Глава 45. Шуточка Нкоси Бонду понравилась

Шуточка Нкоси Бонду понравилась.

Тот и правда раздобыл миниатюрную «японку» – но не благопристойный семейный седан, а «Субару‑импреза‑WRX» цвета «голубой металлик», да еще и в модификации STI, с движком на триста пять лошадиных сил, шестиступенчатой коробкой и высоченным спойлером. Эта веселая машинка куда уместнее смотрелась бы на раллийной трассе, чем на парковке у супермаркета, и, сев за руль, Бонд не сдержался – стартовал с пробуксовкой и понесся по Бейтенкант‑стрит в сторону шоссе.

Следующие полчаса он двигался на север, прокладывая маршрут по улицам Кейптауна с помощью спутникового навигатора. Наконец резвая малышка «субару» свернула с шоссе № 7 и направилась на восток по все более и более пустынной дороге, мимо бездонного карьера и дальше, между грязноватых взгорков – где‑то еще зеленых, а где‑то уже по‑осеннему бурых. Пейзаж разнообразили редкие рощицы.

Майское небо затянули облака, в воздухе ощущалась влага и пыль, которую поднимали над дорогой грузовики «Грин уэй», спешащие с грузом отходов в ту же сторону, что и Бонд. Кроме обычных мусоровозов, попадались огромные махины, раскрашенные в корпоративные цвета с непременным знаком в виде зеленого листа – или кинжала. Судя по надписям на бортах, они принадлежали другим южноафриканским подразделениям компании. Бонд с удивлением отметил грузовик из самой столицы – Претории, расположенной на другом конце страны. Зачем Хайдту стаскивать мусор в Кейптаун, ведь куда выгоднее открыть перерабатывающий завод в нужном месте?

Бонд на пониженной передаче пронесся мимо целой колонны мусоровозов. Бойкий автомобильчик ему определенно нравился. Надо будет рассказать Филли.

Мимо промелькнул огромный черно‑белый щит:

GEVAARH!

ВНИМАНИЕ!!!

PRIVAAT‑EIENSKAP

ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ

В нескольких милях от шоссе дорога раздвоилась. Грузовики уходили налево, Бонд же поехал направо, куда указывала табличка со стрелкой:

KORPORATIEWE KANTOOR

ГЛАВНЫЙ ОФИС

Он миновал густую рощу высоких, но явно только‑только посаженных деревьев, рванул вверх по подъему, не обращая внимания на ограничение в сорок километров в час, и ударил по тормозам, едва впереди показалась «Грин уэй энтерпрайзис». Сбросить скорость агента побудила не какая‑то помеха и не крутой поворот, а открывшаяся взгляду гнетущая картина.

Фабрика по переработке отходов раскинулась перед ним во всей красе. Ее территория терялась в пыльном и дымном мареве. Оранжевые огни мусоросжигательных печей были видны на расстоянии в милю, а то и больше.

И правда ад.

За переполненной автостоянкой виднелся офис компании – тоже по‑своему жутковатый. Одноэтажный бетонный бункер, всего несколько крошечных окон, да и те, кажется, заделаны. Территорию опоясывало двойное металлическое ограждение футов десять высотой; колючая проволока наверху хищно поблескивала даже в этот пасмурный день. Между заборами было футов тридцать; сразу вспомнилось, что точно такая же зона стрельбы на поражение была в северокорейской тюрьме, из которой Бонду в прошлом году удалось вытащить местного агента МИ‑6.

Он хмуро осмотрел периметр. Один из планов пошел прахом. Из рассказа Фелисити следовало, что его ожидают металлодетекторы, сканеры и скорее всего внушительная ограда, однако предполагалось, что забор будет один. Он рассчитывал, что просунет сквозь ячейки полученный от Хирани миниатюрный радиопередатчик вместе с оружием, а потом, попав внутрь, подберет их. С двумя линиями ограждения на большом расстоянии одна от другой этот номер не пройдет.

