Часть восьмая 4 page

На «Чарльзе Мэнсоне» ожидали другого. Они думали, что Она поймет их замысел, попытается убежать, уклониться, атаковать, попробует что угодно, лишь бы предотвратить его исполнение. «Вера» же не сделала ничего, и это значило следующее: либо они по‑настоящему удивили Ее (уже в третий раз – сначала фотонным броском, потом двумя ракетами), либо план был неудачным. Но тут Фурд увидел на экране то, чего совершенно не ожидал увидеть, и с восторгом понял, что все сработало.

Темные спиралевидные узоры побледнели, вновь почернели и окончательно поблекли. Не поддающийся описанию цвет, одновременно освещающий и скрывающий оба кратера, погас, ярко вспыхнул и снова погас. Она начала вести себя так, как должна была уже очень давно. Один за другим запустила маневровые двигатели, попыталась перевернуться, чтобы на «Чарльзе Мэнсоне» не видели пробоин, но Каанг все в точности повторила, удержав позицию и дистанцию – неизменные одну тысячу шестьсот двенадцать футов, – и свет в кратерах снова вспыхнул, но тут же потух. «Вера» увеличила скорость до пятидесяти процентов, Каанг сделала то же самое. «Вера» встала, а затем резко врубила тягу на сорок пять процентов, Каанг остановилась, а затем пошла вместе с Ней. «Вера» принялась беспорядочно запускать маневровые двигатели – два из них взорвались, прорывая алмазные пробки, – попыталась перевернуться, наклониться, сдвинуться в сторону, убрать «Чарльза Мэнсона» подальше от кратеров, но Каанг повторила все; иногда даже казалось, что она предсказывает движения противника, действует до того, как тот что‑либо совершит, и заставляет его самого копировать маневры «аутсайдера». Кратеры еще раз вспыхнули и погасли. Узоры на борту снова потемнели и поблекли. Взорвался маневровый двигатель рядом с пробоиной на корме, обломки фонтаном брызнули в Пропасть. Экран внимательно проследил за ними. На каждом появились реплики кратеров, вспыхнули на мгновение и погасли, словно закрылись чьи‑то глаза.

Кажется, Она сдалась, как было после сражения с Каанг, когда «Вера» позволила «Чарльзу Мэнсону» лететь рядом. Кир нажала несколько кнопок, и в днище «Чарльза Мэнсона» открылись главные пусковые шахты. Из них выпало два объекта, которые на мгновение включили двигатели и направились к Ней.

За несколько секунд до того, как атака Кир увенчалась успехом, команда успела заглянуть в кратеры. Прежний, не имеющий названия цвет исчез, и сейчас их освещало слабое перламутровое мерцание «молитвенных колес», засевших глубоко внутри пробоин (еще одна голая лампочка в подвале, подумал Фурд). Несмотря на всю невероятную чуждость, «Вера» в чем‑то походила на «Чарльза Мэнсона». Она тоже была забита до предела, чуть ли не до плотности звездного карлика. В кормовом кратере виднелись монументальные плиты кожухов, скрывающих главные двигатели, а в миделе царил расплавленный хаос из кабелей и трубопроводов, напоминающий корзину, полную мертвых угрей; в обоих кратерах проступали изломанные решетки несущих перекладин с такими же крестовыми секциями в форме буквы «н», как и на «Чарльзе Мэнсоне». Все углы внутри были бессистемными, несовместимыми друг с другом. Каждая деталь перетекала в другую, и внутренности «Веры» словно застыли в момент плавления. Эшер и Дали.

Дальние уголки каждой пробоины по‑прежнему скрывал, затемнял и запечатывал мрак, поверхность которого вращалась от муаровых узоров. Если бы на Ней была команда, то некоторые из них как‑то должны были передвигаться по этим отсекам, но там ничего даже отдаленно не напоминало коридоры, двери или хоть что‑то знакомое. Тел тоже не было видно. «И все это сделали мы», – подумал Фурд, а потом замер, когда ему в голову пришла крайне неприятная мысль.

