Тетя Аня

Выйдя на освещенную оранжевым солнцем брусчатку привокзальной площади вечернего Львова, я в нерешительности призадумался.

С западной Украиной меня связывали не только деловые и производственные контакты. Родственные связи тоже существовали. У моей мамы было три сестрицы. Беспокойные волны послевоенной бури забросили младшую из сестер, в то время молоденькую и, по всей видимости, крайне энергичную девушку, на постоянное жительство в город Львов. В отместку за мятежное прошлое, Сталин безжалостно выселил коренное население города, а пустующие дома предложили занять бывшим фронтовикам. Муж тетя Ани - фронтовик и боевой офицер, тоже воспользовался этой привилегией. Он продолжительное время служил в местной милиции, нажил там много друзей, а еще больше врагов, но, к сожалению, ко времени изображаемых событий скончался.

Багряная окраска насаждений, тихо шевелящаяся в теплом токе воздуха, высокие шпили готических зданий и по-домашнему уютная площадь соблазнительно подталкивали к задержке. «Ничего не потеряю, если прибуду в контору к обеду. Зато навещу родную тетю», - вполне резонно рассудил я и полез в карман пиджака.

Выудив из бездонного кармана толстую записную книжку, я отыскал вписанный в ней адрес, и пытаюсь на первых порах сориентироваться в городе сам. Купил в киоске карту и расстелил её прямо на пластиковой доске прилавка. Так, улица Круговая! Но на приобретенной и весьма подробной карте огромного города таковой улицы почему-то в помине не было. В таких случаях, как правило, выручают таксисты. Отстояв приличную очередь на месте посадки, я засаживаюсь в потрепанную «Волгу». Назвал адрес. Таксист включил счетчик, но с места отчего-то не трогается.

- Что же мы не едем? – встревожено спрашиваю я.

- А вы уверены, что улица называется именно Круговая? – вопросом на вопрос отвечает таксист.

- Ну да!.. Конечно, уверен!.. Вот у меня адрес записан! – не совсем уверенно отвечаю я, сам тычу я в нос водителя своей красной записной книжкой.

- Слушай, давай подождем минутку, бригадир подъедет. Не могу вспомнить, где же такая улица расположена! Он должен знать! – посетовал водитель и выключил счетчик. Ждать пришлось недолго. Несколько минут посовещавшись с бригадиром, таксист, в конце концов, трогается с места, недовольно ворча.

- Сколько времени потеряли, и улица то неподалеку, оказывается! – бросает он мне в сердцах, будто я виновен в казусах градостроения.

Дом, означенный в записной книжке, я сыскал быстро, на улице их оказалось всего два! Так коротка была искомая улица. Поэтому, видимо, даже опытный таксист долго вспоминал её местоположение. Дверь в квартиру тети на первом этаже хрущевской пятиэтажки, оказалась заперта и я почему-то не могу достучаться.

- Вы постучите подольше, она живет одна, случается спит или просто побаивается открывать, – сердобольно советует мне молодая женщина, отдыхающая на скамеечке у подъезда и покачивающая коляску с грудным ребенком. Я присел рядом в раздумье. Женщина оказалась весьма словоохотливой и мы быстро познакомились. Тем более, что наша область представлялась ей экзотичной и дикой стороной.

Сделав небольшой перерыв, стучу со всех сил, пока не раздается тихий старческий голос:

- Кто там?

- Это я! …Племянник ваш, …из Башкирии! – громко представляюсь я из-за двери. Сам уже всякую надежду потерял. Дверь робко приоткрывается, показав лишь одну половину знакомого лица.

- Ба!.. – воскликнуло лицо во весь голос, - Да какими судьбами ты здесь оказался? – виновато заголосила тетя, слезы брызнули и тут же потекли по сморщенным глазницам.

Меня и самого от её жалостных причитаний едва не прошибла слеза. «Да! – подумал я. – Как приятно встретить близкого родственника на далекой чужбине!»

– Входи, входи же скорей! – продолжала суетиться тетя. - Да что же мы пеньками стоим у порога! – она распахнула дверь на всю ширину и пригласила меня широким жестом. - А я, понимаешь, вижу в окошко, вроде ты прошел, да откуда, думаю, он здесь возьмется!.. Вот незадача!

Пока она растерянно кудахтала, я вступил в коридор и осмотрелся. Мрачный вид квартиры мне не приглянулся. В ней царило какое-то явное запустение. Грязновато-серые стены не менее десятка лет не видавшие кисти, потемневшие от копоти и грязи косяки и дверные проемы, давно не крашенные стершиеся полы. Все еще взволнованная тетя, все ж внимательно наблюдала за моим взглядом. Видимо недовольство явно отразилась на моем лице.

