Выступление А. Зейдля, защитника подсудимого Ганса Франка

[Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 11 июля 1946 г.]

Господин председатель, господа судьи! Подсудимому Гансу Франку Обвинительным заключением вменяется в вину использование своего положения в партии и в государстве, личного влияния и связей с фюрером для содействия захвату власти национал‑социалистами и укрепления их контроля над Германией. Далее ему вменяется в вину, что он в качестве руководителя санкционировал, участвовал в указанных в разделе III Обвинительного заключения военных преступлениях и упомянутых в разделе IV преступлениях против человечности, в частности в военных преступлениях и преступлениях против человечности при управлении оккупированными областями.

Как и все остальные подсудимые, подсудимый Франк обвиняется в разработке и осуществлении общего плана, направленного на подготовку, развязывание и ведение агрессивных войн и на совершение в ходе этих войн преступлений в нарушение законов и обычаев войны.

Предъявленными доказательствами установлено, что подсудимый Франк в 1928 году вступил в национал‑социалистскую рабочую партию Германии. Как до, так и после прихода к власти он занимался почти исключительно правовыми вопросами. Как рейхслейтеру партии, ему до 1942 года было подчинено имперское ведомство юстиции. После назначения Гитлера рейхсканцлером Франк был назначен государственным министром юстиции Баварии. В том же году он был назначен имперским комиссаром по унификации юстиции. Эта задача по существу ограничивалась передачей имперскому министерству юстиции правовых учреждений федеральных земель. В 1934 году эта работа закончилась. С передачей дел баварского министерства юстиции имперскому министерству юстиции закончилась деятельность подсудимого Франка как баварского министра юстиции. В декабре 1934 года он был назначен имперским министром без портфеля. С 1934 года он являлся также президентом основанной лично им Академии германского права и председателем палаты международного права. Наконец, он являлся руководителем национал‑социалистского союза блюстителей права.

Уже одно перечисление разных постов, которые занимал подсудимый Франк в партии и государстве, показывает, что сферой его деятельности были почти исключительно правовые вопросы. Обязанности его ограничивались в основном выполнением 19‑го пункта партийной программы, который требовал создания германского общего права. На самом деле почти все речи и статьи подсудимого франка как до, так и после захвата власти национал‑социалистами касались правовых вопросов в широком смысле.

Во время допроса подсудимый Франк показал, что он делал все, что было в его силах для того, чтобы Гитлер пришел к власти, и для того, чтобы осуществить идеи и программу национал‑социалистской партии, но что бы ни предпринималось подсудимым в этом направлении, все делалось им открыто...

Представители обвинения не смогли предъявить никаких доказательств того, что ревизия Версальского договора должна была в случае необходимости быть проведена с применением методов насилия и войны.

Предъявление доказательств также не дало ничего такого, из чего можно было бы заключить о существовании общего плана, что утверждается в разделе I Обвинительного заключения, если под этим планом понимается определенный, твердо установленный план узкого круга одних и тех же лиц.

Если коснуться вопроса об участии подсудимого Франка в общем плане, то, наоборот, в результате представления доказательств, в частности, на основании показаний свидетеля доктора Ламмерса и показаний самого подсудимого, можно считать установленным, что Франк не принадлежал к узкому кругу сотрудников Гитлера.

Обвинение не смогло представить Суду ни одного документа, касающегося важных политических или военных мероприятий, в которых принимал участие подсудимый Франк. Подсудимый франк, в частности, не участвовал ни в одном из совещаний с Гитлером, которые обвинение считает особенно важными для доказательства существования общего плана и протоколы которых оно представило в качестве доказательств (документы США 25‑34). Единственным важным в этой связи законом является закон о введении всеобщей воинской повинности от 16 марта 1935 г. Подсудимый Франк, подписал его как имперский министр. Этот закон имел целью восстановление суверенитета Германской империи, по крайней мере в военном отношении.

Деятельность подсудимого Франка после прихода к власти и до начала войны ограничивалась почти исключительно выполнением задач, вытекающих из руководства Академией германского права и национал‑социалистским союзом блюстителей права.

Задачи Академии германского права ясны из указа о создании этой Академии от 11 июля 1933 г. Она должна была содействовать реорганизации германской юридической жизни и в тесной постоянной связи с соответствующими законодательными учреждениями проводить в жизнь национал‑социалистскую программу в области права. Академия находилась под надзором имперского министра юстиции и имперского министра внутренних дел...