Снова двинувшись вперед, он уткнулся в прочные металлические ворота с вывеской наверху:

REDUCE, REUSE, RECYCLE[25]

От этого девиза кровь у Бонда застыла в жилах. Дело даже не в словах, а в самой надписи, в застывшем полумесяце черных металлических букв. Он вспомнил другую надпись – ту, что висела над воротами лагеря смерти Аушвиц, обещая заключенным освобождение через труд: «Arbeit macht frei».

Бонд припарковал машину и вышел, захватив «вальтер» и телефон – нужно же проверить, как работает система безопасности. В кармане лежал обеспеченный Хирани ингалятор, остальные полученные от Лэмба предметы он спрятал под сиденьем.

Проход в первом заборе шел через караульное помещение, где Бонда сдержанным кивком приветствовал высоченный охранник в форме. Агент представился. Охранник куда‑то позвонил, и через мгновение явился еще один такой же огромный и угрюмый парень в темном костюме.

– Мистер Терон. Сюда, пожалуйста.

Вслед за ним Бонд пересек «нейтральную полосу» между двумя оградами и вошел в комнату, где еще трое охранников смотрели футбол, но тут же вскочили.

Провожатый повернулся к Бонду:

– Мистер Терон, у нас очень строгие правила. Большая часть исследовательской работы всего концерна ведется по указанию мистера Хайдта и его партнеров именно в этом здании, а коммерческие тайны надо тщательно охранять. Мобильные телефоны и любые устройства радиосвязи на территорию проносить не разрешается. Видеокамеры и пейджеры – тоже. Все это придется сдать.

Бонд посмотрел на большую стойку – такие бывают в старомодных отелях, там хранятся ключи от номеров. В стойке были сотни ячеек, и почти в каждой лежал мобильный телефон. Охранник проследил за его взглядом.

– Правила распространяются и на наших сотрудников.

Помнится, Рене Матис говорил, что радиоэлектронная разведка не регистрирует на лондонском предприятии «Грин уэй» вообще никаких сигналов: ни входящих, ни исходящих.

– Ладно, у вас ведь есть стационарные телефоны. Я смогу хотя бы прослушать голосовую почту.

– Да, телефоны есть, однако все линии идут через диспетчерскую отдела безопасности. Охранник поможет вам позвонить, но разговор не будет конфиденциальным, поэтому наши гости обычно звонят сами, когда покинут здание. Для электронной почты и Интернета процедура та же. Если у вас имеются металлические предметы, мы проверим их рентгеном.

– Должен предупредить, что я вооружен.

– Разумеется. – Такое впечатление, что для посетителей «Грин уэй» это чуть ли не правило. – Никаких проблем.

– Наверное, оружие придется сдать?

– Конечно.

Бонд мысленно поблагодарил Фелисити Уиллинг за информацию о системе безопасности. Если бы не она, его непременно поймали бы со стандартной фото‑ или видеокамерой в ручке или пуговице, что подорвало бы всякое доверие к Джину Терону, да и вообще наверняка привело бы к полномасштабной перестрелке.

Бонд усмехнулся, как и положено крутому парню, однако отдал и пистолет, и телефон, запрограммированный так, чтобы при попытке взлома выдать только информацию, относящуюся к Джину Терону. Ремень, часы и ключи он положил в специальный лоток, который отправился в интроскоп.

Быстро пройдя через рамку, он получил свои вещи обратно, однако прежде охранник убедился, что в часах, ключах и ремне нет камер, оружия и записывающих устройств.

– Подождите, пожалуйста, здесь, сэр, – попросил охранник.

Бонд сел, где ему указали, и стал озираться в поисках отдела разработок, в котором, по словам Стефана Дламини, имелась какая‑то информация о «Геенне». Таблички с таким названием нигде видно не было.