- Не нравится? – угрюмо спросила тетя Аня. – Так и живу! Вовка беспрестанно сидит, дочки разлетелись как птицы, одна живет на севере, другая в Монголии, а мои руки уже не работницы! – как бы оправдала она видимое запустение и показала мне худые, скрученные полиартритом, руки. – Да что же я стою?.. – встрепенулась она. - Давай хоть картошечки тебе поджарю.

Я прошелся по комнатам и тоже перебрался на кухню. Столь убогая обстановка жилья одинокого престарелого человека немного угнетала, но родственные чувства с успехом компенсировали недостаток комфортности. Тетя Аня достала из-за божнички шкалик с водкой, и мы пустились с ней в самые подробные воспоминания. Разговаривали, вспоминая все до мелочей, в том числе и прошлые встречи. Тетя Аня с упоением расспрашивала о нашей семье и своих многочисленных родственниках живущих в нашей местности. Ведь кроме матери у неё было еще две сестры, и у каждой куча детей. Проживали они, разумеется, в отдалении и от нас, но связь между нами поддерживалась более регулярная.

Нас тетя Аня навещала нередко, если принять во внимание соизмеримость с расстоянием, измерялось которое не одной тысячей верст. Их первый приезд и мое знакомство с двоюродным братом Вовкой отсвечивали из глубокого детства воспоминаниями детской обиды и неприязни. Вовка остался в памяти довольно драчливым парнишкой и большим задавакой. Видимо все-таки характер человека формируется в детском возрасте и затем, сопровождает его на всю жизнь. Так получилось у меня, тоже случилось с Вовкой. Но к столь фундаментальным выводам по психологии я пришел много позже, а пока просто вспоминал детство.

Вспомнилась первая посылка, полученная мною из экзотического Львова и душистый аромат из ящиков с крупными украинскими яблоками, которые я еле-еле допер до родной деревеньки из центральной усадьбы, где находилась почта. Шатающиеся на заднем сидении велосипеда ящики дразнили душистым ароматом. Вспомнился скромный и ласковый дядя Петя с его увлекательными остросюжетными рассказами о борьбе с бендеровцами и бандитами. На его долю досталась нелегкая служба в самое беспокойное время. И последний приезд тети, её чистая зависть к видимому благополучию нашей семьи. Проблемы в её семье, в отличие от нашей, почему-то не заканчивались, а со временем лишь увеличивались. Этому способствовали, видимо, и капризный характер дочек и драчливый нрав выросшего в жуликоватого мужчину сына.

…Прошло долгих два года. Возвращаясь той же дорогой, я вновь решил проведать тетю Аню. Во избежание предыдущих недоразумений заблаговременно перезвонил ей с автомата, заодно наведя справки, каким транспортом мне будет сподручнее добраться. Загодя предупрежденная тетя, на сей раз уже нетерпеливо поджидала меня, и открыла дверь с первого звонка.

Вступив в знакомый коридор, я потрясенно осматриваюсь. Все вроде бы на своих местах, но что-то не так. Наконец запоздало соображаю: - ремонт! Уже в прихожей, явственно бросаются в глаза свершившиеся в квартире разительные перемены. Я разулся, туда-сюда прошел по коридору, и встал у стены, дивуясь на свежесть побелки, на сверкающую белизной поверхность дверных полотен и оконных переплетов.

«Вовка вышел что ли?» – почему-то в первую очередь подумалось мне, и я уже вслух спросил об этом тетю Аню:

- Вот это да! – похлопал я по стене ладошкой. - Такой ремонт классный!.. Кто делал, Вовка что ли вышел? – с надеждой поинтересовался я.

- Выходил!..- протянула тетя и перекрестилась. - Да опять сидит! …Но это не его работа! – рассеяла она мое недоумение. Видно было, что гордящаяся произведенным эффектом тетя дает мне возможность подольше полюбоваться. Лишь заметив, что я вдоволь насмотрелся, она пригласила в комнату. Из кухни тем временем доносилось аппетитное шипение поджариваемой яичницы. Тетя взмахнула руками и бросилась в кухню.

- Ты располагайся там пока, - донеслось из кухни, - я потом тебе все обскажу по порядку. Я так рада, так рада, что ты заехал! – голос её опять приобрел слезливые нотки. - Ведь у меня теперь в этих краях ни одной родственной души не осталось! …А времена-то, видишь, какие смутные наступили?

Какие времена наступали, я знал гораздо лучше тети. Ведь я много мотался в поездках и встречался с десятками людей. На Украине, особенно в западной её части, все более углублялись тенденции к разрыву с Россией. Там процветал именуемый прессой «махровый» национализм.