Гитлер в принципе был предубежден против всяких блюстителей права, и уже по одной этой причине совершенно исключалось, что между Гитлером и подсудимым Франком могли сложиться близкие отношения. Подсудимый Франк видел свою жизненную задачу в том, чтобы осуществить и в национал‑социалистской империи идею правового государства и прежде всего обеспечить независимость судей.

Эти принципы подсудимый франк изложил еще в 1939 году до начала войны на заключительном заседании в большой речи в День германского права в Лейпциге.

Предъявленные доказательства свидетельствуют о том, что, еще будучи баварским министром юстиции в 1933 году, он возражал против создания концентрационного лагеря в Дахау, боролся за проведение так называемого принципа законности, то есть за преследование наказуемых действий обычным порядком и в этих лагерях, и, кроме того, требовал упразднения концентрационного лагеря Дахау. Последнее явствует из показаний допрошенного в комиссии свидетеля доктора Штеппа...

Резюмируя сказанное, можно сделать вывод, что нет никаких фактических оснований предполагать, что подсудимый Франк участвовал в осуществлении общего плана, имевшего своей целью ведение агрессивной войны, и в связи с этим в совершении преступлений против законов войны.

Господа судьи!

Я перехожу теперь к пунктам обвинения, относящимся к деятельности подсудимого Франка в качестве генерал‑губернатора...

После военного краха Польши сначала была создана военная администрация, которая охватывала четыре военных округа: Восточную Пруссию, Познань, Лодзь и Краков. Во главе ее стоял командующий на Востоке генерал‑полковник фон Рундштедт. Подсудимый Франк в системе этой военной администрации являлся главным начальником администрации.

Военная администрация прекратила свое существование 26 октября 1939 г. В этот день вступил в силу указ фюрера и рейхсканцлера об управлении оккупированными польскими областями от 12 октября 1939 г. Данным указом подсудимый Франк был назначен генерал‑губернатором оккупированных польских областей, которые не вошли в состав империи и спустя короткий срок получили название «генерал‑губернаторство»...

Согласно статье 3 декрета фюрера от 12 октября 1939 г. генерал‑губернатор подчинялся непосредственно фюреру. Генерал‑губернатору согласно тому же декрету была подчинена вся администрация.

Однако фактически генерал‑губернатор не обладал полнотой власти, как это могло показаться. Декрет фюрера в 5‑й статье предусматривал, что «совет министров по обороне империи» мог издавать законы для генерал‑губернаторства.

Такие же права имел и уполномоченный по четырехлетнему плану. В статье 6 говорилось, что, сверх того, все высшие имперские инстанции могли издавать распоряжения, необходимые для планирования в социальной и хозяйственной сфере, имеющие силу также в генерал‑губернаторстве.

Кроме этих, предусмотренных в указе фюрера от 12 октября 1939 г. ограничений полноты власти генерал‑губернатора, и в более позднее время кое‑кому давались полномочия, не в меньшей степени нарушавшие принцип единства администрации. Это, в частности, относится к положению генеральных уполномоченных по использованию рабочей силы. Я ссылаюсь здесь на предъявленные обвинением и защитой важные документы, в частности на указ Гитлера от 21 марта 1942 г., который устанавливал, что права генерального уполномоченного по использованию рабочей силы распространяются и на территорию генерал‑губернаторства. Вся военная экономика в генерал‑губернаторстве сперва была подчинена верховному командованию вооруженных сил, а после создания имперского министерства вооружения она была подчинена этому министерству.

