Тень председателя Мао 3 page

С давних пор для обоснования взгляда о достаточности формальной национализации для появления социалистической собственности сталинисты ссылаются на небольшую работу Маркса «Предисловие к критике политической экономии»: «На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или – что является только юридическим выражением последних – с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались»[160]. Маркс допустил здесь известную двусмысленность. Ссылаясь на нее, сталинисты утверждают, что отношения собственности тождественны юридическим категориям. Следовательно, создать общественную собственность для них это то же самое, что законодательно отменить частную. В то же время Маркс во всех других работах трактует собственность как экономическую категорию, которая одновременно закрепляется в правовых нормах. Например, в «Нищете философии» им сказано: «Поэтому определить буржуазную собственность - это значит не что иное, как дать описание всех общественных отношений буржуазного производства»[161]. Очевидно, что собственность в такой трактовке выступает именно как экономическое явление.

Подробнее о том, как сталинисты на основе случайных двусмысленностей в работах классиков фальсифицируют марксизм, можно прочесть в книге советского историка Н.Симонии «Что мы построили?» Там рассмотрен и выше приведенный пример с пониманием собственности. Поэтому не будем далее на нем останавливаться, а выясним, зачем сталинистам это нужно. Из личного опыта споров с ними могу сказать, что они с особым упорством цепляются за тождество экономических и юридических отношений собственности.

Объяснение их упорству очень простое и потому на первый взгляд неубедительное: анализ советской истории не дает им другого способа доказать, что у нас был социализм. В самом деле, советское государство национализировало предприятия, создало колхозы, наладило управление государственным хозяйством, и в итоге получилось то, что назвали социализмом. По этой схеме для победы социализма оказывается достаточно сменить юридического собственника: отобрали у частника, отдали пролетарскому государству (у новых сталинистов просто государству) и получилась общественная собственность. При этом никаких иных изменений в истории СССР частная эксплуататорская собственность не претерпела. Т.е. если исходить из априорного тезиса, что у нас был социализм, то на основе имеющихся фактов другого пути формирования общественной собственности и помыслить нельзя: всё делается через национализацию.

На самом же деле исторические данные позволяют утверждать, что процесс формирования социалистической собственности в своей основе не связан не только с национализацией, но и с изменениями юридического статуса собственности. Возьмем опыт Парижской коммуны. Вопреки распространенным в популярной литературе утверждениям, она вообще не прибегала к национализации. Коммуна отобрала у ряда собственников их предприятия, но передала их не государству, а рабочим ассоциациям. За собой Коммуна оставляла только функции общего верховного контроля, а вся полнота непосредственного управления перешла к работникам предприятий[162].

Не менее интересна политика Советской республики в период революции. Хотя Советская власть забрала в собственность государства банки и железные дороги, задачу сплошной национализации она перед собой не ставила. По словам советских историков к лету 1918 г. было национализировано всего около 800 предприятий. Тотальная национализация собственности началась только в июле 1918 г., когда Советская власть была вынуждена к этому начавшейся гражданской войной. В качестве главной меры борьбы с капиталистической частной собственностью на начальном этапе существования Советы рассматривали не формальную национализацию, а развитие рабочего контроля, который осуществляли фабрично-заводские комитеты и профсоюзы. В ряде случаев контроль рабочих над хозяйственной деятельностью буржуазных собственников перерастал в производственное самоуправление. Рабочие начинали сами управлять фабриками. Особенно далеко эта тенденция продвинулась на Урале. Там была национализирована основная часть заводов, и управление ими перешло в руки рабочих, точнее их специальных органов, а в качестве меры повышающей его эффективность использовался рабочий же контроль[163]. Еще более интересный материал можно почерпнуть из работы Ленина «Очередные задачи советской власти». Там Ленин ставит задачу добиться победы социалистической собственности, при этом сводит ее исключительно к изменениям организационного толка, важнейшее из которых – налаживание учета и контроля за производством со стороны рабочего класса в масштабах всего общества. Дальнейшая национализация среди этих мер вообще не упомянута. А работа между тем написана в апреле 1918 г., когда в промышленности преобладали ненационализированные предприятия. Выходит, что для формирования социалистической собственности не обязательно менять правовой статус частной собственности на государственный.

