Глава 17. Военный коммунизм а) сельское хозяйство 3 page

[35] "Собрание узаконений, 1917-1918", № 86, ст. 901.

[36] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 38, с. 192.

[37] Дифференциация между процветающими кулаками и голодными безземельными крестьянами была более разительной на Украине, особенно после столыпинской реформы, чем в Центральной России. Ленин в беседе с английским наблюдателем заметил в это время, что гражданская война, вероятно, будет более ожесточенной на Украине, чем где-либо, так как там инстинкт собственности в крестьянстве более развит, а меньшинство и большинство более равны между собой (A. Ransome. Six Weeks in Russia in 1919,1919, p. 151). To же самое мнение было высказано им два года спустя (В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 43, с. 156). Похоже, такой механизм, как комитеты деревенской бедноты, был поэтому особенно приспособлен для Украины. Однако и он не гарантировал от ошибок в аграрной политике. Согласно официальному историку партии, ошибки, допущенные в РСФСР, повторились весной 1919 г. на Украине, Здесь была предпринята та же попытка "механического насаждения совхозов и коммун при разрушенной индустрии, без малейших технических предпосылок (не говоря уже о политической подготовке) и без учета потребностей среднего крестьянина"; III съезд партии в Харькове в марте 1919 г. упрямо продолжал настаивать на "переходе от единоличного хозяйства к коллективному" (Н.Н. Попов. Очерк истории Коммунистической партии (большевиков) Украины, 5-е изд., 1933, с. 181, 185—186). Ленин в это же время, на VIII съезде партии в Москве, осторожно заметил, что, может быть, '^а тех окраинах России", включая Украину, придется, как это было в РСФСР, эту политику видоизменить, и было бы ошибкой списывать декреты "для всех мест России... без разбора, огулом" (В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 38, с. 144). Тем не менее украинские комитеты незаможник крестьян (Комнезаможи) пережили введение НЭПа: в поддержку их деятельности выступил один из делегатов VHI Всероссийского съезда Советов в декабре 1920 г. ("Восьмой Всероссийский съезд Советов", 1921, с. 202).

[38] В.П. Милютин. Цит. соч., с. 161-162.

[39] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 34, с. 161.

[40] Там же, т. 36, с. 508; т. 37, с. 36.

[41] "Известия", 18 августа 1918 г., цитируется в: В.И. Ленин. 2-е изд., т. XXIV, с. 767-768, прим. № 61.

[42] Т. 1, гл. 7.

[43] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 37, с. 196.

[44] Ленин отмечал, что среднее крестьянство "будет, конечно, колебаться и согласится перейти к социализму лишь тогда, когда увидит прочный, на деле показательный пример того, что этот переход необходим" (В.И. Ленин. Поли, собр. соч., т. 37, с. 361); впоследствии он охарактеризовал его как "такой класс, который колеблется", так как он "отчасти собственник, отчасти труженик" (там же, т. 38, с. 196).

[45] Там же, т. 43, с. 218.

[46] См. ниже, с. 392—393; Ленин уже цитировал этот отрывок во время обсуждения аграрной политики в ноябре 1918 г. (В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 37, с. 208-210).

[47] Там же, т. 38, с. 128,145,146,187-205.

[48] "ВКП(б) в резолюциях...", 1941, т. I, с. 292, 303-309.

[49] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 38, с. 224, 255.

[50] Там же, т. 39, с. 312, 315.

[51] "Съезды Советов РСФСР в постановлениях", 1939, с. 142-144.

[52] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 38, с. 204.

[53] Там же, с. 294; Ленин обратился вновь к этому лозунгу два года спустя, когда привел его в такой форме: "Мы большевики, но не коммунисты. Мы — за большевиков, потому что они прогнали помещиков, но мы не за коммунистов, потому что они против индивидуального хозяйства" (там же, т. 44, с. 43).

[54] "Народное хозяйство", 1919, № 6, с. 18.

[55] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 39, с. 314.