На основании предъявленных доказательств установлено далее, что принцип единства администрации нарушался также и в других областях. Здесь я ссылаюсь на показания доктора Ламмерса и доктора Бюлера и на представленные мною документы, в частности на документ США‑135. Речь идет об указаниях для особых областей в директиве номер 21 («план Барбаросса»), где категорически устанавливается, что главнокомандующий сухопутными войсками должен иметь право «отдавать в генерал‑губернаторстве распоряжения для выполнения его военных задач и для обеспечения войск», причем главнокомандующий был уполномочен передавать свои полномочия командующим группами армий и армиями. Все нарушения принципа единства администрации и все особые полномочия отходят на второй план перед тем особым положением, которое было отведено рейхсфюреру СС Гиммлеру в генерал‑губернаторстве. На основании предъявленных доказательств и, а частности, на основании показаний старшего правительственного советника в главном управлении имперской безопасности доктора Бильфингера установлено, что уже в 1939 году при назначении подсудимого генерал‑губернатором был издан секретный указ, в котором устанавливалось, что высший начальник СС и полиции не Востоке должен был получать свои указания непосредственно от рейхсфюрера СС и начальника германской полиции Гиммлера. В декрете фюрера и рейхсканцлера о консолидации германской нации точно так же постановляется, что рейхсфюрер СС имеет право непосредственно создавать путем переселения новые области, которые будут заселяться немцами. Оба этих указа предоставляли рейхсфюреру Гиммлеру такие полномочия, которые должны были с первого же дня существования генерал‑губернаторства создать для администрации этой области едва ли преодолимые трудности. И очень скоро выявилось, что подчиненная генерал‑губернатору общая администрация не располагала исполнительной властью в собственном смысле. Ввиду того что высший начальник СС и полиции на Востоке получал все указания и распоряжения непосредственно от рейхсфюрера СС Гиммлера и отказывался выполнять указания генерал‑губернатора, вскоре выяснилось, что на самом деле в генерал‑губернаторстве господствовали две власти. Возникшие в связи с этим затруднения должны были быть тем большими, что высший начальник СС и полиции Крюгер, который не менее четырех лет был непосредственным представителем Гиммлера в генерал‑губернаторстве, никогда не согласовывал своих полицейских мероприятий с администрацией генерал‑губернаторства.

Если при этом учесть также, что не только рейхсфюрер СС Гиммлер передавал свои указания непосредственно начальнику СС и полиции, обходя генерал‑губернатора, но что, кроме того, и III, IV, V и VI управления главного управления имперской безопасности также передавали свои распоряжения непосредственно командующему полицией безопасности и СД в Кракове, то будет понятно, с какими трудностями ежедневно сталкивалась гражданская администрация генерал‑губернаторства. При этих обстоятельствах генерал‑губернатору не оставалось ничего иного, как постоянно стараться по возможности добиться в какой‑либо форме сотрудничества с полицией безопасности, если он не хотел вовсе отказаться от попытки укрепления гражданской администрации в генерал‑губернаторстве. И на самом деле, более чем пятилетняя история администрации генерал‑губернаторства в значительной части является историей непрерывной борьбы между генерал‑губернатором и администрацией, с одной стороны, и полицией безопасности (включая СД), олицетворявшей рейхсфюрера СС Гиммлера и высшего начальника СС и полиции на Востоке, с другой стороны.

То же самое относится и к деятельности Гиммлера и его органов в области переселения. Как имперский комиссар по укреплению германской нации Гиммлер со своими органами проводил мероприятия по переселению даже без предварительной связи с администрацией генерал‑губернаторства и информирования генерал‑губернатора.

Выявленные в ходе представления доказательств многочисленные жалобы генерал‑губернатора имперскому министру и начальнику имперской канцелярии доктору Ламмерсу относительно мероприятий рейхсфюрера СС и высшего начальника СС и полиции на Востоке на чинимые препятствия в управлении этой областью привели в 1942 году к попытке заново урегулировать взаимоотношения администрации и полиции. При проверке задним числом на основании предъявленных доказательств сегодня можно сказать, что и эта попытка со стороны Гиммлера и полиции безопасности была направлена на то, чтобы и с внешней стороны подорвать положение генерал‑губернатора и его гражданской администрации.

Указом фюрера от 7 мая 1942 г. в генерал‑губернаторстве был создан статс‑секретариат по вопросам безопасности и статс‑секретарем был назначен высший начальник СС и полиции.

Согласно статье II указа статс‑секретарь по вопросам безопасности одновременно являлся представителем рейхсфюрера СС в его должности рейхскомиссара по укреплению германской нации. Решающее постановление содержится в статье IV этого указа, где, между прочим, сказано:

«Рейхсфюрер СС и начальник германской полиции может непосредственно давать указания статс‑секретарю по делам, связанным с безопасностью, и укреплением германской нации».

