Глава 34. Этого не должно было случиться

Этого не должно было случиться.

Хеймитч смотрел на мигающий в режиме поиска планшет и думал о его исчезнувшей хозяйке. Хотя думал – это было сильно сказано… он не мог сосредоточиться даже на самых элементарных вещах – в гудящей голове билась лишь животная паника. И животная ярость.

Как мог он настолько забыться?

Ментор перевел отсутствующий взгляд на собственные зажатые в замок руки – пальцы побелели настолько, что на них стали просвечивать вены. Старый кретин… за всеми своими кознями он совсем потерял чувство меры и чувство страха, забыл, где он, кто он. Забыл, что он никто. Забыл, кого должен был опасаться, чьи правила должен был соблюдать. Никогда еще он не заходил настолько далеко – ни в Играх, ни в собственных интригах.

Единственным, кто мог бы хоть как-то прояснить сложившуюся ситуацию, был Сократ. Но Хеймитч скорее позволил бы отрубить себе руки и ноги, чем обратился с расспросами к этому мерзавцу. Памятуя испуганный рассказ Клаудии, он уже не сомневался, что секретарь Плутарха Хавенсби был напрямую причастен к таинственному исчезновению несчастной девушки. И ментор приходил в ужас от одной только мысли о том, что со своими выходками он тоже приложил к этому руку.

С трудом разжимая затекшие пальцы, Хеймитч тихо застонал – как он мог быть таким безответственным… как мог так подставить ту, которая безоговорочно доверяла и помогала ему?

Когда час назад мужчины поднялись в пентхауз Мастера, Цинна тотчас схватился за коммуникатор. Он поднял на уши всех своих влиятельных клиентов – но никто не смог дать ему никакого вразумительного ответа… словно был человек – и вдруг бесследно испарился. Двенадцатый не верил в успех его предприятия – он прекрасно понимал, что мало кто в Капитолии стал бы рисковать своей драгоценной шкурой ради постороннего человека. Здесь каждый заботился прежде всего о собственной заднице, потому что достаточно было одной маленькой бумажки в соответствующие столичные спецслужбы – и чрезмерно заботливые становились безгласыми, безликими либо исчезали вовсе.

Ему оставалось только молиться, чтобы его спасительницу не постигла такая же участь.

Он добрался до умывальника в ванной комнате Мастера и, включив на полный напор ледяную воду, пару раз плеснул в лицо. Цеп, Катон, Брут, Рубака… Китнисс, Пит… Эффи… Финник, Цинна… Сенека, Плутарх, Сократ… Клаудиа… Хеймитч почувствовал – еще одно слово, всего одно имя, и его голова просто взорвется!

Мысленно проклиная всех на свете, он машинально глянул в зеркало – и замер.

Он не узнал свое собственное отражение... куда, черт подери, подевался старый, вечно заросший и угрюмый пьяница, которого воротило от Капитолия и капитолийских болванов, которому было глубоко наплевать на всех окружающих, включая самого себя? Он с трудом удержался, чтобы не треснуть кулаком по зеркальной поверхности. Как он мог упустить тот момент, когда на месте привычного бунтаря и циника появился этот самодовольный хлыщ в шикарном костюме, считающий себя выше Бога – с бредовыми идеями в седеющей голове, азартным блеском в безумных глазах и омерзительной способностью идти по трупам? Когда он, всё и вся презиравший и негодовавший, сам стал добровольным участником этого шоу?

Ему дико захотелось сбежать отсюда подальше, чтобы напиться и спрятаться, зарыться своей глупой башкой в спасительный песок… снова стать прежним Хеймитчем, язвительным пофигистом и безразличным трусом…

Поздно брыкаться, Эбернети – ты уже влип в это дерьмо по полной программе.

Слишком много эмоций. Он позволил себе слабость и в один сомнительно прекрасный момент начал чувствовать … а здесь, в Капитолии, это было роскошью и очень мешало.

- Плохи твои дела, - обреченно выдохнул он незнакомцу в зеркале. Если он немедленно не заткнет эти гребаные эмоции куда подальше и не соберет в кулак остатки своего цинизма, ему и его ребятам не видать победы как своих собственных ушей!

Тем более когда эта победа оказывалась настолько реальна и близка.

Хватит – больше никаких сердечных излишеств, твердо сказал себе ментор.

- Оставь в покое несчастный коммуникатор, - подчеркнуто-иронично бросил он Цинне, возвращаясь в гостиную. Его горящие глаза были подозрительно сухими. – Неужели ты еще не понял? Никто не станет искать ее… даже ради тебя.

- Но Двенадцатый…, - возмущенно начал было молодой человек.

- Не спорь со мной! – огрызнулся ментор, сердито сверкнув глазами. – Или ты хочешь утопить всех нас? Нет? Тогда слушай и запоминай – ты сейчас же отключишь свою звонилку и нальешь мне выпить… и плевать я хотел на указания твоего семейного доктора! А потом ты найдешь Эффи и Порцию и постараешься объяснить им лично и без истерик, почему ни одна из них не знает никаких барышень с телевидения… ты меня понял?

Он заглянул в глаза Мастера и поёжился – всегда такой теплый и приветливый, сейчас зеленый взгляд Цинны обдал его ледяным холодом.