[56] "7-й Всероссийский съезд Советов", 1920, с. 199, 219.

[57] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 39, с. 428.

[58] Der Zweite Kongress der Kommunist. Internationale Hamburg, Hamburg, 1921, S. 318; В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 41, с. 252. Для "передовых капиталистических стран" резолюция Конгресса по аграрному вопросу рекомендовала "сохранение крупных сельскохозяйственных предприятий и ведение их по типу советских хозяйств в России", хотя и признавала, что в России в силу ее экономической отсталости "сравнительно редким исключением" было обращение имений в так называемые "советские хозяйства" ('Коммунистический Интернационал в документах", 1933, с. 136).

[59] Должно быть, урожай на Украине сильно пострадал от польского нашествия в мае и июне: нельзя подсчитать, насколько плохие результаты могут быть объяснены этой причиной, насколько — засухой и насколько — предыдущими разорениями.

[60] "Собрание узаконений, 1920", № 66, ст. 298.

[61] Согласно подсчетам в: Л. Крииман. Цит. соч., с. 131-133, – примерно треть решающего урожая 1920 г. была припрятана крестьянами.

[62] Там же, с. 68; другая таблица (там же, с. 67) показывает, что больше половины хозяйств, располагавших участками до четырех десятин, имели меньше двух десятин. Аналогичную картину вскрывает таблица (там же, с. 67), показывающая число лошадей на каждое хозяйство. Процент хозяйств без лошадей сократился с 29 в 1917 г. до 7,6 (очевидно, опечатка: до 27,7. – Ред.) в 1920 г., процент хозяйств с одной лошадью возрос с 49,2 до 63,6, а процент хозяйств с более чем двумя лошадьми упал с 4,8 до 0,9.

[63] "Резолюции Третьего Всероссийского съезда Советов народного хозяйства", 1920, с. 22.

[64] "Восьмой Всероссийский съезд Советов", 1921, с. 123.

[65] Летом 1920 г., когда Ленин прочитал замечание Варги, вызванное опытом Венгерской революции, о том, что "реквизиции не ведут к цели, так как они влекут за собой сокращение производства", он сопроводил его двумя вопросительными знаками ("Ленинский сборник", т. VII, 1928, с. 363); несколько месяцев спустя заявление Бухарина в 'Экономике переходного периода" о том, что принуждение в отношении крестьянства не должно рассматриваться как "чистое насилие", поскольку оно "является фактором, идущим по главной линии общеэкономического развития", было сопровождено ленинским "очень хорошо" ("Ленинский сборник", т. XI, с. 345-403).

[66] "Десятый съезд Российской коммунистической партии", 1921, с. 37—38; в течение зимы Наркомпрод был вынужден временно прекратить сбор зерна в общей сложности в 13 губерниях (там же, с. 231).

[67] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 41, с. 363.

[68] Там же, т. 42, с. 147.

[69] "Восьмой Всероссийский съезд Советов", 1921, с. 42.

[70] Там же, с. 122.

[71] Там же, с. 201.

[72] Там же, с. 202.

[73] Там же, с. 123-125.

[74] Там же, с. 148.

[75] Этот проект был разработан Осинским в брошюре 'Государственное регулирование крестьянского хозяйства", 1920: Осинский осудил любое предложение "заменить монополию на распределение продовольствия натуральным налогом" как ведущие к свободной торговле, а значит, и к "прокулацкой" политике (там же, с. 16).

[76] Эта резолюция ("Съезды Советов в постановлениях", 1939, с. 170—175) была опубликована вместе с другими резолюциями съезда в: "Собрание узаконений, 1921", № 1, ст. 9; в начпе января был выпущен декрет, провозгласивший официальное создание комитетов по расширению посевов (там же, № 2, ст. 14), а в конце месяца — еще один декрет, определяющий их функции (там же, № 7, ст. 52), – последнее мертворожденное дитя сельскохозяйственной политики военного коммунизма.

