Глава 10. Кровь и непролитые слезы

Из душевых для мальчиков раздавался такой грохот, будто кто‑то собирался разрушить всю школу и вот сейчас планомерно реализовывал свою светлую мечту.

Да что это такое! Грохот прекратился, когда Маша была уже у двери, и послышался то ли рык, то ли стон. Может, внутри заперто животное?

Вершинина осторожно приоткрыла дверь и застыла, словно получив удар под дых. На полу, скорчившись под одной из раковин, сидел Максим, а с его разбитых пальцев капала на свежевымытый кафельный пол кровь.

– Максим! – негромко окликнула она.

Парень, насколько мог, отвернулся, еще сильнее сжимаясь в комок, отер с лица слезы, оставляя на щеках кровавые полоски, похожие на те, что рисуют индейцы, вышедшие на тропу войны.

– Что надо? Вали отсюда! – голос сорванный, хриплый.

– Ты только скажи… – Она нагнулась над ним, мечтая принять на себя любую самую страшную боль.

– Оглохла? Я сказал, отвали! – он резко вскочил и, схватив Машу за горло, припер ее к прозрачной стене душевой кабинки.

На миг их глаза встретились. В ее глазах – сквозь страх – любовь и боль; в его – только боль и еще мгла. Короткий перехлест взглядов, и его руки разжались.

– Максим, расскажи, что случилось? Я помогу тебе… – Маша умоляюще сжала руки.

– Ты мне поможешь? – Макс произнес это «ты» словно презрительно сплюнул. – Да кто ты вообще такая? Что ты обо мне знаешь?

– Я… – Маша вздохнула. Вот он – шанс раскрыть правду. Но правда, столько лет лежавшая тяжелым камнем на ее сердце, на ее губах, не срывается так, в один момент. Что может быть хуже этого подвешенного состояния? Только то, что сын не захочет иметь с ней ничего общего, если он раз и навсегда отвернется от нее. – Я знаю главное. Ты не такой, как твой отец!

Он, уже уходя, оглянулся. Посмотрел на нее растерянно… Бедный мальчик! Бедный маленький волчонок! Он боится людских рук и не умеет доверять. Сколько же ему пришлось перетерпеть!

На миг, всего лишь на миг Маше показалось, что Максим останется, и тогда она сможет… Но он ушел, и хлопок двери лучше всего доказал ей: сказок не существует.

Сказок не существует. И никаких лесных чудовищ, наверное, нет. Я не пишу вам, дорогие мамочка и папочка. Но, может быть, вы все равно услышите меня?..

В этой комнате очень много света. Здесь страшно. Так страшно и больно! Здесь нет ни вас, ни Андрюши. Только я – и люди в белых масках и халатах. Что они делают со мной? Зачем? Больно!.. И лампа качается, качается… туда‑сюда, туда‑сюда… А помните, как мы ездили к морю и качались на волнах? Я, кажется, уже не помню. Я все забыла… Туда‑сюда, туда‑сюда… Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу… или лампу? Не помню.

* * *

Виктор взглянул на часы. Почти восемь. Через десять минут Лена ждет его в холле, чтобы поехать в ресторан. Он сам пригласил ее, чтобы отпраздновать это событие… Отпраздновать… Поляков сжал руки. Нет, в любом случае нужно отбросить все сомнения. Они с ней уже давно вместе. Он любит Лену, может быть, не так сильно, как она того заслуживает, но любит. Ради прошлого счастья, ради тепла, которого у него никогда не было, он сумеет создать нормальную счастливую семью… Он сделал Лене предложение, они поженятся, и у них, конечно, родится ребенок, который никогда…

Нет, не стоит думать о прошлом. Лучше занять себя чем‑нибудь. Да чем угодно. Виктор мельком взглянул в зеркало – костюм сидит отлично, только воротник новой рубашки, кажется, немного трет. Но это не страшно.