Ингалятор так и остался в кармане. Если бы Бонда обыскали, нашли пластиковый цилиндрик и разобрали его, то выяснилось бы, что внутри скрывается миниатюрный фотоаппарат, в механизме которого нет ни единой металлической детали. Человек Хирани в Кейптауне умудрился где‑то найти – а то и самостоятельно собрать – это устройство всего за одно утро. Затвор у аппарата был углепластиковый, пружины – тоже.

А вот носитель информации придумали очень интересный – сейчас такого и не встретишь. Старая добрая микропленка, на которую снимали еще шпионы времен «холодной войны». Фокус у аппарата не регулировался. Чтобы сделать снимок, следовало нажать на донышко цилиндра, а потом повернуть его, чтобы перемотать пленку. Запас – тридцать кадров. Бывает, что замшелое прошлое приходит на выручку и в наш цифровой век.

Пять минут спустя появился Хайдт. На фоне открытой двери виднелся лишь силуэт, но все равно его сложно было с кем‑то спутать: высокий, большая голова, курчавая шевелюра и борода, дорогой костюм.

– Джин! – окликнул Хайдт прямо с порога.

Они обменялись рукопожатием, и Бонд долго не мог отделаться от странного ощущения – когда длинные ногти скользят по ладони и запястью.

– Идите за мной. – Хайдт повел его в главное здание, оказавшееся внутри куда приветливее, чем снаружи. Оно было весьма мило обставлено: дорогая мебель, картины, какие‑то древности, удобные рабочие места. Типичный интерьер офиса некрупной компании. В холле непременный диван, кресла и столик – на нем журналы и номер местной кейптаунской газеты. На стенах картины: леса, бескрайние нивы и цветочные поля, реки и океаны.

И везде жутковатый символ – лист, напоминающий кинжал.

Во время марша по коридорам Бонд высматривал отдел разработок и, уже в самом конце, заметил‑таки нужную табличку, однако Хайдт свернул в другую сторону.

– Пойдем, свожу тебя на экскурсию.

Бонду выдали темно‑зеленую каску. Точно такую надел и Хайдт. Они подошли к задней двери, где обнаружился еще один пост охраны. Что интересно, там проверяли рабочих, возвращавшихся в здание со свалки. Дверь вела на террасу с видом на бесконечную череду невысоких построек, между которыми сновали мусоровозы и автопогрузчики. Всюду суетились рабочие в касках и одинаковых комбинезонах.

Здания стояли аккуратными рядами, словно бараки, и пейзаж снова напомнил Бонду не то тюрьму, не то концлагерь.

«Arbeit macht frei…»

– Сюда, – позвал Хайдт и зашагал между бесконечными контейнерами, землеройными машинами, бочками и поддонами, на которых громоздились кипы бумаги и картона, В воздухе стоял глухой рокот, а земля под ногами мелко подрагивала, словно где‑то в глубине работали огромные печи. Через ворота в четверти мили к востоку въезжали грузовики, и резкие крики чаек, пикирующих им вслед в поисках объедков, звучали своеобразным контрапунктом.

– Если не возражаете, я прочту вам коротенькую лекцию о своем бизнесе, – предложил Хайдт.

Бонд не стал отказываться.

– Есть четыре способа избавиться от отходов. Просто вывалить их где‑нибудь в сторонке: как правило, на свалку или специальный полигон, хотя океан тоже неплохое место. Вы знаете, что в Тихом океане пластмассы в четыре раза больше, чем зоопланктона? Большое тихоокеанское мусорное пятно, что дрейфует между Японией и Северной Америкой, – величайшая мусорная свалка в мире. По площади оно в два раза больше Техаса, а может, и вообще размером со все Штаты – точно никто не знает. Впрочем, один факт неоспорим: оно растет. Второй способ – сжигать, но это дорого, да еще остается опасный пепел. Третий вариант – переработка; ею‑то и занимается «Грин уэй». И наконец, минимизация: это когда стараются производить и продавать поменьше одноразовых товаров. Воду продают в пластиковых бутылках, знаете?