б) Промышленность

Влияние гражданской войны на промышленность было более непосредственным и на первый взгляд более разрушительным, чем на сельское хозяйство. В сельском хозяйстве она интенсифицировала спрос на все и усугубила все трудности производства и снабжения, обострив тем самым вопросы, которые в противном случае создали бы в более медленном и поддающемся управлению темпе. В промышленности она сделала то же самое и даже больше. Еще раз она исказила образ производства в тот момент, когда на повестке дня стоял вопрос о возвращении к условиям мирного времени; она преобразовала все ведущие отрасли промышленности в организацию снабжения Красной Армии и превратила промышленную политику в часть военной стратегии; при этом каждое решение диктовалось чрезвычайными обстоятельствами и принималось без учета долгосрочных перспектив и принципов. А поскольку в советской промышленной политике сохранялась преемственность до и после гражданской войны, тем самым подтверждался принцип, что войны и потрясения служат в качестве катализатора революционных преобразований, обусловленных предшествовавшими и более глубокими причинами. Государственный контроль над промышленной машиной, уже получивший стимул в результате первой мировой войны до прихода большевиков к власти теперь приобрел новый и всеобъемлющий импульс от гражданской войны, чье место в большевистской доктрине было вновь "подтверждено суровым практическим опытом..Главным, уроком, который гражданская война преподала в области промышленности, была необходимость централизованного контроля, управления и планирования. Он включал также два вывода, не столь явно совместимых с социалистическими принципами, но прямо продиктованных соображениями эффективности, – потребность в технических специалистах и необходимость единоличной ответственности в управлении.

Юридические отношения между государством и промышленностью были определены последовательной национализацией всех промышленных предприятий. Период военного коммунизма в индустрии начался с декрета от 28 июня 1918 г. о национализации всех крупнейших промышленных предприятий [1]. В течение второй половины 1918 г. целый ряд декретов о

национализации заполнил пробелы, оставшиеся после законодательства от 28 июня; октябрьским декретом 1918 г. было вновь подтверждено правило о том, что, кроме Совнаркома, правом отчуждения промышленных предприятий в пользу государства пользуется только ВСНХ "в качестве центрального органа, регулирующего и организующего все производство республики" [2]. Отсюда можно предположить, что местные Советы и совнархозы все еще занимались национализацией по своему собственному усмотрению. Однако, за исключением довольно небольших промышленных предприятий, формальная национализация была завершена к концу 1918 г. независимо от того, состоялась она на деле или нет. В начале 1918 г. внимание было переключено на мелкую кустарную промышленность в деревне, разбросанную и неорганизованную, зависевшую в значительной мере от надомной работы или труда беднейших крестьян и членов их семей, занятых неполный рабочий день. Такие предприятия играли огромную роль в российском хозяйстве; именно они – почти в такой же мере, как и крупные механизированные фабрики, – удовлетворяли простые потребности крестьянина – в орудиях труда и утвари, в одежде, примитивной мебели и обустройстве его дома [3]. В Программе партии (март 1919 г.), заинтересованной любыми путями в увеличении производства, подчеркивалась необходимость оказания поддержки мелкой и кустарной промышленности путем дачи государственных заказов и предоставления финансовых кредитов кустарям "при условии объединения отдельных кустарей, кустарных артелей, производственных кооперативов и мелких предприятий в более крупные производственные и промышленные единицы" [4]. В декабре 1918 г. было решено создать в ВСНХ и местных совнархозах специальные отделы для организации кустарной промышленности [5], а в январе 1920 г. III Всероссийский съезд Советов предложил объединить ее предприятия под руководством кооперативов [6]. Остается проблематичным вопрос о том, как много было сделано в этой области. Все сомнения юридического порядка были в конце концов развеяны декретом, принятым в конце ноября 1920 г., по которому подлежали национализации все предприятия с механической тягой, на которых работало более пяти человек, и немеханизированные предприятия с числом рабочих более десяти человек. Однако, подобно декрету от 28 июня 1918 г., этот декрет сменил только юридическую вывеску: прежние владельцы продолжали хозяйничать вплоть до того момента, покуда ВСНХ или местные совнархозы не предпринимали соответствующих мер [7].