«Вполне возможно, взрывы повредили Ее только снаружи, и Она на самом деле вот такая. Вполне возможно, внутри „Веры“ всегда царит этот хаос».

Кир запустила в «Веру» два девяностофутовых «алмазных роя» – больше таких снарядов на «Чарльзе Мэнсоне» не осталось – и теперь наблюдала, как они, подобно «молитвенным колесам», на мгновение запустили двигатели и теперь скользили по расходящимся траекториям, направляясь к двум кратерам. Как и раньше, она ожидала, что «Вера» увидит их, как‑то ответит, но та не ответила. Кир сказала Фурду, что сейчас «алмазный рой» – это самый лучший выбор. Коммандер хотел воспользоваться лучами, но она его отговорила, считая, что стрелять энергетическим оружием по кратерам не стоит.

Кир наблюдала за снарядами и следила за датчиками; вычислила, что, если «Вера» ничего не сделает, не понадобится даже корректировка курса. Как и в случае с «молитвенными колесами», был момент, когда Она могла перевернуться, и тогда все зависело бы от готовности Кир и реакции Каанг; но он прошел без всяких последствий. Девяностофутовые ракеты добрались до цели, медленно вошли в кратеры и продолжали, продолжали входить, пока «Вера» полностью их не проглотила. «Глотать‑то ты сейчас можешь, – подумала Кир, следя за детонацией, – а вот переварить – нет».

Взрывы были простыми, мощными и прошли по всем правилам, без вмешательства ПМ‑физики или стазис‑поля. Снаряды вспыхнули, за одну наносекунду включились и выключились, снова включились, залили кратеры огнем – его цвет казался почти обыденным по сравнению с тем, что раньше сияло в пробоинах, – и потухли. Мерцали только «молитвенные колеса», они генерировали собственное пространство‑время, и никакие события, находящиеся вне ПМ‑физики, их не трогали.

В этот раз ударные волны вошли в «Веру», как и должны были, Та не смогла ни обратить их вспять, ни замедлить, но сами по себе они не причинили бы Ей вреда. Снаряды выпустили сотни тысяч алмазных бритв, каждая была размером с шахранский коготь, но летела с обычной скоростью, а не замедленной в миллионы раз, как во время прошлого взрыва. Простое физическое орудие, доведенное до невероятной крайности, оно уже закончило свое дело. Процесс длился всего одну наносекунду, существовал лишь в остаточном изображении, застывшем на сетчатке после вспышки. Если бы «Вера» была кораблем Содружества, линкором – даже «аутсайдером», – Ее разорвало бы пополам. Но Она не имела отношения к людям, поэтому Кир подготовила еще один залп; а если понадобится, еще один, и еще.

«Вера» резко остановилась, «Чарльз Мэнсон» вместе с Ней. На мостике забормотали сирены тревоги. Что бы ни происходило внутри Нее, наружу не пробивалось ничего.

Сирены заворчали снова. «Вера» медленно полетела вперед, всего на двадцати процентах ионной тяги. «Аутсайдер» шел параллельным курсом. Противник не подавал ни признаков смерти, ни признаков жизни. Возможно, алмазные бритвы располосовали все Ее внутренности, убили команду, и теперь «Вера» двигалась на автопилоте, а возможно, «рои» потерпели неудачу. Как обычно, Она не давала ответов. Ни мертвая, ни живая, словно кот Шредингера, Она в любой момент могла стать и той и другой. И чем‑то еще.

Кир и Фурд переглянулись.

– Коммандер, мы по‑прежнему…

– Да. Что у нас еще есть?

Кир нажала несколько кнопок, началась следующая атака. По всей поверхности «Чарльза Мэнсона» набухли и лопнули пузыри. Уцелевшие три сотни пауков сворой вырвались наружу, запустили бортовые двигатели и полетели к кратеру в миделе. И Кир, и Фурд хотели именно этого, отплатить Ей той же монетой; напасть на Нее изнутри, нанести удар лично. Всегда бей по ране, говорила Кир.

