Глава 17. Военный коммунизм а) сельское хозяйство 6 page

Когда в январе 1919 г. состоялся II профсоюзный съезд, гражданская война еще не достигла своего апогея и экономика в целом еще не была полностью поставлена на удовлетворение ее нужд. В течение следующих двух месяцев был предпринят в этом отношении примечательный ша г. VIII съезд партии собрался в марте 1919 г. в атмосфере приближающегося шторма. Основная официальная цель на съезде заключалась в принятии новой партийной Программы вместо давно устаревшей Программы 1903 г. До той поры у партии не было возможности после революции определить свое отношение к профсоюзам. Теперь она провозгласила, что "организационный аппарат обобществленной промышленности" должен опираться в первую голову на профессиональные союзы, и добавила, что они "должны прийти к фактическому сосредоточению в своих руках всего управления всем народным хозяйством как единым хозяйственным целым" (лозунг, которому позднее суждено было доставить массу хлопот). Однако ключ к основной функции профсоюзов в чрезвычайных условиях гражданской войны можно найти в другом параграфе экономического раздела Программы:

"Максимальное использование всей имеющейся в государстве рабочей силы, ее правильное распределение и перераспределение как между различными территориальными областями, так и между различными отраслями народного хозяйства дол-

жно составить ближайшую задачу хозяйственной политики Советской власти, которая может быть осуществлена ею только в тесном единении с профессиональными союзами. Поголовная мобилизация всего трудоспособного населения Советской властью, при участии профессиональных союзов, для выполнения известных общественных работ, должна быть применяема несравненно шире и систематичнее, чем это делалось до сих пор".

И Программа, добавив, что "социалистический способ производства может быть упрочен лишь на основе товарищеской дисциплины трудящихся", подчеркнула, что "в этой работе создания новой, социалистической дисциплины главнейшая роль выпадает на долю профессиональных союзов" [24]. После партийного съезда в марте 1919 г. был выпущен декрет Совнаркома от 10 апреля "О всеобщей мобилизации" [25], а на следующий день Ленин представил Центральному Совету профсоюзов от имени Центрального Комитета партии "Тезисы в связи с положением Восточного фронта", в которых содержался призыв ко всем партийным и профсоюзным организациям страны об оказании всемерной помощи в деле мобилизации. В качестве примера для подражания приводился город Покровск, где профессиональные союзы сами постановили мобилизовать немедленно 50 % всех своих членов, и профсоюзы призывались произвести проверочную регистрацию своих членов "для отправки всех, но безусловно необходимых на родине, для борьбы за Волгу и Уральский край" [26].

"Когда на фронтах было трудно, – воскликнул Троцкий риторически год спустя, – мы обращались в Ц.К. партии коммунистов, с одной стороны, и к президиуму В.Ц.С.П.С., с другой стороны. И из этих обоих источников на фронт отправлялись передовые пролетарии и строили там Красную Армию по образу и подобию своему" [27].

Декрет и призывы Ленина официально касались прежде всего призыва на военную службу, и в это время не было принято ни одного декрета, устанавливавшего трудовую повинность. Однако вскоре различие между военной и трудовой повинностью стало чисто умозрительным. Одновременно с мобилизационным декретом был издан декрет СТО о воспрещении служащим и рабочим каменноугольных предприятий самовольно оставлять работу и об объявлении тех из них, сверстники которых призваны на военную службу, военнослужащими [28].