Окончательный баланс национализированных отраслей промышленности никогда не подводился при военном коммунизме. Перепись промышленных предприятий, проведенная в 1920 г. на всей территории, которая тогда находилась под Советской властью (включая фактически все районы, составившие впоследствии СССР, за исключением Восточной Сибири), пока-

зала, что общее число "промышленных учреждений" достигало 404 тыс., из которых действующих было 350 тыс. Из этих 350 тыс. примерно три четверти составляли единоличные или семейные предприятия, только 26 % использовали хоть какой-то наемный труд. Общее число наемных рабочих в промышленности равнялось 2200 тыс., или 89 % всех рабочих, занятых в промышленном производстве, а из них 1410 тыс. работало в так называемых крупных предприятиях, имевших более 30 рабочих. Общее число промышленных предприятий, национализированных на основании ноябрьского декрета 1920 г., составляло 37 тыс., на которых работало 1615 тыс. человек; кроме того, 230 тыс. рабочих трудились на кооперативных промышленных предприятиях [8]. Однако цифры, собранные ВСНХ до начала этого процесса массовой национализации, больше отражают реальное положение дел.. Согласно им, общее число промышленных предприятий, подотчетных ВСНХ, достигало 6908, из которых, по мнению ВСНХ, 4547 предприятий были действительно национализированы, то есть взяты под контроль государства. В то же время Центральное статистическое управление низвело число национализированных предприятий до всего лишь 3833 [9]. Все авторитетные источники сходятся на том, что полнее всего национализация была проведена на транспорте, в машиностроении, электротехнической, химической, текстильной и бумажной отраслях промышленности.

В период военного коммунизма речь шла не о национализации промышленности (само по себе это не являлось, как неоднократно подчеркивал Ленин, социалистической мерой и предусматривалось в этот момент в некоторых законодательных актах в странах, где оставалась нетронутой структура буржуазного капитализма [10]), а о попытке государства управлять промышленностью на социалистических началах. Наиболее многочисленные и значимые декреты, принятые в период с июля 1918 г. до конца 1919 г., предусматривали "переход в ведение республики (это была обычная формулировка) промышленных предприятий; иногда в декретах назывался отдел ВСНХ, на который возлагалась ответственность за управление, иногда это оставлялось на усмотрение ВСНХ или его Президиума. Декреты относились к определенным предприятиям. Никогда одним декретом не национализировались сразу все фирмы или фабрики отдельной отрасли промышленности: потребовалось больше дюжины актов, чтобы национализировать обширную и разнообразную текстильную промышленность. Однако политика была направлена на то, чтобы завершить принудительное "трестирование" промышленности, которое Ленин с осени 1917 г. провозгласил последней стадией в капиталистической организации, а следовательно, и необходимым условием организации социализма [11]. Каждая отрасль промышленности должна быть объединена в отдельный "трест" под своим главком или центром, подотчетными ВСНХ, выступавшего в качестве высшего поли-

тического арбитра. К концу 1919 г. было организовано около 90 таких "государственных трестов" [12].

