И новая социаль­ная идентификация

Все нации смешались в конце века, и главная заслуга в этом — моло­дежных культур, преодолевших всяческие границы и барьеры, смешав­ших все «племена» и «народности» бунтующей молодежи. Молодежные культурные практики реализуются в глобальном мировом пространстве, напоминая единое, пестрое взаимодействие. В эпоху, когда националь­ные особенности становятся все менее различимыми, когда можно в разных концах света есть одну и ту же пищу в Макдональдсе, смотреть один и тот же фильм (например, «Trainspotting») и покупать одну и ту же одежду (например — GUP) в Лондоне, Москве и Токио, единствен­ным прибежищем индивидуальности, персональной реальности оказы­вается конкретная личность с ее неповторимым запасом впечатлений и телесных переживаний.

Одна из основ этой культурной глобализации, по мнению авторов «ОМ», — секс-индустрия постмодернистского толка.

Секс-шоп в качестве источника вдохновения не менее актуален для россий­ской столицы, чем для туманного Лондона. Не говоря уже о переверсивных детках., отрезанных головах, служащих корпусом для видео, колото-резаных ранах, совокуплениях с животными, квазирелигиозных представле­ниях, катарсическом эксгибиционизме. В этом смысле в Москве, «носят» то же самое, что в Лондоне и в Токио [«ОМ». Апрель. 1997].

Ведущий тренд в журнальных текстах, ближе всего стоящий к вы­бранной теме, — это смешение полов и поиски новой гей-концепции. Актуальный сексуальный тренд порождает в текстах журнала много­численные дискуссии вокруг таких понятий, как «унисекс», «андрогин» и «гомосексуализм» [5].

Появившееся в начале 90-х модное течение мировой культуры под названием «унисекс» мгновенно породило легионы последователей, оказало большое влияние на умы молодежи и вызвало закономерные споры. Дискуссии, развернувшиеся на страницах журнала «ОМ», по­священы, прежде всего, попыткам прогнозирования будущего этого тренда. Если унисекс — это дань моде, то дни его уже сочтены, если же это некий глобальный переворот в представлениях о природе человече­ской сексуальности, то можно пророчить ему роль гегемона будущей эры. Сближение полов достигло критической точки, и если это пойдет дальше, то постепенно мужчины и женщины поменяются местами...

Сошлемся на отрывки из дискуссии двух очень знаменитых и авто­ритетных в России креативщиков — А. Бартенева (художник, арт-перфоматор) и Ю. Грымова (клипмейкер и продюсер), демонстрирую­щих прямо противоположные точки зрения на этот предмет.

Ю. Грымов: Унисекс — это отсутствие любой любви, как нормальной, так и гомосексуальной, это ублюдочная и утопическая идея. Когда все это ста­ло на индустриальную основу, то возникает угроза замены мужского и женского полов чем-то средним. Унисекс как стиль и образ жизни активно и регулярно пропагандируется многими знаменитыми модельерами, убеждая неофитов в безусловном превосходстве расы бесполых существ. Уни­секс неотвратимо ведет к концу человека. Феминизм менее опасен, чем унисекс. Я хочу зарегистрировать партию против унисекса.

