Взаперти

А после случившегося меня заперли в моей же комнате и запретили выходить. Кай больше не навещал меня, приходил лишь Джон, который рассказывал последние новости из Кингсмута, пытался помочь навести порядок в комнате, хоть сколько-нибудь улучшить убранство, и в какой-то степени мне показалось, что он очень хочет подружиться.

Но это было совершенно не так. Он изучал меня. Интересовался, что произошло накануне. Любопытствовал насчет моего вернувшегося зрения и состояния здоровья в общем. Обработал и зашил мои раны, но и не надеялся, что они затянутся. А они – затянулись.

Пытался навязать мне полное обследование моего механического сердца, но я отказывался. И все чаще задумывался о том, чтобы снести себе голову, – уж это-то должно же было помочь, чтобы наверняка умереть. Но после задумывался о том, что мое появление здесь не случайно, и продолжал ждать. Наверное, чуда.

Джон приносил мне электронные книги на устройстве, подобном исину, но как только об этом узнал кто-то из верхушки местной власти, пришлось отдать. Я был взаперти и стал узником. А после и доктор перестал меня навещать. Серые будни превратились в кошмар, теперь совсем без общения, да еще и с закрытой наглухо дверью.

От одного лишь упоминания об этом Кингсмуте воротило. Я не желал видеть город, лишь бы убраться как можно дальше, куда-нибудь, где никто обо мне не знает. Пытался предложить эту затею: «Изгнать меня из города», но ко мне так никто и не пришел.

Прошло больше трех месяцев, об этом мне говорили насечки на стене, но меня так и не посетили. Казалось, что обо мне забыли навсегда. А еще казалось, что я все-таки окончательно сошел с ума. Теперь не просто разговаривал сам с собой, но и видел образы-призраки своих бывших друзей, сослуживцев и других, как людей, так и Арков (хотя это всегда был один и тот же Люциус). Я разговаривал с ним, обсуждал свои же собственные мысли и с каждой секундой сходил с ума все сильнее и сильнее.

А после вновь послышались удары по барабанам, – да, теперь это было несколько барабанов, вместо одного. Они резонировали по всей комнате и налетали со всех сторон. Казалось, протяни руку – и окажешься в том месте, где и должен был проходить ритуал.

Удары стучали ровно три дня. Они отчасти сводили с ума, а с другой стороны, придавали сил. И в одно мгновение я был преисполнен чувством долга.

«Меня ждали! Я должен идти! Я не могу опаздывать!»

Поднялся с кровати и двинулся к металлической двери с цифровым управлением, хоть она и открывалась только с внешней стороны. Звуки барабанов усилились, теперь их было сотни. Все стучали, отзывались эхом, наполняли меня своей природной силой. Я замахнулся, чтобы нанести по двери удар, и барабаны стихли. Кулак соприкоснулся с дверью и увяз в ней. Я оставил в металле глубокую вмятину, а сам впал в безумие. Во мне проснулась какая-то безумная жажда крови, ярость зверя. И зверь рвался из меня наружу.

Еще несколько десятков ударов – и дверь слетела с петель, ударившись о противоположную стену с гулким звоном, разнесшимся по всему этажу. А меня все еще переполняла жажда крови. Барабаны вновь застучали у меня в голове, и мне лишь оставалось прокричать то, что крутилось на языке:

– Я иду, Кингсмут! Дрожи от страха и беги!

Я не мог объяснить, что со мной происходило, но чувствовал себя так, словно был быком, сильным, безумным и готовым сорваться буквально на все, словно все и было облеплено красными тряпками, которые я хотел рвать и метать. Вот оно – безумие, вот она – жажда крови, дремавшая во мне!..

ГЛАВА Τ

ПАМЯТЬ

Но город меня не встретил ни со страхом, ни с радостью. Он попросту забыл обо мне вместе со всеми его жителями.

…Я завернул за угол почти не освещаемого коридора и столкнулся с двумя охранниками. Они лишь взглянули на меня и быстро подняли перед собой пистолеты, – или что было у них в руках? А я сам все с той же яростью ринулся на них.

Выстрел, но никакого звука даже и не было. Меня просто парализовало. Все тело свело судорогой, по мне прошелся сильный разряд тока. Настолько сильный, что мое тело забилось в конвульсиях на полу, а глаза закатились. Мир вновь померк для меня, и я утонул в этой тьме.