Директор вышел из своей комнаты, прошел на уже опустевшую кухню и зачем‑то открыл кран. Полившаяся вода тут же стала собираться в раковине. Вот это да! Стоило отпустить Галину Васильевну, и все тут же пришло в негодность.

Он еще раз с беспокойством посмотрел на часы. Пять минут у него точно есть, и Виктор Николаевич решительно направился к комнате Маши Вершининой.

– Сантехник?.. – Маша, кажется, растерялась. Скользнула быстрым взглядом по элегантному костюму Виктора и тут же отвела глаза. – Боюсь, придется потревожить Галину Васильевну…

Но мобильный завхоза не отвечал.

Маша нахмурилась, но тут же улыбнулась, словно в ее голову пришла замечательная идея.

– Она же у дочери! Я слышала, ее Татьяной зовут. Сейчас позвоним ей. Галина Васильевна звонила дочке с телефона, который в нашей комнате, ее номер должен там сохраниться.

– Татьяна? – говорила Маша в трубку, дождавшись ответа. – Я работаю с вашей мамой…

И осеклась, услышав холодное: «Я знать ее не знаю и знать не хочу! Так и передайте!» И сразу гудки.

– Что? – забеспокоился директор.

Маша медленно опустилась на стул, вспоминая бодрый голос, которым завхоз «разговаривала» с дочерью. Теперь понятно… Но где же тогда Галина Васильевна сейчас?

– Быстрее! Нам нужно успеть! – Вершинина схватила Виктора Николаевича за рукав пиджака, потащила к двери.

Быстрее! Быстрее! – пульсом стучало в висках.

Они и вправду нашли Галину Васильевну на остановке. Она сидела там, пропустив последний автобус, – просто потому, что ей некуда было ехать.

А в это самое время в холле школы взад и вперед расхаживала Елена Сергеевна. Часы безбожно указывали пятнадцать минут девятого. Рушилось, рушилось все, что она с таким трудом построила! Внезапно Лене стало трудно дышать, и она рванула с шеи вновь собранную нитку злосчастного жемчуга, и жемчужинки, как непролитые слезы, раскатились по всему помещению. Не зря говорят: жемчуг – к слезам.

* * *

– Надюша?.. – Андрей осторожно заглянул в детскую.

Обе девочки спали на своих кроватках. Алиса улыбалась во сне, Надя хмурилась, словно ей снилось что‑то страшное.

– Спи, – Андрей, присев на кровать, погладил девочку по голове. – Извини, что я опоздал… так получилось… Просто знай, что я очень‑очень тебя люблю.

Он поцеловал сестру в лоб и ушел, так и не увидев, как Надины глаза вдруг открылись, сияя странным, неестественно‑голубым, словно зажженные тем светом, что полыхал сегодня над лесом.

…И боль, и кровь, и смерть придет…

Письмо Даша увидела, едва только вошла в свою почту. Олег Птицын, журналист, человек, к которому в трудный час обратился Савельич. Кто, если не он, ответит на все вопросы?! Птицын приглашал встретиться на старом кладбище. Видимо, это их с Савельичем любимое место встречи. Или самое безопасное в округе. Даша взглянула на часы и подскочила! У нее уже почти не осталось времени! Из‑за этого приключения с колодцем она увидела письмо слишком поздно. Теперь придется нестись туда сломя голову. Хорошо хоть Вика пошла в душ и не станет задавать ненужных вопросов.

Девушка быстро натянула свитер и джинсы, подхватила зимнюю куртку и выскользнула из комнаты.

На старом кладбище никого не было. Птицын или опаздывал, или не пришел… как когда‑то Иван Савельевич.

– Птицын! Олег! Где вы? – позвала Даша.

Где‑то поблизости заскрипела ветка. Девушка испуганно вздрогнула. Нет, ничего. Пустяки. Она едва успела перевести дух, как рот вдруг зажала чья‑то жесткая ладонь. Вместе с тем ее потащили куда‑то. У Даши все похолодело внутри, когда она поняла, что у нападающего всего одна рука – вторую заменял ужасный металлический протез. Старкова забилась, пытаясь вырваться из страшных объятий, и в этот момент мужчина застонал и, разжав руки, упал на снег.