А. Бартенев: Унисекс был и в Совдепии, но эта идея не увенчалась успехом (речь идет о советской идеологии, где понятие класс полностью раствори­ло в себе понятия мужчины и женщины, что самым естественным образом сказалось на советской моде — подчеркнуто «без» или «вне» полой. — Прим. автора). Следовательно, унифицировать одежду в мировом масшта­бе тоже не удастся. Объявление моды на унисекс — это косвенная легализация гомосексуализма, сделать это прямо в таком ханжеском обществе (России) было бы невозможно. Во всем мире увлечение гомосексуализмом и лесбиянством очень обогатило культуру и науку... любовь женщины к жен­щине эмоционально иссякла, не носит новизны и является символом консерватизма. Существует подаренный природой наркотик — такая любовь, какую ты хочешь... как галстук может быть мужским или женским? Какого пола короткая стрижка? Майка? Устранение половой определенности в одежде, этих дурацких букв Ж и М несомненно ведут к сексуальному рас­крепощению... в ближайшем будущем напор на унисекс пойдет с «женской» стороны. Уже сегодня женщины отобрали у мужчин квадратные носы обуви, а парфюмы унисекс все-таки больше похожи на женские духи. Женщина утверждает, что она главнее... Мы все больше видим женщин, кото­рые носят мужскую одежду, не красятся, коротко стригутся, ведут себя по-мужски и зарабатывают, как мужчины. Это говорит о грядущем про­никновении полов друг в друга, перемене их местами... и в нашей стране это произойдет раньше. Произойдут большие позитивные изменения и в психо­логии общества, потому что внутренняя свобода проистекает из внешней — эстетической и сексуальной [«ОМ». Апрель. 1997].

Более оптимистичный и менее идеологически нагруженный взгляд на унисекс-моду демонстрирует журнал «Птюч». Провокационно по­верхностное отношение к разговору на «сложные» темы проявилось в том, что в текстах практически отсутствуют открытые и непримиримые дискуссии о будущем унисекса:

Молодежь цивилизованного мира поголовно становится унисекс. Пора и России... стирать грани. [«Птюч». № 4. 1997].

В основе широкого распространения этого тренда авторы видят его совпадение с глубинным стремлением прогрессивной российской моло­дежи к унификации всех сторон жизни. Это поможет выбраться из-под гнета нормативных клише социальных контролеров и стать новой фор­мой молодежной солидарности.

Очевидно, что мода на униформу удовлетворяет наши эстетические по­требности в первую очередь, а соображения комфорта и практичности были и останутся всего лишь благовидным предлогом [«Птюч». № 4. 1997].

Тема гомосексуальности в явном и неявном виде также присутствует во всех номерах анализируемых журналов. Исключение — журнал «Ро­весник», тексты которого я буду анализировать отдельно. Статьи посвящены поискам источников и определению социального контекста гомосексуальной идеологии, расшифровке демонстрируемых в медиа обращениях образцов и приемов гомосексуальной темы.

Самым примечательным моментом в современных отечественных гомосексуальных медиа мотивах является то, что они имеют откровенно внешний, конъюнктурный характер. Представление о «нормальном» сексуальном удовольствии прочно продолжает связываться в российском менталитете с одной возможной формой — семейным сексом. Это может и не подтверждаться, например, таким спутником гомофобии, как резкое и непримиримое осуждение однополых отношений вплоть до борьбы с этой «заразой». Дело не в толерантности нашего населения, а в небольшой, более латентной и менее демонстративной, чем на Западе, распространенности этих практик. Связано это и со спецификой хри­стианских православных традиций. Помимо осуждения различных форм мужеложества, устойчивым остается стремление к глубоко ин­тимным, скрытым переживаниям различных субъективных состояний, которым чужды демонстративность и публичность. Чем старше стано­вится человек, тем чаще он будет слышать: «Пора семью заводить». Слова эти выражают не столько осуждение, сколько искреннее участие — традиционно считается, что сохранить и спасти себя можно только в семье. Наряду с этим, многие отечественные поп звезды, стремясь к кассовому успеху, пытаются напрямую копировать западные образцы «театрализованной» демонстрации гомосексуальности, используют гей-эстетику, доходя в своем стремлении к «чистоте жанра» даже до садомазохизма*.

Прогрессивная гей-эстетика начала 90-х годов, выйдя в отечествен­ный популярный культурный мэйнстрим, никак не ассоциируется с ка­кими бы то ни было сексуальными отклонениями. Не случайно, что этой игре в гомосексуалов журналы, стремясь поддержать свой антипопсовый имидж, противопоставляют поиски постгей-концепции. По мнению идеологов чистого гомосексуализма, только это и способно вернуть смещение полов в андеграунд современной молодежной куль­туры.