Принятие новой партийной Программы на VIII съезде, декрета Совнаркома о мобилизации и обращения Центрального Комитета партии к профсоюзам ознаменовали начало решающего года, в течение которого принципы военного коммунизма в полную силу и последовательно применялись для организации труда. Суть рабочей политики военного коммунизма заключалась в отказе от рынка рабочей силы и от общепризнанных капиталистических методов найма и управления рабочими, причем, похоже, подобно другим политическим мерам этого перио-

да, это рассматривалось не только как простая уступка требованиям гражданской войны, но и как действенный шаг к достижению социалистического порядка. Было трудно противостоять аргументу в пользу того, что государство трудящихся, чье право мобилизовывать граждан на службу на фронте никем не оспаривалось, в равной степени имело право призвать всех, кто требовался, для работы на фабриках; и эта концепция труда как повинности, которую необходимо выполнять, а не как товара, подлежащего продаже, являлась теоретически лакмусовой бумажкой всего, что отличало возвышенные идеалы социализма от основной механики капиталистической системы заработной платы. В эту концепцию также хорошо укладывался принцип постепенной замены денежной платы натуральной, хотя и вызванный главным образом девальвацией денег и нарушением нормального процесса обмена. "При системе пролетарской диктатуры "рабочий" получает общественно-трудовой паек, а не заработную плату" [29]. Государство вместо того, чтобы покупать рабочую силу рабочего, содержит его так же, как оно содержит военнослужащих на период их пребывания в армии. Распределение продовольственных пайков среди фабрик через профсоюзы только подчеркивало это отношение, а в сентябре 1919 г. Центральный Совет профсоюзов издал приказ об обеспечении всех рабочих физического труда на фабриках и в мастерских спецовками, которые остаются собственностью предприятия, – гражданская разновидность военного обмундирования [30].

В таких условиях разработка новых стимулов взамен "экономического кнута" капиталистической системы являлась предметом постоянной заботы властей, поскольку возможность прекращения падения производства зависела от преодоления хронической болезни в виде неявки рабочих на работу и неэффективности их труда. Стимулом, наиболее совместимым с духом социализма, был естественный революционный энтузиазм, который, как считали, должен был охватывать рабочих на фабриках с не меньшей силой, чем их товарищей на фронте. В мае 1919 г., месяц спустя после декрета о мобилизации, состоялся первый коммунистический субботник, во время которого несколько сот рабочих – москвичей с Московско-Казанской железной дороги добровольно отработали дополнительно после окончания рабочего дня в субботу еще шесть часов, с тем чтобы ускорить отправку войск и боеприпасов на фронт. Эта практика получила широкое распространение и приветствовалась Лениным в специальной брошюре (в статье "Великий почин". – Ред.) как выдающийся пример того, как проявляется "...новая общественная дисциплина, социалистическая дисциплина" [31]. Однако это было партийным мероприятием ограниченного масштаба [32]; причем никогда всерьез не предполагалось, что моральных стимулов, даже подкрепленных материальными вознаграждениями, будет достаточно без какой-либо специальной организации для правильного распределения рабочей силы и поддержания

трудовой дисциплины. Создание такой организации становилось теперь насущной задачей.

Очень скоро пришлось отказаться от первоначальной гипотезы о том, что принудительный труд будет применяться только по отношению к представителям классов бывшей буржуазии и помещиков и что добровольной самодисциплины будет достаточно для сохранения усердия рабочих. Кодекс Законов о труде, принятый в октябре 1918 г., лишь повторил записанный в Конституции РСФСР общий принцип о всеобщей трудовой обязанности, и не было предпринято никаких шагов для его закрепления или для того, чтобы предусмотреть наказания за невыполнение этого принципа. Однако декретом о мобилизации от 10 апреля 1919 г. было фактически покончено с тем, что оставалось от системы добровольного труда. Осторожное введение рабочих книжек в Москве и Петрограде в июне 1919 г. явилось еще одной попыткой ужесточить систему контроля [33]. Правда, слишком большие надежды возлагались – несомненно, из-за того, что не было другой альтернативы, – на аппарат профсоюзов. Даже в деле мобилизации квалифицированных рабочих профсоюзы оказались неэффективными. Зимой 1919/20 гг. Ленин остро сетовал Томскому на то, что до сих пор не выполняется его указание о направлении 10 тыс. квалифицированных рабочих-металлистов на ремонт железнодорожного транспорта [34]. С конца 1919 г. мобилизация неквалифицированной рабочей силы была полностью изъята из ведения профсоюзов и передана в руки Наркомтруда и его местных органов. В ноябре в связи с топливным кризисов был издан декрет, предусматривавший трудовую повинность "для снабжения, погрузки и разгрузки всех видов топлива", равно как и так называемую "гужевую повинность", выполняемую крестьянами по требованию местных властей, то есть обязательное предоставление лошадей, телег или саней для перевозки дров, продовольствия или военных припасов к станциям или пристаням. Декрет был обязателен для всех крестьян, не призванных на военную службу, в возрасте до 50 лет для мужчин и до 40 лет – для женщин [35].