Не всегда просто определить какую-либо точную и последовательную – политическую линию в многочисленных законодательных актах того периода в области промышленной политики. ВСНХ, как говорил в это время его председатель Рыков, не давали возможности заниматься "правильной организацией хозяйства", и "мы принуждены были прибегнуть к крайним мерам, чтобы предохранить от нападения с тыла" [13]. Вне всяких сомнений, гражданская война, доминируя над всеми другими факторами, в первую очередь стимулировала национализацию промышленных предприятий, непосредственно или косвенно удовлетворявших.ее потребности. Установление государственного контроля над металлургической промышленностью было фактически завершено до того, как 28 июля 1918 г. был объявлен декрет о национализации. Военные нужды диктовали те высокие темпы, которыми осенью 1918 г. национализировались такие базовые отрасли промышленности, как кожевенная, текстильная, химическая и энерготехническая; и не требуется никакого объяснения, почему в декабре 1918 г. был создан главный топливный комитет (Главтоп) с диктаторскими полномочиями по производству и снабжению страны всеми видами топлива. Соображениями более общего плана, возможно, объяснялась столь быстрая национализация фабрик, производящих бумагу, табак и сигареты, огнеупорные и керамические изделия, или винокуренных и спиртоочистительных заводов, которые были по непонятным причинам не охвачены июньским декретом. Все они были национализированы в ноябре 1918 г. и взяты под управление государства в следующем месяце. Однако трудно понять, почему были предприняты в декабре 1918 г. шаги по национализации и переходу в ведение республики нотопечатания, типографии и литографии или предприятий кондитерской промышленности в Москве и Петрограде [14]. Машина "национализации", приведенная в движение из хороших и разумных побуждений, набрала собственную инерцию или направлялась вперед за счет смеси беспорядочных и частично случайных мотивов и импульсов различного плана, свойственных любому крупномасштабному административному процессу.

Следствием всех этих мер было низведение ВСНХ с первоначально отведенной ему роли верховного директора и арбитра всего советского хозяйства на роль ведомства, ответственного за управление советскими национализированными промышленными предприятиями. Его эффективная роль из двух функций, предписанных декретом в августе 1918 г. (ВСНХ "регулирует и организует все производство и распределение" и "управляет всеми предприятиями Республики"), сводилась поэтому ко второй. Тем же декретом был назван состав ВСНХ. Из 69 его членов 10 назначались от ВЦИК, 20 – от областных Советов народного хозяйства, 30 – от Центрального Совета профсоюзов; пле-

нум ВСНХ должен был собираться не реже одного раза в месяц. Руководство работой ВСНХ возлагалось на Президиум в количестве 9 лиц, из коих 8 избирались пленумом ВСНХ и утверждались Совнаркомом, а председатель избирался ВЦИК (в тексте ошибочно говорится о том, что председатель и его заместитель назначались Совнаркомом, а остальные члены Президиума назначались ВЦИК. – Ред.). Очень скоро Президиум превратился в руководящий и определяющий политический курс орган. После осени 1918 г. ВСНХ перестал собираться вообще как совет: он превратился в ведомство государственного ранга, подобно британской Торговой палате (название отмершего органа) [15].

Механизм, при помощи которого ВСНХ пытался управлять своим новым промышленным королевством, развился из системы центральных органов – главков и центров (первые были созданы до начала национализации). Некоторые из менее значимых отраслей промышленности вышли из этой системы за счет непосредственного подчинения управлениям ВСНХ. Однако это различие не имело существенного значения, поскольку центры и главки постепенно потеряли всякую видимость независимого статуса и слились с отделами ВСНХ. Это прямое подчинение центров и главков стало неизбежным, когда все кредиты национализированным промышленным предприятиям начали поступать исключительно через ВСНХ – положение, официально одобренное резолюцией II Всероссийского съезда Советов в декабре 1918 г. [16] Более неопределенными и неустойчивыми вначале были взаимоотношения центров и главков с отраслями промышленности, находившимися под их контролем. В обязанности Главного нефтяного комитета (Главнефть) – одного из первых главков, созданных до национализации промышленности, входило "организовать и вести нефтяное дело за счет государства" и "закрывать, открывать и сливать" различные предприятия в пределах отрасли, а также "контролировать и регулировать частные нефтедобывающие и нефтеперерабатывающие предприятия" [17]. Главному табачному комитету (Главтабак), также одному из первых образований такого рода, было предписано организовать "плановую доставку сырьевых материалов" и "плановое распределение продукции" [18]. Прямое управление предприятиями со стороны ВСНХ или главков не предусматривалось ни до, ни после национализации. В текстильной промышленности, по мере того как все большее число предприятия переходило под контроль государства, в декабре 1918 г. был создан новый орган под названием Национальткань для управления всеми государственными текстильными предприятиями, находящимися в ведении Центротекстиля [19]. С другой стороны, Главному комитету кожевенной промышленности (Главкож) было указано, что он "организует управление" национализированными предприятиями; в задачу Главного комитета лакокрасочной промышленности (Центролак) (в тексте ошибочно называется Главлак. – Ред.) входило "общее управление"