Стало совершенно ясным и на этот раз открыто подтверждалось содержание секретного указа, который был издан еще в 1939 году в связи с созданием генерал‑губернаторства и которым устанавливалось, что высший начальник СС и полиции на Востоке должен получать все указания непосредственно от центральных берлинских учреждений и прежде всего лично от рейхсфюрера СС. Правда, в статье V указа фюрера от 7 мая 1942 г. предусматривалось, что при разногласиях между генерал‑губернатором и рейхсфюрером СС и начальником полиции должно быть запрошено решение фюрера и начальника имперской канцелярии...

На основании абзаца 3 статьи I указа фюрера от 7 мая 1942 г. деятельность статс‑секретаря по вопросам безопасности приняла новое направление. Высший начальник СС и полиции, а за ним и рейхсфюрер СС попытались в связи с реорганизацией служебной деятельности статс‑секретариата по делам безопасности получить возможно больше полномочий, в то время как генерал‑губернатор в интересах поддержания в известной мере упорядоченной администрации, естественно, стремился получить в свои руки, по крайней мере, некоторые функции полиции охраны порядка и административной полиции. В этой борьбе полиция одержала полную победу.

3 июня 1942 г. генерал‑губернатор в специальном указе должен был заявить о своей готовности передать статс‑секретарю по вопросам безопасности все дела, входившие в компетенцию полиции безопасности и полиции охраны порядка.

Только при учете этих фактов и эволюции отношений между администрацией и полицией в генерал‑губернаторстве можно составить себе более или менее верное представление о том, что происходило в генерал‑губернаторстве и что частично включено в обвинение, предъявленное на данном процессе.

Господа судьи! Наличие составов преступлений, инкриминируемых подсудимому Франку, обвинение пыталось доказать с помощью цитат из дневника подсудимого. По этому поводу необходимо сказать следующее. Этот дневник велся не лично подсудимым Франком. Он составлялся стенографистками, которые присутствовали на заседаниях правительства и различных совещаниях, проводимых генерал‑губернатором. Он состоит из 42 томов и насчитывает не менее 10–12 тысяч машинописных страниц. Записи производились, за одним‑единственным исключением, не под диктовку подсудимого, а в форме протоколов, которые вели стенографисты. В значительной части – и это вытекает из дневника – составители дневника не записывали дословно отдельные речи и высказывания, а кратко излагали их содержание собственными словами...

Все эти факты заставляют прийти к заключению, что не следует переоценивать фактической доказательной ценности этого дневника...

Подсудимый Франк не мог избежать того, чтобы во все большей степени не вступать в резкое противоречие с представителями системы полицейского государства, что проявлялось все сильнее в ходе войны, и притом как на территории империи, так и в оккупированных областях.

Представителями полицейского государства были рейхсфюрер СС Гиммлер, а на территории генерал‑губернаторства – высший начальник СС и полиции на Востоке обергруппенфюрер СС и генерал полиции Крюгер. Отношения между ними и Франком были крайне плохими уже при создании генерал‑губернаторства. Они должны были еще больше ухудшиться, по мере того, как разногласия во взглядах на задачи полиции становились все более явными, и подсудимый Френк был вынужден вследствие актов насилия со стороны полиции безопасности и СД постоянно обращаться с резкими жалобами к начальнику имперской канцелярии доктору Ламмерсу и к самому фюреру.

Как я уже сказал вначале, для генерал‑губернатора вследствие отсутствия собственной исполнительной власти не оставалось ничего другого, как все время стереться координировать задачи общей администрации и задачи полиции для того, чтобы вообще иметь возможность вести административную деятельность. Но эта необходимость согласованных действий обусловливала, естественно, по крайней мере с внешней стороны, известные компромиссы с общей позицией полиции безопасности и прежде всего с позицией высшего начальника СС и полиции не Востоке. Кроме того, предъявление доказательств показало далее, что напряженные отношения, существовавшие между генерал‑губернатором и высшим начальником СС и полиции, часто достигали такой остроты, что подсудимый Френк чувствовал себя в опасности и, говоря словами свидетеля доктора Бюлере, он более не был свободным и не мог сам принимать решения...

Господа судьи! Я перехожу сейчас к отдельным обвинениям, выдвинутым против подсудимого, и к их рассмотрению с правовой точки зрения. Подсудимый Френк обвиняется в том, что он санкционировал военные преступления и преступления против человечности в оккупированных областях, руководил ими и принимал в них участие. Существующие нормы права исходят в принципе из того, что субъектом международного права является только суверенное государство, а не отдельный человек. Ответственность отдельного человеке по международному праву может существовать только в том случае, если само международное право определит, что эти нормы следует применять непосредственно к действиям, совершенным отдельным человеком. Только таким обрезом отдельные лице, которые согласно существующим нормам права ответственны только по внутригосударственному уголовному праву, как исключение, будут отвечать непосредственно по международному праву.