Но дальше этого революция в отсталой России не пошла. Гражданская война, распад экономики, деклассирование пролетариата и международная изоляция выступили как мощные дополнительные факторы, и на базе этой отсталости погибли как зачатки социалистической собственности, так и диктатура пролетариата. Наступившая затем сталинская контрреволюция унаследовала от революционного периода только одно – национализированную собственность. Ее то и провозгласили без всяких на это оснований социалистической.

Следующая масштабная попытка развития производственного самоуправления была предпринята в 1950 г. в Югославии. Законодательно рабочие были допущены к участию в управлении предприятиями. Хотя это произошло не в обстановке революции и пролетарской диктатуры, а в условиях кризиса государственного капитализма, государственная буржуазия ничем, как выяснилось, не рисковала. Производственное самоуправление по существу осталось в Югославии формальностью. Проще всего это было бы объяснить тем, что самоуправление было введено как раз в то время, когда в город массово хлынули сельские жители, и пролетариат в подавляющей части состоял из людей, которые родились и выросли в крестьянской мелкобуржуазной среде. Однако даже в 70-80-е гг., когда социальная структура Югославии устоялась, и рабочий класс начал воспроизводиться на своей собственной основе, положение не изменилось. Места рабочих в органах самоуправления «все чаще стали занимать менеджеры, создавая олигархическую структуру господства из-за фасада самоуправления», - констатирует советская исследовательница З.Т.Голенкова[164]. Не получилось даже конфликта нарождающейся общественной собственности с устаревающими буржуазными отношениями, не говоря уже о чем-то большем.

На возможный ключ к пониманию этой проблемы наталкивают интересные рассуждения Ленина: «…Всякая крупная машинная индустрия – т.е. именно материальный, производственный источник и фундамент социализма - требует безусловного и строжайшего единства воли, направляющей совместную работу сотен, тысяч и десятков тысяч людей. И технически, и экономически, и исторически необходимость эта очевидна, всеми думавшими о социализме всегда признавалась как его условие. Но как может быть обеспечено строжайшее единство воли? - Подчинением воли тысяч воле одного. Это подчинение может, при идеальной сознательности и дисциплинированности участников общей работы, напоминать больше руководство дирижера. Оно может принимать резкие формы диктаторства, - если нет идеальной дисциплинированности и сознательности. Но, так или иначе, беспрекословное подчинение единой воле для успеха процессов работы, организованной по типу крупной машинной индустрии, безусловно необходимо»[165]. Ленин не видит при крупном машинном производстве механизма, позволяющего формировать эту единую волю демократическим путем. Субъект и объект управления здесь не совпадают. В свете югославского опыта очевидно, что это не прихоть большевика, а неизбежное следствие из того типа разделения труда, который существует на базе машинного производства. Некоторые современные левые заявили даже о том, что такое производство вообще не может быть основой социализма[166]. Так это или нет, марксизм до сих пор ответить не может, потому что просто не пытается. Во всяком случае несомненно одно. Со времен Ленина произошли какие-то изменения в организации машинного производства. Это следует хотя бы из того, что во второй половине ХХ века началась научно-техническая революция. Но до сих пор марксисты не уделили этому вопросу должного внимания. Мы пока точно не знаем насколько произошедшие изменения в организации и разделении труда повлияли на развитие предпосылок социализма и будущего формирования общественной собственности. Хотя по сравнению со сталинистами мы в выигрыше: мы всего лишь не знаем ответа, а они не знают о самой проблеме, и она для них не может возникнуть. Ведь сталинисту что – приняли декрет о национализации и общественная собственность появляется тут как тут.

