Глава первая. Как я уже отмечал, моей практикой было поклонение и медитация на Гуру

Посвящение

Как я уже отмечал, моей практикой было поклонение и медитация на Гуру. Однажды вечером я пошел на даршан Бхагава-на Нитьянанды. После даршана он обычно спрашивал: «Ты еще не ушел?» Но сегодня он не сказал ни слова, поэтому я остался. Я провел прекрасную ночь, медитируя на моего Гуру. Следующее утро было утром 15 августа 1947 года. Какой благословенный день! Как он был наполнен нектаром! Как божественно! Какую награду и какое великое счастье он нес с собой! Это был самый счастливый и самый благословенный день моей жизни, великий день многих рождений и лет. Он был действительно святым днем; да... да, это был рассвет самого благословенного из всех благословенных дней.

Солнце слегка приподнялось над горизонтом, атмосфера была спокойной. Я стоял в углу, лицом на восток, созерцая своего Гуру. В противоположном углу стоял Монаппа, повар Гурудэва. В медитативном зале Гурудэв издавал негромкие гудящие звуки, которые показывали, что он скоро поднимется из медитации на Себе, и вскоре он вышел. Он выглядел немного иначе; на самом деле я никогда раньше не видел его таким. На нем были красивые деревянные сандалии, и, расхаживая туда-сюда, туда-сюда, он смеялся. В какой-то момент он пошел в угол и стал петь какие-то тайные мантры. Затем он подошел ко мне и вновь улыбнулся. Он начал петь. На нем была белая шаль, а под ней только повязка и на ногах сандалии. Он продолжал подходить и останавливаться передо мной, издавая знакомый завораживающий звук. Так прошел час.

Затем он подошел близко и дотронулся до меня своим телом. Мое тело было ошарашено этим новым чудом. Я стоял лицом к западу. Гурудэв, его тело почти касалось моего, стоял напротив. Я открыл глаза и увидел, что Гурудэв неотрывно смотрит на меня, его глаза сливаются с моими, в шамбхави мудре. Мое тело оцепенело. Я не мог закрыть свои глаза; я больше не обладал силой, чтобы открыть их или закрыть. Божественный блеск его глаз полностью успокоил мои глаза. Некоторое время мы так и стояли. Затем я услышал божественный звук Гурудэва «ханх». Он отошел назад на несколько шагов, и сознание частично вернулось ко мне. Он сказал: «Возьми эти сандалии, надень их». Затем он спросил: «Ты будешь носить мои сандалии?» Я был потрясен, но ответил почтительно и твердо: «Гурудэв, эти сандалии не для моих ног. Ба-баджи, они для того, чтобы я всю свою жизнь поклонялся им. Я расстелю свою шаль, и тогда, пожалуйста, будь так милостив, поставь свои ноги на нее и оставь на ней свои сандалии».

Гурудэв согласился. Издавая все тот же гудящий звук, он поднял свою левую ногу в сандалии и поместил ее на краю моей расстеленной шали. Затем он поднял правую ногу и поместил вторую сандалию на шаль. Он снова посмотрел мне в глаза. Я очень внимательно смотрел на него. Из его зрачков вышел луч света и вошел прямо в меня. Его прикосновение было пламенным, обжигающим, и его яркость ослепила меня, подобно яркой лампе. В то время как этот луч перетекал из глаз Бхагавана Нитьянанды в мои собственные глаза, даже волосы на моем теле поднялись в изумлении, благоговейном трепете, экстазе и страхе. Я продолжал повторять его мантру Гуру Ом и наблюдал за цветом этого луча. Это был непрерывный поток божественного сияния. Иногда он был цвета расплавленного золота, иногда шафрана, иногда темно-синим, более ослепительным, чем светящаяся звезда. Я стоял на месте, ошеломленный, наблюдая, как сияющие лучи входят в меня. Мое тело было совершенно неподвижно. Тогда Гурудэв слегка пошевелился и снова издал свое «ханх, ханх». Я снова пришел в сознание. Я склонил свою голову над сандалиями, завернул их в шаль и упал ниц. Затем я поднялся, наполненный радостью.

