения и подписания Лондонского протокола 1936 года рассматривают вопрос об обращении с вооруженным торговым судном в войне на море как вопрос неразрешенный. Здесь я хотел бы указать на один лишь источник, который пользуется высоким авторитетом, зто проект соглашения о правах и обязанностях нейтральных держав в войне на море, опубликованный в июле 1939 года ведущими американскими профессорами международного права Джессупом, Борхардом и Чарльзом Уоренном с обоснованием, которое дает прекрасный обзор новейших мнений по этому вопросу. Статья 54 проекта дословно соответствует тексту Лондонского соглашения 1936 года с одним важным исключением: выражение «торговое судно» заменено выражением «невооруженное судно».

Приказы британского адмиралтейства частично содержатся в «секретных приказах по флоту», главным образом в «Руководстве по обороне торгового судоходства», изданном в 1938 году.

В них предписывается:

1) сообщать о подводных лодках с помощью радиотелеграфа;

2) использовать корабельную артиллерию;

3) использовать глубинные бомбы.

Эти директивы дополнены переданным в октябре 1939 года по радио приказом таранить все германские подводные лодки... В действительности во всех случаях торговое судно с самого начала войны имело приказ стрелять по любой подводной лодке, которая появлялась в сфере дальнобойности его орудий. Гак действовали все капитаны британских торговых судов...

Большое значение, по‑видимому, имела британская пропаганда в связи с потоплением по недоразумению немецкой подводной лодкой английского пассажирского судна «Атония», имевшим место 3 сентября 1939 г. Через агентство «Рейтер» 9 сентября был распространен слух о неограниченной подводной войне... Германский приказ о торпедировании без предупреждения вражеских вооруженных торговых судов был издан только 4 сентября. Таким образом, он был оправдан во всех отношениях, даже если хотят признавать различие в обращении с судами с оборонительным или наступательным оружием...

Еще большее значение и большую опасность для подводных лодок имел, однако, приказ немедленно сообщать тип и местоположение всякого замеченного вражеского судна... Если вспомнить, что в силу соглашения о госпитальных судах даже госпитальные суда теряют свой иммунитет, если они передают военные сведения подобного характера, то не может быть никакого сомнения в неизбежности последствий подобных действий для торгового судна. Тот, кто выходит в море с приказом и стремлением при всякой возможности передавать собственным военно‑морским и воздушным силам военные сведения о противнике, принимает участие в течение всего рейса в военных действиях и согласно упомянутому докладу комитета юристов от 1930 года не может претендовать на то, чтобы его рассматривали как торговое судно...

17 октября 1939 г. был издан приказ атаковывать без предупреждения все вражеские торговые суда... На пассажирские пароходы приказы, имевшие силу в отношении остальных судов, распространили лишь с начала 1940 года.

Теперь я перехожу к обращению с нейтральными судами в практике ведения германской подводной войны.

Для германских подводных лодок до последнего дня войны существовал принципиальный приказ не атаковывать опознанные нейтральные торговые суда. Из приказа существовали точно установленные исключения, о которых в нотах было сообщено нейтральным государствам. Они относились, во‑первых, к судам, которые вели себя подозрительно или враждебно, и, во‑вторых, к судам в запретных зонах операций.

К первой группе прежде всего относятся те суда, которые идут с погашенными огнями в зонах военных действий. 26 сентября 1939 г. командующий подводным флотом ходатайствовал перед главным командованием военно‑морских сил о разрешении проводить атаки без предупреждения на затемненные суда в Канале. Военно‑морской штаб удовлетворил ходатайство командующего подводными лодками...

24 ноября 1939 г. германское правительство направило всем нейтральным странам, имеющим торговый флот, ноту, в которой оно указало, что в водах вокруг Британских островов и вблизи Французского побережья оно не может больше гарантировать безопасности нейтрального судоходства, так как в условиях боевых действий с противником больше нельзя было считаться с нейтральным судоходством.

После разгрома Франции летом 1940 года Британские острова стали центром военных событий. 17 августа 1940 г. имперское правительство сообщило в ноте нейтральным правительствам о том, что весь район боевых действий вокруг Англии без всякого ограничения объявляется районом боевых операций.