- Возражения не принимаются, - предупреждая гневный монолог молодого человека, сухо отчеканил он, отворачиваясь. – Ты можешь считать меня бесчувственным монстром, но я не собираюсь однажды точно так же потерять вас всех.

За его спиной Цинна жалобно дрогнул и тотчас изменился в лице.

- Я предупреждал тебя, что ваша помощь может плохо закончиться – но никто из вас не захотел меня услышать, - сурово уронил через плечо Хеймитч, с преувеличенным интересом разглядывая этикетки бутылок в мини-баре своего капитолийского друга. – Или ты совсем забыл, где находишься? Ты в Капитолии, глупый мальчишка… и я очень надеюсь, что мне больше не придется втолковывать в твою гениальную голову такие элементарные вещи!

- Хорошо, - еле слышно решительно выдохнул молодой человек, - я сделаю все, как ты скажешь… но только не рассчитывай, что я брошу тебя одного на съедение Совету!

Двенадцатый порывисто обернулся – Цинна упрямо сдвинул брови и по-хеймитчевски с вызовом скрестил руки на груди.

- Ну, что ты, Циний Лукреций – и в мыслях такого не было! – неожиданно усмехнулся ментор его бунтарскому жесту и заметил в искрящихся золотом глазах друга едва заметную ответную усмешку.

С непроницаемым выражением на лице он отдал Мастеру серебристый коммуникатор Порции, завалявшийся во внутреннем кармане его пиджака – после того, что произошло с Клаудией, Хеймитчу совершенно не хотелось подставлять своими звонками и разговорами еще одну замечательную женщину. Цинна не сопротивлялся и не спорил – подав ментору его любимый стакан с двойным виски, он только покорно кивал, выслушивая его наставления.

- Передай Порции, чтобы особо не светилась. Никаких звонков, ни слова помимо работы. Если появятся новости, я дам ей знать – но сама она пусть сидит тихо, как мышка, - ровно на мгновение он представил маленькую изящную Порцию с длинным мышиным хвостом и, не сдержавшись, усмехнулся. Молодой человек удивленно вскинул брови, и он тотчас уже без улыбки добавил: - Ерунда… не обращай внимания…

- А Эффи?

Мисс-Невозможный-Синий-Взгляд? Хеймитч растерянно поморщился.

- И Эффи пусть сидит тихо… к чертям ее поиски моих отравителей – это подождет! Ты ведь знаешь – эта дамочка вовсе не такая дура, какой хочет казаться, - на что Цинна хмыкнул и молча утвердительно кивнул. – Должна же она понять…, - ментор на мгновение запнулся, и поспешно добавил: - Если вдруг эта женщина начнет возражать тебе, возмущаться, топать ногами или пучить глаза, передай ей, что при первой же возможности я лично устрою ей отменную взбучку – надеюсь, это ее взбодрит!

- Я понял… я все сделаю, - молодой человек потянулся за пиджаком, сброшенным как попало в ближайшее кресло. – А что будешь делать ты?

Хеймитч насмешливо скривил губы в подобии улыбки.

- Я? – он бухнулся на свой любимый диван и закинул ноги на столик. – Я вот напьюсь и устрою дебош в операторской… раз уж Рубаке этого не удалось!

- Не смеши - тебя не пропустят в операторскую… а если серьезно? – строго нахмурился Цинна, одевая пиджак и поправляя воротничок сорочки.

- А если серьезно, то лучшее, что я могу сейчас сделать – это не высовываться, - хмуро буркнул ментор, залпом опрокидывая содержимое своего стакана. Потом вытер рот тыльной стороной ладони и крякнул: - Хотя не высовываться – это точно не про меня!

Он смотрел, как Мастер сосредоточенно окинул взглядом гостиную, чтобы убедиться, что он ничего не забыл. Непривычно было видеть такого Цинну, без его фирменной широкой улыбки, с глубокой задумчивой складкой между нахмуренных бровей. Что ж, мальчишка, мысленно усмехнулся Хеймитч, ты ведь хотел неприятностей – теперь ты получишь их сполна!

- Обещаешь никуда не соваться? – с неподдельной тревогой в голосе спросил Цинна, обернувшись уже в открытых дверях. Ментор неопределенно повел плечами.

- Что тебе толку с моих обещаний, если я вечно их нарушаю? – иронично отозвался он. – Иди… в твое отсутствие я постараюсь ни во что не вляпаться!

Да, что-что, а врать Двенадцатый умел… Едва хлопнула высокая дверь, как Хеймитч потянулся за планшетом. Внезапная идея требовала немедленного разрешения. Черт подери, и почему он раньше не думал об этом? Да потому что раньше не верил, что такое возможно! Но теперь на Арене осталось всего четверо трибутов, его ребята дошли до финала – а он ни разу даже не удосужился поближе рассмотреть двоих оставшихся соперников!

