Генеральный штаб и польский вопрос

Польша была для нас постоянным напоминанием о горечи поражения, т. к. она по Версальскому мирному договору приобрела исконно немецкие земли, на которые она не могла претендовать ни с точки зрения исторической справедливости, ни на основе права наций на самоопределение. Кроме того, сам факт ее существования для нас, солдат, в период, когда Германия была ослабленной, являлся постоянным источником беспокойства. Даже простой брошенный на карту взгляд позволял увидеть всю неприглядность создавшегося положения. Какое неразумное начертание границ! Как искалечена наша родина! Этот коридор, разрывающий рейх и Восточную Пруссию! Когда мы, солдаты, смотрели на отделенную от Германии Восточную Пруссию, у нас были все основания беспокоиться о судьбе этой прекрасной провинции. Несмотря на это, командование вооруженных сил Германии никогда даже не обсуждало вопрос об агрессивной войне против Польши с целью положить конец этому положению силой. Отказ от такого намерения исходил из весьма простого резона военного характера: если отвлечься от всех прочих соображений, то агрессивная война против Польши немедленно и неизбежно втянула бы рейх в войну на два или несколько фронтов, которую Германия не в состоянии была бы вести. В этот период ослабления армии, явившегося следствием Версальского диктата, мы все время страдали от Cauchemardes coalitions [9]. И этот кошмар причинял нам еще большие страдания, когда мы думали о том вожделении, с которым широкие круги польского общества все еще взирали, плохо скрывая свои аппетиты, на немецкие земли. Агрессивная война? Нет! Но когда мы без всякой предвзятости, принимая во внимание национальный дух польского народа, рассматривали возможность за столом переговоров пересмотреть вопрос о неразумном начертании границ, у нас не оставалось почти никаких надежд. Однако, казалось, не было исключено, что Польша когда‑нибудь сама поставит вопрос о границах, опираясь на силу оружия. В этом отношении у нас после 1918 г. был уже некоторый опыт. Поэтому в тот период ослабления Германии не было ошибкой учитывать и эту возможность. Если бы маршал Пилсудский утратил бы свое влияние, и власть перешла бы к националистским польским кругам, то и нападение на Восточную Пруссию, как в свое время удар на Вильно, был бы вполне вероятным. Но в таком случае наши рассуждения приводили к определенным политическим выводам. Если бы Польша оказалась агрессором, и нам бы удалось отразить наступление, то для Германии создалась бы, очевидно, возможность путем нанесения из политических соображений контрудара добиться пересмотра неблагоприятного начертания границы. Во всяком случае высшие офицеры армии не тешили себя несбыточными надеждами.

Когда генерал фон Рабенау в книге «Сект. Из моей жизни»[10]цитировал слова генерал‑полковника: «Существование Польши недопустимо; оно несовместимо с жизненными интересами Германии. Она должна исчезнуть в результате собственной внутренней слабости и усилий России… с нашей помощью», то было ясно, что эта точка зрения в результате развития политических и военных событий, по‑видимому, устарела. Мы довольно хорошо знали о растущей военной мощи Советского Союза; Франция, страна, обаянию которой так легко поддаться, к сожалению, по причинам, которые трудно установить, по‑прежнему относилась к нам враждебно. Она, очевидно, всегда искала союзников в нашем тылу. Однако в случае исчезновения польского государства могучий Советский Союз мог стать для рейха гораздо более опасным соседом, чем Польша, которая в то время была буферным государством. Устранение буфера, который образовывала Польша (и Литва) между Германией и Советским Союзом, очень легко могло привести к конфликту между этими двумя великими державами. Пересмотр польской границы, возможно, был в интересах обоих государств, однако полная ликвидация польского государства в условиях, коренным образом изменившихся по сравнению предыдущим периодом, вряд ли отвечала интересам Германии. Итак, лучше было, чтобы Польша, относились ли мы к ней с уважением или нет, находилась между Советским Союзом и нами. Как ни тягостно было для нас, солдат, бессмысленное и взрывоопасное начертание границы, все же Польша как сосед представляла собой меньшую опасность, чем Советский Союз. Естественно, мы вместе со всеми немцами надеялись, что когда‑нибудь восточная граница будет пересмотрена с тем, чтобы области, населенные преимущественно немцами по естественному праву их жителей, были возвращены в рейх. Рост же в них польского населения с военной точки зрения был совершенно нежелательным. Требование об установлении связи по суше между Восточной Пруссией и рейхом вполне можно было бы сочетать с заинтересованностью Польши в собственном морском порту. Именно так и никак иначе примерно выглядели мнения о польском вопросе, которые преобладали во времена рейхсвера[11], скажем, с конца двадцатых годов, у солдат, когда речь заходила о военных конфликтах.

Затем колесо судьбы снова совершило оборот. На германской сцене появился Адольф Гитлер. Все изменилось. Коренным образом изменились и наши взаимоотношения с Польшей. Рейх заключил пакт о ненападении и договор о дружбе с нашим восточным соседом[12]. Мы были освобождены от кошмара возможного нападения со стороны Польши. Одновременно, однако, заметно охладели политические отношения между Германией и Советским Союзом, ибо фюрер, с тех самых пор, когда он начал выступать перед массами, достаточно ясно выражал свою ненависть по отношению к большевистскому режиму. В этой новой ситуации Польша должна была чувствовать себя свободнее. Но эта большая свобода не была теперь для нас опасной. Перевооружение Германии и серия внешнеполитических успехов Гитлера делали нереальной возможность использования Польшей своей свободы для наступления против рейха. Когда она выразила свою даже несколько чрезмерную готовность принять участие в разделе Чехословакии, возможность ведения переговоров по пограничному вопросу казалась вполне возможной.

Во всяком случае, ОКХ до весны 1939 г. не имело в своем портфеле ни малейшего намека на план стратегического развертывания с целью нападения на Польшу. Все военные приготовления на Востоке носили до этого момента чисто оборонительный характер.