I. Дома

Хотя чертям для их похождений и отведена, по народному представлению, вся поднебесная, тем не менее у них имеются излюбленные места для постоянного или особенно частого пре­бывания. Охотнее всего они населяют те трущобы, где дрему­чие леса разрежаются сплошными полосами недоступных болот, на которые никогда не ступала человеческая нога и лишь осторожно шагают длинноногие болотные птицы. Здесь, на тря­синах или заглохших и заросших озерах, где еще сохраняются пласты земли, сцепленные корнями водорослей, человеческая нога быстро тонет, а неосторожного охотника и дерзкого пут­ника засасывает вглубь подземная сила и прикрывает сырым и холодным пластом, как гробовой доской. Тут ли не водиться злой дьявольской силе и как не считать чертям такие мочаги, топи, ходуны-трясины и крепи-заросли благоприятными и роскошными.местами для -надежного и удобного жительства?

— Отчего ты, черт, сидишь всегда в болоте? — спрашивает обездоленный болотистой и мокрой родиной белорус своего рогатого и хвостатого черта.

— Привык! — коротко и ясно отвечает тот, и отвечает как за себя лично, так и за других, столь же неохотно переменяю­щих старое и насиженное место жительства на неизвестное, хо­тя бы и лучшее новое.

— В тихом болоте черти водятся, — непременно верят великороссы.

— Было бы болото (подкрепляют они, с другой стороны), а черти будут.

— Не ходи при болоте: черт уши обколотит,— доброжелательно советует третья из множества и столь же распространенная пословица[4].

— И вылез бы черт из болота, и пошел бы в деревню к мужику на свадьбу, да попа 'боится,— выдают за истинно проверенное наблюдение.

Болотные черти живут семьями: имеют жен, плодятся и множатся, сохраняя свой род на бесконечные времена. С их деть­ми, бойкими и шустрыми чертенятами (хохликами), такими же черными (в отличие от немецких красненьких)[5], мохнатыми и в шерсти, с двумя острыми рогами "а макушке головы и длин­ным хвостом, не только встречались деревенские русские люди, но и входили с ними в разнообразные сношения. Образчики и доказательства тому в достаточном количестве разбросаны в народных сказках и, между прочим, в известной всем пушкин­ской сказке о работнике Балде. Один солдат, строгих николаев­ских времен, проносил чертенка в тавлинке целый год со днем. Некоторые уверяют, что черти — востроголовые, как птицы сы­чи, а.многие, сверх того, уверены, что эти духи непременно хромые. Они сломали себе ноги еще до сотворения человека, во время сокрушительного падения всего сонма бесов с неба[6]. Так как на землю был свержено нечистой силы очень много, то она, во избежание вражды и ссор, очертила свои владения кругом. Этот круг возымел особое действие и силу: всякий, попавший в "его и переступивший след нечистого, обязательно блуждает и без помощи особых средств из него не выйдет и не из­бавится от дьявольского наваждения.

Когда народная фантазия наделила чертей многими человеческими свойствами, последовательность воображения потребо­вала изобретения дальнейших сходств и уподоблений. Бес­спорно решено, что эти духи подвержены многим людским привычкам и даже слабостям: любят ходить в гости друг к другу, не прочь попировать с развалом. На своих любимых местах (перекрестках и росстанях дорог) черти шумно справляют свадьбы (обыкновенно с ведьмами) и в пляске подымают пыль столбом, производя то, что мы называем вихрями. При этом люди, бросавшие в такие пыльные столбы ножи или топоры, (удачно разгоняли свадьбу, но на том месте находили всегда следы крови, и после того какая-нибудь слывущая ведьмой колдунья долго ходила либо с обвязанным лицом, либо с подвязанной рукой. На пирах, устраиваемых по случаю особенных побед над людьми, равно как и на собственных свадьбах, ста­рые и молодые черти охотно пьют вино и напиваются; а сверх того, любят курить табак, получаемый в дар от догадливых и трусливых людей[7]. Самое же любимое занятие, превратив­шееся у чертей в неутолимую страсть, — это игра в карты и кости. В игре для чертей нет удержу и не установлено законов: проигрывают все, что есть за душой (а душа им полагается настоящая, почти такая же, как -у людей). Впрочем, если пой­дет дело на полную откровенность, то окажется, что дьяволь­ская сила виновна в изобретении и самого вина, и табачного зелья, да и нечистая игра в карты с передержкой и подтасов­кой отнесена прямо к бесовским же вымыслам и науке. Конеч­но, все эти наветы требуют тщательной проверки ввиду того, что уже слишком во многом обвиняют чертей, например даже в изобретении таких злаков, как чай и картофель, не далее начала прошлого столетия вошедших во всеобщее употребле­ние. В последнем случае оказывается явный поклеп; первое же обвинение — в изобретении вина и табачного зелья — затемня­ется противоречивыми показаниями. Очевидно, свидетели, не­достаточно уверенные в самом факте, стремятся лишь настойчи­во навязать то, в чем сами не вполне убеждены и еще колеб­лются. Так, например, вологжане думают, что предков их выучил варить веселое пойло какой-то странник в благодар­ность за то, что один добрый мужик приютил его: посадил за стол, нарезал несколько ломтей хлеба, поставил солонку с солью, жбан с квасом. Вдвоем они открыли несколько кабаков, и потянулся иуда народ бесчисленными толпами. Во Владимирской губернии черт (также в виде странника, в лаптях, в каф­тане и с котомкой за плечами) поведал тайну варить пиво встречному бродяге, который выплакал ему свое житейское горе и разжалобил его. Счастливый мужичок впоследствии по­хвастался своим умением царю, а неизвестный царь велел ва­рить во всем государстве это самое пиво, которое теперь про­зывают вином. У смоляком черт со своим винокуренным ма­стерством нанялся в работники и изучил доброго хозяина гнать водку как раз накануне свадьбы дочери и т. д.

В рассказах о происхождении табака еще больше разногла­сий: то он вырос из могилы кровосмесителей (сестры и брата), то из головы евангельской блудницы (Вятская губ.), то из тела свихнувшейся чернички, убитой громом (Пензенская губ.), то, наконец, из могилы какого-то неведомого человека (Симбир­ская губ.). У вологжан есть поверье, что разводить табак выучил встречного в лесу помещика неизвестный черный охот­ник и т, д.

В подобных догадках и розысках дошли досужие люди до забавного и веселого. Раз у черта (рассказывают мещовские калужане) померла теща, и захотел он ее помянуть получше. Собрал он всех грешников по этой части, т. е. курильщиков и ню­хальщиков. Вот куритель курит-курит да сплюнет. Черт увидел это и велел всех курильщиков прогнать: они теще его все гла­за заплевали. А нюхальщиков всех оставил: они понюхают и их прошибет слеза — значит, и хорошо для поминок-то чертовой тещи. У тех же калужан, придерживающихся старой веры (в Мещовском (уезде), сложилась насмешливая поговорка "Наша троица в табаке роется" (намек на то, что нюхальщики роют­ся в табакерках тремя пальцами, и как раз теми, которые сла­гаются для крестного знамения).