В отклонение от этого праве существующие нормы международного права только в виде исключения допускают, что государство может наказать попевшего в его руки противнике – подданного другого государстве, если он перед захватом его в плен нарушил нормы военного права. Наказание, однако, и в этом случае исключено, если преступление было совершено не по личному убеждению, а должно быть отнесено исключительно за счет государства, подданным которого он является. В остальном вокруг понятия «военное преступление» и признаков его составе все время ведутся споры как в судопроизводстве, так и в литературе.

Гаагские правила ведения сухопутной войны, которые в качестве приложения к Четвертому соглашению о законах и обычаях сухопутной войны должны были стать кодексом отдельных проблем военного права, не предусматривают составов преступлений, которые могли бы послужить основанием этого соглашения, наоборот, содержат явное указание на то, что не отдельные лица, а государство, которое нарушает эти права, обязано в случае нужды возместить ущерб и отвечает также за все действия, которые совершены лицами, входящими в состав его вооруженных сил.

Уже первая мировая война вышла за пределы этих рамок, и притом не только в отношении распространения военных действий на большие территории. Война превратилась в истребительную войну целых народов, в которой каждая воюющая сторона использует весь свой военный потенциал, все свои материальные и духовные силы.

Вторая мировая война должна была, учитывая усовершенствование военной техники, окончательно разрушить рамки, предусмотренные для ведения войны Гаагскими правилами ведения сухопутной войны. Если вспомнить, что только в Германии в результате воздушных налетов не только разрушена большая часть почти всех городов, но что при этом значительно более миллиона гражданского населения поплатилось своей жизнью, что только при одном‑единственном массированном налете на город Дрезден погибло около 300 тысяч человек[27], то можно будет установить, что Гаагские правила ведения сухопутной войны не могут являться правильным отображением, во всяком случае, во многих областях права и тех законов и обычаев, которым необходимо следовать во время войны. Если все же остаются какие‑либо сомнения в этом отношении, то они, безусловно, устраняются последствиями взрыва двух атомных бомб, которые сровняли с землей Хиросиму и Нагасаки и убили сотни тысяч людей.

При этих обстоятельствах положения Гаагских правил ведения сухопутной войны не могут быть использованы даже в переносном смысле и при соответствующем их применении для обоснования индивидуальной уголовной ответственности.

При таком положении дел следует считать невозможным установить общие и ясные признаки состава так называемых военных преступлений. Учитывая, что и статья 6 Устава Международного военного трибунала также лишь примерно перечисляет признаки, то на вопрос, следует ли в определенного рода поведении усматривать состав военного преступления или нет, можно дать ответ только в конкретном случае, но и то лишь при учете всех обстоятельств дела.

Для оценки поведения подсудимого Франка важно не то, что говорили Гитлер, Франк или другие лица в том или ином случае; важно то, какую политику проводил в действительности подсудимый Франк по отношению к польскому и украинскому народу. На основании общего результата представления доказательств и особенно на основании записей в дневнике самого подсудимого не может быть никакого сомнения в том, что он отказался осуществлять все тенденции и мероприятия, направленные на германизацию этих народов.

Теперь я перехожу к так называемой чрезвычайной акции умиротворения.

Когда в сентябре 1939 года закончилась польская кампания, то это не означало прекращения всякого сопротивления. Уже вскоре создались новые очаги сопротивления, и когда 9 апреля 1940 г. германские войска заняли Данию и Норвегию, а 10 мая 1940 г. перешли в наступление на Западе, руководители тогдашнего польского движения Сопротивления, учитывая общую политическую и военную обстановку, решили, что наступило время действовать. Движение Сопротивления было тем опаснее, что в нем принимали участие рассеянные, но значительные остатки бывшей польской армии. Из множества записей в дневнике подсудимого Франка следует, что положение в отношении безопасности с каждым днем становилось все хуже. Так, запись от 16 мая 1940 г. гласит:

«...Общая военная обстановка заставляет серьезнейшим образом рассмотреть вопрос о внутренней безопасности в генерал‑губернаторстве. На основании ряда признаков и действий можно сделать заключение, что в стране проводится организованная польская кампания сопротивления и что мы стоим перед началом крупных бурных событий. Тысячи поляков объединены уже сейчас в тайные кружки, вооружены, и их подстрекают к совершению всевозможных насильственных действий».

