Глава 21. – Куда, черт побери, она могла подеваться?

– Куда, черт побери, она могла подеваться? – Карл Мэтисон нервно расхаживал по небольшому кабинету Теда в китонском полицейском управлении. Наконец он остановился и сердито посмотрел на серебристый полицейский значок брата. – Ты же у нас, кажется, полицейский, а она – пропавший человек. Так сделай же что‑нибудь, черт возьми.

– Ты же знаешь, что мы не можем объявить розыск раньше, чем через двадцать четыре часа ее отсутствия, – ответил Тед, но в его голубых глазах сквозила озабоченность и тревога. – До тех пор я ничего не могу сделать по официальным каналам.

– Но ведь тебе прекрасно известно, – сердито ответил Карл, – что Джулия не тот человек, который станет внезапно менять свои планы. Ты же знаешь, какая она пунктуальная. А даже если бы ей вдруг срочно понадобилось куда‑то поехать или где‑то задержаться, то она бы обязательно позвонила. Кроме того, она знает, что сегодня утром мне понадобится машина.

– Конечно, ты прав, – Тед подошел к окну. Положив руку на кобуру с десятимиллиметровым полуавтоматическим пистолетом, он невидящим взглядом смотрел на машины, припаркованные на городской площади. Их владельцы, очевидно, делали покупки в местных магазинах. После некоторого колебания Тед снова заговорил:

– Вчера из городской тюрьмы Амарилло бежал Захарий Бенедикт. Он был расконвоированным и удрал, после того как отвез своего начальника на совещание в город.

– Да, я уже слышал это в новостях. Ну и что?

– Бенедикта или по крайней мере человека, соответствующего его описанию, видели возле ресторана неподалеку от основной автострады.

Карл медленно отложил пресс‑папье, которое вертел в руках, и внимательно посмотрел на младшего брата:

– Тед, на что ты намекаешь?

– Бенедикта видели рядом с машиной, которая по описанию сильно походит на твой «блейзер». Кассирше кажется, что она видела, как этот человек садился в машину вместе с девушкой, которая перед этим заказывала в ресторане сандвичи и кофе. – Тед отвернулся от окна и посмотрел прямо в глаза брату. – Я разговаривал с этой кассиршей – неофициально, разумеется, – пять минут назад. Она описала мне девушку, которая уехала вместе с Бенедиктом. Судя по описанию, это Джулия.

– О Боже!

Седая женщина среднего возраста, сидящая за конторкой, ухитрялась одновременно делать три дела – прислушиваться к разговору Мэтисонов, заполнять ордер на арест и наблюдать за приближающейся к зданию черно‑белой патрульной машиной. Вдруг ее злобное бульдожье лицо оживилось, все внимание переключилось на сверкающий красный «БМВ», который выехал на площадь и остановился прямо перед окнами, рядом с автомобилем Теда. Из машины вышла красивая блондинка лет двадцати четырех. Ритины глаза сузились и превратились в две щелочки. Резко повернувшись на стуле, она обратилась к Мэтисонам:

– Одна беда идет и другую ведет, – загадочно сообщила она и, кивнув в сторону окна, пояснила:

– Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал, – мисс Богачка собственной персоной.

Несмотря на все старания Теда сделать вид, что появление бывшей жены ему совершенно безразлично, и Карл, и Рита заметили, как посуровело его лицо.

– Наверное, в Европе в это время года становится скучно, – сказал он, окидывая презрительным взглядом безупречную фигуру блондинки и ее длинные стройные ноги.

Девушка вошла в швейную мастерскую, расположенную на другой стороне площади, и Рита добавила:

– Говорят, что свадебное платье ей будут шить Флосси и Ада Элдридж. Шелк, кружева и всякие другие мелочи доставят из Парижа, на самолете, но мисс Высокомерие захотела, чтобы шили именно близнецы Элдридж, потому что лучших белошвеек не сыскать по всей Америке.