В январе 1920 г. декретом Совнаркома были утверждены общие правила о всеобщей трудовой повинности. В его преамбуле торжественно провозглашался принцип, утвержденный в Конституции РСФСР и кодексе Законов о труде, об обязанности граждан выполнять "общественно полезную работу в интересах социалистического общества" и о необходимости "обеспечивать промышленность, земледелие, транспорт и другие отрасли народного хозяйства рабочей силой на основе единого хозяйственного плана". Любой член "трудового населения" мог быть призван на разовой или периодической основе на различные виды трудовой повинности: топливная, сельскохозяйственная ("в государственных хозяйствах или в определенных случаях в крестьянских хозяйствах"), строительная, дорожная, снабжение продовольствием, снегоочистительная, гужевая, а также устране-

ние последствий стихийных бедствий – все эти виды повинности были перечислены в качестве примеров. При СТО был создан Главный комитет по проведению – трудовой повинности (Главкомтруд) с подчиненными ему губернскими, сельскими и городскими комитетами труда, в задачи которых входила организация трудовой повинности [36]. Эти комитеты вместе с местными органами Наркомтруда, пришедшими на смену биржам труда, стали теперь отвечать за всеобщую трудовую мобилизацию [37]. Были даже основания сожалеть об уничтожении революцией "старого полицейского аппарата, который умел регистрировать граждан не только в городах, но и в деревнях". Тем не менее была наспех построена соответствующая машина, и большое количество рабочей силы было мобилизовано для работы на лесозаготовках, на транспорте, в строительстве и в других областях, требовавших применения масс неквалифицированных рабочих [38]. "Мы обеспечивали работой, – заявил впоследствии представитель Наркомтруда, – согласно плану и в конечном счете не принимая во внимание индивидуальные особенности или квалификацию или желание рабочего заниматься той или иной работой" [39]. Согласно одному авторитетному источнику, примерно 6 млн. человек были мобилизованы на трудовую повинность на лесозаготовках в первой половине 1920 г. [40]

В это время появился новый источник рабочей силы, который, вероятно, имел вначале скорее символическое, чем количественное значение. В апреле 1919 г. были образованы исправительно-трудовые лагеря для нарушителей, приговорённых к этой форме наказания Чека, революционными трибуналами или обычными народными судами. Инициатива создания таких лагерей исходила от губернских Чека; управление лагерями находилось в руках специального отдела народного комиссариата внутренних дел (НКВД), а заключенные в таких лагерях направлялись на работу "по запросам советских учреждений". Отдельные лагеря были организованы для детей и подростков. Заключенные работали 8 часов в день, правда, разрешалась сверхурочная и ночная работа на условиях, предусмотренных в общем Кодексе Законов о труде. Им выдавалась заработная плата по ставкам, установленным профсоюзами, однако не больше трех четвертей заработка могло вычитаться на покрытие расходов по содержанию заключенных и поддержанию лагеря в порядке [41]. На начальном этапе эта система не имела того зловещего характера, который она приобрела впоследствии как вносившая основной хозяйственный вклад. В тот же период была внедрена более жесткая форма наказания в виде "концентрационных лагерей", цель которых заключалась в содержании лиц, виновных в контрреволюционной деятельности в гражданской войне [42]. Вскоре эти лагеря, похоже, стали использоваться для противников режима вообще. В обзоре, написанном по поводу приезда делегации английских лейбористов весной 1920 г., говорилось, что "Народный комиссариат внутренних дел представляет рабочие

отряды, составленные из лиц, заключенных в концентрационные лагеря (преимущественно члены прежних господствующих классов) для исполнения разного рода трудных и неприятных работ" [43].

