Основные концепции. Шахтель особенно интересовался проблемой детской амнезии, на­шей неспособностью помнить о большинстве событий в первые 5-6 лет жизни (Schachtel

Шахтель особенно интересовался проблемой детской амнезии, на­шей неспособностью помнить о большинстве событий в первые 5-6 лет жизни (Schachtel, 1959, р. 286). Этот любопытный пробел в человеческих воспоминаниях впервые заметил Фрейд, отмечавший, то в детстве мы все чувствуем особенно сильно любовь, страх, гнев, зависть — и все же наши воспоминания об этих переживаниях очень рагментарны. Объяснение Фрейда заключалось в том, что амне­зия — продукт репрессии. Ранние сексуальные и агрессивные чув­ства связаны со стыдом, отвращением и гневом, и поэтому они вы­тесняются в бессознательное (Freud, 1905, pp. 581-583).

Шахтель считал, что Фрейд отчасти прав, но указывал на две про­блемы, связанные с гипотезой вытеснения. Во-первых, детская ам­незия довольно устойчива; мы забываем не только сексуальные и враждебные чувства, подавить которые у нас были основания, но и почти все остальные аспекты нашего раннего детского опыта. Во-вто­рых, даже пациенты психоаналитиков, чьи переживания выходят за рамки вытеснения, не могут вспомнить о своих первых годах жизни. Таким образом, детская амнезия должна иметь еще один дополни­тельный источник (Schachtel, 1959, р. 285).

Шахтель предположил, что детская амнезия в первую очередь свя­зана с перцептивными переживаниями. По большей части опыт и вос­поминания взрослых основываются на вербальных категориях. Мы смотрим на живопись и говорим самим себе: «Это картина Пикассо» и так мы запоминаем то, что видели (см. Slobin, 1979, р. 155-156). Дет­ские же переживания по большей части довербальны. Они, как сказал Руссо, более непосредственно связаны с чувствами. В результате их нельзя назвать или обозначить — и позже вспомнить с помощью вер­бальных кодов, поэтому они и теряются для нас, когда мы вырастаем. Шахтель разделил детские переживания на две стадии: младен­чество и раннее детство. Давайте рассмотрим способы восприятия на этих двух стадиях и сравним их с ориентацией взрослого.

Младенчество (от рождения до 1 года)

В младенчестве мы опираемся на некоторые особые чувства. Наше основное ощущение — это вкус. У детей, запихивающих мно­гие предметы себе в рот, больше вкусовых рецепторов, чем у взрос­лых, и, наверное, благодаря этому дети могут точнее определять предметы на вкус (Schachtel, 1959, р. 138, 300). Дети также чув­ствуют предметы и людей по запаху.

Так как детей часто держат на коленях и маленькие дети стоя могут дотянуться лишь до талии взрослого, они, вероятно, очень на запах ног, лона, гениталий и экскреторных органов взрослого (р. 138). Младенцы, говорил Шахтель, знают, как мать пахнет и ощущается за­долго до того, как они узнают, как она выглядит. Они, вероятно, также отзывчивы на прикосновение и реагируют, например, на состояние ма­тери — расслаблена она или напряжена. Дети, наконец, чутко реагиру­ют на температуру окружающих объектов (р. 92).

Шахтель назвал ощущения, переживаемые телом, аутоцентриче-скими ощущениями. Когда мы пробуем или нюхаем еду, у нас появ­ляются ощущения во рту или в ноздрях. Точно так же возникает ощу­щение горячего и холодного и того, что нас держат или прикасаются к нам. Аутоцентрические ощущения отличаются от преимущественно аллоцентрических: слуха и особенно зрения. Когда мы используем эти сенсорные модальности, наше внимание направлено вовне. Когда мы смотрим на дерево, мы обычно сосредоточиваемся на внешнем мире, на самом предмете (р. 81-84,96-115).

Аутоцентрические ощущения тесно взаимосвязаны с ощущения­ми удовольствия и неудовольствия, комфорта и дискомфорта. Хо­рошая еда, например, вызывает ощущение удовольствия, а прогорк­лая — отвращение. Зато аутоцентрические ощущения, как правило, более нейтральны. Мы не испытываем острого удовольствия или от­вращения, например, когда смотрим на дерево. Преимущественно аутоцентрическое переживание ребенка, следовательно, связано с принципом удовольствия, как говорил Фрейд.

Категории взрослой памяти — по большей части вербальные — плохо приспособлены для воспоминания об аутоцентрических пере­живаниях. У нас достаточно слов для описания того, что мы видим, но очень мало — для описания того, что мы нюхаем, ощущаем на вкус или пробуем. Вино, например, «говорят, бывает сухим, сладким, креп­ким, изысканным и так далее, но ни одно из этих слов не дает челове­ку возможности представить вкус и букет вина» (р. 298-299). Поэты порой могут создавать живые образы визуальных сцен, но они не в состоянии поступать точно так же с запахом и вкусом. Мир ребенка, настолько сильно отражающий запах, вкус и ощущения тела, не яв­ляется объектом вербальных кодов и воспоминаний.

Шахтель обращал особое внимание на ощущение запаха. Запад­ные культуры практически отвергают то, что связано с обонянием. Если, когда меня представляют кому-то, я подойду и обнюхаю его, это сочтут дикостью (хотя вполне приемлемо визуально наблюдать за человеком). Сказать по-английски «от него пахнет» синонимич­но тому, что сказать «от него плохо пахнет». Мы, разумеется, исполь­зуем духи и чувствуем некоторые запахи, но в целом наши ощуще­ния, основанные на этом чувстве, очень ограничены.