соответствующими предприятиями; а Главный бумажный комитет (Главбум) был "преобразован в Главное управление государственными предприятиями бумажной промышленности" [20]. Без сомнения, эти изменения в терминологии соответствовали изменениям в практике. Лихорадочная атмосфера гражданской войны была особенно неподходяща для роста какой-либо упорядоченной и единообразной системы.

Может быть, наиболее серьезным недостатком центров и главков, которых в 1920 г. насчитывалось 42 единицы [21], являлось то, что они не могли выполнять функцию, которую они не были призваны первоначально выполнять и к которой не были приспособлены: они скорее мешали, чем управляли. Среди писателей более позднего периода они стали синонимом любого проявления неэффективности и считались олицетворением сверхцентрализации, которая являлась одной из ошибок военного коммунизма. Однако в сложившихся условиях того времени аргумент в пользу централизации был неоспоримым. Реакция против административного хаоса первой зимы после революции была не только здоровой, но и неизбежной.

"Разруху, – говорил Ленин в январе 1919 г., – можно уничтожить только централизацией, при отказе от чисто местнических интересов, которые, как видно, и вызывали оппозицию против централизма, являющегося, однако, единственным исходом из нашего положения.

...Наше положение плохо... потому, что у нас нет строгой централизации" [22].

Централизации способствовало воздействие гражданской войны, которая, как и всякая другая война, требовала концентрации усилий на решении важнейших вопросов – а иногда и концентрации производства – в какой-то единой точке. Не далее как в октябре 1918 г. нехватка сырья продиктовала решение о закрытии менее эффективных фабрик во многих отраслях промышленности и концентрации производства в более эффективных [23]; такого рода решения могли приниматься только сильной центральной властью. Когда летом 1919 г. территория РСФСР сократилась до размеров древней Московии, централизованный контроль над промышленностью был гораздо более практичным делом, чем он мог показаться раньше или позже. Все обстоятельства говорили в пользу принятия декрета о централизации, которую в конечном счете невозможно было поддерживать и за которую пришлось заплатить дорогой ценой в виде бюрократической неэффективности.

Политика централизации вскоре столкнулась с рьяным сопротивлением со стороны губернских совнархозов. Ко времени созыва II Всероссийского съезда Советов народного хозяйства в декабре 1918 г. было покончено с обременительной фикцией системы параллельного существования экономических Советов с политическими. Новым декретом были упразднены региональные Советы, а губернские совнархозы названы "исполнительны-

ми органами" ВСНХ, местные же совнархозы были превращены – трудно сказать, как много таких органов вообще было создано, – в "экономические отделы" при исполнительных комитетах соответствующих местных Советов. Правда, несмотря на то, что декрет был нацелен на предоставление действительно широких полномочий губернским совнархозам, он еще больше подрезал им крылья, разрешив главкам и центрам иметь свои собственные подчиняемые только им органы в губернских штабах; и хотя эти органы были в какой-то степени привязаны к губернским совнархозам, эта мера ясно показывала, что был сделан очередной шаг к установлению централизованного контроля над каждой отраслью промышленности по всей стране со стороны соответствующего главка или центра в Москве под высшим руководством ВСНХ. Под руководством же губернских совнархозов оставалась лишь быстро сокращающаяся категория промышленных предприятий "местного значения" [24]. Эти преобразования на административном уровне шли рука об руку с усилением влияния централизованной профсоюзной организации над местными фабричными комитетами и другими профсоюзными органами [25] и даже явились причиной роста влияния профсоюзов в главках [26]. Специальное совещание с участием представителей главков и совнархозов в апреле 1919 г. не привело к достижению компромисса или к прекращению роста центральных органов [27]. Однако не было другой такой сферы, где сверхцентрализация была бы столь очевидно неприемлемой и где ощущалась бы столь острая необходимость в децентрализации, как в повседневной работе промышленности.