Очнулся я лишь позже, но, сколько времени прошло с момента моего отключения, я не мог сказать. Я лежал в белоснежной комнате на висящем прямо в воздухе элегантном операционном столе из гладкого пластика, – или что-то типа того, – и металла.

Рядом кто-то возился и изучал информацию на голографическом экране. Я глянул в сторону этого человека в белом, с серыми вставками, обтекающем костюме, на котором не было ни пуговиц, ни молний, и вообще казалось, что его невозможно ни одеть, ни снять, не разрезав хоть в каком-нибудь месте. Я узнал своего врача, что прикусывал губу, – явно нервничал.

– Джон, что происходит? – произнес я почти беззвучным голосом.

Мои руки и ноги были привязаны эластичными ремнями, что держали крепко и не давали освободиться, но мягкими, что не натирали кожу. Те силы, что были раньше – пропали.

Джон обернулся и удивленно глянул на меня, а после заговорил:

– Откуда вы знаете мое имя?

– Джон, это же я, Мортимер! – с тем же удивлением произнес я. – Ты же сам приходил ко мне, пока тебе не запретили.

Лицо доктора напряглось, от чего появились морщинки на лбу. Взгляд был растерянным.

– Нет, я вас даже не знаю. Ни разу не видел! – задумался, вновь глянув на экран, и добавил: – Да и если бы знал, вы же опасны для общества. И… и вообще, кто вы? Вернее, что вы?

Я испугался. Как могло быть так, что человек попросту забыл меня за какие-то три месяца, что мы не виделись? На ум приходило лишь то, что здесь не обошлось без предметов. Только они были способны на это.

– Позови Кая, он точно должен помнить меня. Он все объяснит! – в моем голосе так и сквозили нотки обреченности и малейшей надежды.

Сначала Джон не соглашался привести мальчишку, но все же сломался и согласился. Напоследок сказал, что если и Кай меня не узнает, то он продолжит свои опыты, так как видел во мне лишь механизм, – возможно, одного из исинов воплоти, что существовали в прошлой Вселенной до того, как они все, Объединенное Человечество, оказались на Пангее Ультима.

Прошло минут двадцать, и дверь открылась. В операционную, – или что это вообще была за комната? – сначала вошел Джон с серьезным лицом, а после – мальчишка.

Кай был растерян и даже напуган. Его светлые, пшеничные волосы, что прикрывали глаза, сейчас были аккуратно поправлены в сторону ладошкой. А вот в глазах читалось сомнение. Казалось, что мальчик узнает меня, силится вспомнить, вернуть мой образ из пучин сознания, но у него это никак не получается. Глянул еще раз на меня, останавливаясь на лице, а затем перевел взгляд на стенку, потупился.

Доктор взглянул на него и задал свой вопрос:

– Кай, ты знаешь, кто это?

Мальчик долго смотрел на стену за мной – я чувствовал, что он смотрит не на меня, а мимо меня, – а после покачал головой и тут же убежал прочь. Дверь закрылась за ним. Джон подошел к столу и посмотрел мне в лицо.

– Как я и думал, – произнес он и вернулся к своему экрану. – Я все же узнаю, что ты такое, и разберусь в твоей системе. Это сердце – явно прогресс в науке, и я хочу его досконально изучить! – я заметил, как Джон улыбнулся, и в этой улыбке я не увидел ничего доброго.

Доктор отвлекся от экрана и взял с парящего столика эластичные перчатки. Натянул их на руки и вновь глянул на экран, положив правую руку на столик, словно попытался опереться на него. Повернулся ко мне и аккуратно подхватил какое-то устройство, поднес к глазам и, изучив его, улыбнулся.

Я запаниковал. Мне стало страшно. А теперь я и вовсе понял, что скоро мое сердце разберут на части, тем самым убив меня.

– НЕ-Е-Е-ЕТ! – вырвался крик из моего горла, а я сам забился на операционном столе, пытаясь высвободиться. – Нет, Джон! Отпусти меня! Джон, попытайся вспомнить! Прошу тебя! ВСПОМНИ! – из глаз сами собой побежали ручейки слез. – Не убивай меня!

Я только понял, что все же хочу жить дальше…

ГЛАВА Σ