Я сказал мягко и нежно: «Гурудэв, что за божественное счастье для меня! Я получил величайшее из всех вещей. Пожалуйста, пребывай в этих сандалиях во всей своей полноте и позволь мне поклоняться им, хотя я и не знаю, как это делать правильно». Как только я это сказал, он пошел к западной стороне зала и принес несколько цветов, два банана, несколько благовонных алочек и небольшую упаковку кумкума. Он положил все это на сандалии. Я начал повторять Гуру Ом, Гуру Ом. Сейчас я стоял очень близко к моему Бабе. Он сел и, как обычно афористически, стал говорить: «Все мантры это одно... Все — Ом. Ом Намах Шивая. Ом должно быть Шиво'хам. Шива. Шива должно быть Шиво'хам. Это следует повторять внутри. Внутри гораздо лучше, чем снаружи». Издавая свой звук «ханх», Бабаджи пошел в свою комнату. «Ханх, ханх» было мантрой, означающей много различных вещей. Если он поворачивал голову и издавал этот звук, я всегда уходил, но на этот раз он не сделал никакого знака, поэтому я остался стоять там. Он вышел с голубой шалью в руках и накинул ее на меня. Что за счастье! С самого утра я получал благословения одно за другим. Потом он быстро пошел на кухню, где Монаппа жарил бхаджияс из зеленых бананов и клал их на блюдо. Бхагаван наполнил свои руки этими бхаджияс и положил их на мою шаль вместе с сандалиями. В конце, издавая свой экстатический «ханх», он подал мне знак уйти.

Какой великий и благословенный день, какой священный день! Я вышел наружу и стал благодарить свою счастливую судьбу: «О, какие мои заслуги принесли мне это? Какие великие дела я сделал, чтобы их плод пришел ко мне сегодня?»

Я был полностью охвачен изумлением, ибо я никогда не думал, что подобное может произойти со мной. Как может такой человек, как я, получить сандалии Гуру? У Нитьянанды было столько замечательных последователей, последователей, которые так долго с ним были. Некоторые были довольно старыми. Некоторые были большими бизнесменами. Каждый верил, что он продвинутый и опытный ученик и самый близкий Бхагавану. Я же пришел совсем недавно, был обычным и неизвестным. Я не делал особенной садханы, и у меня не было особенных достижений. У меня не было ни дома, ни бизнеса; я был совсем как нищий. Поэтому все, что произошло, было моей в высшей степени счастливой судьбой.

Мой Гурудэв был великим авадхутом. Он бродил по миру босым, никогда не надевая сандалии. Но сегодня на его лотосных стопах были сандалии, на стопах, которые наделяют знанием йоги, которые разрушают наши грехи и которым поклоняются боги и люди. Он походил вокруг, подошел ко мне и, подняв свои лотосные стопы, дал мне свои сандалии. Мои страдания, мои грехи ушли, цикл рождения и смерти закончился, занавес невежества устранился. Произошло что-то очень важное. Обычно авадхут Нитьянанда не наделял милостью таким прямым путем; напротив, он делал это при помощи с виду ничего не значащих выражений и жестов. То, что он дал мне свои сандалии, было чем-то таким, что могло бы никогда не случиться. Он, который никогда не носил сандалий, подошел ко мне в них и, не из рук своих, а прямо со своих ног, поставил их на пустую шаль моей бедности. И более того; он никогда не смотрел людям в лицо — если он и смотрел, то смотрел искоса. Но в этот день он пристально смотрел в мои глаза своими широко раскрытыми глазами с шамбхави мудрой Парашивы, как будто никогда не видел меня прежде. Он вошел в меня божественным лучом, полным Чити, которая наделяет всеми силами. Когда я смотрел, я чувствовал дрожь во всем теле и слезы в моих глазах. Ошеломленный, я на мгновение ощутил покой и великую радость.

Вот так он дал мне свое божественное посвящение. Затем он попросил подойти ближе. Этот бедный садху, пришедший за сотни миль, в этот день получил первую возможность быть близко к Бхагавану. А иначе как мог бы беспомощный незнакомец сидеть рядом с Бхагаваном в присутствии всех остальных? В этот день мое личное божество, Парашива, которого называют ашу-тоша — «Тот, кому легко угодить» — благословил меня величайшей наградой за мои недостаточно усердные посты по понедельникам и повторение его Имени. Несомненно, это соответствовало эпитету ашутоша. Один поэт описал дар Господа Шивы точно так, как это было для меня. Он говорит:

дханья дханья бхоленатха

апа банта дийа саба джага эка паламэ

тэрэ сама дата нахи аур кахи джагамэ

О простосердечный Господь, как благословен ты! Ты подарил весь мир в одно мгновение; никто на свете не дает так, как Ты.