Слишком поздно спохватившись, что Теду, может быть, не очень приятно выслушивать подробности о свадебном туалете своей бывшей жены, которая выходила замуж за другого, дама с бульдожьим лицом осеклась и вернулась к своим бумагам.

– Простите, – виновато сказала она, – это было очень глупо с моей стороны.

– Можете не извиняться, Рита. Меня теперь совершенно не интересует эта женщина, – ответил Тед.

И он действительно так думал. Новость о том, что Кэтрин Кахилл собирается вторично замуж за пятидесятилетнего Спенсера Хейуорда, занимающего довольно видное общественное положение, оставила его совершенно равнодушным. Да она и не была для него сюрпризом. Он уже читал о помолвке в газетах вместе с описанием реактивных самолетов Хейуорда, его двадцатидвухкомнатного особняка и слухами о дружбе с президентом. Это не вызвало в нем ни ревности, ни зависти.

– Поехали, поговорим с мамой и отцом, – сказал Тед, надевая куртку и направляясь к двери, – они знают, что Джулия не вернулась вчера вечером, и страшно волнуются. Кроме того, может быть, им известно о ее планах что‑то такое, чего не знаем мы.

Когда они перешли на другую сторону площади, двери мастерской сестер Элдридж распахнулись, и на пороге показалась Кэтрин. Неожиданно оказавшись в паре шагов от своего бывшего мужа, она резко остановилась, но Тед всего лишь сухо кивнул ей, как обычно приветствуют почти незнакомых людей, и направился к патрульной машине.

Однако у Кэтрин, судя по всему, были совсем другие представления о том, как должны вести себя при встрече цивилизованные люди, если они впервые встречаются после развода. Упорно не замечая того, что ее игнорируют, Кэтрин сделала шаг вперед, и ее вежливый оклик остановил Теда, который уже собирался сесть в машину. Вежливо улыбнувшись Карлу, Кэтрин подошла почти вплотную к ним и снова обратилась к своему бывшему мужу:

– Тед, ты что, собираешься уехать, даже не поздоровавшись со мной?

– Совершенно верно. Именно это я и собирался сделать, – ответил Тед. Лицо его осталось абсолютно бесстрастным, но про себя он отметил какие‑то новые, более мягкие и грустные нотки в ее голосе.

С распущенными по плечам длинными светлыми волосами, в красном шерстяном костюме, подчеркивающем тонкую талию, Кэтрин выглядела просто потрясающе. Она сделала еще шаг вперед и, протянув руку, сказала:

– Ты хорошо выглядишь… – На последнем слове она немного споткнулась, потому что Тед упорно игнорировал ее протянутую руку. Так и не дождавшись ответного жеста, Кэтрин повернулась к Карлу:

– Ты тоже хорошо выглядишь, Карл. Я слышала, что ты женился на Саре Уэйкфилд?

За ее спиной Ада Элдридж жадно приникла к щели между пластинками жалюзи. А две главные сплетницы города, с бигуди в волосах, стояли у незашторенного окна косметического салона и, не таясь, наблюдали за разворачивающейся сценой. Терпение Теда лопнуло:

– Надеюсь, ты продемонстрировала весь набор хороших манер, которому тебя обучили на занятиях по этикету? Не делай из нас всеобщего посмешища.

Кэтрин метнула быстрый взгляд в сторону косметического салона, но упорно продолжала, несмотря на то, что Тед намеренно и откровенно ставил ее в унизительное положение:

– Я слышала, что ты закончил юридический колледж. Тед повернулся к ней спиной и распахнул дверцу машины. Гордо вздернув подбородок, Кэтрин сообщила:

– Я выхожу замуж. За Спенсера Хейуорда. Мисс Ада и мисс Флосси шьют мое свадебное платье.

– Уверен, что они рады любому заказу, даже если он исходит от тебя, – отрезал Тед, забираясь в машину.

Кэтрин положила руку на дверцу, не давая ему закрыть ее.

– Ты изменился, – сказала она.

– Зато ты у нас не меняешься.

– Ну почему же?