Учитывая общее угрожающее положение, как это следует из дневника, фюрер отдал приказ о проведении в целях поддержания общественной безопасности всех мер для подавления предстоящего восстания. Задание было передано через Гиммлера высшему начальнику СС и полиции. Администрация генерал‑губернаторства сначала не имела к этому ни малейшего отношения. Она вмешалась в дело для того, чтобы по возможности предотвратить насильственные мероприятия полиции безопасности и СД и при любых условиях добиться того, чтобы при данной акции не погибли невиновные. На основании тех показаний, которые были даны подсудимыми Франком и Зейсс‑Инквартом, а также показаний свидетеля доктора Бюлера, можно считать установленным, что усилия администрации генерал‑губернаторства увенчались успехом постольку, поскольку все члены движения Сопротивления, захваченные во время чрезвычайной акции на основании распоряжения, изданного в 1939 году, были преданы военно‑полевому суду («штандгерихт») и, кроме того, приговоры этих судов перед приведением их в исполнение представлялись на утверждение специально созданного комитета по помилованию... Председателем его был до назначения на пост имперского комиссара в Нидерландах подсудимый Зейсс‑Инкварт. Как следует из его показаний, не менее половины всех смертных приговоров, вынесенных военно‑полевыми судами, было заменено лишением свободы. В остальном я в связи с этой чрезвычайной акцией умиротворения, ссылаюсь на свидетельские показания и на выдержки из дневника подсудимого Франка, оглашенные мною здесь для записи их в протокол...

В индивидуальном обвинении подсудимому Франку вменяется в вину то, что он поддерживал переселенческие планы имперского комиссара по укреплению германской нации и, таким образом, также виновен в совершении военных преступлений. Совершенно ясно, что переселение, даже в том случае, если оно проводится планомерно и хорошо подготовлено, представляет собой большие трудности для тех лиц, которых он непосредственно затрагивает, ибо во многих случаях переселение равнозначно уничтожению экономической базы существования. Несмотря на это, кажется весьма сомнительным то, что проведение переселений представляет собой состав военного преступления или преступления против человечности...

Подсудимого Франка обвиняют в том, что он в нарушение законов войны и человечности санкционировал и осуществлял программу истребления польских евреев. Правильно то, что в ряде речей, которые были произнесены подсудимым Франком как генерал‑губернатором, имеются высказывания по еврейскому вопросу. Представленные обвинением выдержки из дневника отражают все то, что имеется в нем на 10–12 тысячах машинописных страниц по этому вопросу. Нельзя оспаривать того, что подсудимый Франк никогда не скрывал своих антисемитских убеждений. Он подробно говорил об этом в своих показаниях...

На основании результатов представления доказательств, в частности, показаний свидетелей доктора Бильфингера и доктора Бюлера, на основании тайного указа о полномочиях полиции безопасности и СД от 1939 года, а также указа о задачах статс‑секретаря безопасности можно считать установленным, что все мероприятия, касающиеся евреев, проводились в генерал‑губернаторстве исключительно рейхсфюрером СС Гиммлером и его учреждениями. Это относится как к созданию гетто и установлению в них порядков, так и к так называемому окончательному решению еврейского вопроса. Что касается последнего, то на основании показаний свидетелей Вислицени и Гесса и документов, представленных обвинением, можно сказать, что эти мероприятия проводились в соответствии с приказом Гитлера и что проведением их занимался очень ограниченный круг лиц, который состоял из нескольких фюреров СС из отдела IV‑a – IV‑б главного управления имперской безопасности и начальников концентрационных лагерей.

Администрация генерал‑губернаторства не имела никакого отношения к этим мероприятиям. Установлено, что представленные обвинением антисемитские высказывания подсудимого Франка не имеют никакой причинной связи с так называемым окончательным решением еврейского вопроса...

