Глава тридцать седьмая

Выход за пределы тела — это совершенно осознанный акт. Найти же пристанище, хранилище энергии — дело случая. Много раз случалось так, что ее поиски оказывались тщетными, ей приходилось прерывать медитацию и все начинать сначала. Но сегодня вечером она нашла его почти сразу. В какое-то мгновение она провалилась в пустоту, но потом ее нога коснулась твердой поверхности.

В первый раз она посетила пристанище ради Бенни — ее первого подопечного. Ей тогда только исполнилось восемнадцать лет, и Молли еще была жива. У Бенни были быстрые ноги, сильное, гибкое тело и очень большие уши. Они, казалось, сияли, когда сзади на них падал свет. Он находился под ее покровительством всего семь месяцев, а потом оставил спорт. Именно тогда она взяла под свое покровительство Валентайна. Вскоре за ним пришли Билл и Оки.

«Трое подопечных, — предупреждала ее Молли, — надо расходовать себя разумно, Миа. Не больше трех».

Всякий раз, когда кто-то из ее подопечных должен был выходить на ринг, она совершала выход в потустороннюю реальность и направлялась в пристанище, для того чтобы собрать внутри него целительную энергию. Именно здесь она позволяла живительной силе ци вылиться из нее и направляла ее на своих подопечных. Фа гун. Этому ритуалу уже много веков. Очень важно, чтобы подопечные держали ее в курсе своих планов. Валентайн всегда так и поступал, он всегда заранее извещал ее о предстоящих поединках. Почему же он не сделал этого перед своим последним боем?

Нет. Сейчас она ни в коем случае не должна думать о Валентайне. Если она станет думать о нем сейчас, то потеряет уверенность в себе, внутренний поток энергии прервется, и Оки не будет никакого проку от ее помощи.

Пристанище находилось в укромном месте, подальше от чужих глаз, скрытое за поворотом дорожки. Мгновение Миа стояла неподвижно, все ее чувства были напряжены. Луна светила высоко в небе, но огромные деревья, окружавшие Миа, отбрасывали на нее тень. Путь впереди выглядел пустынным, как будто никто никогда не ступал здесь, мох под ногами казался гладким и нетронутым. Когда она толкнула створку ворот, преграждавших ей путь, ее движение было жестким и скованным.

Но как только ворота закрылись за ней, она почувствовала, как сердце ее расслабилось.

«Вот и дом», — думала она, ступая босыми ногами по покрытой мхом тропинке.

Дом. Она спускалась по залитой лунным светом дороге и знала, что идет по невидимым следам, которые указывают путь ее босым ногам. Таинственные и незримые, они вели ее за собой, следы, оставленные хранительницами прошлого, далекого и совсем недавнего.

Иногда она грезила о них. О женщинах с лебедиными шеями и серебряными глазами. Они протягивали к ней руки через века, собирая и храня мечты и надежды, хотя те надежды, которые они когда-то разделяли и груз которых взваливали себе на плечи, уже больше никого не тревожили и мало кому были понятны.

Хранительницы были шаманками, целительницами и защитницами. И хотя их можно было обнаружить в любой части мира, их духовным домом все-таки считался Восток. Хранительницы существовали в Древнем Китае и в феодальной Японии, их миссию там хорошо понимали. Отношения между воином и женщиной, которая охраняла его, всегда вызывали уважение. Хранительницы были неразрывно связаны с миром поэзии и с насильственной смертью.

Обычно хранительницы были йогинями, мастерами Рейки и боевых искусств. Боевые искусства — казалось бы, весьма странное увлечение для того, чье предназначение исцелять. Но исцеление и практика боевых искусств всегда шли рука об руку. Миа знала, что даже теперь, если вы приедете в Китай или Тайвань и представитесь последователем традиционных боевых искусств, вам немедленно начнут рассказывать о своих болячках, в надежде, что вы их вылечите.