– Кэтрин, – решительно оборвал разговор Тед, – мне абсолютно наплевать на то, изменилась ты или нет.

Захлопнув дверцу у нее перед носом, он завел машину и уехал. В зеркало заднего обзора он видел, как Кэтрин расправила плечи и с надменным достоинством, которым, как почти все богатые люди, обладала, казалось, от рождения, повернулась и с вызовом посмотрела на лица, маячившие за окном косметического салона.

В прежние времена Тед бы восхитился ее выдержкой. Но сейчас он не почувствовал ничего, даже ревности по поводу ее предстоящего замужества. Только сочувствие человеку, который на ней женится. Кэтрин никогда не была ему настоящей женой – испорченная, избалованная, инфантильная, эгоистичная и тщеславная девочка из богатой семьи.

Ее отцу принадлежали нефтяные скважины и скотоводческие фермы, но он предпочитал большую часть времени проводить в Китоне, где родился, добился успеха и высокого социального положения. Кэтрин с двенадцати лет постоянно пребывала во всевозможных частных школах. Тед впервые увидел ее, когда ей уже было девятнадцать и она приехала в Китон на летние каникулы, после того как закончила второй курс в каком‑то шикарном колледже на Восточном побережье. Ее родители уехали на два месяца в Европу, оставив Кэтрин в Китоне в наказание за многочисленные прогулы, из‑за которых она чуть не вылетела из колледжа. Крайне раздосадованная, она сделала одну из своих ребяческих выходок, к которым впоследствии пришлось привыкать и Теду. А именно – пригласила человек двадцать пять приятелей по колледжу провести каникулы в ее семейном особняке. Во время одной из их сумасшедших вечеринок послышались выстрелы, и кто‑то вызвал полицию.

Приехав с напарником на вызов, чтобы выяснить причину беспокойства, Тед и встретился с Кэтрин. Она сама открыла дверь. Ее глаза были расширены от ужаса, а крохотное бикини практически не скрывало ни единого сантиметра загорелого молодого тела.

– Это я вам звонила, – выпалила она, показывая рукой куда‑то в сторону стеклянных дверей, ведущих к бассейну и на террасу, с которой открывался вид на весь Китон. – Там мои друзья, но они немножко перебрали и начали баловаться папиными пистолетами. Я боюсь, что кого‑нибудь поранят!

Стараясь не особенно явно пялиться на ее аппетитные округлости, Тед проследовал за ней по персидским коврам мимо великолепных образчиков французского антиквариата. Ее друзья расположились на террасе, некоторые из них были совершенно обнажены. Одурев от спиртного и, травки, одни резвились в бассейне, другие увлеченно палили по воробьям. Угомонить их оказалось проще простого. Стоило кому‑то из купальщиков крикнуть: «О Господи, полицейские!»– как безудержное веселье тотчас же притихло. Купальщики начали вылезать из бассейна, а снайперы отложили в сторону свои пушки… за одним‑единственным, очень неприятным исключением. Какой‑то двадцатилетний юнец, обкурившийся марихуаны, решил поиграть в Рэмбо, избрав Теда в качестве противника. Когда дуло пистолета повернулось в сторону Теда, Кэтрин закричала, а второй полицейский потянулся за служебным оружием. Однако Тед сделал ему знак и спокойно заговорил:

– Мы здесь не для того, чтобы причинить вам неприятности, – попытался утихомирить он разбушевавшегося молодого человека. И, отчаянно импровизируя, добавил:

– Мы с напарником пришли на вашу вечеринку, чтобы развлечься. По приглашению Кэтрин. – Улыбнувшись, Тед повернулся к ней. – Скажи же ему, что ты пригласила нас, Кэйти.