Она, вышла на минутку, счастливо взглянула на меня, и оба мы прошли в издающую ароматные запахи кухню. На пути тетя Аня ловко выудила из-за божнички шкалик с водкой. Такая привычка прятать самый сокровенный загашник за иконами, видимо, осталась еще от деревенской жизни. Помню, мама наша тоже спиртное прятала за божницей, но отец был столь отъявленный безбожник, что извлекал его оттуда без всякого зазрения совести! Пока она разливала, я, не переставая, продолжал с умилением любоваться побелкой комнат, ожидая самого увлекательного рассказа. Любопытство разжигалось от того, что в ровных тонированных квадратах окантованных филенкой, чувствовалась рука профессионального мастера.

И вот, разместившись в кухне, друг против друга, мы держим в руках небольшие стопки. Я почеканился с тетей, но пить не стал, сославшись на то, что предстоит дальняя дорога. Сама она глотала мелкими глотками, едва прикладываясь к стопке, и тихо повествовала:

- Двадцать пятое апреля было! Последние выходные накануне дня Победы. Выпал праздник как раз на следующую пятницу. – Говорила она с виду спокойно, но угрюмо и тихим голосом, видимо повторно переживая те давние события. – Мне, как бывшей фронтовичке, в праздники выдавали небольшие подарки. Ты знаешь, наверное? – взглянула она в лицо. Я молча кивнул. - То конфет принесут, то банку консервов подкинут. Подарки небогатые, но одинокой женщине всегда ко времени… - Тут она сделала небольшую паузу, помолчала немного и пригубила рюмку. Поставила рюмку на стол и продолжила. - Поджидала подарки я и на следующий день. «В субботу, - думаю, - принесут». Спать легла в приподнятом настроении. Праздник все же приближается, с ним завсегда надежды на лучшее теплятся!

- Неожиданный грохот разбудил меня прямо посреди ночи. – Я весь превратился во внимание, надвигалось что-то необычайно ужасное. Тетя, наоборот, по мере продолжения речи успокаивалась, и речь её журчала ровным щебетаньем ручья. - …Показалось мне, шум доносился из большой спальной, где раньше спали мои девочки. Квартира у меня большая, но сама я продолжаю ютиться в малой спальне, где мы спали еще с Петей. Подумав со страха, что началась война, я в смятенном ужасе и с громкими криками выскочила из дома в одной ночной сорочке! Повыскакивали и обеспокоенные соседи. Разумеется, выскакивали все наспех, даже забыв свет включить! Гул вскоре прекратился, но никто не расходился. Все боялись – ведь никто не знал причины. Вначале, посовещавшись, решили, что началось землетрясение. Потом подумали – может бомбежка!.. – На этом месте, даже сама тетя горько ухмыльнулась. Я тоже хотел улыбнуться, но слишком трагичной предполагалась развязка. - Наконец кто-то догадался включить свет – свет загорелся! Тут уж мужики совсем осмелели и прошлись по своим жилищам, вроде все в порядке. Вошла в свою квартиру и я. Включила свет и - батюшки светы! Как взглянула, так и обмерла. Сквозь тучи оседающей пыли в большой спальне зияет огромная, не поверишь - величиной с легковушку, дыра в чужую квартиру. Я опять в ужасе выскочила на улицу. Думаю, не иначе грабить меня пришли. У Пети покойного врагов-то немало осталось.

Нашлись несколько мужиков посмелее и решили обследовать место происшествия. Спать-то всем хочется! Вошедшие вместе со мной смельчаки, определили: - рухнула стена меж моей и соседской спальнями. Но причину кто сможет объяснить?.. Ночь прошла в беспокойном волнении. – Тетя примолкла. Она как-то тихо и обыденно рассказывала такие вещи, о которых я за сорок лет жизни слыхом ничего не слыхал. - Ты кушай яичницу, кушай! – меж тем, ласково приговаривая, она подложила в мою тарелку добавки омлета с колбасой. Сказать по правде, я, заслушавшись столь невероятных небылиц, напрочь позабыл про еду.

- Но настоящие волнения мои только наступали! – произнесла тетя. Я взял вилку и втолкнул кусочек колбасы в рот, кажется все закончилось, пусть не совсем благополучно, но все же еще что же может приключиться? - Нет, еще не все, - как бы угадав мои мысли, продолжила тетя Аня. Начались мытарства по начальству. Я полгода мыкалась по столоначальникам с просьбой восстановить стену. Двадцать пять комиссий приходили! Осмотрят, поахают, покивают головой: – «Да как такое могло случиться! Да вас придавить могло»! Уйдут и дело с концами. Не помогало ни пенсионное удостоверение, ни звание ветерана войны!

- Тетя Аня, а причину-то хоть установили? – со жгучим любопытством перебиваю я. Мне еще казалось невероятным, чтоб в мирное время просто так рушились стены домов, да к тому ж капитальные.

- Причину-то нашли сразу! Да что с неё возьмешь, с причины-то. Пропустила водопроводная труба, а тут некстати весенний паводок подоспел. Вешняя вода, соединилась с питьевой и они размыли грунт под фундаментом. Перекрытие не выдержало и сломалось. Вот она причина. От неё стенка-то и рухнула.

