Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
ГЛАВА 3. Коламская больница. Приемный покой 26.02.1999 00:15
Коламская больница. Приемный покой 26.02.1999 00:15 В приемном покое стояла тишина и никого не было, не считая нервно меряющего коридор шагами отца Пантелеймона. Время от времени он останавливался, читал молитву и крестился. В покой, прогнав тишину, зашел тяжело шаркающий Григорий с гримасой боли на лице, за ним — пожилая медсестра. Она обратилась к хирургу: — Григорий Борисыч, пойду я на отделение. — Конечно, Валя. Кошмарный вечер. — Мне очень жаль. — Да-да, иди, Валя, отдохни. Она посмотрела с сочувствием на Григория и ушла. Тот немного постоял и тяжело уселся за стол, обхватив голову руками. Отец Пантелеймон, не выдержав напряжения паузы, спросил тихим голосом: — Что, умерли? — Девочка у Лены, три восемьсот, здоровая, в родильном. — АЛена? — Умирает, часа два у нее есть. Сердце. Как я устал! — Что же ты сел здесь? Надо спасать их! Катя! Лена! Они же еще живы! — Отец Пантелеймон подбежал к Григорию и, схватив его за локти, поднял из-за стола. — Делай же что-нибудь! Может, их в Москву? — Все. Все, что можно, я сделал. Я не Бог, отец Пантелеймон. — Григорий не сделал никакой попытки освободиться. — А Бог, если он есть, тоже сделал все, что мог. Моя Катя умирает у меня в больнице. Даже если случится чудо, она уже никогда не будет ходить, видеть, говорить — она просто овощ. МОЯ КАТЯ! Где справедливость, отец? Или справедливость в том, что Бог забрал и Лену тоже? Праведницу и грешницу вместе, чтобы никому не было обидно? — Григорий! Очнись! Что ты несешь?! — Отец Пантелеймон тряс обмякшего доктора за грудки. — Неужели ничего нельзя сделать? — Молитесь, отец! Вы же верите в чудо! А я больше ни во что не верю — каждый раз одно и то же, стоит мне поверить, полюбить — у меня сразу же все отнимают, я не хочу больше верить, не хочу жить. — А как же Аня, «маленькая Катя» — ей так нужен отец! — А кто мне ее отдаст? Я ей никто! — Григорий! Не распускайся! Соберись, ты же гениальный хирург! Господь с нами, Он просто испытывает нас — надо пытаться, надо бороться! — Бесполезно! У Кати травма, несовместимая с жизнью, она жива только благодаря сильному сердцу. Ее жизнь можно поддерживать искусственно, но мозг уже никогда не восстановится, а Лене необходима срочная пересадка сердца. Это конец, отец. Аллее! — Значит, Лену можно спасти? — В голосе отца Пантелеймона послышалась надежда. — Нет, это бред, только теоретически. Я — дежурный врач в местечковой больнице. Сегодня суббота — кроме меня и Вали, трезвых никого в больнице нет, а если бы и были даже все врачи, на такую операцию квалификации ни у кого не хватило бы. Оборудование-то есть… Да и о чем вообще говорить, если органа для трансплантации нет. — Сердце есть! — Отец Пантелеймон разжал руки, и Григорий сразу обмяк на стуле. Он поднял голову и, глядя в глаза священнику, тихо, но убедительно произнес: — Отец! Езжайте домой — вы переутомились. Но отец Пантелеймон не думал сдаваться, он зашагал вокруг Григория, усиленно жестикулируя. — Неужели ты ослеп, Григорий. Катя и Лена — сестры. Ты прекрасно это знаешь. Катино сердце может спасти Лену. Господь неспроста собрал нас всех здесь сегодня. Ты спасешь Лену, спасешь Катино сердце, вернешь жизнь человеку, взамен загубленной тобой жены, — это твой шанс, Григорий! Главный шанс в твоей жизни! — Нет, нет и нет! Даже слушать этот бред не хочу! — Григорий вскочил со стула. — Это подсудное