Преподобный на коньках

Утром шел дождь. Хэмфри помог Джун с уборкой. Лили ничего не сказала, увидев незнакомого парня, только кивнула и протянула ему швабру. Уолтер улыбнулся:

– Значит, вот по кому она сохла, – и засмеялся в ответ на гримасу Джун. Они вымыли первые четыре номера на втором этаже, и когда Джун вышла из ванной с мусорной корзиной в руках, Хэмфри уже взялся за ручку двери Пятого номера. Тусклый серый свет из окна в конце коридора падал на его вытянутую шею, на бледное застывшее лицо.

– Стой! – прошипела Джун. Хэмфри обернулся. – Она просила не заходить к ней в комнату! Она всё делает сама.

– Мне показалось, там кто‑то есть. Кто‑то разговаривает.

Джун замотала головой.

– Никого там нет. Она каждый день ходит в Шарлотт‑сквер, сидит там и кормит голубей.

– Так ведь сегодня дождь.

– Пошли, – потянула его за руку Джун. – Давай сходим куда‑нибудь.

Они пошли в Национальную портретную галерею на Ройял Майл. Внутри был сплошной мрамор, золото, бархат, короли и королевы смотрели на Хэмфри и Джун из узорных рам, как скучающие горожане из окон. Жестокие, приветливые, невозмутимые лица были до того выразительны, что Джун стало как‑то неловко смотреть на них. Она чувствовала себя воровкой, которая пробралась в заброшенный дом и внезапно застала хозяев – болтают, пьют, смеются, танцуют как ни в чем не бывало.

Хэмфри потянул ее за руку. Они сели перед картиной Ребёрна «Преподобный Роберт Уокер катается на коньках по озеру Даддистон».

– Это моя любимая картина, – сказал Хэмфри.

Преподобный Уокер, весь в черном, как ворон, катил по серому озерному льду. Нос и щеки порозовели от мороза.

– Я знаю, почему тебе так понравился этот Уокер, – сказала Джун. – У него такой вид, будто он летает.

– У него такой вид, будто он счастлив, – вздохнул Хэмфри. – Ты помнишь своего отца?

– Нет. Я о нем думаю, когда смотрю в зеркало. Мы ни разу не виделись. Мама говорит… а ты своего помнишь?

– Я про него выдумывал кучу всяких небылиц, – сказал Хэмфри. – Из‑за того, что у меня такое имя – я думал, он американец, может быть, даже гангстер. В детстве я всем говорил, что он из Мафии, как Аль Капоне. Тетя Минни считает, что я не так уж далек от истины.

– Понятно, – сказала Джун. – Давай выберем тут себе по отцу. Чур, у меня будет преподобный Роберт Уокер. Он на нашего Уолтера похож. А ты кого хочешь?

Они пошли дальше по галерее. Джун предлагала то одного, то другого потенциального родителя, но Хэмфри отклонял все кандидатуры.

– Только не этот. Не хочу сэра Вальтера Скотта, – сказал он, когда Джун остановилась перед портретом. – Хватит с меня тетушки, которая пишет исторические романы. И потом, мы с ним совершенно не похожи.

Джун заглянула в следующий зал.

– Ну что, придется тебе оставаться безотцовщиной. Тут только угрюмые старые пеньки. Ни одного приличного папашки на всю компанию.

Хэмфри стоял перед огромной картиной с женщиной и лебедем. Лебедь выгнулся дугой, распростер крылья над лежащей навзничь красавицей – он был размером с самого Хэмфри.

– Эй, – поинтересовалась Джун, – нарисованные птицы тоже тебя беспокоят?

– Нет, – сказал Хэмфри, не отрывая взгляд от картины. – И вообще все это чепуха. Пошли, Джун.