За ним стоял Максим Морозов, все еще сжимающий в руке большой камень.

– Но к‑как… – заикаясь, проговорила девушка.

– А так, – Морозов смотрел мимо нее. – Второй раз за сегодняшний день тебя из переделки выручаю. Скажи спасибо, что забыла выключить компьютер. Вика увидела письмо и подняла нас на уши.

– И мы как раз вовремя успели! – гордо добавил Ромка.

Рядом с ним стояли и остальные ребята. И Андрей. Даша немного смутилась. Она еще не знала, как вести себя с Авдеевым после того, что было…

– Макс, а ты его не убил? – осторожно проговорил Темыч, наклоняясь над упавшим. – Смотри, не шевелится.

Он был немолодой, примерно возраста Ивана Савельевича, с волосами, густо припорошенными сединой, с простым усталым лицом. Одет тоже неказисто – в старый вылинявший пуховичок.

– Плохо дело, – покачал головой Рома.

Но тут мужчина слабо застонал. Приподнявшись, он осторожно ощупал голову.

– Вы кто? – спросил Максим, не выпуская из рук камня.

– Олег Птицын… – просипел человек и попытался подняться. Рома с Артемом с двух сторон протянули ему руки, помогая встать на ноги. – А вы?..

– Мы – ученики Ивана Савельевича, – выступила вперед Вика. – Это мы вам написали.

– А где Иван Савельевич? – Птицын встревоженно огляделся. Он сейчас и вправду напоминал большую черную взъерошенную птицу.

– Пропал, – тихо, словно извиняясь, произнесла Даша. – Мы сами его ищем.

– Пропал! – Птицын поднес здоровую руку к лицу, вытирая слезы. – Это конец! Господи, я же предупреждал его, чтобы не совался один в это дело!

– Что за дело? Объясните наконец, – ребята сгрудились вокруг мужчины.

Он снова внимательно взглянул на каждого, будто взвешивая, можно ли им доверять, и наконец заговорил.

Это было дело более чем двадцатилетней давности. Тогда из детского дома, расположенного в старой усадьбе графа Щербатова, пропали несколько сирот. Птицын и Иван Савельевич преподавали в детском доме, пытались узнать об их судьбе. Но, увы, сведений оказалось слишком мало. Они поняли только, что столкнулись с некой странной организацией, могущественной и распустившей свои щупальца, словно спрут. Обращение в милицию ничего не дало. Вернее, дало, но вовсе не тот результат, на который рассчитывали, – на Олега Птицына напали, он чудом остался жив, всего‑то потеряв при этом руку.

– Теперь они добрались до Ивана Савельевича, – закончил свой рассказ журналист, склонив седую голову. – Боюсь, его уже нет в живых.

– И… что же нам делать? – Даша Старкова беспомощно смотрела на человека, который, как казалось, должен решить все их проблемы.

– Не лезть в это дело, – вздохнул Птицын. – Они не остановятся ни перед чем. Они убьют и вас, если вы кому‑то расскажете…

На кладбище было тихо‑тихо и страшно‑страшно. Даша обрадовалась, когда Андрей Авдеев подошел к ней и положил на плечо руку.

Тот, кого они называли Савельичем, был давным‑давно мертв. Его кровь, упавшая на снег, напоминала алые ягоды. Забавное существо человек. Он не погиб там, в капкане, и долго полз по равнодушно наблюдающему за ним лесу, волоча раздробленную ногу.

Человек хотел жить, как и все эти глупые люди. Но потом – раз! Мгновение. Ба‑бах! И крови‑то вытекло совсем немного. И осталось тело, похожее на сломанную игрушку.

Он смотрел на это тело с интересом – Он любил игрушки и игры. Особенно прятки.

Раз, два – по пятам вашим смерть идет.

Три, четыре – кого же она заберет?

Пять – Черный Жнец выходит искать.

Кто не спрятался – не убежать!