Сделанное выше историческое отступление позволяет более рельефно отделить марксистское видение проблемы от примитива сталинистов. Во всех приведенных примерах речь шла о попытках изменить организацию управления производством, а управление есть не что иное, как составляющая производственного процесса. По сути, проблема заключается в изменении существующей организации производства, которая объективно задана разделением труда, сложившимся как в рамках отдельного предприятия, так и в масштабах всего общества. Это же разделение труда определяет социальные роли различных участников производственного процесса. Согласно марксистской социологии именно определенное распределение таких ролей создает основу существования классов. Изменение характера этих ролей и, значит, уничтожение эксплуататорских классов предполагает перестройку разделения труда как на отдельном предприятии, так и в глобальном общественном масштабе. По сути дела социализм побеждает тогда, когда происходит сложная и глубокая реорганизация экономического базиса. Именно такой переворот в базисе и ведет к появлению общественной собственности. Тайна ее рождения лежит совсем не в юридической надстройке и вообще не имеет отношения к государству. Государство может здесь сделать лишь одно: своей политикой способствовать перевороту в экономическом базисе, и то эта задача под силу не всякому государству, а только диктатуре пролетариата.

А теперь оцените, как на этом фоне звучит жалкий лепет новых сталинистов – «отмена частной собственности»[167]. Для них вопрос сводится к отмене юридических норм, а не к изменению общественного разделения труда. Коренную перестройку базиса они подменяют переделыванием надстройки. То есть экономический базис общества для них растворяется в надстроечных компонентах. Хорош же такой материализм!

Не лучше обстоит дело у классических сталинистов. Они выводят социалистический характер собственности из ее принадлежности пролетарскому государству. То есть надстроечные характеристики определяют свойства базиса. Разделение труда не приводит к образованию антагонистических классов, потому что ему предписывают не делать этого! Если в первом случае базис как бы поглощается частью надстройки, то здесь они просто меняются местами. Разве не восхитительно? И эти люди бьют себя в грудь и называют марксистами.

Между прочим, на этой почве сталинисты впадают в комичную ошибку и награждают производительные силы, существовавшие в СССР, прилагательным «социалистические». Вот что, например, написал однажды новый сталинист Пихорович: «Если даже десятилетия разрушения социалистической материально-технической базы еще не привели к ее полному истощению, то можно представить, какой запас прочности она имела!»^[168]. Термин «производительные силы» он заменил другим выражением, но смысл от этого принципиально не меняется. А теперь, развлечения ради, представьте себе социалистический токарный станок, социалистический грузовик, социалистический молоток и, главное, попытайтесь найти разницу между такими же капиталистическими средствами производства. Занятие это совершенно бесполезное, потому что «социалистический», «капиталистический» и т.д. это все характеристики общественных отношений, начиная с производственных, но никак не тех материальных сил, на основе которых они складываются. Между тем, подобная путаница содержится еще в сталинских определениях социализма. Откуда же такое упорное настаивание на такой очевидной ошибке? А все оттуда же. Экономический базис поглощается надстройкой или меняется с ней местами и при этом сводится к юридическим категориям, а вместе с ним – и производительные силы, как часть этого базиса. Ну а поскольку надстройка в ее нормальном понимании это совокупность отношений, о производительных силах оказывается возможным говорить тем же языком. Вот так сталинистский анализ и приходит к подобному абсурду.

Теперь подведем промежуточный итог. Мы уже сталкивались с волюнтаризмом у новых сталинистов. Здесь мы встречаемся с ним в очередной раз: волевым образом отменили частную собственность и попали в социализм. Точно так же как они обосновывали необходимость борьбы за социализм, точно так же они видят и путь к нему. Точно так же, как социализм побеждает, так он и рушится. В тех же «Тезисах о классовой позиции ВСР» имеется такое высказывание о современной Украине: «Реставрированный на основе восстановления права частной собственности в стране капитализм»[169]. При таких взглядах переход к коммунизму и социалистическая революция оказываются возможны в любом классовом обществе. Единственной достаточной предпосылкой оказывается наличие государства и правовой системы, в рамках которой можно декретировать отмену частной собственности. Так что ничего удивительного, что они верят в такое измышление советской пропаганды, как государства социалистической ориентации. Во всех этих странах «третьего мира» был крайне слабо развит капитализм, а их вожди уверяли мировую общественность и своих сограждан в том, что они проведут свои страны к социализму, минуя капитализм. Главным аргументом, призванным подкрепить эту нелепицу, считалась именно государственная собственность в промышленности.