Это изобретенное на ходу уменьшительное имя, судя по всему, спасло ему жизнь, потому что обладатель пистолета явно заколебался и опустил оружие. Кэтрин, которую никто никогда в жизни не называл уменьшительно‑ласкательными именами, тем не менее охотно подыграла Теду. Прижавшись к нему, она одной рукой обняла его за талию и заговорила:

– Ну конечно же, Брендон! Это мои гости. Внимательный наблюдатель мог бы уловить в ее голосе легкую дрожь. Не говоря уже о том, что она не сводила глаз с пистолета, который ее одуревший гость по‑прежнему держал в руке.

Продолжая игру, Тед, в свою очередь, обнял ее и нагнулся, чтобы что‑то сказать. Но то ли Кэтрин действительно не поняла, чего он хочет, то ли сделала вид, но только она привстала на цыпочки и поцеловала его прямо в губы. От изумления рот Теда немного приоткрылся, а рука непроизвольно покрепче сжала ее податливое тело, и вот она уже была полностью в его объятиях, горячо и страстно целуя его.

И в ответ на эту неожиданную пылкость Тед почувствовал, как его тело напряглось и в нем вспыхнуло дикое желание. На глазах у двух десятков обкурившихся и пьяненьких юнцов, не говоря уже о Брендоне с его пистолетом, он стоял и продолжал целовать Кэтрин.

– О'кей, о'кей. Теперь я вижу, что ты хороший парень, – радостно воскликнул Брендон. – Так почему бы нам еще немного не пострелять!

Тед наконец выпустил Кэтрин из своих объятий и стал неторопливо приближаться к молодому человеку. На лице его застыла неестественная улыбка.

– Так как, ты сказал, тебя зовут? – поинтересовался Брендон, когда Тед подошел почти вплотную.

– Полицейский Мэтисон, – гаркнул Тед, вырывая пистолет и защелкивая наручники на запястьях незадачливого стрелка. – А тебя?

– Брендон Барристер III, – послышался разъяренный ответ. – Мой отец – сенатор Барристер. – В этом месте голос высокопоставленного чада сорвался на фальцет. – Слышишь, Мэтисон, я предлагаю тебе небольшую сделку. Ты снимаешь с меня эти наручники, а я не рассказываю отцу, как ты сегодня с нами обошелся. Давай забудем это недоразумение раз и навсегда.

– А я тебе предлагаю другую сделку, – невозмутимо ответил Тед, разворачивая Брендона на 180 градусов и подталкивая к дому. – Ты мне говоришь, где прячешь травку, а я даю тебе прекрасную возможность провести спокойный вечерок в местной тюрьме и обещаю не возбуждать дела ни по одной из десятка статей, под которые ты подпадаешь. И учти, что каждая из них может очень сильно огорчить твоего папу‑сенатора.

– Брендон, – начала умолять его одна из девушек, видя, что он продолжает артачиться, – он не шутит. Он говорит всерьез. Послушай его.

Слегка успокоившись, Тед приказал:

– Это касается и всех остальных. Сходите в дом и принесите в гостиную всю травку и прочую дрянь, которая имеется. – Повернувшись к Кэтрин, которая продолжала рассматривать его со странной полуулыбкой, Тед добавил:

– Вас это тоже касается, мисс Кахилл.

Улыбка Кэтрин потеплела, хотя голос звучал немного застенчиво:

– Мне гораздо больше нравится Кэйти.

Лунный свет заливал это юное, непостижимое существо. Тед сопротивлялся как мог, убеждая себя, что она слишком молода, богата и избалованна для него. Однако бороться с обуревавшими его чувствами становилось все труднее.

Кэтрин Кахилл стала добиваться своей цели с непреклонной решимостью, унаследованной, очевидно, от предков‑первопроходцев. Не обращая ни малейшего внимания на его показную холодность, она упорно преследовала его повсюду. Она «случайно» оказывалась у дверей полицейского управления, когда он направлялся домой; она приглашала его в гости; она приходила к нему на работу, чтобы посоветоваться, какую машину лучше купить; а собираясь на обед, он встречал Кэтрин за соседним столиком. Наконец, после трех недель этих бесплодных усилий, она отважилась на последний, кардинальный шаг. Удостоверившись, что Тед на дежурстве, она позвонила в участок около десяти вечера и заявила об ограблении.