дело! Где согласие родственников? Да и какой бы я ни был гениальный хирург — без ассистентов я ничего не смогу, — это просто безумие. — Это не безумие, это то чудо, которое во имя и с помощью Господа ты можешь совершить. — Отец Пантелеймон встал перед Григорием на колени. — Умоляю, решайся, Григорий! Я буду тебе ассистировать! — Это как же? — С Божьей помощью! А еще помогу тебе удочерить Анечку, чем бы ни закончилась наша операция. — Встаньте отец, встаньте! Ну хорошо, хорошо, я попробую, хоть это безумие чистой воды. Звоните Жене, пусть скажет, что не претендует на отцовство. — Прямо сейчас? — У нас очень мало времени. — Ты что ж, не веришь мне? — Звоните, отец! Пантелеймон вытащил из кармана мобильный телефон и, поглядывая на Григория, набрал номер. Ему довольно быстро ответили. — Женя? А кто это? Виктор? Это отец Пантелеймон. Уехал в Москву? Навсегда? А что случилось? Не знаете? Виктор, а ведь вы врач, я правильно помню? Хирург? Виктор! Пожалуйста, ВО ИМЯ ВСЕГО СВЯТОГО! НЕ ВЕШАЙТЕ ТРУБКУ! Вас сам Бог нам послал! У нас беда, большая беда! Лена Павлова умирает! Вы можете приехать в больницу? Да! Прямо сейчас, каждая секунда дорога, я заеду за вами, через пять минут — я у вас! Не надо? Хорошо! Ждем. О Господи, слава Тебе! Закончив разговор, он посмотрел на вопросительно глядящего на него Григория, затем медленно достал платок и вытер пот со лба. Только после этого он сделал попытку объясниться: — Гриша, теперь я и правда верю, что у нас все получится. Виктор — Женин брат — хирург, он учился в Сорбонне. Вообще-то он не совсем он, скорее, она, но сейчас нам это не важно, лишь бы помог! Гриша, посмотрев на попа как на душевнобольного, все-таки спросил: — А наш танцор, значит, свалил в Москву от греха подальше? — Да. Но я обещаю тебе, что все улажу с ребенком. Она же еще нигде не зарегистрирована. Ты знаешь мои связи — Аня будет с тобой. — Я попытаюсь пересадить Катино сердце Лене. Но шансов на успех у нас нет. Это полное безумие. Ну ладно, я пошел готовить операционную. — Дроздецкий, не очень уверенно держась на ногах, вышел. Отец Пантелеймон остался один. Немного постояв в раздумье, он опустился на колени и начал молиться. Прошло не так много времени, как в приемную зашел Виктор — высокий молодой человек немного хрупкого телосложения, щеголеватого вида, в дубленке, с повязанным на шее платком. — Что случилось, пастор? — пришедший без церемоний взялся за дело. — Только коротко и ясно, без всякой церковной ахинеи. — Подонок Павлов проломил Лене голову, но это не главное. Ее больное сердце вот-вот откажет, — объяснил священник. — Она умирает. Спасти ее может только сердце донора… Виктор, не дослушав до конца, торопливо перебил отца Пантелеймона: — Ребенок! Что с ним? — Ребенок жив. Искусственные роды — нормальная девочка. — Отличные новости, падре. Да, денек выдался на славу. Что вам нужно от меня? — Виктор с интересом посмотрел на священника и деловито потер руки. — Вскрыть Ленин труп? — Господи спаси! — Отец Пантелеймон быстро перекрестился. — Виктор! Что вы несете? Мы с Григорием решились на операцию, вы нужны нам, как воздух. Без вас не справимся. — Бред какой-то. Вы что, обкурились, святой отец, какая пересадка здесь и сейчас? У вас крыша съехала от горя. Я час назад закончил пришивать член брату, который отмахнула бритвой ваша Лена. Так что я Павлова не осуждаю. Езжайте домой, к семье, вы — поп, а не хирург, и потом, что вы собираетесь ей пересаживать? Сердце свиньи? В дверь