– Кир, – сказал Фурд. – Если это не сработает…

– Я знаю. Следующий залп уже готов.

Иссиня‑черные пауки разделились, преодолевая расстояние в шестнадцать сотен футов. Они медленно парили, приближаясь к цели, их силуэты ярко выделялись на фоне Ее серебряного корпуса. У многих не хватало конечностей. Рядом с противником синтетики запустили моторы и перегруппировались, собрались плотным строем, напоминавшим плетеный канат, который Она приняла в себя. Когда они подобрались к границе пробоины, то почти слились с ее пастью, где царил мрак, освещаемый лишь мерцанием «молитвенных колес».

Фурд неожиданно почувствовал, что устал от неуверенности и от того, насколько медленно все происходило. Он посмотрел на Нее и чуть ли не взмолился: «Ответь же».

Раньше сирены ворчали на мостике вежливыми паузами в чужих разговорах, но теперь начали кричать. Кратеры на корме и в миделе померкли. Она наконец нейтрализовала стазис‑поле, и слабое свечение от «молитвенных колес» погасло.

Кир взглянула на Фурда. Тот покачал головой. Нет.

– Придержите их, Кир. Не пускайте внутрь. Пока…

Он думал, что сейчас пробоины вновь вспыхнут не имеющим названия цветом, что темные спиральные узоры вновь заструятся по корпусу, возобновив процесс трансформации массы в энергию. Экран ждал того же, увеличив изображения кратеров и обшивки вокруг них, но ничего не произошло. По крайней мере, ничего из того, что они ожидали.

Дыра в миделе озарилась дрожащим белым светом. Невероятно яркий, он ударил по глазам с почти физической силой, порывом ветра пересек расстояние между кораблями, они даже подумали, что «Чарльз Мэнсон» сейчас закачается под его мощью. Как будто зажглись миллиарды дуговых ламп. Сияние вырвало из мрака силуэты парящих пауков и вперемешку с их тенями пало на борт «аутсайдера» черно‑белыми пальцами, разрисовав корпус изломанной росписью Ее муаровых узоров.

Свет шел только из миделя, на корме царила тьма. Фурд взглянул туда проверить и пропустил то, что случилось следом, даже удивился, по какому поводу крики, вопли сирен, пока сам не увидел фигуру, вышедшую из кратера – вышедшую, не выползшую, – та стояла в пасти пробоины, смотря на них через все шестнадцать сотен футов.

Она была человеческого размера и человеческой формы.

Она была человеком, и команда его узнала.

– Ваш доклад о событиях у Гора пять и Гора четыре, – сказал голос, – хорош. Тем не менее последнюю часть, о том, что происходит в Пропасти, понять труднее. Наши аналитики видят картину иначе.

– Нашим аналитикам, – ответил Суонн, – приходится работать с крайне скудной информацией. Мы располагаем данными, полученными от наблюдения за эмиссией двигателей, у нас есть радио‑ и оптические телескопы, расположенные на Шахре, и несколько зондов, которые по случайности оказались в системе. У нас нет кораблей в этой зоне, потому что вы, – директор с трудом не срывался на крик, – всех отозвали и разместили вокруг Шахры. Если вы иначе видите картину, то исключительно потому, что знаете больше нас. Хотя бы раз просто скажите, да или нет.

В командном центре Суонна было множество экранов, на которых по большей части шла трансляция того, что прямо сейчас происходило на Шахре, и директор даже смотреть на них не хотел. Сейчас он обращался не к изображению, а – по крайней мере на первый взгляд – говорил в старомодный микрофон. Департамент по административным вопросам не любил лиц. Он предпочитал голоса.

– Да, разумеется, мы знаем больше. Навряд ли мы стали бы строить корабли вроде «аутсайдеров», не продумав, как за ними следить. Фурд отключил связь – кстати, как с нами, так и с вами…

– В этом вопросе мы полагаемся только на ваши слова, – сказал Суонн и тут же пожалел об этом. В его тоне не слышалось визгливости, а в замечании она была.