Мобилизация рабочей силы достигла своей максимальной интенсивности в первые месяцы 1920 г. – в момент, когда благодаря разгрому Деникина и Колчака чрезвычайные обстоятельства, которые диктовали ее необходимость, становились достоянием прошлого. На III Всероссийском съезде Советов народного хозяйства в январе 1920 г. Троцкий посвятил большую часть своего выступления защите трудовой повинности и трудовой дисциплины [44], и по предложению Томского, мрачный обзор которого об истощенной рабочей силе в промышленности уже цитировался [45], была принята далеко идущая резолюция, требовавшая, между прочим, выплаты премиальных, на индивидуальной или коллективной основе, в натуральном исчислении, образования рабочих дисциплинарных судов [46], введения трудовых книжек для всех рабочих с целью помешать уклонению от трудовой повинности и применения армейской мобилизационной машины для рекрутирования и распределения рабочей силы [47]. В то же время прекращение фактических боевых действий на фронте предполагало перевод частей под воинской дисциплиной на выполнение других насущных задач. 15 января 1920 г. вышел декрет, по которому 3-я армия на Урале преобразовывалась в "первую революционную трудовую армию", располагавшую военной властью над местными гражданскими органами власти [48]. Прецедент был создан. Была подготовлена почва для прихода того, что стало известно как "мобилизация рабочей силы".

Это представляло собой новую проблему, которая встала перед IX съездом партии, когда он собрался в конце марта 1920 г. Трудовые армии возникали повсюду в виде отрядов Красной Армии, используемых теперь, когда бои закончились, на тяжелой работе любого вида, включая лесозаготовки и горнодобывающую промышленность. Равно как не возникало никаких сомнений в том, что это означало. Троцкий, который верил в то, что проблемы, стоящие перед промышленностью, могут быть решены только методами и энтузиазмом, говорил о необходимости милитаризации огромных масс крестьян, которые были мобилизованы на работу на началах трудовой повинности, и продолжал:

"Эта милитаризация немыслима без милитаризации профессиональных союзов как таковых, без установления такого режима, при котором каждый рабочий чувствует себя солдатом труда, который не может собою свободно располагать, если дан наряд перебросить его, он должен его выполнить, если он не выполнит – он будет дезертиром, которого карают. Кто следит за этим? Профсоюз. Он создает новый режим. Это есть милитаризация рабочего класса" [49].

А Радек закончил свое выступление, посвященное в основном делам Коминтерна, призывом к организованному труду расстаться с буржуазным предрассудком "свободы труда", столь дорогим сердцу меньшевиков и соглашателям всех мастей [50]. Хотя никто больше не говорил таким языком, за Троцким стоял авторитет Центрального Комитета и Политбюро, а делегаты съезда все еще находились под достаточно сильным впечатлением от военных опасностей, которые с трудом удалось преодолеть, и от почти непреодолимых экономических трудностей предстоящего периода, чтобы без каких-либо явных разногласий одобрить эту политику [51]. В пространной резолюции, которая носила отпечаток мастерского стиля Троцкого, съезд осторожно одобрил использование подразделений Красной Армии на трудовой повинности, которое "может быть оправдано лишь постольку, поскольку необходимо сохранить армию в целом для военных задач". Что касается мобилизации рабочей силы, то там не было ни тени сомнения. "Организации партии должны всеми мерами помочь профсоюзам и отделам труда взять на учет всех квалифицированных рабочих с целью их привлечения к производственной работе с такой же последовательностью и строгостью, с какой это проводилось и проводится в отношении лиц командного состава для нужд армии" [52]. Относительно массовых мобилизаций по трудовой повинности было просто необходимо устанавливать точное соответствие между числом мобилизованных, размером трудовой задачи и количеством необходимых орудий, а также иметь технически компетентный инструкторский состав, то есть идти по тому же пути, "по которому мы шли в создании Красной Армии". Рабочий, покинувший свою работу, обвинялся в "трудовом дезертирстве", за что назначался целый ряд суровых наказаний, вплоть до "заключения в концентрационный лагерь" [53].

