VII Леший

"Стоят леса темные от земли и до неба", — поют слепые старцы по ярмаркам, восхваляя подвиги могучих русских богатырей и борьбу их с силами природы. И в самом деле: неодо­лимой плотной стеной кажутся синеющие вдали, роскошные хвойные леса, и нет через них ни прохода, ни проезда. Только птицам под стать и под силу трущобы еловых и сосновых боров, эти темные "сюземы" или "раменья", как их зовут на севере. А человеку если и удается сюда войти, то не удается выйти. B этой чаще останавливаются и глохнут даже огненные моря лесных пожаров. Сюземы тем уже страшны, что здесь на каж­дом шагу, рядом с молодой жизнью свежих порослей, стоят тут же деревья, приговоренные к смерти, и валяются уже окон­чательно сгнившие и покрытые, как гробовой доской, моховым покровом. Но еще страшнее сюземы тем, что в них господ­ствуют вечный мрак и постоянная влажная прохлада среди жаркого лета. Всякое движение здесь, кажется, замерло; вся­кий крик пугает до дрожи и мурашек в теле. Колеблемые ветром древесные стволы трутся один о другой и скрипят с такою силою, что вызывают у наблюдателя острую, ноющую боль под сердцем. Здесь чувство тягостного одиночества и непобедимого ужаса постигает всякого, какие бы усилия он над собой ни де­лал. Здесь всякий ужасается своего ничтожества и бессилия. Здесь родилась мрачная безнадежная вера дикарей и сложи­лась в форму шаманства с злыми, немилостивыми богами. В этих трущобах поселяется и издревле живет тот черт, с которым до сих пор еще не может разлучиться напуганное воображение русского православного люда. Среди деревьев с нависшими ли­шаями, украшающими их наподобие бород, в народных сказках и в религиозном культе первобытных племен издревле помеще­ны жилища богов и лесных духов. В еловых лесах, предпочти­тельно перед сосновыми, селится и леший, или, как называют его также, лесовик, лешак[22]. В этих лесах наиболее чувствуется живой трепет и леший является его олицетворенным предста­вителем.

В ярославском Пошехонье лешего называют даже просто "мужичок", а в вологодском полесовье лешему даны даже при­меты: красный кушак, левая пола кафтана обыкновенно запах­нута за правую, а не наоборот, как все носят. Обувь перепута­на: правый лапоть надет на левую ногу, левый — на правую. Глаза у лешего зеленые и горят, как угли. Как бы он тщатель­но ни скрывал своего нечистого происхождения, ему не удается это сделать, если посмотреть на него через правое ухо лошади. Леший отличается от прочих духов особыми свойствами, присущими ему одному: если он идет лесом, то ростом равняется с самыми высокими деревьями. Но в то же время он обладает способностью и умаляться. Так, выходя для прогулок, забав и шуток на лесные опушки, он ходит там (когда ему предстоит в том нужда) малой былинкой, ниже травы, свободно укры­ваясь под любым ягодным листочком. Но на луга, собственно, он выходит редко, строго соблюдая права соседа, называемого "полевиком" или "полевым". Не заходит леший и в деревни, чтобы не ссориться с домовыми и баенниками, — особенно в те, где поют совсем черные петухи, живут при избах "двуглазые" собаки (с пятнами над глазами в виде вторых глаз) и трех­шерстные кошки. Зато в лесу леший является полноправным и неограниченным хозяином: все звери и птицы находятся в его ведении и повинуются ему безответно. Особенно подчинены ему зайцы. Они у него на полном крепостном праве, по крайней мере, он даже имеет власть проигрывать их в карты соседнему лешему. Не освобождены от такой же зависимости и беличьи стада, и если они, переселяясь несметными полчищами и забы­вая всякий страх перед человеком, забегают в большие сибир­ские города, причем скачут по крышам, обрываются в печные пользуется во всех лечебных заговорах. Великие знатоки всех лесных по­рядков и трущобных обычаев — олончане и онежане — знают не только о том, что у леших имеется свой царь — воевода, но и как надо звать его по имени. Если кто-либо из подданных чем-либо обидит лесника, последний говорит заклятье, жалуясь в нем на "праведного леса", причинившего лихо, и просит избавить от Седы. В противном де случае будет послана грамотка царю в Москву и царское величество пришлет два приказа (отряда) москов­ских стрельцов да две сотни донских казаков и вырубят они лес в день. В подтверждение такой острастки около рябины кладется и грамотка. Ста­рожилы лесовики перед отправлением на сплав или рубку умеют предохра­нять себя, знают, как "заклясть леса". Они отыскивают лядину, т. е. такую возвышенность, которая обросла мелким лесом и где, между прочим, присо­седилась рябина. В ней-то и вся сила обороны. Вырубается такая ветка, у которой была бы "отростелина" (отпрыск), и еще несколько рябиновых па­лочек. Одни кладут против сердца, другие на спинной хребет, а без тех и других заговор царю Мусаилу не действителен, и прошение он оставит у корня рябины без последствий и никаких угроз не побоится. грубы и прыгают даже в окна, — то дело ясное: значит, лешие целой артелью вели азартную игру и побежденная сторона нала проигрыш во владения счастливого соперника. По рассказам старожилов, одна из таких грандиозных игр велась в 1859 году между русскими и сибирскими лешими, причем побе­дили русские, а продувшиеся сибиряки гнали затем из тайги свой проигрыш через Тобольск на Уральские горы, в печерскую и мезенскую тайболы. Кроме большой игры артелями, лешие охотно ведут и малую, между собою, с ближайшими соседями, и перегоняют зайцев и белок из колка в колок почти ежеднев­но. А то случается и так, что нагонят в эти колки зайцев и уго­нят мышей и т. д. У леших же в подчинении находятся и птицы, и в полной зависимости от них все охотники: любимцам своим - они сгоняют пернатых чуть ли не под самое дуло. Кого же за­думают наказать за непочтение к себе — у тех всегда осечка. Кому удавалось видеть лешего, хотя бы и через лошадиное ухо, те рассказывают, что у него человеческий образ. Так, на­пример, в Новгородчине видали лешего во образе распоясанного старика в белой одежде и белой большой шляпе. Олончане же настолько искусились в опознавании всей лесной нечисти, что умеют отличать настоящих леших в целых толпах их от тех "заклятых" людей, которые обречены нечистой силе в не­добрый час лихим проклятьем. Леший отливает синеватым цве­том, так как кровь у него синяя, а у заклятых на лицах румянец, так как живая кровь не перестает играть на их щеках. Орловcкий леший — пучеглазый, с густыми бровями, длинной зеленой бородой; волосы у него ниже плеч и длиннее, чем у попов. Но, впрочем, в черноземной Орловской губернии лешие стали ред­ки, за истреблением их жилищ (т. е. лесов), а потому за наи­более достоверными сведениями об этой нечисти следует обра­щаться к жителям севера. Здесь эта нечисть сохраняется ме­стами в неизменном старозаветном виде (например, в Вятской и Вологодской губ.).