- Ну, а как все-таки отремонтировали квартиру? – не выдерживая медлительности рассказа, опять перебил я тетю.

- Как говоришь?.. Вот тут Вовка как раз помог!.. – тетя, не замечая моей нетерпеливости, продолжала подробно излагать, так памятные ей детали. - С тюрьмы он вышел где-то под осень, Вовка. Отсидел очередной положенный срок. Пришел, как всегда подвыпивши, а тут дыра! Он как увидел зияющую дыру, так разом взбесился. Схватил топор и побежал в райком партии. Уж я плакала, умаляла. Со слезами за ним все бежала: «Это ж безумие, ты что затеял»! – говорю ему, куда там! «Перебью, их всех, гадов ползучих! – кричит».

- Не знаю, что он успел там натворить, только его посадили сызнова. – Тетя замолкла, опять перекрестилась и долго молчала. «Да! Тяжело все же ей живется!» – думал я, подавленный одновременным наслоением многих бед, но затянувшейся паузы не прерывал. Тетя сама продолжила. - Даже дня дома не пробыл! За угрозу физической расправы с представителями власти привлекли! А у него уже три судимости за спиной! Ну, а квартиру мне все же таки отремонтировали. Теперь живу как барынька. – Тетя Аня оживилась и с гордостью обвела взглядом посвежевшие нарядные стены. - А что Вовка сидит, так это мне уже давно привычно стало.

Все встало на свои места. Пора была и на сон располагаться. «Бедная тетя! И за что всю жизнь вас преследуют одни напасти? С другой стороны - вот она, жизнь человеческая! – подумалось мне. – Не было бы счастья, да несчастье помогло. Не случись эта страшная авария, до сих пор жила бы бедная фронтовичка в неуютной и не обихоженной квартире. Не будь её сын столь отъявленным хулиганом, опять не случилось бы ремонта! Все по философии: случайная закономерность и закономерная случайность».

- Тетя Аня, вы дайте мне хотя бы Вовкину фотографию посмотреть, – взволнованно попросил я у тети.

Как никак мы родственники все ж-таки! И почти ровесники к тому ж. Тетя Аня долго рылась в ящиках старинного комода. Я уже пожалел о своей, не ко времени просьбе, когда она выудила из него не особенно свежую любительскую карточку. Небольшую, размером девять на двенадцать.

- На, любуйся! – вздохнув, протянула она заветную фотокарточку.

С фотографии, насупившись, смотрело мужественное обветренное лицо пожилого человека с обвисшими, чисто украинскими усами. Я внимательно изучал это лицо в течение нескольких минут. Так вот какой ты мой далекий родственник! Далекий по расстоянию, по взглядам, по положению в обществе! В таком бестолковом настроении я ужасно провел всю ночь. Поднялся утром с бесчувственной головой и сразу засобирался.

Я не отошел и пяти метров, как подъездная дверь вторично хлопнула, и за спиной раздался певучий возглас:

- Здравствуйте!.. Вы опять приехали?

Из подъезда выходила моложавая женщина с полуторагодовалым, в вязаном костюмчике ребенком. Я приостановился.

- А я вас сразу узнала! …Вы ведь из Башкирии к тете Ане приезжаете? – мягко перемежая украинскую и русскую речь, тараторила женщина. – Вы слышали, какое у неё горе случилось? – тут же поинтересовалась она.

Хотя ребенок подрос и женщина в утреннем свете выглядела иначе, я признал в ней прошлогоднюю знакомую соседку. Нам с ней оказалось по дороге до самой автобусной остановки и я решил уточнить некоторые детали тети Аниных горестей.

- Что же вы мою тетю чуть живьем не завалили? – шутливо, но строго насупив брови, спросил я.

- Ой!.. Не вспоминайте! Все так страшно было! …Я как выскочила, да как закричу! – женщина видимо вновь переживала случившееся. Но у меня не было времени выслушивать подробности, которые я уже знал.

- Вы лучше ответьте, почему вы как долго ремонтировали квартиру-то? – посерьезнев перебил я собеседницу, мы приближались к остановке и мне лишь это хотелось услышать.

- А вы знаете, кем дядя Петя был? – украдкой оглянувшись, вопросом на вопрос ответила внезапно приглушенным голосом спутница. – Он же здесь половину бандитов пересажал! Сегодня они выходят из тюрем и кто в домоуправлении, кто в мэрии пристраиваются. Высокие шишки стали! – женщина вновь испуганно оглянулась. – Вы приезжий, вы, конечно, ничего не поняли! Они сначала Вовку до тюрьмы довели и потом тете Ане рогатулек наставили. …Тут теперь такое творится!