То, что началось как откровенная борьба между централизацией и местной автономией в хозяйственном управлении, вскоре превратилось в борьбу между сторонниками передачи власти по функциональному и географическому признакам. Главки представляли "вертикальную" систему организации, при которой каждая отрасль промышленности должна функционировать как отдельная общность, ответственная перед единым руководством для этой отрасли. Губернские совнархозы оспаривали эту систему во имя "горизонтального" управления, при котором промышленные предприятия данной губернии должны координироваться и контролироваться высшей губернской властью. Этот вопрос стал составной частью общих дебатов на VII Всероссийском съезде Советов в декабре 1919 г. об ответственности местных органов народных комиссариатов перед местными Советами и их исполнительными комитетами. Сапронов, который на VIII съезде партии нападал на совнархозы за их поползновение на захват власти в местных Советах [28], теперь направил острие своих атак на непопулярные главки, утверждая, что они воплощают в себе попытку заменить "строительство по Советам" "ведомственным строительством" – демократическую систему бюрократической. Другой выступающий заявил, что, если народ спросить: "Что надо уничтожить на вто-

рой день после уничтожения Колчака и Деникина?" – 90 % ответят: "Главки и центры". Калинин пришел на помощь, сказав в ответ, что "один из главков, который больше всего централизован и более всего давит местное население, – это главк, возглавляемый т. Троцким", то есть Красная Армия [29]. Дебаты не привели ни к какому результату и были возобновлены на III Всероссийском съезде Советов народного хозяйства в январе 1920 г., на котором Президиум ВСНХ в альянсе с профсоюзами в поддержку главков подверглись резкой критике со стороны губернских совнархозов. Большинством в две трети голосов была поддержана резолюция об управлении промышленностью, по которой предприятия подразделялись на три категории: "трестированные" предприятия, или предприятия государственного значения, находящиеся под непосредственным управлением центральных органов ВСНХ, предприятия, управляемые губернскими совнархозами "при непосредственном руководстве центральных органов ВСНХ", и предприятия местного значения, состоящие в ведении и управляемые исключительно губернскими совнархозами [30]. IX съезд партии в марте 1920 г. приложил к этому руку и принял резолюцию, в которой провозглашалось, что "организационная задача состоит в том, чтобы, сохраняя и развивая вертикальный централизм по линии главков, сочетать его с горизонтальным соподчинением предприятий по линии хозяйственных районов" [31]. Однако красивые слова ничего не решали. Круги, выступавшие за централизацию, черпали силы в гражданской войне, и их вряд ли можно было одолеть, покуда длилась война. Соответствующая реакция последовала только после введения НЭПа и в качестве составной части общей политики.

В связи с нападками на централизованную организацию ВСНХ имела место еще одна острая полемика (иногда в открытую, а чаще всего исподволь) – по вопросу об использовании специалистов. Здесь также часто ощущался конфликт между требованиями деловой эффективности и потребностями социалистического или даже демократического самоуправления. Однако вопрос о специалистах затрагивал более глубинные слои партийной доктрины и партийных предубеждений. Он вскрыл очевидное противоречие между верой в разрушение старого административного аппарата и отмирание государства, которую Ленин вновь столь красноречиво подтвердил осенью 1917 г. в своей работе "Государство и революция", и практической потребностью, о которой он с не меньшей энергией писал почти в то же время в статье "Удержат ли большевики государственную власть?", в захвате и использовании технического аппарата хозяйственного и финансового контроля, созданного и оставленного после себя капитализмом [32]. На начальном этапе революции на смену анархии рабочего контроля пришли попытки применить доктрину, которая черпала силу из определенных