– Фурд отключил связь, – спокойно продолжил голос, – но мы по‑прежнему можем его отследить. Он прекрасно знает об этом и нейтрализовал некоторые из наших устройств, но не все. И Джосер был не единственным нашим наблюдателем на «Чарльзе Мэнсоне». Фурд знает и об этом.

– Значит, вы располагаете информацией, которой у нас нет, о том, что делают эти два корабля в Пропасти. Я настаиваю, чтобы вы ею поделились.

– Настаиваете?

После смерти Буссэ и отлета «Чарльза Мэнсона» Суонн не выходил из командного центра, и дни, проведенные здесь, казались директору длиннее всей его жизни. Тревожные, неизмеримые и непонятные, они простирались позади, переполненные шумом и зловонием. Суонн не мылся, не менял одежду и не позволял другим в штабе держать себя в форме – солдатам и офицерам безопасности, которым он приказал следить за событиями на Шахре, связистам, которым он приказал наблюдать за «Чарльзом Мэнсоном» и «Верой», и аналитикам, которым он приказал интерпретировать полученные данные. На полу валялись чашки, подносы с едой, еще не использованные туалетные принадлежности, все лежали там, где упали. В бункере стояла густая и вязкая атмосфера, шершавая и волокнистая, как слюна во рту Суонна.

Директору не представилась возможность узнать, что он поступил с командным центром так, как Фурд – с мостиком на «Чарльзе Мэнсоне».

– По‑видимому, мы имеем дело с непобедимым противником, – начал Суонн. – Она вошла во внешние пределы системы Гора и явно собирается напасть на Шахру. По вашему приказу единственный корабль, способный победить Ее, вступил с Ней в бой без какой‑либо поддержки. Согласно нашему анализу, «Вера» заставила «Чарльз Мэнсон» отключить ПМ‑двигатель, произвести фотонный бросок сквозь Пояс и пролететь сквозь огромный астероид. Затем у Гора четыре Фурду, судя по всему, удалось нанести Ей ущерб. – Суонн неожиданно понял, что перечисляет события, загибая пальцы на руках, под обкусанными ногтями виднелась грязь; насколько он помнил, ладони Фурда всегда были в безупречном состоянии. – Теперь они обмениваются серией каких‑то странных ударов и летят через Пропасть практически бок о бок. Летят к нам. Фурд не выходит на связь. И вполне возможно, теперь у Шахры не один непобедимый противник, а два. Да, я настаиваю!

Голос ответил не сразу.

На одном из экранов командного центра шла прямая трансляция с выступления президента Шахры, тот призывал жителей сохранять спокойствие. Ирония не укрылась от внимания Суонна. Конечно, в штаб стекалась информация о тревожных, но совершенно разрозненных инцидентах, происходящих по всей планете, тем не менее только спокойствие Шахре и осталось. Все выходило из‑под контроля без всякой паники. После отлета «Чарльза Мэнсона» – если «Вера» все‑таки придет сюда, сможет ли Она устроить больший хаос? – волнения нарастали, но их все еще ничего не связывало, и понять общую картину было сложно. Люди на Шахре словно прониклись местным чувством отчужденности и отвернулись друг от друга. Избирательные участки пустовали. Когда Суонн давал интервью, а последние дни он делал это часто, то собирал в десять раз больше зрителей, чем президент.

А может, все эти события – лишь вершина айсберга, как и бой в Пропасти между Фурдом и «Верой». Может – Суонн тут же пожалел, что вообще о таком подумал, ведь отголоски подобных мыслей не уходят, – их сложно понять, так как они слишком велики для понимания.

– Нет, не два, – в конце концов сказал голос.

– Что вы имеете в виду?

– Не два противника, директор. Фурд все еще борется с Ней.

– Борется?

– Она получила повреждения, такого еще не делал никто. Она обороняется, «Чарльз Мэнсон» по‑прежнему атакует. Мы не совсем понимаем, что конкретно делает «Вера», но Она обороняется.

– Но вы же не знаете наверняка, так?