Начиная с этого момента район использовался в полном объеме. Всем военно‑морским и военно‑воздушным силам разрешено было немедленно применять оружие против встреченных там судов, если не давался приказ об отдельных исключениях.

Председатель: Вы утверждаете, что любая страна, находящаяся в состоянии войны, имеет право объявлять районом боевых действий ту зону, которую она считает подходящей и отвечающей ее интересам. Я спрашиваю Вас, зависит ли право объявления какой‑нибудь зоны районом боевых операций, если вообще такое право существует, от возможности или способности страны, объявившей эту зону, укрепить ее для того, чтобы предотвратить вхождение судна, не захватывая и не подвергая его обстрелу?

Кранцбюллер: Господин председатель, в науке, мне кажется, еще нет единого мнения по этому вопросу. В отличие от области блокады в классическом смысле этого слова, когда необходима полная эффективность, район боевых операций предусматривает только эффективную угрозу ввиду происходящих там военных операций, и я считаю, что как раз эта эффективная угроза имела место в германском районе боевых действий.

В этой связи я должен упомянуть также приказ от 18 июля 1941 г., которым суда США в районе операций приравнивались к судам всех других нейтральных стран, то есть на них разрешалось нападать без предупреждения...

Я постарался показать Трибуналу наиболее важные приказы и сказать кое‑что об их юридическом обосновании. Без сомнения, имели место случаи, когда атаке подвергались суда, которые согласно названным приказам нельзя было атаковывать. Однако таких случаев немного, и о некоторых из них говорили здесь, на процессе. Самый известный случай – это потопление английского пассажирского парохода «Атения» 3 сентября 1939 г. подводной лодкой «У‑30», командиром которой был капитан‑лейтенант Лемп. Потопление объясняется тем, что командир подводной лодки принял его ошибочно за вспомогательный крейсер...

Командующий подводным флотом приказал изъять из судового журнала подлодки «У‑30» запись о потоплении «Атении» и дополнить его таким образом, чтобы изъятые записи не бросались в глаза.

Как видел Трибунал, приказ был выполнен не очень хорошо, по‑видимому, потому, что офицер, который занимался этим, не имел практики.

Обвинение представило факт изменения судового журнала как особо преступный акт подлога...

Я не занимался здесь вопросом о том, кто из обвиняемых адмиралов в большей или меньшей степени несет за то или иное действие ответственность. Формально почти во всех случаях имелись приказы фюрера. Однако оба адмирала заявили, что полностью берут на себя ответственность за все приказы в связи с морской войной, которые они отдали или передали...

Я перехожу ко второму основному разделу обвинения – преднамеренному убийству экипажей потопленных судов. Это обвинение направлено только против адмирала Деница, а не против адмирала Редера.

Юридические принципы обращения с оставшимися в живых после потопления судов, на которые распространяется Лондонское соглашение 1936 года, указаны в самом протоколе. В нем говорится, что до потопления следует обеспечить спасение его экипажа и пассажиров.

В отношении всех судов, на которые не распространяется Лондонский протокол, их потопление рассматривается как военные действия. Юридическими принципами для обращения с оставшимися в живых является в этих случаях Гаагская конвенция относительно применения положений Женевской конвенции к морской войне от 18 октября 1907 г., хотя она не была ратифицирована Великобританией.

Согласно этой Конвенции после каждого боя обе стороны должны принять соответствующие меры для розыска оставшихся в живых, насколько это допускают военные цели. Немецкие подводные лодки придерживались также принципа оказания помощи экипажу тех судов, которые были потоплены без предупреждения, если:

1) подводная лодка не подвергалась опасности и

2) не наносилось ущерба выполнению поставленной ей военной задачи...

Основной приказ о действиях подводных лодок был издан штабом военно‑морского командования 4 октября 1939 г. Он предусматривал спасение экипажей потопленных судов, если для этого предоставлялась возможность с военной точки зрения. Данные мероприятия на время были ограничены приказом за номером 154, изданным в декабре 1939 года, касавшимся тех немногих подводных лодок, которые тогда оперировали непосредственно у Английского побережья... Когда по окончании норвежского похода действия подводных лодок постепенно переместились в свободную часть Атлантического океана, этот приказ потерял свое значение и осенью 1940 года был отменен.