Памятуя об отношениях, существовавших между генерал‑губернатором, с одной стороны, и рейхсфюрером СС Гиммлером и начальником СС и полиции в генерал‑губернаторстве Крюгером – с другой, отношениях, доходивших иногда до Разрыва, кажется совершенно невозможным расценивать высказывания подсудимого Франка как подстрекательство или помощь. Наоборот, представленными доказательствами устанавливается, что все усилия подсудимого Франка проверить возникшие слухи об уничтожении евреев, хотя бы в своей области, потерпели неудачу. Ради полноты картины следует упомянуть еще, что концентрационный лагерь Освенцим находился не в генерал‑губернаторстве, а в той части бывшего Польского государства, которая была присоединена к Верхней Силезии.

Представленные доказательства подтверждают также, что создание концлагерей и управление ими входило в задачи ведомства рейхсфюрера СС Гиммлера. Как на территории империи, так и во всех областях, оккупированных германскими войсками, они подчинялись исключительно главному административно‑хозяйственному управлению СС или генеральному инспектору концентрационных лагерей. Ни генерал‑губернатор, ни общая администрация генерал‑губернаторства не имели с ними ничего общего.

Другим пунктом обвинения против Франка является обвинение его в том, что он оказывал поддержку насилию и экономическому принуждению как средству для получения рабочих в целях отправки их в Германию.

Первые годы управления генерал‑губернаторством большинство польских рабочих направлялось в Германию добровольно. Позднее, когда в результате беспрерывных воздушных налетов на Германию в развалины были превращены не только города, но и фабрики и когда значительная часть германского военного производства была переведена по соображениям безопасности в генерал‑губернаторство, само собой разумеется, подсудимый Франк должен был стремиться воспрепятствовать дальнейшему вывозу рабочей силы. Кроме того, подсудимый Франк с самого начала осуждал всякие насильственные меры при вербовке рабочих, и уже по одним только соображениям безопасности и во избежание создания новых очагов беспорядков он боролся против применения насильственных мер. Это установлено на основании показаний свидетелей доктора Бюлера и доктора Беппле. Это также вытекает из большого количества записей в дневнике.

Обвинение утверждает, что многие, если даже не все, иностранные рабочие были вывезены в Германию насильно и что там они должны были выполнять тяжелые работы в недостойных человека условиях.

Другой пункт обвинения касается вопроса закрытия школ... В результате представления доказательств выяснилось, что в большинстве случаев школы были закрыты уже к тому моменту, когда подсудимый занял пост генерал‑губернатора...

Советское обвинение предъявило в качестве документального доказательства (СССР‑336) распоряжение подсудимого от 9 октября 1943 г. о борьбе с налетами на германские строительства в генерал‑губернаторстве и о предании участников налетов военно‑полевым судам («штандгерихт»). Нет сомнения в том, что распоряжение отходит от тех требований, которые предъявляются к судопроизводству в нормальных условиях. Правильно оценить этот документ можно лишь в случае, если будут учтены все обстоятельства, которые привели к его изданию...

В течение лета и осени 1943 года в результате усилившейся деятельности партизан и улучшения их военной организации и вооружения безопасность в генерал‑губернаторстве была поставлена под угрозу в такой степени, что при создавшемся положении, вероятно, было бы целесообразнее передать все управления генерал‑губернаторства соответствующему начальнику военной администрации и ввести чрезвычайное положение, ибо фактически существовавшее в генерал‑губернаторстве положение нельзя было назвать иначе, как только войной. Это было время, когда каждую минуту можно было ждать начала общего восстания по всей стране... и подсудимый Франк согласился издать распоряжение об организации военно‑полевых судов («штандгерихт»), подписанное им 9 октября 1943 г....

В ходе настоящего процесса неоднократно упоминался отчет бригадефюрера СС Штропа от 1943 года об уничтожении Варшавского гетто, документ США‑275 (ПС‑1061). Из отчета и ряда других документов вытекает, что все мероприятия, связанные с Варшавским гетто, были проведены исключительно на основании непосредственного указания рейхсфюрера СС и начальника германской полиции Гиммлера. Я ссылаюсь на аффидевит бригадефюрера СС Штропа от 24 февраля 1946 г., который представлен обвинением под номером США‑804 (ПС‑3841), и на письменные показания, данные под присягой бывшим адъютантом начальника СС и полиции Варшавы Карла Калеске от того же дня (документ США‑803, ПС‑3840). Из документов явствует, что эти, как и все остальные мероприятия полицейского характера, проводились исключительно полицией безопасности или службой безопасности по непосредственному приказу рейхсфюрера СС Гиммлера и начальника СС и полиции на‑Востоке или по указанию главного управления имперской безопасности. Общая администрация генерал‑губернаторства не имела к этим мероприятиям никакого отношения.

