О посещении больных и о самолюбии

Вы пишете, что посещаете больного, а я слышал, что О. П. уже скончался. Если правда, Господь да упокоит его в лике святых Своих! Сколь бы хорошо он не приготовлялся к исходу из сей жизни, не лишнее бу­дет, если оставшиеся в живых будут молиться о нем.

Помолимся о нем и мы, дабы хотя сие зернышко любви бросить на его могилу и дабы Господь и нашу недостойную молитву соединил с чьей-либо достойной, обратил ее, по крайней мере, в спокойствие наше, в ду­ховную пользу.

Но что я приглашаю Вас? Вы уже должны моли­ться о нем, ибо Вы были ближе к нему. Вы уже с ним и о нем молились, и Господь видел Вашу слезу, слышал Ваш вздох. Верую, что такова была Ваша молитва, ибо верю, что Ваша любовь к нему была из любви к воз­любленному Господу Иисусу Христу, Который во вре­мя молитвенное был посреде вас, между одром болез­ненным и Вами, утешающими больного.

Да благословит Господь Ваш труд — посещать больных! Но посещайте не для своей пользы. Ищите пользы больных, а лучше ищите славы Иисуса Хрис­та. Для Него приходите к болящим, Его встречайте в болящих, когда они требуют Вашей вещественной помощи, Его проповедуйте, о Нем говорите, Ему преда­вайте все, Им утешайте, обнадеживайте, обличайте, научайте, успокаивайте, когда требуется помощь ду­ховная.

Час смертный для нашего самолюбия — как мол­ния для боязливых, мысль о смерти проникает до кос­тей и мозга, если мы чувствуем свою гнусность грехов­ную. Смертное воздыхание или последние минуты жизни, в которые мы видим, как оставляет человек все на земле, от земли переходит, переносится в другую, душевную область,— сии минуты должны обратиться для нас в самое ощутимое наставление: не искать на земле ничего, ничего не собирать, ничего не предуго­товлять, жить для Господа, все равно, в гнилом или в крепком доме, искать Его единого, Ему единому служить, о Нем заботиться, для Него устроять все, а прежде всего душу свою, дабы была Его жилищем и храмом.

Как часто мы об этом говорим и как мало действу­ем! Как легок язык, и как трудно движется сердце к за­поведям Господним! Все мы выдумываем свои запове­ди, сами себе даем правила, закон, сами себя учим, а Господних заповедей исполнять не хотим. О самолю­бие, тонкое и прехитрое! Где скрыться от тебя, чем пресечь и искоренить тебя? Долго ли служить тебе, долго ли страдать от тебя и тобой распинать Господа?

Нет! Собственным распоряжением — так ска­зать, самолюбием — самолюбия не искоренить. Когда одно искоренится, другое, более тонкое, останется. Что же делать? Мне кажется, есть одно средство: молить­ся, еще молиться, снова молиться и с молитвой ко Гос­поду трудиться, делать по воле других, а не по своей, все, что составляет круг нашей деятельности. И снова в молитве забывать про свое, про все изобретенное в уме, составленное и содеянное нами. В молитве надо повер­гаться до той глубины, что мы ниже и хуже всех людей, ибо истинное смирение требует сего уничижения, снис­хождения до сей глубины.

С сим чувством должно оставаться и после молит­вы. Далее на основании сего чувства обращаться с ближними, со всеми, не показывая им ни вида, ни при­знаков сего чувства. На основании его будем распоря­жаться всеми делами, касающимися нас лично, а не других. На основании его, или не прерывая его, станем все делать. Тогда, без сомнения, будем делать все с по­мощью Господа, с прошением от Него всяческих, с ис­тинной преданностью Его воле и с самоотречением. Тогда, верую, исполнятся слова псалмопевца: Господь услышал меня, когда я призывал Его (Пс.4, 2). Не удивляйтесь такому длинному рассуждению о самолю­бии, ибо оно опаснее всех врагов и глубже всего гнез­дится в нас. Видно на сей раз так надобно мне было написать.

Вы спрашиваете, служу ли. Слава Господу моему Иисусу Христу! По крайней мере, три раза в неделю, и без похвалы скажу, каждый раз возношу грешными устами молитву и о Вас. Господи! Услыши и спаси! Спаси, ибо только Твоею силой можем спастись — грешные, бессильные, неверные, самолюби­вые! Точно, не имеем здесь постоянного града (Евр.13,14). И Пенза есть путь, только я, грешный, слишком укореняюсь в ней, как будто мне жить вечно. И дом архиерейский — лишь гостиница, где были Гай, Моисей, Афанасий, а теперь их тут нет. И меня также не будет. Господи! Дай разум всегда так мыслить, гля­дя на все неисправности житейские!

Без даты.