О самоукорении и о силе молитвы

"Сердце сердцу весть подает",— говорят в на­роде. Ваше сердце сказало Вам точно правду. Из доброго состояния впадая в худшее по месяцам, по неделям, по дням и даже по минутам, мне трудно вос­ставать на ту ступень, на которой другие стоят посто­янно и на которой Господь хотел поставить меня, указав ее через некоторых известных мне лиц. Сие охлаждение привело меня к расстройству с самим со­бою и со всеми.

В сердцах, которые более согласны на пути Божием, больше единства. Их единообразные усилия неви­димо связует и соглашает как бы единая сила. Там, где они бывают в одном месте, открывается взаимная лю­бовь, чистая и святая. А любовь есть сила Божия — тайная, никакою силою не преодолимая, ничем не закрываемая и не заграждаемая.

Я прежде хоть изредка упоминал Ваше имя в мо­литвах. Ныне, по собственной лености,— очень редко и как будто с трудом — своя ноша велика! А молитвенное общение всех соединяло — следовательно, и нас. Сила молитвы, если проходит небеса и касается Престола Божия, без сомнения, не заграждается ни стенами, ни телами, ни сердцами, кроме мыслей наших порочных и порочных дел. Теперь видите, чем я от Вас удалился! Но признаться должно, что на сем корне выросли и другие такого же рода ветви,— всякое древо по роду своему приносит плоды.

Чтобы восставить меня, действительно лежаще­го в глубоком рве страстей, Вы имеете силы, какие Господь дал Вашему сердцу знать обо мне. Они-то могут и поднять меня, когда вознесете молитвы Ваши, и не один раз — обо мне, конечно, недостой­ном, впрочем, желающем и просящем Вас, так как желать и просить не только у Вас, но и у Господа Иисуса, Бога князей и простых людей, и можно, и должно — желать и просить благ духовных и веч­ных.

Не знаю, с каким намерением Вы цитируете из пророка о страже. Мне Господь велел стеречь детей, и того для меня довольно. Сам себя не устрою — как могу наставлять других в пути Божием? Если когда случается сказать какое-нибудь доброе слово из слов Божиих, то это Божие и тех людей, которые слышат. Ибо для них Господь заставляет говорить и бессло­весных животных, и те говорят, да еще лучше пре­мудрых, не только таких, как я.

28 сентября 1818 г.