Что такое творится в прекрасном городе Львове, мне узнать не довелось. Шумно взревая дизельным двигателем к остановке подкатил могучий «Лаз» - львовского завода и я укатил на нем в сторону вокзала, даже не попрощавшись с разговорчивой попутчицей.

А с тетей Аней мы в дальнейшем не встречаемся. Перестройка прекратила наши производственные отношения, а расплодившиеся суверенитеты воздвигли непреодолимые границы между Украиной и Россией, проведя эти преграды через души и родственные связи нас, обыкновенных людей населяющих эти государства, ставшие совершенно чужими частичками одной страны!

Россия из апартаментов гостиницы «Россия»

Довелось мне как-то недельку перекантовать в довольно приличной гостинице города Уфы. Более тридцати лет минуло с той поры, когда я впервые прикоснулся к этому виду сервиса, и вывод пришлось сделать крайне неутешительный. Меняются политические ветры, происходят технические революции, но в этой отрасли за тридцать лет изменилось только два фактора – цены выросли, а мебель постарела!

Резонно предположить, что наша сторона провинциальная, возможно в столицах дело обстоит более в выгодном свете. Сегодня – возможно, не берусь судить. Но как это выглядело вчера, в моей памяти отпечаталось прочно, о чем и поведаю весьма достоверно.

Помню, прибываю я однажды в Москву ранним утром. В столицу поезда старались подогнать точно по расписанию. Мы использовали этот факт и стремились прибыть к утру.

«Куда податься? На Гиляровского, или поискать жилье?» - с тревогой думал я, еще глядя в окно на пробегавшие мимо громады зданий. На улице Гиляровского находилась высшая надстройка нашей конторы, цель моей командировки.

«Сегодня пятница, если я не управлюсь с делами в один день, то мне целых трое суток придется кочевать по вокзалам!» – так размышлял я и после, выходя из вагона. Как не начнешь размышлять, коль таковой опыт за мной числился. В столице с гостиницами всегда напряженка. «Буду искать! Лучше потеряю сегодняшний день, но определюсь с жильем!» - однозначно рассудил я.

Чтобы сократить время на дорогу, хватаю такси и начинаю методический объезд многочисленных московских отелей. «Мест нет»! «Мест нет»! В одном расселяют спортивное ведомство, в другом профсоюзное, там для туристов или для железнодорожников. Есть для артистов, есть для баптистов, но для рядового командированного по делам производства - мест нет! Двенадцать гостиниц обошел, но кроме стандартного выражения - «Мест нет», ничего утешительного не услышал!

Пресыщенная богатством и властью Москва, завсегда относилась свысока к своему налогоплательщику, особенно к нам, далеким провинциалам. Отчего транзитные пассажиры и люди, не имеющие надежного пристанища, старались проскочить респектабельную столицу одним днем. Такие транзиты не давали возможности осмотреть многочисленные достопримечательности столицы, и, отстояв длиннющие очереди, приобрести подарки родным. Поэтому я неизменно искал возможности пожить в нашей белокаменной хотя б несколько дней.

Одна попытка приблизилась так близко к цели, и я остался столь ошеломлен её неудачным концом, что по сей час вспоминаю этот неприятный эпизод. Случилось выехать по делам службы в проектный институт. Отмечая прибытие в приемной, обратил я внимание, что ставившая штамп секретарша, весьма приветлива и молода. Да и кажется доступной на вид. Коль дело клонилось к вечеру, решил я попытать счастья.

- Скажите, - набравшись внезапно наглости, вежливо обратился я к ней. - А у вас нельзя оформить гостиницу? – сам робко придвигаюсь к этой приветливой секретарше, подавая командировочное удостоверение. Возможно, я не совсем точно сформулировал вопрос, возможно, она не до конца рассчитала своих полномочий, но она тут же вытащила из ящика бланк.

- Вам на сколько суток? – почти не глядя на меня, тут же с легкомысленной готовностью справляется девушка.

Не веря в свалившееся счастье, я торопливо отвечаю: - да всего на два дня!

- И всего-то! – ухмыльнулась она. - С вас два сорок! – и девушка, чуть покопавшись в столе, вынимает оттуда и подает мне в дополнение к фирменному бланку солидную квитанцию, увенчанную гербовой печатью.

Расплатившись и спрятав квитанцию в нагрудный карман, я тоже с легкомысленным спокойствием тружусь в отделах учреждения до позднего вечера, в надежде, что тыл-то сегодня верно обеспечен! С полчасика побродив по окрестностям, я с трудом обнаружил неприметную ведомственную гостиницу. Ни размерами, ни убранством она не соответствовала статусу города и учреждения, куда я прибыл. Когда поиски увенчались успехом, и я вошел внутрь небольшого одноэтажного домика, хозяйка или администратор почему-то отсутствовала. Я привстал в прихожей и жду решения. К несчастью мимо шествует молодой человек с утюгом и светлой сорочкой в руках.