Но мир традиционных единоборств всегда был также миром чрезвычайной секретности. Значение очень многих движений доверялось только нескольким приближенным ученикам или членам семьи. Со временем огромный пласт знаний, связанных с боевыми искусствами, был утерян, а жизненно важная информация погребена, спрятана, объявлена вне закона. Хранительницы стали частью мира, в котором обучали тайно, подпольно. Это был очень узкий, замкнутый мир, и нехватка пространства привела к тому, что роль хранительницы стала отмирать. Обычные люди и вовсе стали думать о хранительницах превратно. Теперь к ним относились, как к продажным девкам для мужчин, вступающих в ритуальные состязания, — как к вешалкам, как к подстилкам, — их защитная функция совершенно игнорировалась.

Дорожка, по которой шла Миа, стала сужаться. Она уже была почти на месте, и сердце ее стало биться сильнее. Она зашла за поворот, и вот оно. Она пришла.

Строение было длинным и низким, дорожка вела к нему сбоку. Стены дома были выложены из камня, а крыша покрыта тростником. Толстая деревянная дверь, которая вела во внутренние комнаты, всегда приоткрыта. Здесь пахло жасмином и еще какими-то дикими растениями. Когда Миа поднялась по узким деревянным ступеням, от ее присутствия вздрогнули ветряные колокольчики, и их мелодичный, серебряный перезвон заполнил все вокруг. На полуоткрытой двери прямо перед ней был нарисован знак хранительницы: два продолговатых глаза, и внутри одного из них — круг с тремя линиями, входящими в него под углом. Круг символизировал энергию. А три линии представляли собой мосты, которые надо пересечь, чтобы добраться до нее.

Положив руку на дверь, Миа на мгновение остановилась. В этом месте обитает дух мудрых женщин. В такое место нельзя врываться с разбега. Сюда следует входить с благоговением: с благодарностью за вдохновение и целительную энергию, которая хранится за этими стенами. Она толкнула дверь и раскрыла ее полностью.

Похититель видел, как хранительница положила руку на дверь и широко распахнула ее. Он не пошел вслед за ней, а продолжал стоять в стороне, спрятавшись за деревьями. Пристанище хранительниц было залито лунным светом. Он же предпочитал оставаться в тени. Ветви деревьев над его головой потрескивали в ночи.

Он никогда не бывал в этом месте прежде, но все здесь оказалось именно так, как он представлял себе, и потому он ощущал огромное удовлетворение. Ему пришлись по вкусу и тяжелая, солидная кладка стен, и покатые углы крыши. На каменных плитах, которые обрамляли дверь, были изображены символы, он различил их даже на расстоянии: земля, огонь, вода, металл, дерево — пять символов, которые хранительницы разделили с теми, кто практикует нинджитсу. Эти символы рассказывали об энергии и ее использовании в боевых искусствах и при переходе в иную реальность. С правой стороны двери символы были изображены в их продуктивном цикле: каждая энергия давала жизнь следующей. С левой же стороны они были нарисованы в их деструктивной фазе — каждый вид энергии уничтожался тем, что следовал за ним. Она исчезла внутри дома — он больше не видел ее. Он не сводил глаз с пристанища, глядя на него с вожделением.

Лампы внутри пристанища светили тускло. Миа вошла в большой зал и, отыскав свободное место, заполненное желтоватым светом и мягкими тенями, заняла его. Отполированный до блеска пол, играя бликами, приятно холодил ноги. Нитки на гобелене мерцали, перекликаясь с малиново-золотыми рисунками на бумаге васи и шелковой драпировкой стен. Иглами и кистями здесь были оставлены таинственные знаки и фигуры, напоминающие призраков, — отважные самураи, монахи-воители, хрупкие женщины с темными миндалевидными глазами, бледными пальцами и облаками волос. Здесь также были изображены мужчины с крепкими плечами и мускулистыми ногами. Женщины с веточками шафрана на лбу и черными обсидиановыми зеркалами, свисавшими с их талии.

Здесь находился портрет рыжеволосой бригантской хранительницы, известной своей трагической судьбой. Она жила во времена правления Картимандуа[53]и была отравлена своим подопечным — причина затерялась в тумане времени. Все растаяло в бездне вечности. Здесь же, задумчивая и тонкая, была изображена хранительница, которая жила после Второй мировой войны и получила известность как жрица Окинавы. В руке она держала трехфутовую палочку для нанесения татуировки. У ее ног преклонил колени один из ее подопечных. Все его тело было покрыто узорами.

