Annotation 13 page. 1911 год Вскоре благодаря своей энергии и усердию Кларри смогла развеять скептицизм Герберта

1911 год
Вскоре благодаря своей энергии и усердию Кларри смогла развеять скептицизм Герберта. На каждое его сомнение она отвечала разумным решением. — Меня смущает площадь этого здания, — сказал Герберт по поводу вместительного бывшего магазина тканей, расположенного на Тайн-стрит, с квартирой на втором этаже. — Заднюю комнату мы превратим в зал для собраний, что принесет нам дополнительный доход, — ответила Кларри. — А квартиру можно будет сдавать внаем. — Расходы на ремонтные работы могут оказаться значительными. — Олив поможет оформить интерьер. Это снизит наши затраты. — А как насчет персонала? — беспокоился Герберт. — Как ты можешь быть уверена в его надежности? — Я сама буду набирать людей. Поговорю с ними лично, расспрошу их родителей… С помощью обаяния и настойчивости Кларри смогла убедить Герберта приобрести здание на Тайн-стрит и приступить к отделке интерьера. Она советовалась с мужем по каждому поводу, начиная с обустройства водопровода и заканчивая подбором мебели и составлением меню. Кларри решила, что он должен воспринимать это предприятие как свое собственное. Идея назвать заведение его именем принадлежала Кларри. — «Чайная Герберта», — объявила она. — Поскольку ты являешься покровителем этого проекта, нужно воздать тебе дань уважения. Герберта эта идея неожиданно очень обрадовала, и он заключил Кларри в объятия, что случалось нечасто. — Мы назовем чайную моим именем, да? Какая честь! Олив тоже была вовлечена в работу. Она расписывала стены райскими птицами и экзотическими растениями. Кларри с радостью наблюдала за тем, с каким упоением ее сестра отдалась этому занятию. Она гордилась талантом и красотой Олив. Кроме того, Кларри заказала сестре три большие картины с местными пейзажами, две из которых собиралась повесить в зале для собраний, а третью над прилавком. Картины были выполнены в ярких, живых красках и довольно сильно отличались от темных полотен, висящих в городской художественной галерее. Увидев их, Герберт встревожился, но Кларри сказала, что они великолепны. — Не нужно напоминать людям о серой жизни у них за порогом. Пусть они скроются от нее хотя бы на полчаса. Олив была загружена работой все шесть месяцев, которые ушли у Кларри на то, чтобы подготовить чайную к открытию. Пока здание приводили в порядок, она занялась подбором поставщиков. Улица Вишневая находилась в двух кварталах отсюда. Скрепя сердце Кларри решила вновь повидаться со своими родственниками. Прошло уже почти четыре года с тех пор, как она в последний раз отнесла им деньги, и уже пару лет Кларри редко видела их в церкви. Пивная со времени ее последнего посещения не подверглась каким-либо ремонтным работам, а Джейред выглядел уставшим и неопрятным. — Я слыхал о новой закусочной, — кивнул он. — Вы попусту тратите деньги. В нашей округе чайная не будет пользоваться популярностью, девочка. — Посмотрим, — улыбнулась Кларри. — Я хотела бы узнать, не согласится ли миссис Белхэйвен печь для нас пироги? Джейред смутился. — Она их больше не печет. После недолгого замешательства он добавил: — Теперь Лили не спускается вниз. Ей трудно ходить по лестнице. Врач сказал, что у нее водянка. — Какое горе, — посочувствовала Кларри. — Может, я проведаю ее? — Лучше не надо. Лили никогда тебя не любила. Скорее всего, она накричит на тебя. По подавленному виду дяди Кларри догадалась, что и ему достается от супруги. Девушка дотронулась до его руки. — Приходите выпить у нас чаю, когда мы откроемся, хорошо? — Может, и приду, — пробормотал Джейред. — Удачи тебе, девочка. Она тебе понадобится. Для поставок чая Кларри выбрала «Чайную компанию Тайнсайда». Они вместе с Гербертом отправились в Скотсвуд, в магазин Дэниела Мильнера. Теперь у него работали восемь торговых агентов, которые развозили чай далеко на восток и запад и в деревни, расположенные на севере, на другом берегу реки. От Олив Кларри знала, что Джек Брэвис по-прежнему поставляет им чай раз в две недели, но после их разрыва она давно уже привыкла избегать встреч с ним. Теперь, когда она больше не была экономкой, им тем более незачем было видеться. Поэтому, когда Дэниел с гордостью показывал им свои складские помещения, Кларри вздрогнула от неожиданности, встретив Джека в одной из комнат. Он изучал образцы товара. Джек раздался вширь, а его усы стали еще гуще. — Вы помните Джека? — спросил Дэниел. — Теперь он работает у нас дегустатором. Увидев их, Джек покраснел. Он пожал Герберту руку и смущенно поклонился Кларри. Она не ошиблась на его счет: Джек оказался честолюбивым человеком и быстро продвигался вверх по служебной лестнице. — Здравствуй, Джек! А я думала, ты по-прежнему развозишь чай в западной части города. — Только некоторым постоянным клиентам, — ответил он. — Не хочу терять прежних навыков. — Это правильно, — одобрил Дэниел. — Нужно иметь представление обо всех сторонах бизнеса. Этому я его и учил. Он сообщил Джеку, зачем пришли Стоки. — Да, — кивнул Джек, — я слышал об этом. Разговоров столько, будто открывается фешенебельный ресторан в центре города. Кларри рассмеялась. — Отлично. Можно будет сэкономить на рекламе. Уходя, она сказала: — Надеюсь, ты и мистер Мильнер придете к нам на открытие? — С удовольствием, — ответил Джек. Его улыбка напомнила Кларри о том, почему он понравился ей пять лет назад, когда они встретились впервые. Не случись той злополучной встречи с Уэсли в парке Саммерхилла, она могла бы сейчас быть женой Джека. Кларри быстро прогнала эти мысли. Что толку сожалеть о том, что могло бы быть? Сейчас главное — открыть чайную и приступить к работе. На эту цель были теперь направлены все ее усилия. Кларри молча пожала Джеку руку, и они с Гербертом вышли из комнаты.