В завершение темы о собственности еще один маленький и даже немного наивный вопрос. Сталинисты нам говорят, что государственная собственность последовательно социалистическая. Но при этом новые сталинисты читали Маркса и Ленина и знают, что по их прогнозам государство должно отмереть. Что же станется в таком случае с социалистической собственностью? Возможный выход из затруднения подсказывает В.Тайнов. В одной из статей он много написал о советской конституции 1918 г., но ухитрился ни разу не упомянуть, что ее составители видели конечную цель этой конституции в подготовке государства к отмиранию. Зато он счел нужным рассказать читателю, что более практичные большевики во главе со Сталиным выступали «за более крепкую государственность»[170]. Впоследствии на XVIII съезде ВКП(б) «практичный большевик» Сталин довел эту линию до логического конца и торжественно провозгласил, что государство отмирает путем его все большего укрепления. Современные сталинисты до сих пор считают эту логически абсурдную формулировку высоким образцом диалектики. У меня нет прямых свидетельских показаний, но могу с уверенностью предположить, что именно в силу «высокого образца диалектики» новые сталинисты не склонны пропагандировать учение Маркса об отмирании государства. Только игнорируя часть теоретического наследия Маркса можно приплести к марксизму мнение, что государственная собственность – последовательно социалистическая, и будто именно на ней базируется социализм.

Здесь мы прощаемся с природой социалистической собственности и переходим к ее функциональному предназначению. По мнению сталинистов всеобщая национализация должна служить очень важной цели, без которой и успех самого социализма невозможен – это изоляция национальной экономики от мировой. Говорит Радичук: «Имеется и другой путь противостояния иностранному капиталу: мощь родных монополий можно заменить экономической мощью государства. Так поступа­ют социалистические государства» и государства социалистической ориентации. Для него «национализация капиталистической собственности – не только в интересах пролетариата, а и всего, вроде бы любимого Отечества: это наилучший способ успешного отражения иностранного капитала»[171]. То есть пролетарское государство и национализация это все средства решения главной задачи – отразить иноземных буржуев. Вот для чего нужен сталинистам их социализм!

Если у идущего с новыми сталинистами Радичука эта идея была просто намечена, то у их нынешнего врага О.Медведева она приобрела программный характер. Еще летом 2003 г. он взялся рассуждать о вступлении Украины в ВТО и связанных с этим перспективах и альтернативах. «Но если Украина вступит в ВТО, то она тоже многое потеря­ет. Этот шаг приведет многие ук­раинские предприятия (и даже целые отрасли) к банкротству, а экономику Украины к еще большей зависимости от мировой конъюнктуры. Подъемы и спады мировой экономики будут подъемами и спадами украинской экономики в гораздо большей степени, чем это происходит теперь»[172]. Банкротство – да, и рост безработицы – да, все это будет и это плохо, но им не нравится также синхронность экономических циклов Украины и мира. Хотя марксиста это последнее обстоятельство должно радовать. Чем более интегрирована мировая капиталистическая система, чем глубже объединила она в единое целое национальные регионы, разрушила, как сказано в «Манифесте коммунистической партии» национальную замкнутость и ограниченность, тем выше вероятность, что ее разрушение будет близко к одномоментному. Проще говоря, углубляющаяся капиталистическая интеграция готовит почву для мировой социалистической революции. В то время как сама история толкает нас к тому, чтобы покончить с капитализмом в глобальном масштабе, сталинисты из РК предложили чисто национальное решение: «На самом деле альтернатива состоит не в том, вступать Украине в ВТО или не вступать. Раз коготок увяз - то всей птичке пропасть. Это случится сегодня или завтра. Выход состоит в том, чтобы вырвать Украину из цепких объятий мирового капиталистического рынка. Альтернативой вступлению в ВТО может быть только возврат Украины на социалистический путь развития»[173]. Медведеву-Белевскому вторил Арсеенко. Он учит, как спасти Украину от гибели: «В условиях деградации и депопуляции бывших советских земель возникает естественный вопрос: «Что делать?». Прежде всего, перестать «маяться дурью» в отношении выбора вектора интеграции и развития. Чтобы выжить в экономическом апартеиде, сконструированном имперскими глобалистами на исходе XX в., надо собирать воедино наши исконные земли на социалистической основе»^[174].