– Я уже говорил, Фурд отключил с нами связь.

– Но у Департамента есть способы. Вы знаете или не знаете, что происходит в Пропасти?

– Мы не знаем. Фурд стал практически похож на Нее.

– Я вообще‑то видел его, помните? И говорил с ним, когда «Чарльз Мэнсон» чуть не уничтожил корабль Коупленда. Фурд всегда походил на Нее.

– Но мы знаем, что он сумел нанести Ей урон, директор, и знаем, что сейчас пытается Ее прикончить. Мы не в состоянии понять Ее реакции, но интерпретировать их как объединение сил с «аутсайдером» тоже не можем.

– Вы противоречили сами себе по крайней мере три раза, но ладно. Мы можем согласиться, что он нанес «Вере» урон и что никто и никогда этого не делал. – Несмотря на свое отношение к Фурду, Суонн помнил, насколько искренним было его удивление, когда он услышал об успехе «Чарльза Мэнсона». – Тогда почему никто ему не помогает? Неужели всему флоту Гора надо оставаться около Шахры?

– Директор Суонн, поверьте мне. Если Фурд потерпит неудачу, вам понадобятся все силы.

– Даже «Чарльз Мэнсон» не способен уничтожить целый флот. А Она, по вашему мнению, может?

– Если Фурд потерпит неудачу, Она направится к Шахре. Возможно, мы слишком много кораблей держим в резерве, но будет лучше, если планету станет защищать весь флот системы.

В общении по микрофону было одно преимущество: Суонн мог не скрывать своего скептического отношения к словам собеседника. Даже сам голос, казалось, не верил в последний ответ.

Директор замолчал и заговорил только тогда, когда тишина уже стала откровенно неприятной:

– Если они настолько схожи друг с другом, если один «аутсайдер» может нанести Ей урон, то сколько их понадобится, чтобы уничтожить «Веру»?

– Что вы имеете в виду, директор Суонн? Конкретно?

– Один «аутсайдер» сумел повредить «Веру». Два или три смогут прикончить. Отправьте на помощь «Чарльзу Мэнсону» еще двух или трех. Так достаточно конкретно?

– Нет. Они не сражаются командой. Только в одиночку. И если Она победит Фурда, нам понадобится каждый «аутсайдер».

Фурд стоял в жерле кратера и смотрел, моргая, через черный провал на свой корабль.

Ему было холодно. Он поднес ладонь к лицу, сжал пальцы в кулак. Увидел проступившие вены, сухожилия, ногти – безупречно ухоженные ногти, – но сама кожа оказалась серебристо‑серой. Ему было холодно, а потом Фурд неожиданно понял, что стоит в открытом космосе без скафандра. Стоит – здесь работала гравитация – и дышит; сквозь открытый рот вбирает в легкие нечто, по ощущениям похожее на воздух, и чувствует, как поднимается и опускается грудь. «Я – модель, – сказал он себе. – Конструкция из жидкого серебра, созданная тем, что живет в этом корабле, но я – это все равно я, со всеми воспоминаниями и желаниями. Я только что ожил, но помню всю свою жизнь до этого момента. Почему они просто не сделали двойника, лишь внешне похожего на меня? Почему создали таким, наполнили всем, что делает меня мной? Слишком вычурный замысел».

Он посмотрел на ладонь, поднял взгляд вверх по руке к телу. «Большое, мускулистое; подтянутое и аккуратное; таким я проснулся сегодня, таким я вижу себя каждый день там, на „Чарльзе Мэнсоне“. Как они обо всем узнали? Зачем поставили меня сюда?» Ему было холодно.

Снаружи кратера, между ним и кораблем, парили около трехсот иссиня‑черных пауков цвета вороненой стали. Они готовились ринуться в пробоину, в открытую рану, которую мы проделали в Ее боку. Они готовились войти в Нее, атаковать, как сделала сама «Вера», но, когда холодный свет залил кратер, я сказал Кир придержать их. (Это воспоминание или предположение? Он не знал.) А позади него, в самой глубине кратера – за клубящейся тьмой, искажавшей расстояние, – лежали гигантские кольца, гирлянды Каната, создания, сплетенного Ею из кусков «аутсайдера» и самой себя.