Гурудэв посадил меня рядом с собой и, дав мне сильно заряженную мантру Ом Иамах Шивая, показав мне смысл Ом и произнося Шиво'хам, привел меня к осознанию единства с Шивой. Он показал мне внешнюю практику Ом Нам ах Шивая, великую пятибуквенную мантру освобождения, а затем произнес слово Шиво'хам, которое является формой сокровенного «Я есть Шива» в сердце. Таким образом он передал мне вечное послание Шивы, бессмертного Господа. И, сказав «Все есть Он», он дал мне понимание того, что все это одно Я.

Если тот, кто никогда не давал, начинает давать, тогда получающий получает так много, что больше взять уже не может. Именно так случилось и со мной. Когда Бхагаван Нитьянанда сказал: «Шиво'хам... вот как должно быть», эта великая, высшая и сияющая мантра Парашивы разрушила бесчисленные звуки, которые поднимались в пространстве внутри моего сердца с незапамятных времен, заставляя меня проходить через бесконечные рождения и перерождения. Он разрушил нескончаемые грязные чувства, похоть, злость, заблуждение, исходящее из понятия «Я и мое». Он поместил в мое сердце эту всесильную мантру, которая является полностью Шивой, наполненным светом Сознания, вечно поднимающуюся, светящуюся, воплощающую истину «Я совершенен», трансцендентальное слово Шакти. В огне своей милости он сжег все накопившиеся грехи и кармические отпечатки многих рождений.

Затем он накинул на меня голубую шаль. Подобно тому как великие воины носят щиты, чтобы защитить себя от ударов, пуль, ножей и мечей своих врагов, так же и священная голубая шаль защищала меня от мук, от прикосновения греха, от воров заблуждения и майи, от разбойников привязанности и вражды, от болезней и страданий ума. Даже более того, ибо он сам стал священнослужителем и предложил мне сандалии, цветы, фрукты, кумкум и благовония. Каким же я был счастливчиком! Я получил сандалии для поклонения, освященные священнослужителем Нитьянандой, который был обнажен и не имел обычные отличительные знаки священнослужителя. Да, да — моя судьба была прекрасна! И затем — что еще очевиднее показывает великолепие его милости — он вошел, постоянно издавая свой звук «ханх», и принес две пригоршни шипящих горячих бхаджияс, положив их на сандалии. Священнослужитель предлагал приготовленную еду своими собственными руками, участвуя в богослужении теми же божественными лотосными руками, полными Сознания, которые он поднимал в мудре бесстрашия. В то мгновение ум мой был наводнен древними воспоминаниями, воспоминаниями о подобных богослужениях в прошлых жизнях.

Когда я вышел из зала, я продолжал держать сандалии на голове. Я ел бхаджияс одну за одной, снова и снова нюхал цветы. Мягкость, красота и великолепие шали приводили меня в восторг. Мой ум, который раньше был абсолютно спокойным, недвижимым и сконцентрированным на воспоминании о Гуру, сейчас в той же степени пришел в движение — но в этом не было ничего от сухости, отчаяния, легкомыслия, муки, подавленности, тупости или беспокойства, которые присутствовали раньше в порывах моих мыслей. На их месте были экстаз, восторг, рвение, энтузиазм. Когда все эти мысли проносились в моей голове, я снова взглянул на сандалии Гурудэвы. Я был наполнен высоким духом. Я стал напевать про себя строки из Турупадуштакам:

джачья крипеча маджа лабха джала джанмантарича

бхаватапа гела шри датта аиса упадеша кела висару каса ми гурупадукала

Его милостью я был одарен, и боль многих рождений ушла. Таким было учение Шри Даттатреи; как я могу забыть сандалии Гуру?

Поздравляя себя со своей счастливой судьбой и восхваляя Па-рашиву, мое прежнее божество, за его чудесную милость, я медленно шел по направлению к дому. Любовь к Гуру и чувство единства с ним поднимались во мне снова и снова. И вновь я последовал, описанному методу поклонения Гуру и стал пьян, повторяя: «Гуру внутри, Гуру снаружи». Я чувствовал волны чувств, и на этих волнах я ощущал, как растет мое отождествление с Гуру. Сандалии Шри Гурудэва были у меня на голове. Пройдя еще немного, я пересек Площадь Ганди, где маленькая штольня указывает на границу теперешнего ашрама Шри Гурудэва. Неподалеку стоит дерево аудамбара, и, когда я подошел к нему, моя божественная гурубхава стала брахмабхавой, отождествлением с Абсолютом. На секунду на меня нашло ощущение, что я Один во многих, и я потерял обычный ум, который различает внутренний и внешний мир, который видит многих в Одном. Я продолжал повторять Гуру Ом, Гуру Ом с мыслью «Гуру внутри, Гуру снаружи», и, пока я это повторял, доктрина Веданты о Брахмане, Абсолюте, которую я изучал с разными учителями, вновь вспыхнула внутри меня.