Видите, какие прекрасные выводы и рецепты! Социалистический путь развития, выходит, не связан с мировой революцией, на которую работает этот процесс вступления в ВТО, а с выходом Украины из мирового рынка (в «социалистической» форме). Перед нами опять мираж цивилизационного подхода: западный капитализм вреден и от него надо отгородиться, потому что им так хочется – взять и выбрать другую альтернативу. Это реакционный и утопический взгляд. Их представление об общественном предназначении социалистического строя застряло на уровне идеологических построений А.Жданова в начале «холодной войны». Потому правильной позицией в вопросе ВТО была бы только борьба против негативных последствий вступления в эту организацию, с одновременным объяснением социалистической перспективы, которую несет в себе процесс глобализации. Только так можно выстроить революционную линию. Победа социализма, как уже отмечалось, связана с развитием капитализма, а не стремлением уйти от исторической необходимости.

Отделиться от мирового рынка и замкнуться в себе тем проще, чем меньше включенность той или иной страны в мировую капиталистическую систему. Когда же процесс достигает высоких степеней, проще разрушить систему в целом, чем вырвать из нее один из таких интегрированных компонентов. Но новые сталинисты, как мы видели, далеко не всегда понимают очевидные вещи. Так и здесь. Независимость национальной экономики от мирового рынка и иностранной буржуазии, достигаемая посредством национализации и сталинского «социализма» остается их высшим идеалом.

Чтобы не быть голословными, приведем примеры. Вот, скажем, Т.Алешина вздыхает о светлом прошлом. Раньше «Украина относилась к государствам с плановой экономикой, в котором все было проду­мано так, что никакие мировые колеба­ния не могли существенно повлиять на ее развитие»[175]. Вот еще один, теперь уже просто экзотичный пример: «Корейская Народно-демократическая республика, по праву может считаться независимой страной, одной из немногих, действительно свободных государств современного мира»[176]. Северная Корея действительно изолирована от мирового рынка как никто другой. Автор статьи подписался как А.Кимов. По всей видимости, это псевдоним, призванный подтвердить, что он является духовным сыном Ким Ир Сена. Но я советовал бы ему обратить внимание на папуасов. Они демонстрируют еще большую независимость от мирового рынка, потому что в отличие от Северной Кореи они вообще не имеют товарного производства. Кому-кому, а им зависимость такого рода точно не грозит. Хотя… у них все-таки нет государства, а потому там нельзя отменить частную собственность.