Табу на запах, может быть, связано с тем фактом, что запах в пер­вую очередь относится к фекалиям. Дети, как отмечал Фрейд, по-ви­димому, наслаждаются запахом своих фекалий, но люди, занимающи­еся социализацией детей, учат их совершенно иначе. В результате дети подавляют специфические анальные ощущения, как говорил Фрейд.

Но это не все. Дети перестают делать тонкие разграничения, ос­нованные на этом ощущении. Соответственно, их первоначальные ощущения утрачиваются, так как эти переживания не вписываются в одобренные категории опыта.

Раннее детство (от года до.5 лет)

В детстве мы, как правило, не приветствуем изменения во внут­ренней и внешней стимуляции. Внезапные изменения — такие, как острая боль при голоде, дрожь от холода или потеря телесной под­держки — могут быть довольно угрожающими. Младенец, как ска­зал Фрейд, любит оставаться в теплой, мирной, защищающей обста­новке, напоминающей ему чрево (Schachtel, 1959, р. 26, 44-68).

Приблизительно в год, однако, основная ориентация детей меняет­ся. Их меньше тревожит собственная безопасность; действуя под влия-1 нием импульса к дальнейшему развитию, они начинают гораздо актив­нее и настойчивее интересоваться новыми вещами. В некоторой степе­ни они по-прежнему опираются на аутоцентрические ощущения, когда кладут предметы себе в рот. Но теперь они все больше используют все-I цело аллоцентрические ощущения — слух и особенно зрение. Они ис­следуют и рассматривают предметы, когда смотрят на них.

Установка маленького ребенка — это открытость миру. Ребенок об­ладает способностью воспринимать все, независимо от того, насколько мелким и незначительным это может показаться взрослому, непосред­ственно, наивно и зачарованно. Маленькая девочка, увидев насекомое, остановится и пристально посмотрит на него. Для нее насекомое обла­дает новыми и восхитительными возможностями. Она воспринимает каждый новый предмет с благоговением и удивлением.

Эта открытость значительно противоречит доминирующей уста­новке взрослых. Большинство взрослых просто называют объекты — I например, «это — муравей» и затем переходят к чему-то еще. Взрос­лые используют те же самые аллоцентрические ощущения — зрение и слух, — но не полностью аллоцентрическую манеру, без открытости са­мим вещам. Когда мы вырастаем, наша самая большая потребность — не исследовать мир во всем его богатстве, но уверить нас, что все — знакомо, привычно и ожидаемо.

Нелегко понять, почему взрослые так поспешно называют, опре­деляют и классифицируют предметы, но ответ, вероятно, имеет от­ношение к процессу социализации. По мере того как дети вырастают, они обнаруживают, что взрослые и сверстники обладают стан­дартной, традиционной манерой описывать мир, и на детей оказы­вается давление, с тем чтобы они усвоили эти стандарты. Дети по­старше и взрослые начинают бояться смотреть на вещи иначе, чем другие люди. Всегда существует угроза почувствовать себя стран­ным, не знающим или одиноким. Так же как младенцам нужно ощу­щать безопасность рядом с воспитателями, взрослым нужна безо­пасность и ощущение принадлежности и конформности с их куль­турной группой. В результате они начинают видеть то, что видят другие, чувствовать то, что все чувствуют, и подходить ко всем пере­живаниям с одинаковыми клише (р. 204-206, 176-177). Следова­тельно, они думают, что знают все ответы, но на самом деле они зна­ют только, как вести себя в соответствии с традициями, когда все знакомо и ничего не вызывает удивления (р. 292).

То есть взрослый оказывается в состоянии запомнить только то, что соответствует традиционным категориям. Например, когда мы отправляемся в поездку, мы осматриваем все достопримечательно­сти, которые должны увидеть, так что наверняка точно помним то же, что помнят и все остальные. Мы можем рассказать нашим дру­зьям, что видели Большой каньон, что заходили в шесть ресторанов Говарда Джонсона, что пустыня на закате выглядела красивой (как на открытках). Но мы не в состоянии составить свое представление о местах, которые видели. Поездка превращается в простую коллек­цию клише (р. 288).

Точно так же, вспоминая свой жизненный путь, мы как будто сле­дуем дорожным знакам. Человек может рассказать нам о своих рож­дении, свадьбе, работе, количестве детей, положении в жизни и при­знании, которое он получил. Но он не сможет рассказать нам о ха­рактере своей жены или работы или о своих детях, так как, чтобы это сделать, ему нужно было бы открыть для себя опыт, превышаю­щий традиционные категории восприятия (р. 299).

Среди взрослых, говорил Шахтель, главным образом лишь чув­ствительные художники сохраняют способность маленьких детей видеть мир непосредственно, живо и открыто. Только незаурядный художник может испытывать удивление маленького ребенка, смот­рящего на бег насекомых; на то, как сжимается, и прыгает мяч; или на мерцание и плеск воды. К сожалению, для большинства из нас «период открытий раннего детства похоронен глубоко в рутине зна­комых вещей и ощущения зрелости» (р. 294).

Следовательно, в целом, ни аутоцентрические переживания младен­ца, ни аллоцентрические переживания маленького ребенка не вписы­ваются в манеру взрослого классифицировать события и запоминать их. Мир младенческих вкусовых ощущений, запахов и прикосновений, так же как и непосредственный и открытый опыт переживания вещей во всей их полноте незнаком взрослому, и он не вспоминает о них.