Далее советское обвинение в соответствии с 21‑й статьей Устава предъявило в качестве документа СССР‑93 отчет польского правительства...

Он не содержит никаких существенных данных о личной ответственности подсудимого Франка. Поэтому нет необходимости подробно останавливаться на большом по объему документе, который точно так же, как и Обвинительное заключение, представляет собой общие обвинения, не содержащие подробных сведений и доказательств, оправдывающих сделанные выводы. За данным документом можно признать фактическую документальную силу лишь в той степени, в какой содержащиеся в отчете утверждения доказаны с помощью подлинных документов или других безупречных доказательств. Согласно Обвинительному заключению и, в частности, согласно предъявленным обвинением досье подсудимый Франк должен нести ответственность за недостаточное снабжение польского населения продовольствием. Но обвинение не смогло представить никаких документальных доказательств того, что в управляемых подсудимым Франком областях свирепствовали голод или эпидемия...

В ряде пунктов Обвинительного заключения подсудимому Франку инкриминируется административная деятельность как генерал‑губернатора, при этом не сделано даже попыток дать хоть в какой‑то степени правильное изображение всей деятельности подсудимого и указать на трудности, с которыми было связано выполнение им своих задач...

Против подсудимого Франка выдвигается обвинение в том, что он в течение долгого времени проводил политику подавления, эксплуатации и германизации.

Господа судьи! Я хотел бы лишь просить Суд принять к сведению отчетный доклад, который был составлен главой правительства 26 октября 1943 г. в связи с четырехлетним существованием генерал‑губернаторства... Он дает сжатое описание мероприятий и успехов административной деятельности подсудимого за эти четыре года, причем в нем освещаются все области: ремесленное производство, сельское хозяйство, торговля, транспорт, финансы, кредитное хозяйство, народное здравоохранение и т.д. Только при учете этих фактов можно дать в какой‑то степени правильную оценку общего положения вещей.

Господа судьи!

Само собой разумеется, я не собираюсь оспаривать того, что в районах, называемых генерал‑губернаторством, во время войны были совершены ужасные преступления, созданы концентрационные лагеря, в которых производилось массовое уничтожение людей, расстреливались заложники, проводились конфискации и т.д. Сам подсудимый Франк меньше всего хотел бы оспаривать это. Ведь он в течение пяти лет вел борьбу против всех насильственных мероприятий. Обвинение в качестве документального доказательства (США‑610, ПС‑437) представило меморандум, который был послан Франком фюреру 19 июня 1943 г. В нем на странице 11 он в 9 пунктах остро критикует все недостатки, которые создались в результате насильственных мероприятий, проводимых полицией и службой безопасности, и перегибов различных имперских инстанций. Все его усилия покончить с недостатками были безуспешными.

Эти 9 пунктов в основном составляют сущность обвинения, выдвинутого здесь против Франка. Однако из содержания всего меморандума от 19 июня 1943 г. вытекает, что подсудимый оспаривает свою ответственность за неполадки. Из отчета следует, что за описанные в нем неполадки не могут нести ответственность ни подсудимый, ни общая администрация гене‑рал‑губернаторства. Ответственность должны нести лишь вышеназванные организации, то есть полиция безопасности и СД, персонально начальник СС и полиции на Востоке...

Меморандум от 19 июня 1943 г. облечен в форму широкой политической программы...

При таких обстоятельствах следует спросить, что же мог сделать подсудимый Франк? Само собой разумеется, он должен был уйти в отставку, это он и пытался делать: не менее 14 раз подавал прошение о своей отставке. Гитлер столько же раз отклонял прошение, сколько представлялось ходатайств... Гитлер видел в подсудимом Франке человека, за спиной которого с помощью Гиммлера и органов полиции безопасности и СД он мог проводить все мероприятия, которые стали необходимыми для достижения своих политических целей...

Решающим при отклонении его прошения было, очевидно, то соображение, что Гитлер считал более целесообразным заставлять полицию безопасности и прочие органы рейхсфюрера СС Гиммлера выполнять данные им задания, которые они считали необходимыми для достижения своих целей, за спиной подсудимого Франка.