– Разумеется.

– Так вот, сейчас их стенки гораздо тоньше, чем раньше.

Бонд решил поверить на слово.

– Это называется «облегчение». Куда лучше прессуется. Сами продукты с точки зрения борьбы с отходами – не такая уж проблема, основной объем – упаковка. Мир отлично справлялся с мусором, пока не перешел к экономике потребления, пока не началось массовое производство. Как доставить продукт покупателю? Упакуем его сначала в полистирол, потом в картонную коробку, а ее – Господи прости – в полиэтиленовый пакет, чтобы легче нести до дома! Ах да, подарки – их еще завернем в цветную бумагу, да непременно с ленточкой! Рождество – это самый что ни на есть мусорный ураган.

Хайдт продолжил, обозревая собственную империю:

– Обычно мусороперерабатывающий завод занимает от пятидесяти до семидесяти пяти акров. У нас здесь сотня. В Южной Африке у меня еще три завода и десятки перевалочных станций, куда мусорщики – на тех самых грузовиках, что ездят по улицам, – свозят отходы. Там их прессуют и доставляют на переработку. Я сам придумал строить перевалочные станции в поселениях сквоттеров. Через полгода замусоренность снизилась на шестьдесят‑семьдесят процентов. Раньше полиэтиленовый пакет здесь называли «национальным цветком». Теперь такого нет. Проблема решена.

– Я видел тут мусоровозы из Претории и Порт‑Элизабета. Зачем ехать в такую даль?

– Особые грузы, – уклончиво пояснил Хайдт.

«Какие‑то опасные вещества?» – подумал Бонд.

А лекция между тем продолжалась:

– Следует усвоить правильную терминологию. Жидкие отбросы, например остатки пищи, называются «помоями». «Мусор» – это сухие отходы: картонные коробки, пыль, жестяные банки. То, что скапливается в контейнерах жилых домов и офисов, – «твердые бытовые отходы», или «ТБО». «СМ» – строительный мусор. Промышленные отходы – «ПО». «Отходы» – самый общий термин, хотя мне больше нравится слово «отбросы». Все, что не подлежит переработке, отправляется вот туда, – он указал на восток, – и укладывается слоями, которые разделены пленкой, чтобы бактерии и фильтрат не просачивались в почву. Полигон найти легко – там всегда чайки.

Взгляд Бонда скользнул по мельтешащим в воздухе птицам.

– Мы называем его «Улицей забвения».

Хайдт подвел гостя к длинному корпусу. В отличие от остальных построек здесь имелись мощные ворота, запертые. Бонд заглянул в окно. Рабочие разбирали компьютеры, телевизоры, радиоприемники, пейджеры, мобильные телефоны и принтеры. Кругом стояли переполненные корзины с батарейками, лампами, компьютерными винчестерами, печатными платами, проводами и микросхемами. Все люди были в полной защитной экипировке: респираторы, перчатки и защитные очки или маски.

– Департамент электронных отходов, по‑нашему – «Кремниевая улица». В электронных отходах содержится более десяти процентов всех вредных веществ на планете. Тяжелые металлы, литий из батареек. Взять те же компьютеры и мобильники. Срок службы – два, максимум три года, потом их просто выбрасывают. А вот вы читали в руководстве на ваш компьютер или телефон раздел «Указания по утилизации»?

– Не доводилось.

– Еще бы. Никто не читает. Между тем в пересчете на единицу веса старые компьютеры и телефоны – смертоносный мусор. В Китае их закапывают или сжигают, убивая собственный народ. Я запустил специальный проект: теперь мы разбираем компьютеры наших клиентов и правильно их утилизируем.

Бонд вспомнил, как аль‑Фулан демонстрировал свою машину – ту самую, унесшую жизнь Юсуфа Насада.