Ментор включил предыдущие записи. В меню светились три вкладки: Второй, Пятая и Двенадцатые. Начнем по порядку, со Второго… впрочем, о Катоне у него уже сложилось четкое представление: тренированный, сильный и безжалостный… качества, присущие победителю. Хеймитч сдержанно усмехнулся – он, что, уже запел дифирамбы в честь профи? Никаких дифирамбов, хмыкнул ментор. Просто еще с далеких юношеских времен он твердо усвоил обязательное условие успеха поединка – никогда не стоит недооценивать противника… особенно, если этот противник сильнее тебя. В том, что Катон определенно превосходил по силе Пита и Китнисс, вместе взятых, сомневаться не приходилось. Хеймитч отлично помнил тот момент после взрыва припасов, когда Второй одним четким движением свернул шею мальчишке, не доглядевшему за лагерем. Плюс ко всему, профи коварен и не гнушается никаким методами – тонкий клинок в ботинке, пронзивший сердце Цепа, был лишним тому подтверждением. Еще эта чертова кольчуга… Действительно, столкнись его обессиленные ребята с затянутым с титан Катоном, Китнисс не помог бы даже ее боевой лук – на открытой местности профи одолел бы их обоих без малейших усилий!

Убийца и жертвы. Мясник и мясо… Нет, в прямом бою у Двенадцатых не было шансов.

Единственная надежда оставалась на собственную хитрость. И на вспыльчивый и несдержанный характер профи, который вполне мог бы сыграть им на руку.

Хитрость… ментор выбрал следующую вкладку, и на экране мелькнули рыжие волосы среди зеленой листвы. А вот и второй противник – чертовка из Пятого! Присмотревшись к ее острому лисьему личику, Хеймитч поморщился. Вот где стоило бы задуматься всерьез – вот она, настоящая опасность... почему? Он молча крякнул – да потому, что Китнисс Эвердин не испугалась бы даже самой яростной и жестокой схватки с Катоном, но со своей дурацкой прямолинейностью ей так просто не одолеть эту хитрую бестию! За все время с начала Игр Пятая никогда не шла напролом, а всегда действовала исподтишка: припасы профи, рюкзак на Пире, все эти недели на Арене... разумная чертовка весьма редко появлялась и в прямой трансляции, и в новостях. Шустрая, смекалистая и ловкая, она предпочитала выжидать и наблюдать, как профи охотились на Огненную Китнисс. И ее хитрость и выдержанность давали ей фору, как минимум до того момента, когда бы ей пришлось остаться один на один с последним своим противником. Хеймитч поймал себя на мысли, что даже не удивился бы ее победе с чистыми руками – с ее смекалкой сталось бы выкарабкаться из любой передряги.

Итак, что мы имеем, спросил себя ментор, поочередно продолжая разглядывать обоих. Сегодня Капитолий уже получил свою долю зрелища – это раз. Рыжая никогда не пойдет на прямую стычку со Вторым – это два. Капитолий требует продолжения шоу, а для этого в распоряжении организаторов остались только его ребята – это три. При всей своей силе и подготовленности Катон не сунется в лес, тем более в незнакомые ему места… он профи, но далеко не дурак – это четыре. И из всего этого следует, что время для отдыха и раздумий вышло... уже завтра распорядители доберутся-таки до Китнисс и Пита – это пять.

Ментор порывисто отложил планшет и поднялся с дивана. Его невидимый внутренний будильник не позволял вот так просто сидеть без дела и настоятельно требовал действий. Но каких действий? Он был на распутье. Сейчас от его козней и интриг уже ничего не зависело, но он по-прежнему чувствовал себя обязанным контролировать происходящее. Хотя бы ради очистки своей собственной обострившейся совести.

Его метания прервало какое-то странное дребезжание. Он удивленно огляделся… и заметил подпрыгивающие отрезы ткани на рабочем столе Мастера. Коммуникатор Цинны! Видимо, за своими гневными упреками мальчишка машинально сунул его в эту кучу барахла да так и забыл о нем! Хеймитч разгреб разноцветные лоскуты и кружева – изящный черный прибор вибрировал и прыгал по стеклянной столешнице, издавая тот самый неприятный звук. Даже не задумываясь, ментор нажал на кнопку приема вызова и поднес его к уху.

- Я всего на два слова, Цинна, - услышал он на другом конце голос Финника Одэйра. – Есть новости из особого списка. Если тебе интересно, загляни к Главному Распорядителю.

Ментор даже не успел открыть рта, чтобы озвучить Четвертому его ошибку, а в трубке уже бежали короткие гудки отбоя. Он тупо смотрел на экран коммуникатора. Снова особый список?

Какого черта это все значило?

***
Он выдержал ровно полчаса – и уже спустя полчаса спускался в лифте в холл отеля. Особый список… его передергивало от одной мысли о больной фантазии распорядителей. Он не стал искать Цинну. Будет более чем достаточно, если парень выполнит порученное ему – предупредит дамочек о непредвиденных сложностях. За благоразумие Порции он не опасался, но вот Эффи… Прекрати истерить, приятель, зло одернул себя Хеймитч – она взрослая девочка и не станет упрямиться и показывать свой идиотский характер в такой неподходящий момент!

Его план был прост – хоть Двенадцатый и был отстранен, но он все еще имел право на личную аудиенцию у Главного Распорядителя… и пора было этим правом воспользоваться.

Он решил действовать на свой страх и риск: для начала поймал такси и велел отвезти его в Тренировочный центр. По опыту предыдущих Игр Хеймитч знал, что в последние дни Арены Сенека практически жил в своем рабочем кабинете – настолько он был поглощен всем происходящим. В финале он контролировал каждый шаг, каждый жест; ничто на Арене не происходило без его личного указания и одобрения. Что ж, так даже лучше - Двенадцатый с большим удовольствием предпочел бы оказаться в старом добром Тренировочном центре, чем в том самом пропитанном ароматами благовоний и похоти особняке!