К началу 1911 года Кларри после предварительного собеседования наняла трех официанток: Дину, высокую девушку из Скотсвуда, аккуратную брюнетку Эдну и неунывающую Лекси. Герберт выразил сомнения по поводу Лекси. — Ей больше подходит прачечная, — чопорно заявил он. — Она веселая, — стала защищать подругу Кларри. — Именно такие люди и нужны для того, чтобы приободрить посетителей в ненастный день. Если одеть Лекси в униформу и научить подавать на стол, ей цены не будет. Кларри взяла Айну на кухню мыть посуду, а ее дочь Грейс — помощницей официанток. Она хотела и Мэгги дать работу, но ее муж не разрешил: — Я не позволю тебе работать на эту полукровку из пивной в ее дурацкой чайной. Она прогорит еще до наступления Рождества. И хоть Лекси с Айной уговаривали ее, Мэгги не решилась ослушаться мужа. Наконец Кларри разыскала Долли. Увидев, что Кларри не держит на нее зла за ее скандальное увольнение из Саммерхилла, Долли не заставила себя долго уговаривать. Она оставила малопривлекательное место на школьной кухне и перешла работать в роскошную чайную. Немало времени Кларри провела вместе с Олив, придумывая форму для персонала. Официанток решено было одеть в темно-зеленые юбки, блузы в бело-зеленую полоску с брошью на воротнике и отделанные рюшами белые передники и чепчики. Грейс будет наряжена в зеленый сарафан. Для себя Кларри выбрала изящное свободное платье с передником, который будет свидетельствовать о том, что хотя она и начальница, но не гнушается работать наравне с персоналом. С наступлением февраля все было готово к открытию. Задолго до этого они стали получать от различных местных организаций запросы об аренде зала для собраний. Это натолкнуло Кларри на мысль разместить в задней комнате пару письменных столов с перьями и промокательной бумагой. Пусть она служит комнатой для чтения, когда здесь не будут проводиться собрания. Под картиной Олив, на которой был изображен городской парк Ньюкасла, Кларри поставила этажерку с подшивками старых газет, позаимствованных в библиотеке Герберта. — Они лежат на полках без дела. Все равно никто их не читает, — резонно заметила она на возражения мужа. — Пусть люди берут их и потом возвращают. За неделю до открытия Кларри проинструктировала сотрудниц, как нужно накрывать стол, принимать заказ, подавать чай. Одиннадцатого числа, в субботу, в полдесятого утра чайная открылась для посетителей. Весь день у них не было ни минуты для отдыха. Покупатели из лавок на Скотсвуд-роуд заходили, чтобы передохнуть перед обратной дорогой вверх по склону холма. Дети забегали поглазеть и с радостью набирали сладостей, которые раздавали официантки с серебряных подносов. К часу дня закончились пироги Долли, и Кларри пришлось посылать за дополнительной партией. В три часа дня Олив играла вальсы и популярные мелодии, стоя у дальней стены. Группа женщин пела под ее аккомпанемент, не давая ей остановиться. Кларри ни разу не присела с раннего утра и до девяти часов вечера, когда чайная наконец закрылась. Очень усталые, но довольные успехом первого дня, они с Лекси упали на стулья, давая отдых натруженным ногам. В этом положении их и застал Герберт, заехавший, чтобы забрать Кларри домой. — Лекси, вы могли бы убедить мою жену поберечь себя? — спросил он, ласково положив ладонь на голову Кларри. — Легче научить собаку ходить на задних лапах, мистер Сток, — фыркнула Лекси. — Она никогда меня не слушает. Кларри засмеялась и взяла Герберта за руку. — Я еще не получала такого удовольствия от работы, как сегодня. — Ладно. Но завтра выходной, — сказал Герберт, — и ты будешь отдыхать, моя дорогая. Следующая неделя была поспокойнее, но их готовые обеды пользовались устойчивым спросом среди рабочих с завода Армстронга, а послеобеденный чай становился все более популярным у женщин всех возрастов. Пожилые мужчины заходили по утрам, чтобы полистать газеты, растягивая чашку чаю на целый час. Лекси выражала по этому поводу недовольство. — Пусть приходят, — улыбнулась Кларри. — Они не станут тратить много денег, зато будут являться сюда как на работу. Это станет их привычкой. А дальше уже от тебя зависит, сумеешь ли ты вызвать у них желание перекусить здесь, вместо того чтобы на обратном пути зайти в пивную. Зал для собраний тоже вскоре стал популярным. Кроме тех, кто приходил сюда почитать, его облюбовали общество трезвости, группа медиумов, представители союза производителей котлов, любители антиквариата и художественный кружок. Иногда чайная оставалась открытой до десяти часов вечера, пока не разойдутся посетители. В конце марта к Кларри подошли две суфражистки — члены местной ячейки Общественно-политического союза женщин. Они были молоды и общительны, и Кларри вспомнила, что они пили среди прочих конторских работниц чай по средам. — Мы хотели бы арендовать все здание, — сказала Флоренс, белокожая блондинка. — На всю ночь, — добавила Нэнси, брюнетка. Кларри удивленно уставилась на них. — Но