В последующее время немецкие командиры предпринимали спасательные мероприятия, если они могли оправдать это в военном отношении...

Такое положение изменилось в результате приказа от 17 сентября 1942 г., которым адмирал Дениц категорически запретил спасательные меры. Приказ гласил:

«Не должно предприниматься никаких попыток к спасению членов экипажей потопленных судов. Спасение противоречит элементарнейшим требованиям ведения войны на уничтожение вражеских кораблей и экипажей».

Обвинение оспаривает, что здесь речь действительно идет о запрещении спасательных мер. Оно рассматривает приказ как завуалированный приказ к умерщвлению утопающих, и в мировой прессе этот приказ истолковывался как призывающий к убийствам...

Каким же образом обвинение пришло к заключению, что данный приказ является «приказом об убийствах»?...

Его исходным пунктом является разговор между Гитлером и японским послом Осима в январе 1942 года, во время которого Гитлер высказался о перспективе издания приказа подводному флоту об умерщвлении оставшихся в живых членов экипажей потопленных кораблей. Это сообщение, заключает обвинение, Гитлер, вне всякого сомнения, реализовал, а адмирал Дениц провел в жизнь своим приказом о «Лаконии». В действительности, фюрер в связи с докладом по вопросам подводного флота, который должны были сделать ему оба адмирала в мае 1942 года, сам проявил инициативу в вопросе о применении активных мер против экипажей потопленных судов, то есть их расстреле...

Затем обвинение приводило приказ о нападении на так называемые спасательные суда как доказательство того, что существовало намерение уничтожать людей, оставшихся а живых после потопления судна. Но таким лицом является только тот, кто находится в воде или в спасательной лодке...

Капитан 3‑го ранга Меле некоторым командирам подводных лодок намекнул, что приказ о «Лаконии» требует или, по крайней мере, одобряет уничтожение людей, оставшихся в живых после потопления судна...

Мне кажется, что на этом процессе не было выяснено, как, собственно, Меле пришел к такому истолкованию приказа. Он утверждает, что капитан 3‑го ранга Купиш рассказал ему в штабе командования подводным флотом историю подводной лодки «У‑386», командир которой по возвращении с боевой операции в штабе командования подводных лодок получил порицание за то, что не расстрелял находившихся в надувной резиновой лодке летчиков. Этот рассказ Меле не соответствует действительности. На основании дневника военных Действий и с помощью свидетелей доказано, что командиру подводной лодки «У‑386» сделано порицание за то, что он не взял летчиков на борт и не доставил их на базу...

Насколько мне известно, в этой войне с германской стороны имел место лишь один случай расстрела оставшихся в живых, а именно случай с капитан‑лейтенантом Экком...

Он не хотел уничтожать людей, а хотел устранить обломки и плоты, обнаружение которых могло дать основание летчикам союзников заключить, что в этой части моря находятся германские подводные лодки. За такие действия Экк вместе с двумя своими офицерами был приговорен к смерти...

Военно‑морское командование заявило ставке фюрера о том, что оно отказывается применять репрессалии в виде уничтожения оставшихся в живых членов команд судов противника.

Я должен разобрать другие пункты обвинения против гросс‑адмирала Деница, не имеющие отношения к морской войне.

Прежде всего речь идет об обвинении в подготовке агрессивных войн. Известно, насколько большое сопротивление вызвало именно это обвинение в среде профессиональных офицеров, пожалуй, всех союзных стран. Отвечая на подобные нападки со стороны общественности, судья Джексон следующим образом сформулировал мысли обвинения по этому пункту на пресс‑конференции 4 декабря 1945 г.:

«Я объяснил, что мы преследуем этих милитаристов не потому, что они служили своей стране, а потому, что они господствовали в ней и привели ее к войне; не потому, что они вели войну, а потому, что они привели к войне».

К началу войны Дениц был сравнительно молодым командующим, его единственная задача состояла в обучении и руководстве подводными лодками, он не принадлежал к генеральному штабу в том смысле, как это имеет в виду обвинение, и не принимал участия ни в одном из совещаний, записи о которых были представлены здесь в качестве доказательств о наличии агрессивных намерений.