- Гм…Молодой человек! – окликнул я. - Вы не подскажете, где хозяйка? – вежливо осведомился я у парня.

- Хозяйка? – переспросил он. – Кажется вышла, скоро подойдет! – очень даже приветливо ответил он и, внимательно глянув на меня, участливо спросил: - А вы вселиться хотите?

- Да!- опять к несчастью я вступил в разговор с незнакомцем.

- Так зайдите в мою комнату, я все одно съезжаю, должно быть сюда вас и поселят! – охотно предлагает приветливый парень. Я вовсе не думал воспользоваться гостеприимством, я просто вошел, чтоб не стоять в тесной прихожей столбом. Мы прошли в комнату.

Там, после уличной прохлады оказалось довольно тепло и я, в уповании на долгое ожидание, снял пальто и шапку. Пригласивший меня парень явно торопился. Ввиду чрезвычайной занятости он был малоразговорчив, а я сидел молча, созерцая небогатый интерьер. Но вот с надеждой загремела входная дверь.

- Идите! …Хозяйка пришла, - легонько подтолкнул меня бывший владелец комнаты.

Я, на ходу вынимая из кармана развернутый лист квитанции, торопливо, даже не накинув пальто, подхожу к солидной полнотелой женщине и этак развязно спрашиваю: - Вы домовладелица?.. Прибыл к вам на постой! …Вот моя квитанция!

- Так, квитанция есть, направление тоже. …А где письмо?

- Гм… Какое ещё письмо?.. – недоуменно восклицаю я. Ко мне разом вернулась рассудительность. Пошарив по карманам, я начинаю понимать, что-то здесь не так!

- Должно быть еще гарантийное письмо! – почти заносчиво объявляет женщина. – Вы, вот что! Пока не поздно, дуйте-ка к руководству института, пускай выдадут вам письмо.

- Женщина! – не веря в столь близкую неудачу, восклицаю я, - ведь квитанция уже с оплатой! …Чего вам еще надо? - я еще пытаюсь убедить хозяйку, воздействовать доводами, но сам подозреваю самый дрянной конец развязки. Взглянул на часы. - Господи, да вы посмотрите на часы! Какое еще руководство? …Рабочий день давно закончился.

Каждый из нас хоть раз в жизни сталкивался с бюрократами. Но столичная бюрократия своим хамством и несравненной бесчувственностью, заткнет за пояс всех прочих. Там бюрократ кроме простой волокиты от лени, ищет безусловную выгоду для личной персоны. Поэтому, человеку не изощренному в тонкостях столичных махинаций добиться справедливости с помощью элементарной морали просто не реально. Для них не существует понятие «объяснить»! Объяснить таким людям ничего невозможно, им подавай либо бумагу, либо взятку. «Без бумажки ты букашка, а со взяткой молодец!»

Короче вышибла меня самодовольная дородная москвичка, причем сделала это нагло, но с видимым соблюдением законности, даже позвонив какому-то своему шефу. Правда представила она меня в таком свете, что патрон ей видимо даже благодарность вынесет, за бдительность и рвение! Я, выходило с её слов, самовольно занял номер, разделся и устроился без разрешения и направления.

И таким обидным показался мне этот явный наговор, что я решил добиться справедливости! Поскольку у меня был при себе домашний номер телефона одного из руководителей отделов отрасли, решился побеспокоить её. Нет, не помогла! Не на тот уровень видимо вышел.

Проклиная гостеприимного парня, предложившего приют и его непробиваемую домоправительницу, я угрюмо поплелся ночевать на вокзал. Так неудачной попыткой завершилась та памятная эпопея с поселением в московских отелях.

Следующая попытка, предпринималась позже. Она не столь близко приближала к реальности, но запомнилась тем, что помочь взялась всесильная секретарша самого заместителя министра. Длительное время ожидая приема, я от скуки поделился своим пролетарским происхождением. Нежданно-негаданно, выяснилось, что у неё в нашем неприметном городке проживает близкая родственница. Потужил я на судьбу вечно страдающих командировочных, и сердобольная сестра землячки пообещала помочь.

Что ей помешало, судить не берусь. Вероятно, действовала она не особенно решительно, возможно, слишком много на нужный момент оказалось в Москве просителей, но с жильем у меня сорвалось и в тот раз! Даже столь мощный прессинг со стороны замов и помов министра, закаленная столичная бюрократия выдержала достойно.

Время шло, и жену избрали депутатом Верховного совета. Столь крутой поворот в нашей семейной биографии резко расширил потребительские возможности. Появились льготы и полномочия. Очередной заход в московские отели, я совершил уже в сопровождении жены. Этот вариант оказался гораздо надежнее и доступнее. Возвращаемся семьей с отдыха на Кавказе. Поезд приходит в столицу в три часа после полуночи. Теперь это не важно, для депутатов имеется комната отдыха. Но жутко недовольная ночными гостями заспанная дежурная, брюзгливо ворча и недовольно вздыхая, довольно быстро спихнула нас в просторные апартаменты гостиницы Россия. И номер сама заказала и даже такси вызвала!