приемного покоя заглянула Валя. Увидев священника с посторонним мужчиной, тут же исчезла. — Виктор! Прекратите нести этот грязный вздор! Опомнитесь, я вашу бабушку отпевал! — Вот и Лену отпоёте. — У вас нет сердца, Виктор! — У меня-то есть, а вот у вас — вряд ли. Что вы будете пересаживать? — Сердце Кати Петровой. Виктор присвистнул и, подняв одну бровь, спросил: — Вы, что ли, Катю грохнули, чтобы Лену спасти? Это не город, а цирк маньяков! Поп-убийца, выбирайте, куда мне звонить в милицию или в дурку? — Ох, Виктор, не гневите Бога и меня, я страшен в гневе. Катю сбила машина за час до убийства Лены. Я сам ее привез. — Странное совпадение. Она тоже была беременна. Тоже спасли ребенка? — Две недели назад родила. И тоже девочку. — Как интересно… Я так понимаю, что обе они — мои племянницы, да и покойницы, кстати, были сестрами. — Как не стыдно, — священник снова перекрестился, — они же еще обе живы. Отбросьте свой цинизм — помогите нам! Я не сумасшедший, знаю, что шансов почти нет, но у Григория — золотые руки. Его Москва зазывает, и в вас я тоже верю — у вас ведь вся семья — таланты! — Ну да, мама поет, Женя танцует, а я члены пришиваю и сердца пересаживаю. О! А вот и золотые руки! Вошел Григорий, хмуро, без приветствия, посмотрел на Виктора, протянул отцу Пантелеймону халат и тихо произнес: — Операционная готова, Валя все сделала. Наденьте это, отец Пантелеймон. — Черт! — Виктор снова присвистнул, — Вы и правда собираетесь это сделать, крейзи? — Они так похожи, — Григорий говорил ни к кому не обращаясь, как будто сам с собой, — даже головы пробиты почти в одних и тех же местах. Я сделаю это назло всему свету. — Фу! Да он же пьян! От него несет, падре! Григорий вытянул перед собой абсолютно не трясущиеся руки: — Я не пьян, это анестезия. Мне сейчас придется вскрыть грудную клетку любимой и забрать ее сердце. — А я вот изрядно выпил коньяку. Да, крутые вы ребята. Пожалуй, я составлю вам компанию. — Господи, слава Тебе! Виктор, я знал, что вы добрый человек, вы делаете богоугодное дело, и знайте — вам это зачтется. — Ой-ой-ой… Вот этого не надо, я не верю в Бога и не хочу слушать эту ересь, я верю в удачу. Если наша безумная затея прокатит, я хочу, чтоб вы помогли мне удочерить ребенка Лены. Или попросту отдали его мне. Неожиданное желание Виктора застало отца Пантелеймона и Григория врасплох, они замерли и в один голос воскликнули: — Что?! — Да! Таков мой гонорар за участие в операции века, а также за молчание. Я, ребята, простите за грубость, держу вас сейчас за яйца, так что решайте! Я известный, богатый хирург-пластик, и все у меня есть, кроме детей, не может их у меня быть — ваш Бог не дал, а братцу моему — сверх меры дал. Короче, не хочу, чтобы родная кровь попала в чужие руки. Готов любить и пестовать племянницу как родную дочь. — У нас нет выбора. — Отец Пантелеймон с надеждой на понимание взглянул на Григория. — Дочь — так дочь. Без вас нам Лену не спасти, скажем ей, что не выжила девочка, возьмем грех на душу. — А может, ну его — этого… Виктора… — Григорий был не рад обороту, который принимала их безумная затея. — Вы тоже мне абсолютно не симпатичны, — успокоила его травести. — Но подумайте — куда им ребенка — бандиту и шлюхе. Тем более что бандит выйдет из тюрьмы и просто сживет со света не свою дочку. — Решено, братья, давайте приступим. С Богом, — перекрестился отец Пантелеймон. — Пойдемте со мной. — Григорий пошел вперед, указывая своим ассистентам дорогу к операционной.
|