Дебаты о трудовой мобилизации возобновились три недели спустя на III Всероссийском съезде профсоюзов, где все еще сохранялось небольшое, не выступавшее во весь голос меньшевистское меньшинство [54] и где такая оппозиция этой политике, как имевшая место в большевистских рядах, была, похоже, наиболее ощутимой. Ленин, за неделю до этого провозгласивший на Учредительном съезде союза горняков, что "надо создать посредством профессионального союза такую товарищескую дисциплину, которая была у нас в Красной Армии" [55], теперь выступил более аргументированно в поддержку этой политики. Он вновь упомянул о "передышке" после Брест-Литовска, когда в апреле 1918 г. в противовес "левой оппозиции" в своих тезисах во ВЦИК был поставлен "ряд вопросов дисциплины труда". Он признал, что "...два года тому назад о трудовых армиях не было и речи". Однако "формы борьбы против капитала меняются". Теперь, когда возникла еще одна передышка, возродились те же самые проблемы: "Надо организовать труд по-новому, создать новые формы привлечения к труду, подчинения трудовой

дисциплине". Правда, он признал, что "...создать новые формы общественной дисциплины, это – дело десятилетий" [56]. Ленин не конкретизировал этот вопрос, и в короткой резолюции, принятой съездом по окончании его выступления, было решено в общих выражениях "ввести немедленно во всех профессиональных организациях снизу доверху" суровую трудовую дисциплину [57]. "Мы не может жить в данное время без принуждения, – заявил без обиняков Рыков на заключительном заседании съезда. – Необходимо заставить лодыря и тунеядца под страхом кары работать на рабочих и крестьян, чтобы спасти их от голода и нищеты" [58]. Однако именно Троцкому выпало на долю теоретически обосновать позицию большевиков в противовес призыву меньшевиков к "свободе труда".

"Что значит свободный, не принудительный труд у меньшевиков? Пусть ораторы этой партии объяснят нам, что означает свободный, не принудительный труд. Мы знаем труд рабский, мы знаем труд крепостной, мы знаем принудительный, регламентированный труд цехов в средние века, мы знаем труд вольнонаемный, который буржуазия называла свободным. Мы идем к труду общественно-нормированному на основе хозяйственного плана, обязательного для всей страны, т.е. принудительного для каждого работника. Это основа социализма... А раз мы это признали, мы тем самым признаем в основе, не по форме, а в основе, право рабочего государства отправлять каждого работника или работницу на то место, где они нужны для исполнения хозяйственных задач. Тем самым мы признаем право государства, рабочего государства, карать рабочего или работницу, которые отказываются исполнять наряды государства, которые не подчиняют свою волю воле рабочего класса и его хозяйственным задачам...

Милитаризация труда в том основном смысле, какой я указал, является неизбежным основным методом организации рабочих сил... Мы же знаем, что каждый труд является общественно вынужденным трудом. Человек вынужден работать, чтобы не умереть. Работать он не хочет, но общественная организация заставляет, вынуждает, подстегивает его в этом смысле" [59].

Аргумент в пользу постоянной и неограниченной мобилизации труда со стороны государства, подобно временному аргументу в пользу уничтожения денег, представляет собой попытку подвести теоретическое обоснование под жестокую необходимость, которой нельзя было избежать. Однако это откровенное высказывание, хотя и отражало признанную политику партии и было принято без возражений (за исключением критики со стороны меньшевиков) делегатами съезда, вряд ли было рассчитано на завоевание Троцким особого расположения со стороны рядовых членов профсоюзов. В конце года Бухарин в своей книге "Экономика переходного периода" утверждал, что "всеобщая трудовая повинность в системе государственного капитализма есть закабаление рабочих масс; наоборот, в системе про-

летарской диктатуры она есть не что иное, как трудовая самоорганизация масс" [60].