мы не работаем по ночам. — Это особый случай, — энергично пояснила Флоренс. — Третье апреля, — улыбнулась Нэнси. — Перепись населения. — Это протест против правительственной переписи населения, — пояснили они сбитой с толку Кларри. — Они не считают нас равноправными гражданами и не предоставляют нам права голоса, поэтому мы отказываемся, чтобы нас пересчитывали. — Протест? — с недоверием переспросила Кларри. Она восхищалась твердостью духа этих женщин, но ей совершенно не хотелось портить репутацию своего заведения. — А если начнутся беспорядки? — спросила она. — Мне не нужны разбитые окна и визиты полицейских. — Нет-нет, ничего такого не случится, — заверила ее Флоренс. — Мы не нарушаем закон. — Просто нам нужно место, чтобы провести вечеринку, — добавила Нэнси, широко улыбаясь. — Мне необходимо подумать, — сказала Кларри. — Я дам вам ответ через пару дней. Уилл вернулся домой на Пасху со своим очень серьезным школьным приятелем Робертом Спенсер-Бэнксом. Это были их последние каникулы перед летним семестром и выпуском. Было много разговоров о поступлении в университет. Герберт хотел, чтобы Уилл поступил в Оксфорд и стал изучать право. Сам Уилл отдавал предпочтение университету в Дареме — его привлекал факультет богословия и музыки. Во время обсуждения этой темы Кларри завела речь о протесте суфражисток. Роберта ее слова привели в ужас. — Они же почти революционерки! К ним даже близко подходить не следует. — Он вздрогнул. Уилл захохотал. — Христос тоже был революционером. — Не богохульствуй, — одернул его Герберт. Но Уилла его слова не испугали. — Я думаю, вам следует разрешить им провести свою вечеринку. Что в этом плохого? — Плохое, мой друг, — сказал ему Роберт, — в поощрении этих странных стремлений к невозможному. Кларри строго взглянула на него. — Желание получить право голоса — это стремление к невозможному? — Совершенно верно, — энергично кивнул Роберт. — И почему же? — поинтересовалась Кларри. — Вы ведь не принадлежите к числу отсталых людей, которые считают женщин неспособными думать о чем-либо за пределами круга домашних забот, не так ли, дорогой Роберт? Он настороженно взглянул на нее, не вполне понимая, говорит она серьезно или просто дразнит его. Но после того как Уилл рассмеялся, Роберт пожал плечами и промолчал. — А что ты об этом думаешь, Герберт? — спросила Кларри. В его внимательном взгляде она заметила нежелание рисковать. — Пусть приходят. — Правда? — удивленно уставилась на него Кларри. — У них есть веские причины для того, чтобы быть недовольными нынешним правительством. Я все больше прихожу к убеждению, что способности женщин недооценены такими ограниченными господами, как Асквит^[24]. — Герберт улыбнулся ей. — Так почему бы не дать суфражисткам возможность выразить свой протест? Кларри схватила его за руку и улыбнулась в ответ. — Спасибо. Это именно то, что я надеялась от тебя услышать. Она не только разрешила суфражисткам провести вечеринку в «Чайной Герберта», но и сама провела там всю ночь, чтобы им помогать. Дина и Лекси также остались на работе. Суфражистки пришли в причудливых нарядах и в масках из папье-маше, представлявших собой пародию на членов правительства. Они играли в шарады и танцевали под оркестр, составленный из участниц их организации. Кларри, подавая суп, сэндвичи и бесчисленное множество чашек чая и кофе, была всем этим весьма заинтригована. Ей еще не приходилось встречаться с такими людьми. Немногие из суфражисток работали клерками в конторах, как Флоренс и Нэнси, остальные либо принадлежали к зажиточным слоям общества, либо были квалифицированными специалистами: учителями, секретарями, врачами либо же студентами университетов. Кларри восхитили их сплоченность и чувство юмора, что сильно противоречило тому, как их изображали в газетах — мужеподобными и скучными. Эти дамы острили и подшучивали друг над другом, спорили, сплетничали и предавались воспоминаниям. Их устремление к общей цели напомнило Кларри о монашках из Шиллонга. К тому же суфражистки были полны оптимизма. — Это всего лишь вопрос времени, — говорила Флоренс, обращаясь к Кларри. — Я верю, что здравый смысл нашего народа все расставит по местам. — Людям просто нужно помочь это понять, — добавила Нэнси. — Они боятся перемен, но все равно меняются. — А мы не боимся их к этому подталкивать, — улыбаясь, сказала Флоренс. Снаружи всю ночь по очереди дежурили мужья и друзья собравшихся женщин на случай возникновения каких-либо осложнений. Но ничего не произошло. В шесть утра все разошлись по домам — отсыпаться или собираться на работу. Кларри отослала Лекси и Дину домой поспать несколько часов, а сама осталась дремать на стуле, пока не пришли Айна, Эдна и Грейс. Их снедало любопытство. Женщинам хотелось узнать, что же происходило ночью, и в течение дня многие в чайной только об этом и говорили. Ко времени закрытия Кларри была совершенно обессилена и хотела лишь одного — спокойно поужинать в обществе Герберта. Но как только она вошла в дом, ей навстречу выбежала взволнованная Олив. — Что случилось? — спросила Кларри. — Пришел Берти. Он в ярости, орет на Герберта. — За что? — Из-за тебя. Вечерние газеты сообщили о вечеринке, — нервничая, проговорила Олив. — Ах, Кларри, ну зачем ты впустила этих женщин в чайную? — А почему бы мне их и не впустить? Я ведь совершила доброе дело. — Берти так не считает, — сердито