Меня также благословил Варуна, бог дождя, потому что пошел прекрасный, нежный дождь, и мягко повеял прохладный ветерок. Я попеременно открывал и закрывал свои глаза. Когда я закрывал их, я видел бесчисленные пучки сверкающих лучей и миллионы мельчайших мерцающих искр, играющих во мне. Я не уставал наблюдать за ними. Что за чудесное зрелище! Эти бесконечно маленькие искры мерцали и проносились через все мое тело с невиданной быстротой. Я смотрел на эту скорость и это количество искр с изумлением и благоговением. Затем я снова открывал глаза. И снова здесь были те же крохотные, мерцающие, голубые искры, пляшущие вокруг меня. Я был охвачен трепетом и экстазом. Это было что-то совсем новое, раскрывающееся не на экране, а повсюду вокруг меня. Я двигался настолько медленно, что было непонятно, то ли я иду по дороге, то ли дорога следует за мной. Я остановился возле храма Гавдэви, и мое лицо самопроизвольно повернулось к Ганешпури. Я вспомнил своего возлюбленного Гурудэва и снова поклонился ему в уме, в затем пошел дальше по краю дороги. Легкий дождь, благословение Варуны, продолжал идти. Было чудесно наблюдать за мягкими каплями, сливающимися с этими нежными, изысканными, голубыми лучами. Я шел медленно, вспоминая в своем сердце Шри Гурудэва, который является Собственным Я всего, и неся на своей голове его священные сандалии. Даже сейчас я вспоминаю это переживание единства. Я все еще вижу те крохотные голубые точки.

В конце концов я достиг храма Ваджрешвари, посвященного великой Шакти, матери йоги, которую там называют Ваджра Бха-вани. За Ее храмом стоит храм поменьше, воздвигнутый в честь Даттатреи, и обычно в нем я и останавливался. Я ел один раз в день, с Бабасахебом, главным жрецом храма Матери. Каждый день он давал мне мою еду пунктуально и с большим уважением.

Я пошел в храм и стал поклоняться сандалиям моего Гуру и медитировать. Обычно я медитировал по вечерам. В Ваджрешва-ри стало моим обычаем ежедневно ходить в Ганешпури — сначала, чтобы искупаться, а затем, чтобы получить даршан Гурудэва. Когда я это делал, моя любовь, преданность и вера в моего Гуру росли все больше и больше.

Храм богини Ваджрешвари является местом великой духовной силы. Это уникальный питх Сиддхов. Многие Сиддха йоги и великие мудрецы жили там в прошлые века. По легенде, Господь Рама также посещал это место. Со всех сторон его окружают холмы, и вокруг него находится несколько горячих источников, чьи воды обладают целебными свойствами. Рядом есть небольшая речка. Говорят, многие Сиддхи поклонялись здесь в былые времена. Я долгое время провел под милым кровом божественной Матери Ваджры, наслаждаясь Ее водой и Ее пищей.

Прошло несколько дней. Однажды утром, когда я стоял перед Гурудэвом, получая его даршан, он дал мне несколько фруктов, издал звук «ханх» и затем сказал: «Иди». Я все еще стоял. Он заговорил опять: «Иди... к своей хижине, туда... к Еоле... Еола... останься там, останься... там знание... медитируй!» Я ушел, скорее печальный и обеспокоенный. Но я был абсолютно готов подчиниться велениям моего Гуру, ибо больше, чем когда-либо, я понял важность желания Гуру. Повиновение Гуру само является тапасьей, джапой, садханой. Это высочайшая обязанность каждого, и нет ничего более полезного для ученика, чем повиновение Гуру. Я верил в это всем своим сердцем. Служение Гуру это высшее поклонение, всеобъемлющее поклонение. Поэтому, с пониманием того, что повиновение Гуру есть наипервейшая обязанность ученика, на следующий день я отправился в Еолу. Тем временем для Гурудэва отремонтировали храм Гавдэви и построили там три маленькие комнаты. Сегодня они образуют зал ашрама Шри Гурудэва.

Я прибыл в Еолу, а на следующий день уехал в Суки, где у меня была хижина для практики садханы. Моя хижина фасадом стояла на север, между двух манговых деревьев, одно на восток, другое на запад. Все трое ждали меня. Я установил сандалии моего Гуру, съел данные им фрукты и сел медитировать.