Он чувствовал холод. Не потому что стоял в открытом космосе – там царила стужа, от которой он умер бы мгновенно, даже не успев ощутить, если бы был человеком. Холод существовал внутри него. Фурд знал, что никак не мог быть живым, но избежал соблазна и не начал давать определение тому, что же такое «жизнь». «У меня есть желания, воспоминания, сенсорные входы и выходы, самосознание, как и у того, в корабле напротив. Может, даже больше. По сути, я больше, чем я есть. Я, наверное, смотрю сейчас на экран и вижу себя здесь, но я не могу посмотреть в ответ, ведь я спрятался на мостике, и у меня нет экрана, который увеличивает картинку за секунды до приказа. Грамматика не работает, она слишком неуклюжая. Слова не работают. Я здесь, в кратере, и я там, на корабле, нас разделяют шестнадцать сотен футов. И я не могу назвать того Фурда „он“, ведь это я.

Я самоотносим, я – книга, читающая книгу. Одинаковый софт, разное железо. Софт – это воспоминания, желания, части моей личности, но я сделан из жидкого серебра, а оно остается твердым, только пока держит мою форму. Я – неорганическое существо… нет, не лезь туда, не надо определений. Меня сделали.

Где‑то там, позади, я вырос из серебряного озера. Меня сделали люди, живущие на этом корабле. (Да, люди. И да, живущие.) Я использую местоимение „Они“, не „Она“, не „Оно“, называю „людьми“, их там много, они социально взаимодействуют друг с другом, но я понятия не имею, как они выглядят, зачем меня сделали и почему их корабль все это вытворяет. Я знаю о них меньше, чем молоток о том, кто держит его за ручку, – меньше, чем атом в середине этой ручки, – но меня создали именно таким и поставили сюда по какой‑то причине.

Все так и не иначе», – подумал Фурд, глядя на пауков, парящих между ним и кораблем. Они не двигались, черные на фоне серебра «Чарльза Мэнсона». Парили, сомкнув строй, и он видел лишь пять или шесть тел, но сотни торчащих позади, иногда переломанных конечностей, синтетики походили на статуи богини Кали. Он знал, что попытается их остановить, когда они войдут в кратер. Не хотел этого, но и принуждения не осознавал; его просто таким сделали. Действие было неизбежным, сродни дыханию, хотя Фурд стоял в открытом космосе и не был живым.

По какой‑то причине он обернулся, посмотрел в глубины кратера и совершенно не удивился тому, что оттуда вышло. Оно встало рядом с ним в открытой пасти кратера, лицом к паукам.

Команда на мостике не могла прийти в себя, глядя на фигуру, стоящую в пасти кратера. Они разглядели только то, на кого она похожа, а Фурд понял, что она есть. Он прочувствовал язык ее тела, жестов, поведения. Он знал, что скрывается за ее глазами.

Экран сфокусировался на лице существа.

– Это не просто… – начал Фурд, но горло свело. Коммандер глубоко вдохнул, широко раскрыв рот, ощущая, как поднимается и опускается грудь. – Это не просто копия. Не конструкт. Это я, все, чем я являюсь, там есть душа, самосознание, там есть все.

– Как вы об этом узнали? – спросил Смитсон.

– Вы бы тоже узнали, если бы смотрели на себя. Оно знает все, что знаю я, но ему известно о том, что его сделали, и сейчас оно пытается понять зачем. Не оно. Я. Я знаю, что меня сделали, я пытаюсь понять зачем… Для такого нет слов, слова не работают.

Фурд посмотрел сквозь экран мостика в собственную серебристо‑ледяную душу и почувствовал холод.

На экране фигура повернулась, взглянув в темные глубины кратера. Ей навстречу шли другие и одна за другой становились рядом.

Фурд повернулся и увидел, как они идут ему навстречу.