Он зарекся думать и чувствовать … но по дороге к Главному на него снова нахлынули мысли. Почему Рубака заговорил о Плутархе… да еще в таком тоне? Что его старинный друг знал такого, чего не было известно ему самому? Хеймитч припомнил все свои встречи с почетным сенатором Капитолия. Да, старый лис был непрост…ох, как непрост! Но при всем прочем многолетняя интуиция подсказывала ментору, что ни в одном из поступков Хавенсби не было двуличия и лицемерия. По крайней мере, Плутарх всегда был предельно честен с ним… и это не могло не вызывать невольного уважения.

И все же его не покидало ощущение, что Рубака углядел в сенаторе что-то такое, чего он сам, со своим хваленым чутьем, даже не заметил.

Ему уже который раз за день несказанно повезло – Сенека был у себя… и, более того, он был один. Правда, Двенадцатый покорно просидел еще минут двадцать в приемной под дверью – капитолийские обычаи не позволяли Крэйну принять его так просто и так быстро.

Но Хеймитч не сомневался, что его примут.

- Двенадцатый? – очаровательно улыбаясь, Сенека поднялся ему навстречу из своего высокого кожаного кресла. Все тот же безупречный костюм, все та же безупречная улыбка. – Не ожидал… какими судьбами? Не смог дождаться общего заседания Совета?

Хеймитч презрительно фыркнул.

- Заседания уже трижды переносились… с моим хроническим невезением я рискую не дождаться четвертой даты проведения! – усмехнулся он, роняя себя в кресло напротив. – Ты ведь слышал, что меня пытались отравить?

Он ляпнул это наугад. И тотчас пристально всмотрелся в цепкий синий взгляд Главного Распорядителя – в нем промелькнуло отнюдь не удивление… значит, при всей их с Цинной тщательной конспирации Сенека тоже был в курсе произошедшего.

- Да, я в курсе, - озвучил он мысли ментора. – Но я рад, что все обошлось – ты стал бы невосполнимой потерей для всех нас!

Ментора аж передернуло… да, Главный умел язвить, как никто другой! Даже старому пьянице вовек не тягаться с хитринкой в этих внимательных глазах… Он натянул резиновую улыбку и примирительно кивнул, принимая сомнительный комплимент.

- Так что привело тебя ко мне в столь поздний час, Двенадцатый? – заинтересованно улыбаясь, Сенека откинулся в кресле и сложил пальцы домиком.

Упс… он не был готов к такому вопросу. Действительно, как ему объяснить Главному причину своего появления здесь? Эй, меня прислал твой гламурный дружок – он в курсе, что ты готовишь очередную гадость? Хеймитч молча насмешливо усмехался, в то время как его пропитые мозги лихорадочно искали достаточно веский повод для персональной аудиенции.

- Беспокоишься насчет финала? – продолжая улыбаться, Сенека разглядывал его поверх сцепленных пальцев таким подчеркнуто-изучающим взглядом, что ровно на одно мгновение Хеймитч почувствовал себя тараканом, пришпиленным булавкой для препарирования.

- А есть смысл? – пытаясь сохранить лицо, саркастически фыркнул он в ответ. – Теперь я еще меньший ментор, чем когда бы то ни было…

- А тебе не кажется, - прерывая его, одним порывистым движением Сенека поднялся из кресла, - что в этом году ты на своем посту превзошел самого себя?

Он растерянно смотрел в затылок Главному, замершему у окна с заложенными за спину руками.

- Сколько себя помню, я никогда еще не видел такого Двенадцатого, - не оборачиваясь, уронил Крэйн, упрямо продолжая разглядывать капитолийский пейзаж за окном. Хеймитч отчаянно пытался понять, что именно прозвучало сейчас в его голосе. Насмешка? Сарказм? Или искреннее удивление?

- Ну, для разнообразия иногда можно и пошалить, - только и смог выдавить он, на что Сенека вдруг заливисто расхохотался.

- Эбернети… ты не перестаешь удивлять меня своим самообладанием! – он обернулся и, продолжая смеяться, выразительно поднял брови. – Даже сейчас, стоя правой ногой на пьедестале, а левой – на эшафоте, ты все еще пытаешься шутить!

Синие глаза Главного Распорядителя смотрели внимательно… слишком внимательно. Он почувствует, если я солгу, внезапно понял ментор и рассеянно повел плечами.

- Сам не знаю, - это была почти правда. – Наверное, нервы сдают…

- У тебя нет нервов, - сделав выразительный жест рукой, перебил его Сенека, не сводя с собеседника пристального взгляда. – Так все-таки, Двенадцатый – зачем ты здесь?

- Хотел просить тебя посодействовать с провизией, - начал на ходу сочинять Хеймитч. – В Штабе мне пообещали сутки… но ты же понимаешь, что это слишком долго?

- Оплаченный тобой ужин на двоих доставят на Арену уже сегодня, - деловито отрезал Крэйн, продолжая выразительно насмехаться над его жалкими враками. – Что, и это все?

Нет, так просто его не проведешь… под пристальным проницательным взглядом Двенадцатый уже готов был признаться – но в эту самую минуту на рабочем столе Главного противно заверещал аппарат внутренней связи. Определенно, небеса были на его стороне – Сенека строго сдвинул брови и лишь шикнул на ментора, требуя его молчания.