Когда адмирал Дениц 1 февраля 1943 г. был назначен главнокомандующим военно‑морскими силами, война для Германии перешла в стадию обороны, более того, опасных неудач и поражений на всех фронтах. Этот факт может иметь значение для вопроса об участии в так называемом заговоре. Обвинению не совсем ясно, с какого именно момента оно хочет приписать подсудимому Деницу участие в заговоре...

Адмирал Дениц познакомился с фюрером лишь осенью 1943 года, во время доклада о военных делах, а в последующие годы имел с ним короткие беседы всего 8 раз, всегда о военных вопросах и никогда с глазу на глаз. Так как подсудимый, кроме того, не принадлежал ни к одной организации, которая обвиняется в заговоре, я не вижу никакой связи Деница с этим заговором до 1 февраля 1943 г.... Вследствие назначения на пост главнокомандующего военно‑морскими силами он стал членом имперского правительства. Основой этого утверждения служит распоряжение, согласно которому главнокомандующие сухопутными и военно‑морскими силами получали ранг имперского министра и по распоряжению Гитлера должны были принимать участие в заседаниях кабинета.

Ясно, что лицо, лишь получившее ранг имперского министра, не является в действительности имперским министром. Оно не является также членом кабинета, если может принимать участие в его заседаниях лишь на основании особого распоряжения...

Гросс‑адмирал всегда участвовал в обсуждении обстановки у фюрера, если находился в его ставке. О всех встречах и совещаниях главнокомандующего его сопровождающие вели записи, которые находятся в руках обвинения. Но оно не представило ни одной записи, согласно которой главнокомандующий военно‑морскими силами принимал бы участие в докладе или в решении политического вопроса, и можно, пожалуй, полагать, что подобных записей вообще не существует. Но тем самым подтверждаются показания свидетелей о том, что обсуждение обстановки у фюрера не имеет ничего общего с заседанием правительства и что оно было исключительно инструментом военного руководства.

Таким образом, ни в коем случае не существует общей ответственности гросс‑адмирала за все происшествия и события с 1943 года, которые были охарактеризованы на процессе как преступные...

Деницу ставятся в вину только такие дела, в отношении которых он принимал непосредственное участие.

Это относится прежде всего к приказу фюрера об уничтожении диверсионных отрядов от 18 декабря 1942 г.... Дениц, как он сам признал это, читал его осенью 1942 года, будучи командующим подводным флотом... Приказ о том, чтобы не давать этим людям пощады и в определенных случаях передавать их СД, сам по себе нарушает обычаи войны, это признает всякий высший офицер.

Обвинение полагает, что адмирал Дениц через несколько месяцев после того, как стал главнокомандующим военно‑морскими силами, должен был и имел возможность осведомиться о причинах издания приказа о диверсантах.

Здесь я должен сказать, что приказы о военных мероприятиях на суше издавались без сотрудничества штаба военно‑морского командования и об их исполнении в штабе военно‑морских сил не докладывалось.

Такой порядок издания приказов о территориальных задачах объясняет также полную неосведомленность Деница и его сотрудников в штабе военно‑морских сил о передаче экипажа норвежского торпедного катера МБТ‑345 службе безопасности после его взятия в плен частями адмирала фон Шрадера. Как следует из протоколов суда над военными преступниками в Осло, штаб военно‑морских сил получил лишь сообщение о бое и о захвате торпедного катера и о количестве пленных. Во всех остальных вопросах согласно приказу о коммандос адмирал фон Шрадер договаривался с командующим в Норвегии. Решение о судьбе экипажа было прислано из главной ставки фюрера на запрос гаулейтера Тербовена...