Ублаженные навязанным сервисом, катим в такси, и любуемся ночной Москвой. Проезжая по самому центру, нам довелось миновать кремль на достаточно близком расстоянии. Малолетний племянник пробуждаться не желал и чертовски капризничал, что единственно омрачало путешествие. К счастью, совсем скоро на черном фоне ночного неба показались яркие рубиновые звезды Спасской башни кремля.

- Толик! Смотри, смотри! …Москва! – восклицаем мы и показываем на красивую рубиновую звезду. Он, перестав капризничать, притих и с любопытством воззрился на яркую звезду. Мы же порадовавшись, что успокоили малышку, готовимся к выходу, уже недалеко.

- О!.. - раздается в ночи удивленный возглас, - смотрите, смотрите! …Еще Москва! – Его детский голосок звонко прорезал ночную тишину. Мы изумленно и дружно глянули в окна. Мимо в черном небе медленно проплывает звезда следующей башни.

Закончив формальности по оформлению, вступаем в номер самой престижной гостиницы страны. Причем я первый раз переступаю порог столичных гостиниц. Так долго теплившаяся надежда наконец-то свершилась! Надобно отметить, что, несмотря на столь поздний час, сердце мое переполняли самые разнообразные чувства и волнения. Глаза бегали, выхватывая из темноты предметы, и блестели от возбуждения. Преисполненная желанием избавиться от ночных посетителей, дежурная постаралась. Нам выделен фешенебельный двухкомнатный номер «Люкс» с полным набором мебели и посуды. Невиданная роскошь! На тумбочке тускло сверкает экран импортного цветного телевизора. На журнальном столике блестит зеленый телефонный аппарат. Это уже позже я подметил мелочные, но досадные недочеты. Телевизор был громоздкий отечественного исполнения и только именовался цветным, громадные шкафы мебельного гарнитура, не вмещались в размеры и кое-где загораживали доступ друг другу. Аппарат телефонный, как выяснилось чуть позже, установлен, что бы впоследствии отравлять нам отдохновение.

- Вам на какой срок оформить проживание? – еще в момент прописки уточнила жена. Ей нездоровилось и она поспешала домой. Пока я раздумывал, она сама же ответила: - Я покуда оформлю на двое суток. Потом мы с Толиком улетим, а вы думайте сами. Как разберетесь, так и продлите.

После стольких неудач с поселениями, бесспорно, я не мог поверить такой простоте процедуры продления.

- Ты мне жилье оформи надежно, - наставительно обращаюсь к жене поутру, - чтобы проблем не возникало! Все уладишь, тогда и улетай! – попросил я. Я будто предчувствовал ожидающие впереди неурядицы. Уж слишком хорошо все поначалу складывалось, а коль хорошее начало – обязательно жди беды, это всем известная житейская истина! Не откладывая, чтобы со всей полнотой убедиться в достоверности и надежности прописки, веду жену в бюро размещения, и сам уточняю детали этой процедуры.

- Да вы не торопитесь, что вы!.. Какие вопросы?.. – вроде как оскорбилась дежурная. - Все разрешим! Продлим вам проживание без всяких затруднений на любой срок! – абсолютно вежливо успокаивает нас ладная и обходительная администраторша в складном форменном костюме. Форма ей ужасно к лицу, а отменная вежливость наводит на мысль об отличной воспитанности. «Вот ведь и в Москве прекрасные люди имеются!» – подумал я с умилением, а то все приходилось на хамов нарываться.

Спустя два дня успокоенная жена вылетела до дома, мы с сыном приобрели билет на поезд рейсом, следующим несколько дней спустя, и решили погулять по городу. За вычетом проведенного в очередях и благоустройствах времени, нам еще причитается прожить трое суток. Принарядившись, топчемся с ним в прихожей, готовимся к выходу. Внезапно звонит телефон. Приподняв трубку, слышу вежливое, но категоричное напоминание:

- У вас закончился срок прописки, пройдите, пожалуйста, и продлите.

Вот так фокус, оказывается незаметно пробежали уже те двое суток, на которые нас прописала жена, а мы еще даже к осмотру достопримечательностей города не приступили! Все гостиницей любовались, её холлами и закоулками. Оставив сына, спокойно иду в отдел размещения и подаю паспорт.

- Что вы!.. - уважительно вернула паспорт дежурная, - у вас же ДВС. Нам необходимо удостоверение депутата. – И вежливость та же, и костюм ладный, но повеяло каким-то привычным бюрократическим холодком.

«Так, - думаю, - начинаются неприятности».