Кир была первой. Серебристо‑серая, всех оттенков серого, от почти белого до почти черного. Она подняла руку в приветствии. Ногти с таким же безупречным маникюром, как у него, темно‑голубые на «Чарльзе Мэнсоне», здесь темно‑серые. Юбка при ходьбе, как обычно, изящно покачивалась, а Фурд, как обычно, почувствовал возбуждение.

«Мне даже эрекцию дали», – подумал он, захотел вынуть член и посмотреть, но, кажется, сейчас было не время. Он ожидал, что тот будет серебристо‑серым.

Кир улыбнулась:

– Коммандер.

– Привет, Кир.

«Они позволяют мне слышать произнесенные слова прямо здесь, в открытом космосе». В безвоздушном пространстве звуки не слышны. Но стоять и дышать в нем тоже нельзя, а Кир дышала, как и Фурд; ее грудь под блузкой поднималась и опускалась. Голос был таким же, как на «Чарльзе Мэнсоне», таким, каким его помнил коммандер.

Он снова осмотрел ее сверху донизу.

– Я знаю, вы так одеваетесь, чтобы возбуждать меня. И возбуждаете. Вам идет. Вы прекрасны.

Она не успела ответить, к ним подошли Тахл, Каанг и Смитсон. Тахл, стройный и изящный, как Кир, но легче ее. Каанг, милая, непримечательная, пухлая и перепуганная. И Смитсон…

Смитсон выглядел странно, на «Чарльзе Мэнсоне» он и так был серым. Отличались только глаза: обычно теплые и золотые, сейчас они стали средних оттенков серого. Когда он протянул конечность для приветствия, Фурд услышал влажное бульканье.

Они обладали самосознанием. Фурд на «аутсайдере» сразу все понял, стоило ему взглянуть на себя, и что‑то в их облике делало это очевидным. Физически и духовно они ничем не отличались от своих оригиналов, тех, кто заново осознавал себя каждое утро своей жизни; тем не менее они знали, что их сделали, они знали, что будут защищать кратер. Они также понимали, что им нужно войти в корабль и найти своих создателей, и понимали, что никогда так не поступят.

Команда пришла и встала рядом с Фурдом в пасти кратера, воображая (они могли воображать, им дали и такую способность), что те, другие я на «Чарльзе Мэнсоне» – нет, не другие, их я: слова толком не работали – думают.

– Видите? – сказал Фурд остальным. – Они – это мы. Они – все, что мы есть. Скажите, что это не так.

– Что будем делать, коммандер? – спросила Каанг. Она, всхлипывая, смотрела на себя и остальных в кратере.

– Что будут делать они? – спросила Кир. Она тоже не могла отвести глаз от пробоины.

– Вы уже знаете, – ответил Фурд. – Она их создала и поставила туда. Поставила нас туда. Мы будем защищать кратер от наших пауков.

– Она же могла сделать что‑то обычное, – сказала Каанг. – Просто синтетиков. Пусть они бы выглядели, как мы, но им не обязательно было быть нами.

– Обязательно, – холодно отрезал Смитсон. – В этом весь смысл. Заставить нас сражаться с ними и убить.

Снова воцарилась тишина. Каждый думал о семье и близких, если, конечно, было о ком думать, по‑разному, в зависимости от биологии, культуры и обстоятельств, но вот себя они представляли практически одинаково. Некоторые даже могли представить, как лишают жизни своих любимых или семью, но это было гораздо хуже. Хуже самоубийства. Намеренно убить кого‑то разумного, когда этот разум – твой собственный, когда ты знаешь – в отличие от самоубийства, – что выживешь и будешь понимать, что сотворил…

– Мы должны атаковать кратер, – сказал Фурд.

– Я знаю, коммандер, – ответила Кир. – И если они станут его защищать, нам придется их убить. Себя убить. Жаль, но слова сейчас работают плохо.

– Когда «Вера» приходила на Шахру в прошлый раз, то ничего подобного не делала, – заметил Тахл.

– Вы же сами говорили, что мы узнаем о Ней много нового.