Вторую попытку обвинения установить участие в заговоре для совершения военных преступлений я вижу в представленном протоколе допроса адмирала Вагнера по вопросу о выходе из Женевской конвенции в начале 1945 года. Подробности становятся ясными без свидетельских показаний Вагнера. Согласно этим показаниям при обсуждении положения 17 февраля Гитлер указал на то, что вражеская пропаганда о хорошем обращении союзников с военнопленными явно производит впечатление на находящиеся на Западе войска, и было доложено о большом количестве перебежчиков. Он приказал рассмотреть вопрос о выходе из Женевской конвенции. Таким путем он стремился убедить собственных солдат в том, что они больше не могут рассчитывать на хорошее обращение с ними как с военнопленными и подорвать действие вражеской пропаганды. Через два дня Гитлер снова вернулся к этой мысли, но теперь на переднем плане стояло другое обоснование. Он охарактеризовал ведение войны противником на Востоке и воздушные налеты на немецкое гражданское население как полный отказ противника от соблюдения международного права и теперь, со своей стороны, хотел путем отказа от Женевской конвенции освободиться от всяких обязательств. Он вновь запросил вооруженные силы об их мнении и при этом обратился прямо к гросс‑адмиралу Деницу. Дениц не дал никакого ответа. Позиция военного руководства в данном вопросе была недвусмысленно отрицательной. Перед обсуждением положения на следующий день имела место 10‑минутная беседа между Деницем, генерал‑полковником Иодлем и послом Гевелем, во время которой Дениц сообщил о своем отрицательном отношении. Судя по заметке адмирала Вагнера, он сказал: «Лучше принять необходимые меры без всякого о том оповещения и сохранить для внешнего мира, на всякий случай, прежнюю мину». Обвинение видит в этом готовность и желание выдать сотни тысяч союзных военнопленных на произвольное убийство. Сам адмирал Дениц не помнит такой фразы. Это и неудивительно, так как речь идет не о протоколе, а о резюме довольно длительного разговора в четырех фразах, которые были сформулированы лишь на следующий день после разговора и написаны адмиралом Вагнером...

Адмирал Дениц не одобрял отказа от Женевской конвенции, и Гитлер вследствие очевидного отрицательного отношения всех военных руководителей вообще не настаивал на этой мысли...

Переходя теперь к заговору для совершения преступлений против человечности, я хотел бы сперва указать на то, что против подсудимого Деница согласно пункту 4 обвинения не выдвигается обвинение в непосредственном совершении преступлений против человечности. В индивидуальном обвинении также ничего не говорится об участии в заговоре для совершения преступлений против человечности... Несмотря на это, обвинение представило некоторые документы, которые внешне должны обосновать его совместную ответственность за известные преступления против человечности.

Передача предложения министерства вооружения об использовании на верфях 12 тысяч человек из концентрационных лагерей в качестве рабочих является для обвинения доказательством того, что адмирал Дениц знал и одобрял арест невиновных, жестокое обращение с ними и их умерщвление в концентрационных лагерях.

Фактически он знал, конечно, что существуют концлагеря и что в лагерях, кроме уголовных преступников, содержатся политические заключенные... но это не может быть вменено ему в вину. Главнокомандующему военно‑морскими силами, а также его сотрудникам, как и подавляющей части немецкого народа, не было известно о совершаемых в концентрационных лагерях истязаниях и убийствах...

В заключение обвинение установило связи также с еврейским вопросом с помощью одного высказывания, в котором Дениц говорил о «медленно действующем яде еврейства». Относительно этого я констатирую: план уничтожения еврейства не был известен Деницу, как не было известно и выполнение его. Ему было известно о переселении проживавших в Германии евреев в генерал‑губернаторство...

Дениц никогда не отождествлял себя с партией и поэтому не может, конечно, привлекаться к ответственности за ее идеологические стремления или даже эксцессы...

Я ни в коем случае не хочу создать впечатление, что адмирал Дениц не был национал‑социалистом. Напротив. Я как раз на его примере хочу показать неправильность тезиса, что каждый национал‑социалист как таковой должен быть преступником. Этот Трибунал является единственной инстанцией, в которой авторитетные деятели главных союзных держав подробно и непосредственно занимаются немецким прошлым последних 12 лет. Он является единственной надеждой очень многих немцев для устранения роковой ошибки и, таким образом, открывает путь к политическому оздоровлению.

Сознание ответственности побудило Деница после вступления его на пост главы государства 1 мая 1945 г. прекратить военные действия на Западе, а на Востоке задержать еще на несколько дней капитуляцию.

Возвращаясь к исходному пункту обвинения, следует сказать, что Дениц ничего не сделал для того, чтобы начать войну, и сделал решающий шаг для того, чтобы ее окончить.

В начале своей речи я указал на те сомнения, которые Данный процесс над военными преступниками пробуждает в груди юриста. Они возникают у каждого, кто разделяет ответственность за такой процесс...

Да будет приговор этого Трибунала представлен суду истории!