возразила ей Олив. — Лучше поднимись наверх и разберись с этим. Кларри ощутила негодование. Берти не имел никакого права являться сюда и отчитывать своего отца. Они с Вэрити избегали их последние полтора года, и дела в чайной их совершенно не касались. И хотя Кларри была очень уставшей, она, приподняв юбку, побежала вверх по лестнице, перескакивая через две ступени. Она застала их в кабинете: Герберт сидел за столом, как будто защищаясь, а Берти стоял с другой стороны, потрясая газетой перед носом отца. — А, вот и она! — крикнул Берти, увидев Кларри. — Большевичка-суфражистка, порочащая имя моей семьи. — Берти, пожалуйста, — начал Герберт, встревоженно взглянув на жену. — Ты ведешь себя нелепо. Он поднялся на ноги, чтобы поприветствовать Кларри, но Берти обогнал его, надвигаясь на нее с газетой. — Вы это видели? — прогремел он. — «Жена адвоката поддержала противоправные требования суфражисток»! Берти сунул ей в руки газету. — Ты же знаешь, как сгущают краски газетчики в погоне за сенсацией, — сказал Герберт, но вид у него при этом был обеспокоенный. — На этот раз им не пришлось преувеличивать, — резко возразил ему Берти. — Давайте-давайте, читайте. Прочтите о том, что вы оказались единственной хозяйкой кафе в Ньюкасле, которой хватило глупости позволить суфражисткам провести у себя акцию протеста. Более того, там написано, что вы с радостью к ним присоединились. Вы и ваши вульгарные официантки с грязных переулков Элсвика. Кларри взорвалась. — Не смейте поносить меня и моих сотрудниц в моем доме! — В вашем доме? — возмутился Берти. — Да, в моем. Я горжусь тем, что мы сделали, и сделаю это завтра еще раз, если меня об этом попросят. Берти обернулся к отцу и всплеснул руками. — Папа, как ты можешь потворствовать тому, что она выставляет тебя дураком? Тебя! Твое имя запятнали этим спектаклем. Эти женщины бессовестно использовали тебя, чтобы привлечь к себе общественное внимание. Герберт удрученно вздохнул и снова сел. Кларри ждала, что муж поддержит ее, но он продолжал молчать. — Ничье имя не было запятнано, — резко проговорила Кларри, когда стало понятно, что Герберт не собирается вступаться за нее. — Это вы делаете из себя посмешище. Она бросила на Берти дерзкий взгляд. — Ваш отец был согласен с моим решением предоставить чайную Союзу женщин. И Уилл тоже. Если бы это было не так, я бы этого не сделала. — Я вам не верю! — прорычал Берти. — Скажи ему, Герберт, — попросила Кларри. Они оба обратили взгляды на мистера Стока, который явно испытывал неловкость и смущение. В конце концов он кивнул. Кларри облегченно вздохнула. — Боже мой, папа! — раздраженно крикнул Берти. — Как этой женщине удалось настолько затуманить твой разум? Я и не подозревал, что ты так слаб. — Не смейте так разговаривать со своим отцом! — осадила его Кларри. — Все это не имеет к вам никакого отношения. Ваши грубости в мой адрес я пропускаю мимо ушей, потому что уже привыкла к ним, но я не позволю вам являться сюда и отчитывать моего мужа за то, что вас никоим образом не касается. — Не касается?! — воскликнул Берти. — Напротив, касается. Адвокатскую контору Стоков склоняют на все лады в вечерних газетах, и исключительно в негативном свете. — Что ж, возможно, в результате у вас появятся клиенты среди суфражисток. — Я не позволю насмехаться надо мной женщине, которая еще недавно заведовала скатертями и простынями. — Тогда уходите, — сказала Кларри, распахнув дверь. Берти бросил взгляд на отца, ожидая, что тот вмешается и настоит на том, чтобы он остался. — Думаю, будет лучше, если ты уйдешь, — сказал Герберт, нахмурившись. — Страсти слишком накалились. Берти чуть не ахнул от неожиданности. Гневно взглянув на мачеху, он вылетел из комнаты. Кларри еле сдержалась, чтобы не последовать за ним и не проводить его до дверей, как она это делала, будучи экономкой. Они с Гербертом молча слушали топот сбегающего по лестнице и пересекающего холл Берти. Затем входная дверь хлопнула с такой силой, что зазвенела люстра в холле. Бесконечно долго Кларри и Герберт пристально смотрели друг другу в глаза. — Прости меня, Герберт, — заговорила Кларри. Он, прихрамывая, двинулся к ней, подняв руку, чтобы остановить ее извинения. — Не нужно, — сказал он. — Берти не имел права так с тобой разговаривать. — О себе я не беспокоюсь, — произнесла Кларри. — Но меня огорчает то, что он повышает голос на тебя. Я не подумала о том, что суфражистки могут восспользоваться моей связью с твоей адвокатской конторой. Герберт положил руки ей на плечи. — А разве это изменило бы твое решение? — Нет, не думаю, — грустно улыбнулась Кларри. — И я так не думаю, — улыбнулся он в ответ. — И за это я люблю тебя еще больше. Ты такая смелая молодая женщина. Хотел бы я иметь хотя бы половину твоей силы духа. — Я не иду ни в какое сравнение с этими женщинами-суфражистками. От некоторых историй, рассказанных ими, о том, как их арестовывали и били, кровь стынет в жилах. Отработать в чайной одну ночь — сущие пустяки. — И все же ты проявила храбрость, в то время как другие спасовали, — заметил Герберт. — Если верить газетам, все крупные заведения, вроде «Имперских чайных», не стали связываться с акцией суфражисток. Кларри удивленно взглянула на него. — Робсоны отказали им? Герберт кивнул. — Здесь цитируют Уэсли Робсона, который заявил, что не имеет никакого отношения к политике. По его мнению, ей