Настоящий леший нем, но голосист: умеет петь без слов и подбодряет себя хлопаньем в ладоши. Поет он иногда во все горло (с такой же силой, как шумит лес в бурю) почти с вече­ра до полуночи, но не любит пения петуха и с первым выкри­ком его немедленно замолкает. Носится леший по своим лесам как угорелый, с чрезвычайной быстротой и всегда без шапки[23]. Бровей и ресниц у него не видно, но можно ясно разглядеть, что он — корноухий (правого уха нет), что волоса на голове у него зачесаны налево. Это удается заметить, когда он иногда подходит к теплицам дроворубов погреться, хотя в этих случаях он имеет обыкновение прятать свою рожу. Владея, как и прочая нечисть, способностью перевертываться, леший часто прикидывается прохожим человеком с котомкой за плечами. При этом некоторым удавалось различать, что он востроголовый, как все черти. С последним показанием, однако, сведущие люди не соглашаются, признавая в лешем, как и в домовом, нечисть, приближающуюся к человеческой природе, а многие прямо-таки видят в нем "оборотня", т. е. человека, обращенного в лешего.

Лешие умеют хохотать, аукаться, свистать и плакать по-люд­ски, и если они делаются бессловесными, то только при встрече с настоящими живыми людьми. Во Владимирской губернии, где леших крестьяне называют "гаркунами", прямо уверены в том, что эта нежить произошла от связи женщин с нечистой силой и отличается от человека только тем, что не имеет тени.

Лешие не столько вредят людям, сколько проказят и шутят, и в этом случае вполне уподобляются своим родичам — домо­вым. Проказят они грубо, как это и прилично неуклюжим лес­ным жителям, и шутят зло, потому что все-таки они не свой брат крещеный человек. Самые обычные приемы проказ и шу­ток леших заключаются в том, что они обводят человека, т.е. всякого, углубившегося в чащу с целью собирать грибы или ягоды, они либо "заведут" в такое место, из которого никак не выбраться, либо напустят в глаза такого тумана, что совсем собьют с толку, и заблудившийся человек долго будет кружить по лесу на одном и том же месте. Но зато, выбравшись кое-как из чащи, натерпевшийся страху искатель грибов непременно потом будет рассказывать (и может быть, вполне чистосердеч­но), что он видел лешего живым, слышал его свист, его ауканья и хлопанье в ладоши.