Здесь была изображена даже хранительница Тембандумба, королева племени ягга, которая надеялась возродить культ амазонок с его мужененавистническим духом. Едва Миа взглянула в мрачные глаза королевы, она сразу вспомнила, как однажды холодным декабрьским вечером Молли рассказала ей историю об этой хранительнице, объявившей войну всем мужчинам и превратившей свой дар исцеления в неугасимое желание разрушать.

«Хранители могут разрушать в той же степени, что и исцелять, Миа. Они — создания не только света, но и тьмы. И могут выбрать служение ей. Энергия способна к превращению, в том числе и в полную себе противоположность. Фа ци может оказаться опасной и нанести вред. Никогда не забывай об этом».

Она вспомнила, как, услышав слова Молли, мысленно перенеслась из их дома с заснеженными окнами в душные и влажные леса Конго, где безумная королева приказывала матерям убивать своих сыновей и готовила из их жира мазь.

«Magige samba, — шептала королева, — намажьтесь этой волшебной пастой, и вы повысите свою жизненную силу и будете жить вечно».

В большом зале хранилось немало сокровищ, но Миа прошла мимо, даже не взглянув на них. Она прежде уже пользовалась талисманами, заключающими в себе живительную энергию, а сегодня все ее мысли были сосредоточены на том, чтобы оказаться в доджо.

Наконец-то. Она ступила в помещение, где было прохладно, а обстановка поражала аскетизмом. Здесь не было ни цвета, ни символов, ни зашифрованных надписей, только шестнадцать матов и зеркала на стенах. Войдя в комнату, Миа низко поклонилась.

Этот поклон предназначался духам ее учителей, которые обитали здесь. Она заняла позицию. Когда Миа начала цикл движений ба гуа, ей показалось, что она услышала, как негромко звякнули колокольчики. Наверное, подул ветер.

Энергию этого места невозможно было не почувствовать. Похититель поднялся по деревянным ступеням и неслышно вошел в раскрытую дверь. Он страстно желал воспользоваться всем, что видел вокруг, но ограничился только тем, что внимательно рассматривал сокровища, мимо которых проходил. Книги, черепаховые панцири, побелевшие кости и пучки высушенных трав покоились в простом деревянном ящике, привлекая взор. В другом ящике он увидел чаши с песком и отполированные жезлы. Здесь же ему бросилась в глаза отдельная ниша, посвященная Чийоме Мочизуки, жившей в шестнадцатом веке. Она возглавляла движение мико[54]и подготовила из группы сбежавших от родителей девушек хранительниц для рода Такеда.[55]И повсюду он натыкался на символ хранительниц: глаза, смотрящие на него со стен, с выступов под потолком, даже с деревянного пола, по которому он шел. Он чувствовал себя неловко под взглядом стольких глаз.

Как оказалось, он и хранительница были не единственными живыми существами в этом доме. Как только он пересек широкий зал и ступил в узкий коридор, где свет был приглушен и царила тень, ему вдруг показалось, что стены по обе стороны от него ожили.

Прошло некоторое время, пока он понял, что перед ним тысячи черных сверчков. Их крылышки поблескивали в полутьме. В памяти смутно всплыло, что в Азии сверчок считается символом ума, удачи и боевого духа.

Сверчки сидели на каменных стенах, словно живой гобелен, и он шел по коридору осторожно, стараясь не задеть их. Они были неестественно бесшумны, это даже внушало страх. Никаких звуков, только едва уловимое шевеление усиков, точно перед ним были вовсе не живые существа, а призраки. Он смотрел на них зачарованно, но в то же время и с некоторым отвращением.

Он подошел к доджо. Теперь он видел отражение хранительницы в зеркале. Ее лицо было полностью расслаблено, руки и ноги плавно двигались. Он вошел в комнату. Не прячась.

«Посмотрим, что у тебя получится».

Когда у нее за спиной возникла какая-то фигура, Миа была так удивлена, что потеряла бдительность. В следующее мгновение она оказалась в воздухе. И хотя поверхность была мягкой благодаря матам, от удара плечом о пол у нее перехватило дух.

Он отбросил ее в другой конец комнаты. Она поднялась и, присев на корточки, взглянула на фигуру, которая стояла напротив нее и внимательно за ней наблюдала. Он был весь в черном и в маске, так что разглядеть можно было только глаза.