нет места среди бизнесменов. Кларри фыркнула. — Это очень типично для мужчин: благородные на словах, на деле они просто боятся, что кучка женщин помешает их бизнесу. Герберт пристально посмотрел на нее. — Ты не очень-то высокого мнения об Уэсли Робсоне, не так ли? — Да, — ответила Кларри, чувствуя, что краснеет. — Отчего же? — спросил он с любопытством. Кларри пришлось сделать над собой усилие, чтобы заговорить о прошлом. — Робсон нанес тяжелую обиду моему отцу, когда наши дела были далеко не в лучшем состоянии. После этого отец быстро сдал. Она вдруг почувствовала, как ей на глаза наворачиваются слезы. — Было и кое-что еще. Уэсли проявлял чрезмерное усердие, вербуя работников в поместье Робсонов. Сын моей няньки сбежал с их плантации, он был тяжело болен, и я почти уверена в том, что Уэсли несет ответственность за его поимку и возвращение. Вскоре юноша умер. — Отведя взгляд в сторону, Кларри прошептала: — Вот почему я так не люблю Робсона. Герберт заключил ее в объятия. — Бедная моя Кларри. Я этого не знал. Она обхватила его за талию и прижалась к нему, радуясь редкой минуте близости. Кларри чувствовала себя очень усталой, и ей хотелось, чтобы он утешал ее бесконечно. Но объятия не продлились долго — Герберт отстранился. — Ты выглядишь обессиленной, моя дорогая. Давай поедим, и ты ляжешь спать пораньше. Я настаиваю, чтобы завтра утром ты не торопилась в чайную. Один раз Олив сможет открыть ее вместо тебя. — Герберт… — произнесла Кларри, схватив его руку в ту секунду, когда он повернулся, чтобы уйти. Воодушевленная его поддержкой и нежностью, которую он только что проявил, она решилась. — Почему ты… Почему бы тебе… — Что, моя дорогая? — Герберт улыбнулся, озадаченный ее внезапной робостью. — …не прийти ко мне ночью? — выпалила Кларри. Кровь прилила к его щекам. Он быстро отвел взгляд в сторону. — Нам обязательно сейчас об этом говорить? — проворчал он. — А когда же? — спросила Кларри. — Я твоя жена, Герберт. Я люблю тебя, знаю, что ты меня тоже любишь, и все равно ты избегаешь нашего брачного ложа. Это потому, что ты все еще думаешь о Луизе? В этом все дело? Герберт стиснул зубы. — Это так, да? — закричала Кларри в смятении. — Ты не можешь не думать о ней! Я не Луиза, и тебе невыносима мысль о близости со мной! Я недостойна тебя, не так ли? — Нет, — выдавил из себя Герберт сквозь сжатые зубы. — Тогда почему? — потребовала Кларри ответа. — Посмотри на меня, Герберт, и скажи, зачем ты на мне женился, если не хочешь спать со мной в одной постели? Он перевел на нее полный страдания взгляд. — Я хочу, — проговорил он дрожащим голосом. — Но не могу. Кларри опешила. — Что ты хочешь этим сказать? — Я боюсь тебя потерять, — признался он. — Как ты можешь меня потерять? Я не желаю выходить замуж за кого-либо другого. — Я боюсь, что если… — Он сделал попытку объяснить. — Что если ты забеременеешь, это убьет тебя. Она изумленно уставилась на него. — Я виню себя в смерти Луизы, — прошептал Герберт. — И мне невыносима мысль о том, что тоже ты можешь умереть из-за моих эгоистических желаний. Он дрожал, сделав это признание. Кларри была потрясена. — Но это не твоя вина, — сказала она, обхватив его пылающие щеки ладонями. — Луиза угасла от тоски — она не хотела жить, потеряв ребенка. У нас все будет по-другому. Я вдвое моложе ее, и у меня крепкое здоровье. Я не умру при родах. — Ты не можешь этого знать, — не согласился Герберт, взволнованно хватая ее за руки. — Это очень рискованно. А я не желаю подвергать тебя опасности. Он сжал ее ладони. — Ты так дорога мне, Кларри. Я не стану делать ничего такого, что могло бы причинить тебе вред. — Но риск есть всегда, — возразила Кларри. — Переходя трамвайные пути, спускаясь по скользким ступенькам, садясь на лошадь, мы подвергаем себя опасности. Нельзя жить в страхе перед тем, что, вполне вероятно, никогда не произойдет. — Ты молода и не понимаешь необходимости быть осторожной, — ответил Герберт. — Но я это понимаю. Я уже лишился любимой жены и знаю, что второй раз такого не переживу. Поэтому, да простит меня Бог, я не исполняю своих супружеских обязанностей. Пожалуйста, постарайся меня понять. Кларри взглянула в его измученное лицо. Его страх был совершенно очевиден. Но на что же Герберт обрекает их брак? Он и дальше будет лишь видимостью и, возможно, станет объектом насмешек, если правда об их супружестве просочится за пределы их дома. Кларри не знала, сможет ли примириться с такими платоническими взаимоотношениями. Но разве у нее был выбор? Кларри подавила разочарованный вздох. — Я понимаю, — ответила она, быстро отворачиваясь, чтобы Герберт не увидел, как она огорчена, и направилась вниз по лестнице. Глава двадцать пятая