- Слушаю вас, господин президент, - вытянувшись по струнке, ответил он, сняв трубку, и ментор тотчас послушно умолк – его совершенно не прельщало оказаться застуканным в кабинете Крэйна самим Сноу. Он не слышал ни слова из сказанного, но, судя по выражению лица Главного Распорядителя, указание президента было из разряда беспрекословных. – Да, я понял… разумеется… я уже над этим работаю…

Если Одэйр был прав, Сенека говорил сейчас с президентом как раз об особом списке… Хеймитч затаил дыхание. Какая удача, что он оказался здесь в эту самую минуту – иначе он так никогда бы и не узнал, что Сноу лично контролировал все решения Главного!

Наигранно безразлично усмехаясь, ментор отвел глаза и мельком оглядел рабочий стол Крэйна. Ничего интересного, разве что… Прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки лежало несколько тонких папок противного желтого цвета. Странно было видеть на столе Главного не крутой капитолийский планшет, а простые бумажные документы. Хеймитч нахмурился – где-то когда-то он уже видел подобное. Ровно на мгновение он позволил себе задуматься, и память тотчас услужливо подсунула яркую картинку – кабинет Плутарха в Сенате, тот самый, в котором он смотрел вместе с сенатором трансляцию с Арены… в стеклянном шкафу, как раз возле стола, целая полка точно таких же кислотно-желтых папок! Что там было написано на дверце? Что-то знакомое… что-то жизненно важное…

- Я вынужден тебя оставить, - прервал его натужные воспоминания дрогнувший голос Сенеки. Хеймитч удивленно вскинул глаза – Крэйн выглядел явно взволнованным. – Но мы с тобой еще не договорили. Я все-таки хочу услышать причины твоего появления… останься здесь – я вернусь буквально через несколько минут!

Он не стал распинаться в объяснениях – просто сделал приказной жест сидеть и спешно вышел за дверь. Как это было неосмотрительно с его стороны, оставить Двенадцатого без присмотра в собственном рабочем кабинете! Ментор потянулся было к верхней из папок, но тут разобрал едва слышное жужжание. Дьявол их всех раздери… камеры! Ну конечно – где, как не в этом самом кабинете, первой исповедальне всех организаторов и менторов, могло быть максимальное скопление микрофонов и скрытых камер на квадратный дюйм! Впрочем, издававший жужжащий звук прибор вовсе не был скрытым – без лишних усилий ментор разглядел прямо позади высокого рабочего кресла Главного Распорядителя миниатюрную камеру, вмонтированную в угловую колонну.

Он поежился – объектив камеры смотрел прямо на него.

Без паники, сказал себе Хеймитч. В конце концов, он вовсе не собирался делать ничего противозаконного – не его вина, что Сенека так запросто позволил ему задержаться в святая святых! С самым безразличным выражением, на какое только была способна его небритая физиономия, ментор откинулся в кресле и, крутанувшись вокруг оси, с интересом огляделся. Его внимание привлек огромный монитор на стене напротив стола. Он не сразу заметил его – поверхность экрана была абсолютным продолжением черной мраморной облицовки – но сейчас монитор сам собой загорелся знакомой картинкой Арены. Двенадцатый озадаченно обернулся на камеру в углу – вот сейчас там, за пультом наблюдения, заметят постороннего в апартаментах Главного Распорядителя, и парочка не слишком дружелюбных миротворцев в мгновение ока взашей вытолкает его из кабинета!

Но он напрасно беспокоился. Прошла минута, две, но никто так и не появился и ничего так и не произошло. Окончательно осмелев, ментор устроился удобнее в мягком широком кресле и с интересом уставился на экран. Интересно, Сенеке Крэйну показывали то же самое, что транслировали на весь Панем? Хеймитч криво усмехнулся – это было маловероятно!

Скорее, Панему показывали только то, что одобрял Главный Распорядитель.

Он растерянно смотрел на сумерки на экране… это что же, на Арене уже был поздний вечер? Прежде он никогда не задумывался о месторасположении поля очередной бойни, да и в этот раз задумывался не особо… к тому же Хеймитч прекрасно знал, что точно так же, как организаторы химичили с погодой, они могли химичить и с темным и светлым временем суток. Он огляделся в поисках какого-нибудь подобия пульта. Ничего похожего. Видимо, в обязанности Главного входил просмотр всего, что происходило на Играх.

Словно в подтверждение его мыслям картинка на экране дрогнула – и разделилась на четыре равные части. Теперь он мог видеть всех оставшихся трибутов. В левом верхнем углу он заметил Катона, в нижнем - Рыжую, а на экране справа с замиранием разглядел Мелларка, уже привычным ему мягким движением гладившего перебинтованную темноволосую голову Китнисс на своих коленях. Сбылась мечта идиота, беззлобно и горько усмехнулся ментор.

Но теперь Двенадцатый смотрел не только на своих.