– В задней части здания, – указал Хайдт длинным желтоватым ногтем, – находится отдел утилизации вредных веществ. Крайне прибыльное дело. Мы занимаемся всем: от краски и моторных масел до мышьяка и полония.

– Полония? – хмыкнул Бонд. Этим радиоактивным веществом пару лет назад был отравлен проживавший в Лондоне русский шпион Александр Литвиненко. Едва ли не самая смертоносная субстанция в мире… – Его что, просто выбрасывают? Это же незаконно!

– Так всегда и бывает. Выбрасывают какой‑нибудь безобидный антистатический инструмент, а он содержит полоний – но никто об этом не знает.

Хайдт провел гостя мимо парковки, где стояли несколько двадцатифутовых грузовиков. На борту каждого красовалось название компании и фирменный знак, а также надпись: «Служба профессионального уничтожения документов». Перехватив взгляд Бонда, он пояснил:

– Еще одно направление. Крупным компаниям и правительственным организациям мы даем шреддеры в лизинг, а предприятиям помельче выгоднее заплатить нам. Кстати, знаете, что когда в семидесятые годы иранские студенты захватили посольство США, им удалось восстановить секретные документы ЦРУ, пропущенные через шреддер? Местные ткачихи тогда легко раскрыли чуть ли не всех тайных агентов.

Бонд разыграл искреннее изумление, хотя эту историю знал всякий, кто хоть как‑то связан с разведкой.

– В «Грин уэй» измельчение документов происходит в соответствии с шестым уровнем секретности по общепринятому стандарту DIN. Говоря по‑простому, бумага превращается в пыль. Нашими услугами пользуются самые засекреченные государственные службы.

Он провел Бонда к большому трехэтажному строению длиной в двести ярдов. Бесконечная череда грузовиков въезжала через одни ворота и выезжала через другие.

– Главный мусороперерабатывающий комплекс. Его мы называем «Улицей воскрешения».

Они прошли внутрь. Бесконечный поток бумаги, картона, пластиковых бутылок и банок, металлолома, древесных отходов и тому подобного мусора исчезал в трех гигантских установках.

– Сортировочные линии! – проорал Хайдт, перекрывая оглушительный шум. На дальнем конце в грузовики укладывали уже рассортированные отходы: алюминий, стекло, полиэтилен, бумагу… – Занятное дело: до бесконечности можно перерабатывать разве что металлы и стекло, остальное быстро приходит в негодность и отправляется на свалку либо в печи. Устойчивый доход при утилизации дает только алюминий. Все прочее дешевле и легче производить по новой, чем из вторсырья. Кстати, это и для окружающей среды полезнее: для перевозки нужны грузовики, для переработки – специальные машины, а они жгут углеводороды, загрязняют атмосферу. Вдобавок на производство из вторичного сырья уходит больше энергии – это неэкономично. – Он хохотнул. – Зато утилизировать выгодно с политической точки зрения, вот все ко мне и идут.

Бонд вышел наружу вслед за своим провожатым и тут же заметил Данна – тот неуклюжей походкой направлялся к ним. Бонд велел себе на время забыть, как безжалостно Данн действовал в Сербии, забыть об убийстве помощницы аль‑Фулана в Дубае. Он приветливо улыбнулся и пожал огромную пятерню Ирландца.

– Здравствуйте, – равнодушно кивнул Данн и обратился к боссу: – Нам пора.

Хайдт жестом пригласил пройти к стоящему неподалеку «рейндж‑роверу». Бонд сел рядом с водителем. Он чувствовал, что у этой парочки на уме какой‑то тайный план, который вот‑вот будет приведен в исполнение. «Что‑то не так», – сигналило шестое чувство. Неужели его раскрыли? Чем он себя выдал?

Мрачный Данн уселся за руль, и Бонду подумалось, что если нужно по‑тихому избавиться от тела, то лучше места не найти.

«Улица забвения…»