На протяжении всего периода войны с белополяками и наступления Врангеля все труднее было поддерживать существование трудовой дисциплины при помощи энергичных усилий, направленных на объединение моральных призывов и показательного примера, материального стимулирования со страхом наказания в качестве побудительных импульсов к работе. Резолюция IX съезда партии, которая столь решительно одобрила меры по трудовой дисциплине, в равной степени выступила в поддержку "рабочего соревнования" как на, коллективной, так и индивидуальной основе, рекомендовала систему натуральных премий и дала свое особое благословение практике коммунистических субботников, спонтанно начавшихся летом предыдущего года [61]. В апреле 1920 г. партийные типографские рабочие подали пример, выпустив специальную однодневную газету "Коммунистический субботник", чтобы придать этому движению новый импульс, а утром 1 мая, которое пришлось в этом году на субботу, Ленин самолично принял участие в коммунистическом субботнике в Кремле. Впоследствии партийный Устав превратил участие в неоплачиваемых субботниках в обязанность всех членов партии [62]. В том же году определенные группы особо активных рабочих, занятых в осуществлении плана Троцкого по восстановлению транспорта, были посвящены (используя метафору армейского лексикона) в ударники или в ударные войска; и термин "ударничество", или "ударная работа", возник, чтобы охарактеризовать службу, достойную особых похвал, на трудовом фронте, причем бригады ударников направлялись на особо трудные или особо срочные задания. Поначалу эта система служила ценным стимулом, однако впоследствии ею стали злоупотреблять, используя слишком широко и на постоянной основе, что привело к ее девальвации [63].

Первые ударники работали исключительно для славы, поскольку побудительные мотивы дополнительных усилий были чисто моральными и психологическими. Это не означает полного игнорирования более материальных стимулов там, где они имелись. Нельзя определить, насколько широко были внедрены в практику тарифы заработной платы, одобренные II Всероссийским съездом профсоюзов в январе 1919 г. [64] Однако III съезд, состоявшийся в апреле 1920 г., не концентрировал свое основное внимание на важнейшем вопросе мобилизации рабочей силы. Он также широко обсуждал политику в области заработной платы и одобрил новую тарифную сетку. Народный комиссар труда Шмидт, выдвинувший новый проект, откровенно заявил, что "изменение построения тарифной шкалы имеет целью привлечение в промышленность квалифицированной рабочей силы"; и, учитывая эту конечную цель, разрыв в заработной плате резко увеличился, составив соотношение между заработком низшей и высшей категорий "рабочих" 1: 8 [65] (в тексте ошибочно дано со-

отношение 1: 2. – Ред.). Таким образом, в разгар военного коммунизма и лод влиянием побудительных – мотивов, продиктованных необходимостью обеспечения более мощных стимулов для привлечения квалифицированных рабочих, начался отход от политики уравниловки, которая была провозглашена и в какой-то степени внедрялась в жизнь на начальном этапе революции. Однако новая политика сводилась на нет неминуемой полной заменой денежных выплат натуральным обеспечением, на котором делался акцент. Несмотря на то, что имелось много вариантов определения категории пайков, отвечающих статусу и роду занятий потребителей [66], вплоть до начала 1920 г. не предпринималось никаких попыток установить соответствие между пайками и отдачей работника. В январе 1920 г., когда денежная заработная плата почти потеряла свой смысл и пайки приобретали характер платы натурой, на III Всероссийском съезде Советов народного хозяйства было выдвинуто и принято предложение ввести натуральное премирование [67]; и эта рекомендация была повторена IX партийным съездом в марте 1920 г. и III Всероссийским съездом профсоюзов в следующем месяце [68]. В июне 1920 г. был издан декрет, устанавливавший введение системы премий, как денежных, так и натуральных, "чтобы поднять производительность труда". По общему признанию, жизненность системы зависела "от установления общего фонда для натурального премирования" [69]; и в октябре 1920 г. для этих целей был создан фонд в 500 тыс. пудов хлеба и соответствующего количества других продуктов питания [70]. Однако система, которая должна была управляться профсоюзами, развалилась из-за нехватки продуктов снабжения, поскольку через органы Наркомпрода "натур-премия иногда выдавалась не как премия, а как добавочный паек к обыкновенному нормативному пайку" [71]. Теперь, когда деньги почти потеряли свою ценность, существенной частью заработной платы рабочих являлась та постоянно увеличивавшаяся часть, которая выплачивалась натурой. Однако, в то время как скудость запасов служила постоянным тормозом к увеличению распределения сверх самого минимального пайка, материальные стимулы производства, которые могли бы быть предложены за счет премий и дифференцированной заработной платы, были сведены на нет. Конечным результатом военного коммунизма в сфере трудовой политики был отказ от использования на практике других побудительных моментов, кроме революционного энтузиазма и неприкрытого принуждения.