В этом же духе РК пропагандировал опыт Александра Лукашенко. Так однажды было опубликовано большое интервью с батькой. Из него следует, что в Белоруссии проводится политика государственного протекционизма, защита высокотехнологичных отраслей, рентабельного государственного сектора. Но в то же время Лукашенко подчеркнул, что он не против приватизации и даже за нее. РК отвел под интервью целую страницу, но дать комментарий как обычно не удосужился[177]. Комментарий появился в следующем номере и был дан как бы между прочим. Его стоит процитировать: «Кого-кого, а президента Лукашенко очень сложно обвинить в оппортуниз­ме, в недостатке смелости и решительности, в заглядывании в рот иностранному капиталу и недостаточной приверженности советским принципам. Да и поддержка, которой пользуется Лукашенко в народе, такова, что о большей и мечтать не приходится. Но фактом остается то, что, хоть и с большим опозданием, и с большими ограничениями и оговорками, в Белоруссии идет приватизация»[178]. Т.е. Лукашенко воюет с иностранным капиталом, но проводя приватизацию отступает от программы, которую в РК считают единственно верной. Здесь бы по версии новых сталинистов подвести под борьбу с иностранщиной такой фундамент, как национализация, а он вон он как…

Такой национально замкнутый «социализм», основанный на государственной собственности, очень тесно связан с промаоистскими антиимпериалистическими установками новых сталинистов, ведь он позволяет воздвигнуть барьеры на пути экспансии зарубежного империализма на внутренний рынок страны-жертвы. Но выбор подобного идеала подкрепляется еще и серьезными психологическими предпосылками, связанными с тоской по великой советской державе. Ведь она, как кажется новым сталинистам, была экономически независима, не менее независима она была во внутренней политике и любому империализму могла дать по зубам. Таким образом, индивидуальный выбор в пользу «социализма» мотивируется у них не только или не столько гуманистическими критериями, сколько мотивами национально-патриотического характера. Вновь дадим примеры. В.Мазаров скорбит над современным положением Украины: «Об утрате реального экономического суверенитета сказано не раз. О степени готовности защитить от посягательств внешнего супостата – тоже», - и противопоставляет это положение советским временам, когда государство думало о независимости: «Истинными государственниками в истории Украины были Советская держава и Коммунистическая партия»[179]. Член Союза советских офицеров дополняет его мнение озабоченностью состоянием современной буржуазной армии. С его точки зрения она ослаблена и это плохо, потому что создается угроза сохранению Украины как независимого государства[180]. Этот государственник на страницах РК был не одинок. А.Глебов однажды обрушился с критикой на высший украинский генералитет: «Вместо того, чтобы словом, а еще лучше делом выразить свой протест против губительной по отношению к обороноспособности страны государственной политики, они избрали для себя роль послушного орудия в руках нынешних украинских политиканов». В дополнение А.Глебов сообщает о реформировании буржуазной армии: «Очевидно, что это – уже запланированное – сокращение личного состава и вооружений нанесет тяжелый удар не только по обороноспособности страны…»[181]. Что ему до одного из компонентов аппарата господства и подавления? Он не марксист, а патриот, потому его так заботят органы власти классового врага. Апофеоза прославление сильной армии и скорбь по поруганной чести великой державы достигает в статье А.Громовой о военно-морском флоте. В этом произведении начисто отсутствует классовый подход, царская Россия слита в единое целое с СССР, а завершается оно имперским вздохом: «Нам поистине было чем гордиться! Было, ибо больше нет Великой Социалистической Отчизны, нет и Великого советского флота, они разрушены презренными оборот­нями у власти, преданы соотече­ственниками и отданы на попрание заокеанских свиней. Мы больше не сверхдержава, у нас нет ни совес­ти, ни гордости, ни чести!»[182]. Точно эхо перекликается с этой статьей еще один пример. Осенью 2004 г. газета опубликовала рецензию на фантастический роман Федора Березина, выдержанный в духе советского патриотизма. В центре его внимания тоже находится советский флот. Автор рецензии восторгался, как по книге наши советские побили зажравшихся янки – примерно так можно передать всю суть этого пространного излияния. Исключительно на таком основании роман был охарактеризован как «красный»[183].

В свете таких стенаний становится понятно заявление профессора Грущенко: «Поэтому глубокая критика и разоблачение современной идеологии антикоммунизма и лжесоциализма, овладение сознанием трудя­щихся масс - патриотический долг ученых-обществоведов, коммунистов-ленинцев»[184]. Как видим, патриотический, а не классовый. Именно такими мотивами вдохновляются те, кто ждет социализм, как средство избавления от «заокеанских свиней», а не только как средство гармонизации отношений между людьми. Излишне доказывать, что подобные установки очень гармонично сопрягаются с цивилизационным подходом.