Когда Тед приехал по вызову, Кэтрин, одетая в соблазнительно облегающее белое платье, встречала его в дверях с тарелкой чего‑то непонятного в одной руке и смешанным для него коктейлем в другой. Тед понял, что ограбление было не чем иным, как детской хитростью, чтобы заманить его сюда, и его натянутые нервы не выдержали. Не улучшило настроения и то, что он не мог воспользоваться тем, что она ему предлагала, как бы сильно он этого ни хотел.

– Какого черта тебе нужно от меня, Кэтрин? – резко и грубо спросил он.

– Я хочу, чтобы ты зашел в дом, присел и попробовал тот замечательный ужин, который я приготовила для тебя. – С этими словами Кэтрин знаком пригласила его в комнату, посередине которой стоял накрытый стол. Хрусталь и серебро сверкали и искрились в неровном пламени свечей.

К своему великому ужасу, Тед почувствовал, что ему действительно очень хочется остаться. Ему хотелось сидеть напротив Кэтрин за этим столом, видеть ее лицо, пить вино, охлажденное в серебряном ведерке; хотелось есть очень медленно, наслаждаясь каждым кусочком, и знать, что на десерт у него будет Кэтрин Кахилл. Ему так нестерпимо хотелось заключить ее в объятия, что мысль о невозможности этого была невыносимо мучительна. Тед заговорил с нарочитой, подчеркнутой грубостью, сознательно ударяя по самому больному месту Кэтрин – ее юности:

– Прекрати вести себя как капризный, испорченный ребенок! – резко сказал он, стараясь не обращать внимания на какое‑то странное, щемящее чувство, появившееся в груди, когда она резко отшатнулась назад, как будто ее ударили. – Я не знаю, чего ты от меня хочешь и чего надеешься этим добиться, но одно мне известно совершенно точно – ты напрасно тратишь свое и мое время.

Его грубая отповедь явно смутила Кэтрин, но она не отвела взгляда. Тед невольно восхищался ее самообладанием и достоинством, с которым она отреагировала на его беспощадно резкие слова.

– Я влюбилась в тебя в первый же вечер, когда ты приехал по моему вызову, – невозмутимо сообщила она.

– Брехня! Люди не влюбляются за несколько минут! Шокированная нарочитой вульгарностью его выражений, Кэтрин все‑таки сумела сохранить улыбку и настойчиво продолжала:

– И когда ты поцеловал меня, ты тоже что‑то почувствовал… Что‑то очень сильное, необычное и…

– То, что я почувствовал, называется одним простым словом – похоть, – перебил ее Тед. – А поэтому выкинь из головы свои девические фантазии и прекрати преследовать меня. Надеюсь, я достаточно ясно выразился? Или мне уточнить?

– Нет, – прошептала Кэтрин, покачав головой. Судя по всему, она решила отступить. – Не нужно уточнять. Все и так ясно.

Тед кивнул ей на прощание и собрался уходить, но она остановила его:

– Судя по тому, что ты сказал, я так понимаю, что это наша последняя встреча?

– Да, последняя, – коротко подтвердил Тед.

– Поцелуй меня на прощание, и тогда я поверю, что ты говорил правду. Обещаю, что больше не буду докучать тебе.

– Господи, это еще зачем? – раздраженно воскликнул Тед, но уступил ее требованиям. Или, точнее, своему собственному желанию. Притянув Кэтрин к себе, он нарочито грубо поцеловал ее в нежные губы, чувствуя, что причиняет боль. Но еще больнее было какой‑то части его существа, которая корчилась в бессильном протесте против того, что он сейчас делал. Только окончательно оттолкнув Кэтрин, Тед наконец начал понимать, чего он лишался.

Поднеся руку к кровоточащим губам, она с горьким упреком посмотрела на него и сказала:

– Лжец!

После этого дверь захлопнулась у него за спиной.