С нескрываемым интересом Хеймитч наблюдал за Вторым. Деловито и хладнокровно профи распаковал забранный у Цепа рюкзак и вытащил из него нечто тонкое и серебристое, а потом отбросил пустой мешок в сторону. Кольчуга! Ментор не сводил глаз с экрана… и не мог понять. Что-то не сходилось, что-то резало глаз… что-то до боли очевидное – очередной маленький кусочек большой и сложной мозаики…

Он отвлекся на Пятую. Девчонка устраивалась в раскидистых корнях какого-то дерева, отчаянно пытаясь укрыться от хлеставшего ливня. Хеймитч растерянно сдвинул брови. Но ведь дождь шел сейчас только в южном секторе… неужели эта хитрая бестия торчала сейчас где-то неподалеку от пещеры его ребят? Камеры дали общий план, и ментор охнул. Чертова девка - ее дерево оказалось на другой стороне того самого ручья, на берегу которого Китнисс обнаружила своего умирающего напарника!

Иными словами, всего в нескольких ярдах от спасительного убежища Двенадцатых.

Этого следовало ожидать. Еще у Цинны, просматривая прежние записи, ментор поймал себя на том, что на месте Пятой он стал бы держаться как можно ближе к соперникам – но, поразмыслив, он отбросил эту мысль, посчитав ее просто нелепой.

А вот она, судя по всему, не отбросила…

Он настолько задумался, что даже не сразу разобрал негромкий знакомый голос:

- Китнисс… Китнисс!

Ментор дрогнул и перевел глаза на правую половину экрана – Пит осторожно разбудил свою напарницу и сейчас помогал ей устроиться рядом.

- Уже не болит, - неловко улыбнулась девушка, когда он поправил повязку на ее лбу. Китнисс задумчиво подняла взгляд на парня – ее серые глаза в полумраке пещеры казались совсем прозрачными – и, поймав его руку и мягко переплетя пальцы, неожиданно беззаботно заговорила:

- Я давно хотела спросить тебя, Пит, - на мгновение она неловко запнулась, но тут же продолжила: - На интервью у Цезаря ты сказал, что любил меня всегда … а когда началось это «всегда»?

Хеймитч крякнул и удивленно выпучил глаза – что это на нее нашло? Что за игривая кокетка там, на экране, строила сейчас глазки любопытным капитолийским камерам… она ведь прекрасно понимала, что каждый ее жест, каждый взгляд транслировали на всю страну!

Это была не Китнисс… не привычная колючая девчонка, едва не оттяпавшая старому пьянице пару пальцев только за то, что он имел неосторожность съездить по физиономии ее драгоценному мальчишке. Не холодная молчунья, не умевшая связать нескольких слов перед жизненно-важным интервью. Не надменная гордячка, справедливо считавшая Капитолий сборищем разукрашенных болванов и пустоголовых кукол.

Да черт подери, что это с ней?!

Она просто играет на публику, неожиданно понял ментор... наконец-то играет по их правилам.

- Хм… дай-ка вспомнить, - даже не заметив ее непривычно-очаровательного голоса, Пит улыбнулся одними глазами и задумчиво склонил на плечо светловолосую голову. Ай да паршивец, иронично усмехнулся Двенадцатый – можно подумать, для него это было так сложно? – Кажется, с первого дня в школе. Так давно было, а я вижу как сейчас: мне пять лет, а на тебе красное клетчатое платье. И две косички, а не одна, как теперь…

Парень умолк, задумчиво глядя в пустоту перед собой, а потом сдержанно кашлянул и изменившимся голосом добавил:

- Вообще-то это мой отец показал мне тебя, когда мы стояли во дворе...

- Показал отец? – с удивленного лица Китнисс сошла наигранная улыбка – похоже, она по-настоящему растерялась. – Почему? – на что Пит только мягко рассмеялся, едва заметно качая головой – таким непривычным выглядел ее внезапный интерес к его персоне.

- Он сказал тогда: «Видишь ту девочку? Я хотел жениться на ее маме, но она сбежала с шахтером».

Хеймитч шумно выдохнул. Он помнил эту пару еще с детских лет – оба светловолосые, голубоглазые… прямо ангелы со старинных открыток, спрятанных в потаенном сундучке его матери. Иногда, глядя на них, ему казалось, что эти двое были вместе с самого рождения. И не только ему – весь Двенадцатый дистрикт был уверен, что в один прекрасный день тихая и очаровательная дочь аптекаря станет миссис Генри Мелларк.

Она и сама была в этом уверена… пока однажды не повстречала другого. И не стала миссис Трой Эвердин.

- Да ну, ты все выдумываешь, – сильнее сжав пальцы Пита, растерянно пролепетала на экране Китнисс.

- Вовсе нет, все так и было, - парень рассеянно улыбнулся собственным мыслям. – Я еще спросил тогда, зачем она убежала с шахтером, если могла выйти за пекаря, а он ответил: «Потому что когда он поет, даже птицы замолкают и слушают».