Однако во всех таких приключениях, нередких в деревен­ской жизни (особенно после гулянок со сватами и пиров с кумовьями), шаловливый и сам гульливый леший все-таки не ведет людей на прямую погибель, как делает это настоящий дьявол. Притом же от проказ лесного можно легко отчураться, конечно, прежде всего молитвой и крестным знамением, а за­тем при помощи известных приемов, которым учат с малолет­ства по заповедям отцов и прадедов. Так, заблудившемуся рекомендуется присесть на первой колоде, снять с себя и выворотить наизнанку носильное платье и затем в таком виде на­деть на себя. Обязательно при этом также левый лапоть надеть на правую ногу или правую рукавицу на левую руку. Если же в беду попали двое или трое, то нм следует всем перемениться одеждой, предварительно выворотив ее наизнанку (в этом слу­чае рекомендуется подражать обычаю того же лешего, у ко­торого все навыворот и наизнанку). Можно точно также вызволиться из беды, проговоривши любимую поговорку лешего, которую удачливые люди успели подслушать у него издали: "Шел, нашел, потерял". А кто спохватится закричать: "Овечья морда, овечья шерсть", перед тем леший исчезает с криком: "А, догадался!"

Бывают, впрочем, случаи, когда все способы борьбы с лешими оказываются бессильными. Это случается раз в год, в тот заповедный день, когда лешие бесятся (4 октября). В этот день знающие крестьяне в лес не ходят.

На Ерофея мученика указано лешим пропадать или зами­рать. Перед этим они учиняют неистовые драки, ломают с трес­ком деревья, зря гоняют зверей и наконец проваливаются сквозь землю, чтобы явиться на ней вновь, когда она отойдет или оттает весною, и начать снова свои проказы все в одном и том же роде.

Вообще, побаиваясь злых и неожиданных затей лешего, лесной народ не прочь над ним посмеяться, а пользоваться его именем как ругательным словом вся крещеная Русь считает первым удовольствием ("иди к лешему", "леший бы тебя задавил" и т. п.).

Существование "лесовых" внесло в жизнь и быт лесных обитателей своеобразные верования, не лишенные некоторых нравственных правил, так что миф о леших недаром просуществовал на Земле тысячелетия. По народным воззрениям, леший служит как бы бессознательным орудием наказания за вольные и невольные грехи человека. Так, помимо того, что он заставляет бесконечно блуждать по лесу рассеянных людей, забывших осенить себя крестным знамением при входе в глухие трущобы, — он же является мстителем и во многих других слу­чаях. В Никольском уезде (Вологодская губ.), например, ле­ший на виду у всех унес мужика в лес за то, что тот, идя на колокольню, ругался непотребным словом. Еще сильнее карает леший за произнесение проклятий, и если случится, например, что роженица, потерявши в муках родов всякое терпение, про­клянет себя и ребенка, то ребенок считается собственностью лешего с того момента, как только замер последний звук про­изнесенного проклятия. Обещанного ему ребенка леший уносит в лес тотчас по рождении, подкладывая вместо него "лесное детище" — больное и беспокойное. В случае же, если каким-нибудь чудом заклятого ребенка успеют окрестить ранее, так что взять его сразу нельзя, то леший ждет до 7 лет отрочества и тогда сманивает его в лес. (Лешему дана одна минута в сут­ки, когда он может сманить человека.) В лесу проклятые живут обыкновенно не долго и скоро умирают. А если и случится, что кто-нибудь из них, по усиленным молитвам матери, выживет, то

находят его в самом жалком виде: ходит он одичалым, не пом­нит, что с ним было, и сохраняет полнейшее равнодушие ко всему, что его может ожидать при совместной жизни с людьми [24]. Деревенские слухи очень настойчиво приписывают, между прочим, лешим страсть к женщинам и обвиняют их в нередких похищениях девушек. Кое-где рассказывают об этих связях с мелкими подробностями и уверяют, что похищенные девушки никогда не рожают детей. В Тульской губернии (в Одоевском уезде) указывают на окрестности села Анастасова и уверяют, что в старину, когда около села были большие леса, девушки сами убегали к лешим, жили с ними года два-три и затем возвращались домой с кучей денег и т. п. Едва ли, впрочем, во всех подобных рассказах лешие не смешиваются с заведомо сладострастными чертями дьявольской породы. Лешим также навязывают жен одинаковой с ними породы (лешачиха, лешуха) и детенышей ("лешеня"), но в этих духах отчасти подозре­вают живущих в камышах русалок из некрещеных младенцев, отчасти проклятых людей, которые в ожидании светопреставле­ния от безделья также проказят (отчего и зовутся, между про­чим, "шутихами").