Сейчас новые сталинисты не доходят до столь откровенных государственно-патриотических вздохов, как были приведены выше. И все-таки в их рядах что-то делает Наталия Кузьменко, чьи неподражаемые рассуждения уже были обширно процитированы в одном из предыдущих разделов. Напомню одну фразу оттуда. Она хочет «приблизить день освобождения нашего народа от экономического, политического и духовного ига дикого Запада»[185]. Такая цель вполне соответствует заявлениям Громовой и других патриотов.

Социализм как средство достижения национальной независимости от мирового капитализма – это на сегодняшний день утопическая программа. Это не что иное как пережиток сталинской идеологии построения социализма в отдельно взятой стране. Ее конечный результат мы хорошо можем оценить по положению наших дней, когда коммунистическое движение оказалось у разбитого корыта. Она была неверна тогда, а тем более не верна сейчас, когда мировая капиталистическая система интегрирована настолько, что осуществить подобный план уже в принципе нельзя. Нельзя сейчас расчленить эту систему, вырвав из нее отдельные куски, а потому нужно бить ее совместными усилиями во всех странах, где это возможно, чтобы уничтожить всю целиком. И пока буржуазия, наращивая сплоченность своей системы, делает все, чтобы победа над ней оказалась только глобальной. Такой характер борьбы требует выдвинуть на первый план общие задачи и отодвинуть на второй план национальную ограниченную программу. Разумеется, эта борьба не может принять такой облик, как ее рисуют маоисты. Для победы над капитализмом необходимо взять верх не в борьбе наций, а в борьбе классов. Пролетариат должен одержать всемирную победу над буржуазией. Лишь тогда исчезнут классы, эксплуатация (изъятие прибавочного продукта), империализм, капитализм, а вместе с ними отойдут в прошлое отношения экономической, политической и культурной зависимости. И никогда их не устранит борьба ограниченная национальными рамками.

В завершение нужно оговориться, что здесь представлено далеко не всё из тех задач, на которые хотели бы направить свои усилия новые сталинисты. Поскольку социализм для них это СССР, они естественно будут бороться за приближение к этому идеалу и по другим параметрам. Но возможность оценить последние во всем их негативе представится уже во второй части книги.

Теперь же сделаем некоторые общие выводы, так как на этом завершено рассмотрение взгляда новых сталинистов вовне. Подробно рассмотрев, почему и как они хотели бы изменить мир, мы можем констатировать далеко неадекватную картину представлений. Прежде всего, они хотят уничтожить капитализм и добиться некоего «социализма», для чего надо все национализировать и изолировать экономику от империалистов. Чтобы оказались возможны такие преобразования, необходимо совершить «социалистическую революцию», которую проводят народные фронты, решающие двоякую задачу – борьба за демократию и борьба против империализма. Руководствуясь либеральной теорией народного суверенитета и меньшевистской теорией этапов, пролетариат соединяется с национальной буржуазией и ведет патриотическую антиимпериалистическую борьбу. Она по форме кажется национальной, а по сути оказывается классовой, потому что эксплуататоры и эксплуатируемые якобы не совпадают географически. Предпосылкой такой борьбы оказывается цивилизационная несовместимость Украины и капитализма. Поскольку капитализм, против которого ведется борьба, навязан искусственно, важно только захотеть его побороть и правильно организовать силы для победы. При этом победа оказывается тем вероятнее, чем глубже и продолжительнее экономический кризис, а следовательно и упадок капитализма. И ничего, что целое десятилетие подобного упадка не вызвало революцию на Украине. Н.Кузьменко уже объяснила нам, что все дело в искусной манипуляции сознанием, которой хорошо научился западный капитализм.