Как раз к окончанию 1920 г., когда Врангель был разгромлен и гражданская война подошла наконец к своему завершению, начали проявляться признаки невыносимых стрессов на трудовом фронте, равно как и в других областях народного хозяйства. "Милитаризация труда" лишилась своего обоснования, которое она, вероятно, имела, покуда продолжалась борьба за существование. Профсоюзы вновь стали местом и носителем

острых разногласий – внутри Центрального Совета между Центральным Советом и профсоюзами, а также между союзами и советскими органами. Предметом разногласий были вопросы, которые зачастую казались скорее вопросами качества, чем принципа: что входит в основные функции союзов (стимулирование производства или защита насущных и местных интересов своих членов); должны ли они мобилизовывать и организовывать рабочую силу методами принуждения или исключительно на добровольных началах, а также следует ли им принимать указания государства по вопросам политики или же сохранить некоторую степень независимости. Не существовало никакого связующего звена между вопросом "мобилизации труда" и вопросом взаимоотношений между профсоюзами и государством. Однако вполне естественно, что те, кто считал трудовую мобилизацию составной частью социалистического хозяйства, пытались также объединить профсоюзы с государственной машиной, в то время как те, кто выступал за независимый статус профсоюзов, предполагали, что сила союзов заключается в добровольном характере дисциплины, которую они осуществляли. Яркая личность Троцкого, который настаивал безоговорочно на принудительной мобилизации труда и на полнейшем подчинении профсоюзов государству, внесла свою лепту в этот спор, заострив все возможные углы; Томский проявил себя как защитник традиционной "тред-юнионистской" точки зрения.

I Всероссийский съезд профсоюзов провозгласил в 1918 г., что профсоюзы должны стать "органами государственной власти"; VIII съезд партии в следующем году провозгласил в соответствующем разделе партийной Программы, что профсоюзы должны "прийти к фактическому сосредоточению в своих руках всего управления всем народным хозяйством, как единым хозяйственным целым". В разгар гражданской войны две точки зрения могли объединиться друг с другом; но как только она закончилась, неизбежно должен был возникнуть вопрос о том, должны ли жизненно важные политические решения приниматься профсоюзами или государственными органами. Основанием для более срочного обсуждения этого вопроса послужило более или менее случайное обстоятельство. Зимой 1919/20 гг. положение на железнодорожном транспорте стало катастрофическим, угрожая развалом всей экономики из-за полнейшего хаоса на транспорте, и Ленин телеграфировал Троцкому, который в тот момент находился на Урале, прося его взять на себя решение этой проблемы [72]. В первую очередь подумали о методах принуждения. Декретом СТО от 30 января 1920 г. все железнодорожные рабочие объявлялись мобилизованными для выполнения трудовой повинности, а неделю спустя другим декретом железнодорожная администрация наделялась широкими дисциплинарными полномочиями, причем ни в одном из этих декретов не упоминалось о профсоюзах [73]. В начале марта 1920 г. Троцкий для осуществления своей политики добился создания