Перед наступлением

Далеко от центра. – Гитлер отдает приказ о разработке плана развертывания наступления на Польшу. – Штаб группы армий «Юг», генерал‑полковник фон Рундштедт. – Генеральный штаб и польский вопрос. – Польша – буфер между рейхом и Советским Союзом. – Война или блеф? – Речь Гитлера перед командующими объединениями в Оберзалъцберге. – Пакт с Советским Союзом. – Несмотря на «бесповоротное» решение Гитлера, мы сомневаемся, действительно ли начнется война. – Первый приказ о наступлении отменяется! – Сомнения до конца! – Жребий брошен!

Развитие политических событий после аншлюса Австрии к империи я наблюдал, находясь вдали от Генерального штаба.

В феврале 1938 г. моя карьера в Генеральном штабе, которая привела меня на пост 1‑го обер‑квартирмейстера и заместителя начальника Генерального штаба, т. е. вторую по значению должность в Генеральном штабе, неожиданно оборвалась. Когда генерал‑полковник барон фон Фрич в результате дьявольских интриг партийной верхушки был отстранен от должности главнокомандующего сухопутными войсками[1], одновременно ряд его ближайших сотрудников, в числе которых был и я, был удален из Верховного командования сухопутных войск (ОКХ). Получив назначение на пост командира 18‑й дивизии в Лигнице[2], я, естественно, не занимался более вопросами, которые находились в компетенции Генерального штаба.

С начала апреля 1938 г. я получил возможность полностью посвятить себя службе на посту командира дивизии. Именно в эти годы исполнение обязанностей командира дивизии приносило особое удовлетворение, т. к. требовало полного напряжения всех сил. Ведь задача увеличения численности вооруженных сил еще далеко не была выполнена. Более того, непрерывное формирование новых частей требовало постоянно изменения штатного состава уже существовавших соединений. Темпы осуществления перевооружения и связанный с ним быстрый рост в первую очередь офицерского и унтер‑офицерского корпуса предъявляли к командирам всех уровней высокие требования, если мы хотели достичь нашей цели: создать хорошо обученные, внутренне спаянные войска, способные обеспечить безопасность рейха. Тем большее удовлетворение принесли итоги этой работы, особенно для меня, после долгих лет службы в Берлине получившего счастливую возможность работать в непосредственном контакте с войсками. С большой благодарностью я вспоминаю поэтому об этих последних полутора мирных годах и в особенности о силезцах, которые составляли костяк 18‑й дивизии. Силезия с давних пор поставляла хороших солдат, и, таким образом, военное воспитание и обучение новых частей было благодарной задачей.

Во время непродолжительной интермедии «Цветочных войн»[3], – т. е. занятие включенной в состав рейха Судетской области[4], – я занимал уже место начальника штаба армии, которой командовал генерал‑полковник фон Лееб. Находясь на этом посту, я узнал о конфликте, начавшемся между начальником Генерального штаба сухопутных войск генералом Беком и Гитлером по чешскому вопросу, приведшем, к моему глубокому сожалению, к отставке начальника Генерального штаба[5], к которому я питал самое глубокое уважение. С этой отставкой оборвалась последняя нить, связывавшая меня – благодаря доверительным отношениям с Беком – с Генеральным штабом.

Поэтому я только летом 1939 г. узнал о плане «Вайс»[6], первом плане наступления на Польшу, разработанном по приказу Гитлера. До весны 1939 г. такого плана не существовало. Наоборот, все военные мероприятия на нашей восточной границе были нацелены на укрепление обороны, а также обеспечение безопасности в случае конфликта с другими державами.

По плану «Вайс» я должен был занять пост начальника штаба группы армий «Юг», командующим которой должен был стать находившийся к тому времени уже в отставке генерал‑полковник фон Рундштедт. Развертывание этой группы армий должно было в соответствии с планом происходить в Силезии, Восточной Моравии и частично в Словакии; детали же необходимо теперь было разработать.

Так как штаба этой группы армий в мирное время не существовало, и его формирование должно было произойти только при объявлении мобилизации, для разработки плана развертывания был создан небольшой рабочий штаб. Он собрался 12 августа 1939 г. на учебном полигоне Нойхаммер, в Силезии. Рабочий штаб возглавлял полковник Генштаба Блюментритт, который при объявлении мобилизации должен был занять пост 1‑го офицера Генштаба[7]штаба группы армий. Я считал это большой удачей, ибо меня связывали с этим чрезвычайно энергичным человеком узы взаимного доверия. Они возникли во время нашей совместной работы в штабе армии фон Лееба в период Судетского кризиса, и мне казалось особенно ценным работать в такие времена вместе с человеком, которому я мог доверять. Подобно тому, как иногда незначительные черты характера человека вызывают у нас к нему симпатию, так и меня особенно привлекала в полковнике Блюментритте его воистину неистощимая энергия при ведении телефонных переговоров. Он работал и без того с невероятной быстротой, но с телефонной трубкой в руке он разрешал колоссальное количество мелких вопросов, оставаясь всегда бодрым и любезным.