В течение следующих двух недель Тед постоянно ловил себя на том, что повсюду высматривает Кэтрин. Он все время думал о ней – дома, в патрульной машине, разбирая бумаги в своем кабинете. И после того как ему ни разу не удалось увидеть ни ее саму, ни ее белую «корветту», он почувствовал себя… обманутым. Опустошенным. Наконец он решил, что ей просто наскучил Китон и она отправилась куда‑нибудь, куда обычно в летнее время отправляются богатые скучающие барышни. И только на третью неделю Тед понял, насколько одержим мыслями о ней.

В тот день в нескольких милях от дома Кахиллов был замечен какой‑то подозрительный человек. Пытаясь убедить себя, что выполняет свои прямые обязанности, Тед подъехал к дому, который стоял на таком высоком и крутом холме, что ни один грабитель, будучи в здравом уме, на него бы не полез. В одном из окон горел свет, и Тед, выбравшись из машины, пошел к дому… медленно, неуверенно, как будто его ноги понимали то, что мозг продолжал упорно отрицать – его приезд сюда, может иметь далеко идущие и, возможно, непоправимые последствия.

Протянув руку к звонку, Тед вдруг резко отдернул ее. Это же настоящее безумие, продолжал убеждать он себя, разворачиваясь, чтобы уходить. Но внезапно парадная дверь распахнулась настежь, и на пороге показалась Кэтрин. Даже в простых белых шортах и розовой маечке она была настолько хороша, что Тед почувствовал легкое головокружение. Но сегодня Кэтрин была совсем другой – серьезной и сосредоточенной. Когда она заговорила, в ее голосе не было и намека на прежние кокетливые интонации:

– Что вам угодно, господин полицейский? Озадаченный и сбитый с толку этой новой, внезапно повзрослевшей Кэтрин, Тед почувствовал себя полным идиотом.

– Неподалеку отсюда было совершено ограбление, – лицемерно начал он, – и я просто заехал проверить…

Тед увидел, что дверь вот‑вот захлопнется перед его носом, и, к своему великому изумлению, услышал собственный голос, который говорил:

– Кэтрин! Пожалуйста…

Когда дверь снова открылась, Тед увидел, что выражение ее лица немного смягчилось.

– Так что тебе все‑таки нужно? – повторила она, немного склонив голову набок и пристально глядя ему в глаза.

– Господи! Я не знаю…

– Знаешь. Более того, – насмешливо продолжала Кэтрин, – я никогда бы не подумала, что сын преподобного Мэтисона способен настолько неуклюже лгать насчет своих истинных чувств, ругаться и поминать имя Господа всуе.

– Так, значит, вот в чем дело? – вспылил Тед и, как утопающий, хватающийся за соломинку, предпринял последнюю отчаянную попытку избежать неизбежного. – Значит, тебе просто захотелось переспать с сыном священника? Чтобы узнать, каков он в постели?

– А разве кто‑то говорил о постели, господин полицейский?

– Теперь я понял, – насмешливо продолжал Тед, ухватившись за ее последние слова. – Ты помешалась на полицейских. Насмотрелась фильмов с Брюсом Уиллисом и решила проверить, правда ли то, что в постели…

– Опять постель? Неужели это единственное, о чем ты способен думать?

Окончательно запутавшись и злясь на самого себя, Тед засунул руки в карманы и свирепо спросил:

– Если ты думаешь не о сексе, то, может быть, поделишься со мной, о чем же, черт побери? Тогда мы могли бы подумать вместе.

Кэтрин шагнула ему навстречу, и Тед, схватив ее за руки, жадно привлек к себе. Несомненно, она владела собой гораздо лучше, чем он. И когда она заговорила, голос звучал ровно и спокойно:

– Я думала о браке. И, пожалуйста, не нужно ругаться.

– О браке?! – взорвался Тед.

– Кажется, тебя это шокирует, дорогой?

– Ты сошла с ума.