- Это правда, про птиц… точнее, было правдой, - растерянно сдвинув тонкие брови, еле слышно с болью в голосе выдохнула Кит, и ментор вздрогнул и уставился в пустоту перед собой – от внезапно нахлынувших эмоций ему вдруг стало нечем дышать…

Он уже не замечал трансляции на экране – перед его мысленным взором мелькали и кружились совсем другие картинки. Вот Шлак, его дом, его родина… ряды перекошенных убогих зданий, с прохудившимися крышами и разбитыми окнами, там-сям с грехом пополам залатанными тонкой фанерой, с покосившимися дверьми и осевшим крыльцом… где-то рядом, в придорожной пыли, играют дети – он видит среди них себя… ему лет семь-восемь, не больше. Вот старые полуразрушенные и заброшенные шахты, куда не спускаются уже около полувека, а рядом – относительно новый забой, ему всего-то сорок лет… он почти ровесник отцу Митча. А вот сам отец, еще совсем не старый, но уже насквозь пропитанный этой проклятой угольной пылью… маленький Митч ненавидит, когда он вдруг ни с того, ни с сего срывается с места и бросается за дверь – и там заходится в надрывном кашле, чтобы тайком от сына сплюнуть на землю отвратительный черный сгусток. Вот ему уже не восемь – восемнадцать, и отца уже четыре года как нет в живых… и если в этот раз ему опять не повезет на Жатве, его ожидает та же незавидная участь, что и всех его соседей, как один сгорбленных и измотанных тяжелым шахтерским трудом… каждого из них Митч Эбернети знает в лицо и по имени всю свою жизнь. И среди них он, высокий темноволосый парень, с язвительным стальным взглядом и голосом, от которого замолкают даже певчие птицы… Трой Эвердин… еще не муж, не отец – еще такой же трудяга, как и все остальные… а рядом с ним – прелестная светловолосая девушка в голубом платье гордой и нелюдимой Китнисс… с небесным взглядом маленькой и мудрой Прим…

Хеймитч прикрыл глаза и помотал головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Как давно это было… словно тысячу лет назад… Он растерянно взглянул на экран – Китнисс по-прежнему сжимала тонкими пальцами широкую ладонь Мелларка и натянуто улыбалась, но в таких знакомых ментору стальных глазах ее отца плескалась глухая потаенная боль.

- А потом, - с задумчивой полуулыбкой продолжил Пит, - в тот же день, на уроке музыки учительница спросила, кто знает «Песнь долины»… и ты сразу подняла руку. Учительница поставила тебя на стульчик и попросила спеть. И я готов поклясться, что все птицы за окном умолкли, пока ты пела.

Он чуть повернул голову и посмотрел на девушку, замершую рядом, такими глазами, что Хеймитчу вдруг отчаянно захотелось взвыть – черт тебя раздери, Китнисс Эвердин… неужели ты совсем ни хрена не видишь?!

- Да ладно, перестань, - то ли удивилась, то ли смутилась она.

- Нет, это правда, - продолжая разглядывать каждый миллиметр ее лица, Пит глубоко вдохнул и внезапно твердым голосом добавил: – И когда ты закончила, я уже знал, что буду любить тебя до конца жизни...

Даже в полумраке пещеры было заметно, как Китнисс нервно сглотнула и растерянно подняла на напарника свои невозможные прозрачные глаза.

- А следующие одиннадцать лет я собирался с духом, чтобы заговорить с тобой, - еле слышно выдохнул он, потерявшись в ее удивленном и восторженном взгляде.

- Так и не собрался, - дрогнувшим голосом уронила она.

- Так и не собрался, - едва заметно кивнув, подтвердил Пит. – Так что, можно сказать, мне крупно повезло, что на Жатве вытащили мое имя.

Затаив дыхание, ментор наблюдал, как бледное исхудавшее лицо Кит начало медленно изменяться – уголки потрескавшихся губ дрогнули, растягиваясь в непритворной радостной улыбке, а в глубине стальных глаз вспыхнули счастливые искры. Он мог поспорить сейчас на что угодно – Пит с радостью продал бы душу дьяволу, чтобы увидеть ее такой… Ровно секунду она изумленно смотрела на Мелларка, и этой крошечной секунды ментору хватило, чтобы увидеть, наконец, живую и настоящую Китнисс Эвердин – ту самую, в которую не грех было влюбиться однажды и на всю оставшуюся жизнь…

Но эта секунда закончилась – и тонкие брови дрогнули и сдвинулись, образовав эту ее неповторимую маленькую складочку.

- У тебя... очень хорошая память, - запинаясь на каждом слове, зашептала она, спешно отводя растерянный взгляд.

- Я помню все, что связано с тобой, - отозвался Пит, робко коснувшись темных волос и убирая ей за ухо выбившуюся прядь. - Это ты никогда не обращала на меня внимания.

- Зато теперь обращаю, - еще тише выдохнула Кит, заливаясь румянцем.

- Ну, здесь-то у меня мало конкурентов, - опустив взгляд на ее потрескавшиеся губы, попытался сыронизировать он.

- У тебя везде мало конкурентов…

Даже здесь, в кабинете Главного Распорядителя, в сотне миль от Арены, Двенадцатого прошибло то самое магнитное поле, тянувшее Пита Мелларка к этой непостижимой колючей девчонке. Это поле невозможно было игнорировать, ему невозможно было сопротивляться… как волна, накрывающая с головой… не успел вдохнуть – и погиб! На какое-то мгновение он почувствовал себя гадко – словно подглядывал в замочную скважину за чужой жизнью… да что уж, старик, хмыкнул себе ментор – за ними сейчас подглядывал весь Панем! Окажись на их месте кто-то другой, ему даже было бы любопытно… но сейчас с каким-то смешанным чувством стыда и неловкости он смотрел, как, не сдержавшись, Пит зарылся рукой в темные волосы на затылке Китнисс и, притянув ее к себе, с величайшей нежностью и осторожностью коснулся губами ее губ…

- Как мило, - услышал ментор из-за спины насмешливо-снисходительный голос Сенеки. Он резко крутанулся в кресле – Главный Распорядитель оперся на край стола за его спиной и, выразительно скрестив руки на груди, с неподдельным интересом наблюдал за поцелуем на экране. Когда он вернулся… и как вошел настолько тихо, что Хеймитч даже не заметил?