Часто употребляемое определение «гомосексуальный» не всегда точно, поскольку оно должно относиться в равной степени и к геям, и к лесбиянкам, то есть и мужчинам, и женщинам, которых привлекают лица своего пола. Однако в журнале «ОМ» анализируются только муж­ские проявления гомосексуальности, поскольку журнал в основном ориентирован на мужскую аудиторию.

Этот тип сексуальности рассматривается на примере гомосексуаль­ных мотивов в мировом и отечественном кинематографе. Одна из глав­ных проблем анализа кинематографической гомосексуальности заклю­чается в том, что часто она оказывается скрыта образной природой этого искусства. В журнале дано несколько очень ярких примеров их расшифровки.

... даже солидная кин энциклопедия Эфраима Каца (второе издание 1994), содержащая пространную статью Gay and Lesbian Cinema, оговаривая возможность создания лент о гомоэротически ориентированных персона­жах теми авторами, которые в жизни не являются таковыми, не проясня­ет тонкую и деликатную ситуацию — когда негетеросексуальные мотивы даны намеком, гипотетически, гадательно... [«ОМ». Октябрь-ноябрь. 1996].

В отечественном кинематографе господствовала анекдотическая коллизия. Одним из любимых и широко пропагандируемых сюжетов был: он, она и трактор плюс политически окрашенный скрытый фетишизм. «Ты, я, он, она — вместе целая страна, вместе — дружная семья» — цитата из популярной советской песни, посвященной «новой общности — советскому народу». В подобной идеологической заданности невозможно было найти даже намеков на гомосексуальность — тем более мужскую. Однако широко известно, что Сергей Параджанов (легендарный советский режиссер, произведения которого считаются классикой романтического мирового кинематографа) отсидел срок за мужеложство.

Сложнее с Сергеем Эйзенштейном, которого на Западе считают несомненным геем, а в СССР все ограничилось досужими сплетнями о том, что великий кинореформатор любил мальчиков и умер в ванной после секса с од­ним из них. Присутствует тонкая игра с неортодоксальными сексуальными мотивами в «Иване Грозном». Так же тонко подошел А. Тарковский к пове­ствованию о сложных и странных отношениях Андрея Рублева с Даниилом Черным [«ОМ». Октябрь-ноябрь. 1996].

Гомосексуализм для отечественной художественной практики вовсе не является чем-то сверхэкзотическим и инородным, а мировой кинематограф в целом можно, по мнению авторов, считать настоящим ликбезом для начинающих гомосексуалистов, потому что количество фильмов с гомоэротическими мотивами после 70-х годов удваивалось каждое десятилетие.

Нашелся в журнальных текстах и настоящий гимн мужеложству. К нему относят тех читателей, которые хотели бы почувствовать предысторию гомосексуальности. И хотя речь идет о древнегреческих практиках, однако в рассказе отчетливо проявляется стремление сократить это расстояние.

Сегодня привлекательного и утонченного юношу каждая собака норовит обозвать пидором, а не так давно мужеложство было синонимом мужества. Считалось, что мудрость может быть передана от старшего к младшему с помощью мужской жидкости. Самым распространенным способом было простое отсасывание: вместо материнской груди мальчик по­лучал в рот пенис наставника и должен был принести ему удовольствие. Этот обычай был распространен во многих первобытных племенах, но должную интеллектуальную поддержку он имел в Греции. Гомосексуальные контакты с воспитательными целями считались столь изысканными, что подходили аристократам, в то время как рабам в этой забаве было отка­зано [«ОМ». Октябрь-ноябрь. 1996].