– Да, из‑за тебя, – охотно согласилась она и, встав на цыпочки, обвила его шею. Тед почувствовал, что полностью теряет контроль над собой. – У тебя есть возможность извиниться за ту боль, которую ты причинил мне, целуя в последний раз, – продолжал нежный голос. – Тогда мне это совсем не понравилось.

Окончательно переставая отдавать себе отчет в собственных действиях, Тед коснулся ее мягких, податливых губ. Кэтрин застонала, и все окружающее просто перестало существовать. Его руки жадно гладили нежное, послушное каждому прикосновению тело, которое, казалось, было специально создано для него. Прошла целая вечность, прежде чем он наконец смог оторваться от ее губ и заговорить, но голос был хриплым от желания, а руки ни за что не хотели разжать объятия.

– Мы оба сошли с ума.

– Друг из‑за друга, – снова согласилась она и добавила:

– Мне кажется, что сентябрь – идеальное время для свадеб, а тебе?

– Нет.

Кэтрин запрокинула голову и пристально посмотрела ему в глаза.

– Мне кажется, что август гораздо лучше, – услышал Тед собственный голос.

– Мы могли бы пожениться и в августе, сразу после моего двадцатилетия, но будет слишком жарко.

– Эта жара – ничто по сравнению с тем, что испытываю сейчас я.

Кэтрин попыталась строго посмотреть на него, но вместо этого рассмеялась и с притворным возмущением сказала:

– Мне, право, странно слышать такие слова от сына священника.

– Я самый обычный человек, Кэтрин, – возразил Тед, хотя совсем не желал, чтобы она так думала. Ему хотелось быть для нее единственным, исключительным – сильным, нежным, ласковым и мудрым. И тем не менее он понимал, что ей понадобится время для того, чтобы до конца понять, что он из себя представляет на самом деле. – И пожениться в сентябре было бы тоже совсем неплохо.

– Хотя и не так уж и хорошо, если подумать, – возразила она и насмешливо добавила:

– Я хочу сказать, что раз твой отец – священник, то он наверняка настоит на том, чтобы мы не делали этого до свадьбы.

– Чего? – невинно поинтересовался Тед, делая вид, что ничего не понимает.

– Не занимались любовью.

– Но ведь я‑то не священник.

– Тогда люби меня прямо сейчас.

– Не так быстро! – Несмотря на всю неординарность ситуации (учитывая, что час назад он и не помышлял ни о какой свадьбе), Тед понимал, что им совершенно необходимо оговорить кое‑какие очень важные вещи.. – Учти, что я не собираюсь брать ни цента из денег твоего отца. Если ты выйдешь за меня замуж, то станешь женой простого полицейского. По крайней мере до тех пор, пока я не получу ученую степень по юриспруденции.

– Я согласна.

– Кроме того, твои родители отнюдь не будут в восторге от нашего брака.

– Я уговорю их, вот увидишь. И это были не пустые слова. Вскоре Тед имел возможность убедиться, что в том, что касалось умения «уговаривать», Кэтрин не было равных. Все, включая и ее родителей, рано или поздно уступали мощному волевому натиску. Все, кроме Теда. За первые шесть месяцев брака он так и не смог, да и не захотел приспособиться к жизни в доме, который никогда не убирался, и к питанию, состоящему исключительно из консервов. Но главная сложность заключалась в том, что он упорно отказывался идти на поводу изменчивого настроения своей жены и потакать ее сумасбродным прихотям.

Кэтрин упорно не хотела быть женой в полном смысле этого слова и не имела ни малейшего желания стать матерью. Когда через два года после свадьбы она все‑таки забеременела, то не на шутку расстроилась и откровенно радовалась тому, что у нее случился выкидыш. Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения Теда, и он наконец решился на развод, которым она угрожала ему по всякому поводу и без повода.

Голос Карла вывел Теда из задумчивости:

– Думаю, что пока не стоит говорить родителям о Бенедикте. Если Джулии действительно угрожает опасность, то чем позже они узнают об этом, тем лучше.

– Ты прав, – согласился Тед.