Или он просто не замечал сейчас ничего и никого, кроме своих удивительных ребят?

- Я опять что-то нарушил? – кашлянув, иронично поинтересовался он, чтобы хоть как-то отвлечь Крэйна от пристального разглядывания его подопечных… одного из них.

- На сей раз ничего, - не отрываясь от экрана, очаровательно усмехнулся Главный. – И это само по себе удивительно, не находишь?

Черт подери, он готов был сознаться в чем угодно, вплоть до государственной измены – лишь бы Сенека перестал пожирать глазами происходящее сейчас за его спиной!

- Так как там насчет провианта? – внезапно вспомнил Хеймитч одну из причин своего визита. Сенека многозначительно кивнул головой в сторону монитора.

- Сам посмотри.

Он обернулся – и незаметно с облегчением перевел дыхание. Хвала небесам, чертям и всему, чему только можно… они уже не целовались. Больше того – парень полез куда-то наружу и уже спустя минуту вернулся с большой корзиной под серебряным парашютом.

- Наверно, Хеймитчу надоело смотреть, как мы медленно умираем с голоду, - счастливо улыбаясь, весело озвучил он посылку.

- Ну, теперь ты доволен? – Сенека оттолкнулся от стола и уселся в соседнее с ментором кресло. Закинул ногу на ногу и сложил длинные тонкие пальцы фирменным домиком. – Как видишь, я всячески содействую тебе, Двенадцатый…

- Не за спасибо, - натянуто улыбаясь, огрызнулся ментор, стрельнув глазами в сторону экрана.

- Не за спасибо, - соглашаясь, кивнул Главный. – Но, заметь, я мог бы этого не делать...

- Я помню о нашем уговоре – ты ведь об этом хотел сейчас спросить? – процедил сквозь зубы Хеймитч, пряча в пол вспыхнувшие от ярости глаза.

- Отнюдь не об этом, - неожиданно жестко отозвался Сенека. – Я не сомневаюсь, что с твоей памятью все в порядке… но сейчас разговор пойдет о другом.

Он сжался, приготовившись к самому худшему – непривычно-суровый тон Главного не предвещал ничего хорошего!

- Надеюсь, моя новость предвосхитит ту просьбу, с которой ты явился ко мне… Я всего лишь хотел сообщить, что с завтрашнего дня тебе больше не нужно беспокоиться об оплате Арены, - видимо, ментор слишком изумленно выпучил глаза, потому что Сенека прыснул и весело расхохотался. – О боги, Эбернети… ничего сверхъестественного – или ты забыл, что финал Игр оплачивается за счет Капитолия?

Так значит, Сенека решил, что старого пьяницу беспокоила всего лишь оплата счетов – потому-то он и напросился на персональную аудиенцию? Хеймитч поспешно отвел глаза, пряча торжествующий блеск. Что ж, эта версия была очень кстати!

- Забыл… да я и не знал этого! – наигранно-хмуро буркнул в ответ он, растягивая губы в подобии улыбки. – Я ведь никогда еще не был в финале… ну, за исключением собственных Игр…

- Что ж, теперь ты можешь быть совершенно спокоен, - снисходительно улыбнувшись, Крэйн похлопал ментора по колену, заставив внутренне содрогнуться. – А теперь извини, но тебе лучше будет уйти.

Черт подери… а как же те самые противно-желтые папки на рабочем столе? И почему он не набрался наглости и не сунул в них свой длинный нос в отсутствие хозяина кабинета? Подумаешь, выгнали бы его отсюда – но так он хотя бы знал, что такого интересного изучал Главный Распорядитель как раз перед его появлением… и о чем потом говорил с самим Сноу! Сенека поднялся из кресла, и Хеймитч нехотя последовал его примеру, в то время как мозг лихорадочно пытался найти повод заглянуть хотя бы в один из этих сверхсекретных документов.

- Подожди еще ровно минуту, - Крэйн предупредительно поднял указательный палец и уверенным шагом направился к потайному шкафу в углу кабинета.

Минута… этого было более, чем достаточно! Едва спина Главного скрылась за дверью, как Хеймитч в два шага преодолел расстояние до стола, развернул к себе самую верхнюю из папок, порывисто распахнул ее… и глаза растерянно уперлись в большое портретное фото Цепа. Ментор быстро перевернул страницу – какие-то бланки с цифрами, именами, датами… так эта папка – всего лишь личное дело трибута? К чему тогда такая таинственность? Краем глаза продолжая посматривать на дверь в углу, он открыл следующую, потом еще одну, и еще… Диадема? Марвел? Рута? Какого черта…?!

Все еще не понимая, он еще раз внимательно взглянул на фото Цепа – и вдруг заметил в нижнем правом углу штамп. И надпись – «Особый список. К модификации пригоден». Он попытался вдохнуть и почувствовал, как внутри что-то оборвалось.

Особый список… модификация… ну, конечно…

Переродки.