В середине августа в Нойхаммер прибыл будущий командующий группой армий «Юг» генерал‑полковник фон Рундштедт. Все мы знали его. Он был блестяще одаренным военачальником. Он умел сразу схватывать самое главное и занимался исключительно важными вопросами. Все, что являлось второстепенным, его абсолютно не интересовало. Что касается его личности, то это был, как принято выражаться, человек старой школы. Этот стиль, к сожалению, исчезает, хотя он раньше он вносил в жизнь офицеров нюанс любезности. Генерал‑полковник был человеком обаятельным. Этому обаянию не мог противостоять даже Гитлер. Он питал к генерал‑полковнику, по‑видимому, подлинную привязанность и, как это ни странно, сохранил ее даже после того, как он дважды отправлял его в опалу. Возможно, Гитлера привлекало в Рундштедте то, что он производил впечатление человека минувших, непостижимых для него времен, к внутренней и внешней атмосфере которых он так никогда и не смог приобщиться.

Кстати, и моя 18‑я дивизия в то время, когда штаб собрался в Нойхаммере, находилась на ежегодных полковых и дивизионных учениях на учебном полигоне.

Мне не нужно говорить, что каждый из нас задумывался над тем, какие огромные события пережила наша Родина в период с 1933 г., и задавал себе вопрос, куда этот путь нас приведет. Наши мысли и многие конфиденциальные беседы все время возвращались к то и дело вспыхивавшим вдоль горизонта зарницам. Нам было ясно, что Гитлер был преисполнен непоколебимой фанатической решимостью разрешить все еще оставшиеся территориальные проблемы, возникшие у Германии в результате заключения Версальского мира. Мы знали, что он уже осенью 1938 г. начал переговоры с Польшей, чтобы раз и навсегда разрешить польско‑германский пограничный вопрос. Как проходили эти переговоры, и продолжались ли они вообще, нам не было известно. Однако нам было известно о гарантиях, которые Великобритания дала Польше. И я, пожалуй, могу сказать, что никто из нас – солдат – не был настолько самоуверенным, легкомысленным или близоруким, чтобы не видеть в этой гарантии исключительно серьезное предупреждение. Уже по этой причине – наряду с другими – мы в Нойхаммере были убеждены в том, что в конце концов дело все же не дойдет до войны. Даже если бы первые мероприятия по стратегическому развертыванию в соответствии с «Планом Вайс», над которым мы тогда как раз работали, был бы осуществлены, по нашему мнению, это еще не означало бы начала военных действий. До сих пор мы внимательно следили за тревожными событиями, успешный исход которых все время висел на волоске. С каждым разом мы все больше поражались тем, какое невероятное политическое везение сопровождало до сих пор действия Гитлера при достижении им без применения оружия своих как довольно прозрачных, так и скрытых целей. Казалось, что этот человек действует в соответствии с почти безошибочным инстинктом. Один успех следовал за другим, и число их было необозримо, если вообще можно назвать успехом тот ряд событий, которые должны были привести нас к гибели. Все эти успехи были достигнуты без войны. Почему, спрашивали мы себя, на этот раз дело должно было обстоять иначе? Мы вспоминали о событиях в Чехословакии. Гитлер в 1938 г. развернул свои войска вдоль границ этой страны, угрожая ей вторжением, и все же война не началась. Правда, старая немецкая поговорка, гласящая, что «Кувшин так часто ходит к колодцу, что в конце концов разбивается», уже тихонько звучала в наших головах. Кроме того, на этот раз дело было связано с большим риском, и игра, которую Гитлер, по всей видимости, хотел сыграть, выглядела очень опасно. Теперь на нашем пути стояли гарантии Великобритании. Также мы вспоминали и об одном заявлении Гитлера, что он никогда не будет столь недальновидным, как некоторые правители Германии в 1914 г., развязавшие войну на два фронта. Он это заявил, и, по крайней мере, эти слова говорили о холодном рассудке, хотя его человеческие чувства казались окаменевшими или омертвевшими. Он в резкой форме, но торжественно заявил своим военным советникам, что он не идиот, чтобы из‑за города Данцига[8]или Польского коридора ввязаться в войну.