В подходе журнала «Птюч» к теме гомосексуализма проявляются как общие с «ОМ»ом, так и очень специфические моменты. Общее — оценка специфических превращений гей-концепции и гей-практик в 90-х годах XX века: коммерциализация образа таинственного, порочного и зага­дочного гомосексуала — трансвестита, постепенная трансформация андеграундного стиля в попсовый, легкая и поверхностная эксплуатация трагических жизненных сценариев гомосексуалистов и как следствие — распространение гомошовинизма.

Гей-тема, развившаяся в Америке от полного отторжения до всеобщего признания, окончательно опустилась и отдалась мидл-классовому вкусу как дешевая проститутка [«Птюч». № 1. 1997].

Необходимое условие нормального отношения к гомосексуальной теме — это борьба с узостью подхода «как к больным и убогим», который часто демонстрирует гетеросексуальное большинство.

Отношение к гомосексуальной теме всегда было окрашено оскорбительной для геев жалостью, борьба против жалости со стороны гетеросексуаль­ного общества объединила несколько талантливых и разных режиссеров, которые вырвались из узких рамок специальных гей-фестивалей на передо­вую мирового кино с пометкой «cult» и лозунгом «new queer cinema» (новое педерастическое кино). Но если раньше ловушкой для него было неприятие со стороны публики, то теперь — наоборот, их могут обвинить в конъюнктурности. Так получилось, что за прошедшие после Stonewall недолгие го­ды гомосексуализм стал одной из самых продаваемых тем [«Птюч». № 5. 1997].

Новое американское кино преподносится как конец политически корректного кино, где достаточно было быть геем или чернокожим, феминисткой или «латиносом», чтобы к тебе относились серьезно. Те­перь этого мало, настоящее искусство говорит со всеми, и для доказа­тельства своей художественной состоятельности ему не нужны допол­нительные конъюнктурные аргументы:

Мир уже не делится на белых и черных, женщин и мужчин, геев и гетеров [«Птюч» № 9. 1996].

В «Птюче», в отличие от «ОМ»а, очень большое журнальное про­странство занимают письма читателей. Отбор тех или иных посланий любимому журналу для публикаций — вещь не случайная, поэтому тексты писем можно по праву считать частью журнального дискурса. Гей-тематика здесь представлена очень широко и весьма своеобразно, ее отличает восторженный тон, сильно приправленный матом и подроб­ными описаниями историй совращений и поисков истинной (читай — однополой) любви.

Я благодарен Богу за то, что он сделан меня голубым. Боже, как это здорово! [«Птюч». № 1. 1997].

Описания своих переживаний очень похоже на публичную мастур­бацию: очень трогательное, любовно восторженное отношение к себе и концентрация на всех нюансах сексуального переживания и удовольст­вия.

Вот как, например, 100% гетеросексуалов откровенничают о своем опыте «пидора».

Каждый мужик хочет быть трахнутым и почувствовать себя хоть раз женщиной. Все мои представления о собственной сексуальности были из­менены, и теперь я знаю, что выражение «все делать через жопу» — не со­всем негативное. И все же понадобилось какое-то время, чтобы пройти путь от пениса до ануса и по другому относиться к своей заднице, кото­рая, оказывается, может приносить много наслаждения [«Птюч» № 9 1996].

В отличие от «ОМ»а, в публикациях «Птюча» уделяется внимание лесбиянству. Несколько журналистских репортажей посвящено посещению специальных столичных клубов, где они собираются, публикуются интервью с лидерами этого движения в России, фотовернисажи, репрезентирующие специфические стили и образы этих женщин. Эти тексты отличают оптимизм и легкость, некоторая восторженность, полност­ью отсутствуют какие бы то ни было ассоциации с сексизмом — ни однополая женская любовь, ни феминизм, ни другие нестандартные проявления женской индивидуальности не вызывают у авторов журнала неприятия и панического ужаса, характерного для публикаций «ОМ»а.

У лесбиянок, как и у любых женщин, часто все по-другому. Они не ищут секса, они ищут любви! [«Птюч». № 4. 1997].