– Да, коммандер. Говорил. Но это…

– Мы нанесли Ей урон. Заставили сражаться за собственную жизнь. Такого никто не видел потому, что такого никто не делал. – Он глубоко вздохнул, почувствовал, как воздух скребет горло. – И поэтому нам придется смотреть на собственную смерть.

Он кивнул Кир, та послала сигнал паукам.

Они стояли в открытой пасти кратера и смотрели, как синтетики начали двигаться в их сторону.

– Почему они послали сюда и меня? – спросила Каанг. – Я же не имею к этому отношения. Я – всего лишь пилот. Мы все здесь умрем.

Фурд засмеялся:

– А мы достаточно живы, чтобы умереть?

– Коммандер, нас же всего пятеро против… сколько там?

– Около трехсот, – ответила Кир.

– И мы безоружны, – сказал Смитсон. – Даже ножей нет.

– Пятеро против трехсот или трех тысяч. Это не имеет значения, – заметил Фурд. – Нас создали и поставили сюда не для того, чтобы дать умереть просто так.

– Разве? – возразил Смитсон. – Может, в этом и смысл. Заставить нас там убить нас здесь.

Пауки медленно двигались к кратеру, так медленно, что, казалось, они дрейфуют.

– Я думаю, – сказал Тахл, – те, кто нас создал, дали нам какие‑то необычные способности.

– Я думаю, – сухо ответил Фурд, – что у тебя они и так есть.

– Нет, коммандер. Сверх способности. Иначе зачем они?..

– Я ничего не чувствую, – встряла Кир. – Все, что есть у меня здесь, есть у меня и там.

– Мы должны пойти внутрь корабля и найти их, – сказал Смитсон. – Но мы знаем, что не сможем так поступить. Вот этого нас точно лишили.

– Тогда, – подвел итог Фурд, – здесь мы и умрем. Сражаясь со своим собственным оружием.

Пауки подплыли ближе. Экипаж «аутсайдера» машинально отступил вглубь кратера, давая пространство для первых синтетиков.

– Когда они отрежут нам руки и ноги, – пробормотал Смитсон, – мы тоже распадемся, обратимся в ничто?

– Ничто, – бесстрастно ответил Тахл, – не превращается в ничто.

– Тахл, а там мы… – начал Фурд.

– …были такими же? – закончил вопрос шахранин. – Не помню, коммандер. Возможно, мы больше держали при себе.

Фурд окинул взглядом мостик и свирепо воззрился на Кир.

– Смотрите на экран! Не отворачивайтесь. Они – это мы. Мы бы хотели такой чести. Мы бы не хотели, чтобы мы отвернулись.

– Вы правы, коммандер, прошу прощения.

Из всей команды на мостике отвернулась только Кир. Обычно она первая наблюдала бы за тем, какой эффект произведут ее орудия. Ей нравилось их использовать, но не против таких противников. Она вновь взглянула на экран, где копия вместе с остальными смотрела на нее, моргая от холодного света, залившего пробоину, и приняла решение. Кое‑что она сделать все‑таки могла.

Кир нажала несколько кнопок.

Пауки подплыли ближе, первый уже вошел в пасть кратера. У него не хватало конечности посередине, по всему телу виднелись борозды. Он пополз вперед, направившись не к Фурду, а к Кир. Та отошла в сторону, подальше от остальных, она поняла, что сейчас сделала там, на «Чарльзе Мэнсоне».

– Кир?

– Я должна быть первой, коммандер, не вы.

– Почему?

– Потому что на корабле ими управляю я.

– Не понимаю.

– Поймете.

Синтетик неуклюже приблизился к ней, казалось, совершенно случайно. Из‑за отрезанной лапы он нелепо ковылял. Кир видела его силуэт на фоне серебряного корпуса своего корабля, висящего в шестнадцати сотнях футов отсюда. А на «Чарльзе Мэнсоне» команда смотрела, как паучьи очертания проступают на фоне серебряной фигуры самой Кир, стройной и изящной.