«Прям как какой-то злодей из второсортного боевика», — подумала она сердито.

Несмотря на боль в плече, ее мозг, взбудораженный нелепым событием, отказывался принять то, что случилось. Он не верил в присутствие постороннего. Его просто не должно здесь быть. Он не имеет права. Это пристанище хранительниц — место для созерцания и ритуалов. Здесь недопустимо насилие.

Как долго он прятался здесь? Почему она не почувствовала его присутствия раньше? Она совершенно четко ощущала его ци. Эта энергия противостояла ее собственной, старалась вывести ее из равновесия, и она чувствовала ее кожей, всем своим существом. Более того, его энергия, очевидно, воздействовала на весь энергетический фон комнаты — он стал неустойчивым и хаотичным.

Он плавно двинулся вперед по направлению к ней. Он буквально скользил и преодолел расстояние между ними с невероятной скоростью. Она вдруг почувствовала, как ее гнев уступил место страху. Уже через секунду он обрушил на нее резкий, внезапный удар запястьем — атака богомола. Она едва успела увернуться, отступив в сторону.

Но он действовал с потрясающей быстротой. Ей даже казалось, что он знает все ее движения наперед, знает, что она сделает еще до того, как она успевает что-либо предпринять. Защищаясь от его нападений, она знала, что подает ему сигналы, позволяет прочитать ее намерения. Все ее маневры он легко разгадывал. Он словно врезался в ее мысли и, внося неуверенность в сознание, пытался разрушить ее защиту. В отчаянии она бросилась на него, пытаясь нанести сокрушительный удар, требующий недюжинного напряжения плеч и спины. Он вскинул руку и блокировал ее атаку.

Никогда не используй силу против силы, если противник крупнее, — он задавит тебя массой. Это был один из главных принципов, который Чилли внушал ей в течение многих лет, пока она занималась с ним. Один из наиболее простых и логичных принципов. И именно его она просто отбросила в сторону в первую очередь. Противопоставляя собственную физическую силу силе своего противника, она оказалась нос к носу с человеком, который намного превосходил ее в мощи. Лучшее, что она могла бы сделать, — отдать инициативу ему. Постоянно уклоняться от его атак, использовать плавные, круговые движения, следовать за ним, подстраиваться под его ритм, выжидая, когда представится удобный случай — подходящий угол или приемлемый маневр, — чтобы добиться успеха. Принципы айки: старайся развернуть соперника так, как надо тебе, заставляй его тратить силу вместо того, чтобы использовать свою. Но ничего подобного она, конечно же, не сделала. И теперь ей придется заплатить за свою глупость.

Их руки скрестились, и она почувствовала, что ее словно оглушили свинцовой палкой. Она понимала, что его цель — лучевой нерв. Слегка подталкивая ее вперед, он надавил ей на плечи и в то же время ударил в лодыжку правой ногой. Шао дуй — «подрезание» стопы. Четкость и точность его действий просто поражали. Его подошва, точно лезвие, уперлась в чувствительную точку в задней части ее ноги, этот напор оказался просто диким. Ее нога не выдержала и подкосилась. Теперь он был над ней, она же лежала поверженная, в оцепенении, испытывая острую боль. Его лицо, нависавшее над ней, скрытое за черной тканью, казалось совершенно спокойным. Он улыбался, и она даже могла различить морщинки, собравшиеся вокруг его глаз. Она читала его мысли. Она понимала их так ясно, словно он сам рассказывал ей, что думает.

«Ты умрешь здесь, внутри. Ты умрешь там, снаружи».

Она потянулась к нему, стараясь сорвать маску с его лица, но он схватил ее за руку и резко выгнул безымянный палец. Она вскрикнула и снова упала на спину.

Он осторожно убрал волосы с ее лба и прикоснулся к лицу — провел пальцами по бровям, щеке, подбородку. Она попробовала отвернуться, но он все еще держал ее руку в своей. На этот раз он вывернул палец так сильно, что она взвыла и у нее на глаза навернулись слезы. Очень медленно его свободная рука подкрадывалась к ее шее. Большой палец лег на ключицу, а средний впился в углубление под горлом.