Вопреки предсказаниям Берти, акция протеста против переписи населения не повредила ни адвокатской практике Стоков, ни чайной Кларри. В ту осень, когда в парламенте началось обсуждение долгожданного законопроекта, сопровождавшегося битьем окон активистками Общественно-политического союза, Герберта попросили представлять двух из них в суде. Им был присужден штраф, который они отказались выплатить. Суфражистки были отправлены в тюрьму. Но Кларри была благодарна мужу за то, что он взялся их защищать, несмотря на злость Берти из-за того, что Герберт ввязался в это дело. Что касается чайной, то после этого случая появилось много заказов на аренду зала для собраний и от других политических групп. Лекси вместе со своей младшей сестрой Эдит, занявшей ее место в прачечной, поселились в квартире на втором этаже, и за то, что они открывали чайную ранним утром и поздно ночью ее закрывали, Кларри не взимала с них плату за проживание. Среди радикальных ответвлений Независимой рабочей партии, профсоюзов и женских организаций «Чайная Герберта» приобрела славу дискуссионного клуба. Кларри оказалась в гуще самой разношерстной публики, наводнившей ее заведение: усталых покупателей и пожилых завсегдатаев, художников и профсоюзных лидеров. Она не всегда могла согласиться с теми идеями, которые обсуждались за столиками в ее чайной, но ей отрадно было видеть, что мужчины и женщины предпочитают ее заведение пабам и считают его надежным пристанищем. С наступлением школьных каникул Кларри снизила цены на чай для посетителей, приходивших целыми семьями, и устроила бесплатную раздачу яблок, бананов и сладостей детям в дни их рождения. «Чайная Герберта» обрела широкую известность благодаря умеренным ценам на хорошую еду, доброжелательному трудолюбивому персоналу и вдохновляющей его привлекательной, с кожей цвета слоновой кости миссис Сток. Все это способствовало неуклонному росту популярности чайной среди обитателей рабочих кварталов в западной части города. «Чайная Герберта» приобрела репутацию очага радикальных идей, и сюда из любопытства стали заглядывать представители богемы и авангардных течений в искусстве Ньюкасла. Им пришелся по вкусу ярко декорированный интерьер и царивший тут нонконформистский дух. Олив получила несколько заказов на свои красочные полотна, поражающие воображение соседством ориентальных мотивов и видов северной природы. Никто ничего подобного до сих пор не встречал. Кларри радовалась тому, что творчеству Олив сопутствует успех, что ее сестра занята делом, поскольку теперь у нее не оставалось времени ни на Олив, ни на свою подругу Рэйчел. Каждый свободный час Кларри посвящала чайной. В один из напряженных зимних дней, когда стекла запотевали от тепла внутри помещений, а снаружи по тротуарам барабанил дождь, в «Чайную Герберта», стряхивая капли воды со своего зонтика, вошел высокий мужчина. Кларри подошла, чтобы забрать у посетителя зонт, и от неожиданности вздрогнула. — Добрый день, миссис Сток, — натянуто улыбнулся ей Уэсли, снимая шляпу. На его красивом лице блестели капли, дождевая вода стекала с темных бакенбардов. — Что вам здесь нужно? — спросила Кларри изумленно. На секунду на его лице отразилось замешательство, затем в зеленых глазах появилось привычное насмешливо-внимательное выражение. — Зашел выпить чаю. Наружная вывеска свидетельствует о том, что его здесь подают. — Конечно, — сказала Кларри, быстро взяв себя в руки. — Одну минуту, мистер Робсон, я провожу вас к свободному столику. Она прошла через заполненный посетителями зал, где воздух был густо насыщен табачным дымом, запахом мокрой шерстяной одежды и ароматами пищи. Стук ложек и звон чашек сопровождал разговоры и смех. Кларри подвела Уэсли к маленькому столику, приютившемуся за горшком с аспидистрой на старинной подставке, которую Олив выкрасила в желтый цвет. Это было любимое место Флоренс и Нэнси, подальше от входной двери и сквозняков. Здесь никто не мешал им обсуждать их проблемы. Если суфражистки сегодня и придут, это произойдет только вечером. Кларри расправила льняную скатерть и пододвинула Уэсли стул. — Я сейчас пришлю Лекси принять у вас заказ, мистер Робсон, — сказала она, стараясь не встречаться с ним взглядом. Когда Кларри вернулась к стойке, Лекси вопросительно подняла брови. — Да, это Уэсли Робсон, — кивнула ей Кларри. — Несомненно, он пришел, чтобы шпионить. Иди, прими у него заказ и постарайся разузнать, что ему нужно. Кларри была всецело занята посетителями, прячущимися в чайной от дождя, который начинал премежаться со снегом. Люди усаживались по двое на одном стуле, и она, закатив рукава, помогала своим сотрудницам обеспечивать всех горячими напитками и закусками. Через час Кларри осознала, что не видела, чтобы Уэсли уходил. — Да, он все еще здесь, — подтвердила ее догадку Лекси. — Опустошает уже третий чайник. Очень самоуверенный тип, все здесь разглядывает. Говорит, что хочет поговорить с тобой, прежде чем уйти. Сердце Кларри забилось быстрее. У нее не было никакого желания беседовать с Робсоном, но она сгорала от любопытства, думая о том, зачем же он пожаловал. — Наверное, мистер Робсон интересуется, куда пропали его богатые посетители, — подмигнула Лекси. — Он возненавидит наше заведение за его успешность. Кларри рассмеялась. — Вряд ли мы можем составить конкуренцию чайным Робсона. В глубине души она была польщена. «Чайная Герберта» стала настолько популярной, что даже Уэсли проявил к ней интерес. Менее чем за год Кларри добилась того, ради чего все затевала: доказала, что чайная с высоким уровнем обслуживания будет иметь успех среди представителей рабочего класса. Через полчаса дождь внезапно прекратился, и чайная постепенно опустела. — Он просил тебя подойти, — напомнила Лекси, кивая в дальний угол зала. Кларри вдохнула поглубже, чтобы унять нервозность, поправила выбившиеся пряди и направилась к Уэсли. — Вы всем довольны, мистер Робсон? — спросила она, разглаживая свое платье вспотевшими ладонями. Ей было уже двадцать пять лет, она была замужем и стала успешной бизнес-леди, но он своим насмешливым взглядом заставлял ее чувствовать себя нескладной девчушкой. — Очень, миссис Сток. Позвольте поздравить вас с отменным качеством чая. Должен признаться, я был удивлен тем, как быстро вы приобрели популярность. — Не ожидали, что Белхэйвены могут хоть в чем-то добиться успеха? — спросила Кларри, едко усмехнувшись. Губы Уэсли тронула улыбка. — То есть в глубине души вы все еще Белхэйвен? Я рад это слышать. Кларри залилась краской. — Конечно же, я сказала это не всерьез. Я миссис Герберт Сток и горжусь этим, о чем вы могли бы догадаться по названию этого заведения. — Да, действительно, — произнес Уэсли, пристально глядя на нее. — Желаете еще что-нибудь заказать перед уходом? — поинтересовалась Кларри язвительно. — Или вы увидели уже достаточно, чтобы отчитаться перед вашими деловыми партнерами? Уэсли хохотнул. — Вы решили, что я за вами шпионю? — А разве нет? — Не больше вашего, когда вы только собирались открыть свою чайную, — проворчал он. — Я полагаю, что именно с этой целью вы посещали мои новые чайные со своей симпатичной подругой миссис Гарвен, так ее, кажется, зовут? Глаза Кларри округлились от удивления. — Я вас ни разу там не видела. — Да, — согласился Уэсли, самодовольно улыбаясь. — От моего внимания мало что ускользает. Видя неловкость, которую она испытывает, он поспешил добавить: — Не могли бы вы присесть рядом со мной на минуту? Я хочу кое-что у вас спросить. Кларри неохотно отодвинула стул с противоположной стороны столика и села на край, сцепив руки на коленях, чтобы унять дрожь. — Я много слышал об этой чайной, — сказал Уэсли, понизив голос. — И впечатлен тем, чего вы достигли. Это весьма любопытный социальный эксперимент. — Это не эксперимент, — возразила Кларри, — а, скорее, необходимость. Я увидела потребность в подобном заведении, когда мы с Олив только приехали в Англию. Она не знала, следует ли посвящать его в подробности своего прошлого, но затем решила, что это уже не имеет значения, поскольку теперь она жена Герберта и занимает определенное положение в обществе. — Мы жили при пивной в двух кварталах отсюда, прислуживали, подавая пиво и виски посетителям, пока они не падали под стол, напившись допьяна. Когда они начинали лупить друг друга в пятницу вечером, мы старались не попадать под горячую руку. Все это было очень страшно. Небо и земля по сравнению с благородным обществом в Шиллонге. — Продолжайте, — угрюмо сказал Уэсли. — Мне известно, как алкоголь разрушает жизнь человека, как отравляет его ум и тело. Но еще хуже то, что выпадает на долю женщин. Такие женщины, как Лекси, приходили в паб, чтобы согреться и отвлечься на двадцать минут от изматывающей работы в прачечной. На женщин, подобных ей, смотрели как на неприкасаемых. Мои родственники презирали их, а мою подругу Мэгги пьяный муж постоянно избивал за то, что она пьет. Так жить невозможно. Такие женщины, как они, заслуживают лучшей участи. Кларри кивнула в сторону стойки. — Посмотрите на Лекси сейчас. Теперь она не прикасается к спиртному, у нее нет на это времени, — улыбнулась Кларри. — Да ей это больше и не нужно. Она обрела уважение к себе. Никто не посмеет прийти сюда и грубо о ней отозваться — иначе его в два счета выставят за дверь. Она продолжила, глядя Уэсли прямо в глаза: — Из-за шумихи вокруг суфражисток и им подобных вам может показаться, будто эта чайная — рассадник революционных идей. Пожалуй, так оно и есть. Главная идея заключается в том, что она открыта для женщин вроде Айны и Лекси. Это небольшой кусочек рая для них. Некоторым из нас посчастливилось прикоснуться к раю еще при жизни. Для меня это было Белгури. Пусть и на их долю выпадет немного счастья. Уэсли смотрел на Кларри таким странным взглядом, что она начала сомневаться в том, не совершила ли она глупость, высказав ему все это. Зачем она это сделала? Он может извратить ее слова о революции и рае таким образом, чтобы обвинить ее в политическом бунтарстве и уничтожить ее бизнес. Он наклонился над столом, пристально глядя ей в глаза. — Почему бы вам не развить эту идею дальше и не открыть подобные утопические заведения в других рабочих районах? Вы доказали жизнеспособность этой бизнес-модели. Кларри почувствовала раздражение. — Это не бизнес-модель. Речь идет о настоящих, живых людях. Все это работает, потому что мы знаем их, а они знают нас. Я ничего не могу сказать о других районах. — Но вы получаете прибыль, не так ли? — продолжал Уэсли воодушевленно. — И ваша чайная пользуется огромной популярностью. По каким бы мотивам вы ни начали это предприятие, оно оказалось весьма успешным. Вам следует извлечь выгоду из этой идеи и открыть чайные в других районах города. Или вы не хотите, чтобы бедняки из других районов прикоснулись к вашему раю? Кларри не могла понять, то ли он действительно проникся ее идеей, то ли просто хочет использовать ее для получения прибыли. — У меня нет ни желания, ни средств на то, чтобы расширяться. Все мое время и силы отнимает это заведение. Я вложила в него свой ум и сердце и хочу оставаться здесь и дальше. Уэсли нетерпеливо посмотрел на нее. — Я мог бы профинансировать расширение. — Вы?! — ахнула Кларри. — Да, — сказал он, и его глаза засияли. — Давайте вести дела вместе, Кларри! У нее екнуло сердце от такого неожиданного предложения. — Нет, — ответила Кларри не раздумывая. — Конечно же нет. — Почему? На секунду она растерялась, не зная, что сказать. Разве она не думала о таком варианте, когда Герберт не хотел рассматривать ее намерения всерьез? — Мы несовместимы, — наконец произнесла она. — Я знаю о вашей неприязни ко мне, миссис Сток, — проговорил Уэсли сухо. — Я всего лишь предлагаю вам коммерческое сотрудничество. Кларри вспыхнула. — Это я понимаю. Но наши взгляды на бизнес расходятся. Меня удовлетворяет нынешнее положение вещей, до тех пор пока дело себя окупает. Люди для меня значат больше, чем прибыль. — Но это наивно, — возразил Уэсли. — Чем выше прибыль, тем больше вы сможете платить своим наемным работникам. — Ваши наемные работники получают не больше, чем мой персонал, несмотря на вашу высокую прибыль, — парировала Кларри. — Но я не сомневаюсь, что карманы ваших родственников и пайщиков трещат от дивидендов. Уэсли покраснел — она задела его за живое. — Чайные Робсонов, скорее всего, выдержат экономический спад благодаря такому финансовому тылу. А ваша — нет. И с чем останется ваш любимый персонал, когда разразится очередной кризис? — Я тронута тем, что вы пришли сюда, чтобы проявить заботу о будущем моего бизнеса, — ответила Кларри язвительно. — Я дам вам возможность объединиться с «Имперскими чайными», — сказал Уэсли раздраженно. — Вдвоем мы могли бы охватить весь северо-восток города. Вы сможете разбогатеть и больше не будете зависеть от милости вашего супруга. — И стану зависеть от вашей милости? Кого-то такое предложение, возможно, и соблазнило бы, но я не желаю оказаться в распоряжении пайщиков Робсонов. Здесь я могу вести дела так, как считаю нужным, и сдавать зал для собраний тому, кому захочу. — Здесь ничего не изменится, — настаивал Уэсли. — Пайщикам до таких вещей нет никакого дела. — Тогда почему я оказалась единственной хозяйкой, которая сдала свое заведение Союзу женщин в ночь протеста против переписи населения? — прямо спросила Кларри. — Вы не осмелились этого сделать. Уэсли всплеснул руками. — По какой причине вы так недоброжелательно настроены по отношению ко мне?! — воскликнул он. — Потому что я вам не верю, — ответила Кларри. — Почему? — недоумевал он. — Я знаю, как вы, Робсоны, ведете дела, — сказала Кларри. — Я видела это в Индии и видела это здесь. Вы не успокоитесь, пока не заставите всех работать на вас либо не вытесните их из бизнеса. — Это странно, — произнес Уэсли. — Я не собираюсь вытеснять вас из бизнеса. Я хочу помочь вашему росту. — Правда? — спросила Кларри. — А может, вы просто хотите урвать себе кусок от моего успеха? Я ни на секунду не поверю в то, что ваши родственники согласились бы профинансировать «социальный эксперимент», если бы только не надеялись что-нибудь с этого получить. Я полагаю, что вы, Робсоны, завидуете моему процветанию. Если вы видите, что кто-то преуспевает, вам тут же нужно наложить лапу на его бизнес. — Боже мой, вы так же близоруки в деловых вопросах, как и ваш отец, — бросил Уэсли, прищурившись. — Он тоже был не в состоянии увидеть необходимость расширяться. Оставайтесь слабой, если вам это угодно, но без моей поддержки вы не просуществуете больше двух-трех лет. — Это угроза? — возмущенно спросила Кларри. — Нет, не угроза, — ответил Уэсли гневно. — Это экономика. — Тогда я все же попытаю счастья, — заявила Кларри. — Мне не привыкать к жизненным трудностям. Благодарю вас за предложение, но я никогда не возьму денег у Робсонов. Они сердито уставились друг на друга. Уэсли, стиснув зубы, откинулся на спинку стула. Кларри встала, собираясь уйти. Он тоже поднялся и поймал ее за руку. — Я вижу, что вами движет гордыня Белхэйвенов, Кларри. Вы презрительно отвергаете мое предложение, но вы не были так горды, когда выходили за старика из-за его денег, надеясь открыть это заведение. Кларри бросила на него испепеляющий взгляд. — Ничего подобного. Я вышла за Герберта… — По любви? — перебил ее Уэсли, насмешливо глядя на нее. — А я слышал другое. Задыхаясь от негодования, Кларри выдернула руку. — Я не понимаю, о чем вы говорите. — Я вас не осуждаю, — сказал Уэсли, — в отличие от других. — Стоит ли слушать сплетни? — Я не говорю о болтовне на кухнях. — Он загородил ей путь. — Вы ошибаетесь, думая, что я ваш враг. Есть люди, которые желали бы вашего краха, но я не из их числа. Неожиданно Уэсли схватил свою шляпу и плащ и быстро прошел через зал, на ходу вытащив зонт из стойки. Кларри смотрела, как он сунул в руку изумленной Лекси двадцатишиллинговую купюру и, приподняв шляпу, вышел из кафе. Через десять минут, помогая убирать со столов, Кларри все еще находилась под впечатлением от этой встречи. Ее сердце билось часто-часто. — Мистер Робсон очень щедр, не правда ли? — сказала Лекси, глядя на Кларри. — Чего он хотел? — Того же, что и всегда, — проворчала Кларри. — Нагреть руки на чужом деле. Лекси фыркнула. — Надеюсь, ты посоветовала ему пойти и утопиться в реке? Кларри рассмеялась. — Да. Правда, более многословно. — Ну и правильно, — сказала Лекси. — Мужчины не могут спокойно смотреть на то, как женщины добиваются чего-нибудь без их помощи. — Спасибо тебе, Лекси, — произнесла Кларри, приобняв подругу. — За что? — За то что поддержала меня, когда я отказалась от денег Робсона. — Ну, взять их было бы неправильно, так ведь? После того как он поступил с твоим отцом, — проговорила Лекси с осуждением. — Деньги не самое главное в жизни, правда? Глава двадцать шестая