- ДВС это жена, - поясняю ей, одновременно пытаясь половчее выкрутиться из неожиданно возникшей непредвиденной ситуации, - она уехала с ребенком в больницу, появится не скоро! – нельзя ли без удостоверения как-то уладить?

- Вы не волнуйтесь! - успокоила меня дежурная, - как только она появится – подходите, мы тут же все оформим. Не переживайте! У вас все в порядке, только номер нужен.

Мысли мои лихорадочно работали, но выход пока не обозначился, и я возвратился, решив обдумать ситуацию спокойнее.

- Тетя опять звонила! – объявляет сынишка, едва я вконец расстроенный, перенес ногу в свои уже ускользающие от нас апартаменты.

Я еще лихорадочнее шевелю мозгами. Перспектива три ночи ночевать на вокзале с тринадцатилетним ребенком совсем мало привлекает. Подумав, решаю опробовать иной, менее нравственный, но более оправдательный вариант.

- Жена уехала в Обнинск к подруге! – сделав непроницаемое лицо, нагло вру я, только для безопасности выбрав другое окно отдела размещения. – Сегодня не появится, как мне быть?

- Ничего страшного! Вы не волнуйтесь, скажите нам только номер удостоверения жены, и мы немедленно продлим проживание, - столь же учтиво, но не менее настойчиво отвечает другая дежурная.

«Вот так незадача свалилась! Да откуда мне знать её номер!» - думая так, я шагаю в обратном направлении. Номер в моем сознании число точное и почему-то обозначенное шестизначной цифрой, как в паспорте, номер которого я помнил назубок. «А!.. – блеснула обнадеживающая идея! - Будь что будет, - решаю я, и на ходу резко разворачиваю стопы. – Тут порядочностью не возьмешь! Надо врать крупнее. Им то, откуда знать номер удостоверения моей жены»?

- Запишите, пожалуйста, номер: девятьсот пятьдесят семь!- сделав совсем неприступным свое лицо, нагло диктую я дежурной. Она вопросительно посмотрела на меня. – Еле-еле дозвонился, жена сообщила!

- Ну, вот и прекрасно! – вместе со мной обрадовалась женщина, и куда-то аккуратно проставила цифру, продлевая мне проживание. Только неделю спустя, уже находясь дома, я с нетерпением уточнил, что номер-то был семьсот пятьдесят шестой! Таким, не особенно благородным способом, утрясши дела, возвращаюсь к сыну заметно повеселевший и бодрой походкой. Даже шутить хочется.

- Ну, братка, гулять не пойду! Нога болит! - притворно прижмурившись, наигранно жалуюсь заждавшемуся сыну.

- Почему болит, пап?.. - сразу расстроился он. - Поэтому тебя долго не было? – с заботливой тревогой спрашивает сын.

- Камень свалился. С души камень свалился и прямо на ногу упал! - И я подробно делюсь, как провел представительниц необъятного комплекса.

- Нога заживет, а ловко все ж ты тетю надул! – восхищенно похвалил сынишка. Он тоже очень переживал за предстоящий результат. Совершенно успокоенные, мы с ним весело рассмеялись, и быстренько собравшись, выходим в город. Нам еще требуется столько пройти по столице и осмотреть достопримечательностей.

Прошел год. Сегодня я вхожу в громадный комплекс гостиницы совершенно по иному: уверенно и с достоинством! Еще собираясь в очередную командировку, я узнал, что жена выезжает на сессию буквально неделю спустя. Мы посоветовались и сговорились, обязательно встретиться в первопристольной, где она вновь поселит меня в гостинице «Россия». Ввиду такой перспективы, я спланировал поездку, дабы спустя неделю прибыть в Москву и оттуда уже направиться домой.

И вот я, хотя и небритый и плохо выспавшийся, но гордый и спесивый, с достоинством появляюсь в фойе гостиницы. Через систему депутатского секретариата уточняю место поселения жены. К моему изумлению, меня впускают, даже без предъявления документов, верят на слово! Вот так сервис!

На столе красуется лаконичная записка:

«Отдыхай, буду в семнадцать тридцать!»

Приняв ванну и приведя в порядок внешний вид, передыхаю с дороги и осматриваю ближайшие окрестности роскошного сооружения. Ничего, комфортабельно и богато.

В семнадцать тридцать по телефону объявилась супруга, и предлагает встретиться, опустившись в фойе первого этажа. Опускаюсь. В просторном помещении довольно людно отчего я чувствую себя не особенно уверенно. Жена, временно пристроив меня в книжном киоске ознакомиться с литературой, оперативно оформляет поселение. Сама явно куда-то поторапливается.

- На концерт идешь с нами? – односложно спрашивает она, в две минуты закончив оформление. Я благосклонно отказываюсь, после дальней дороги не хочется. – Ну, тогда готовь ужин, – махнула она рукой и побежала, все её действия выглядят деловито, столь же деловито она озадачивает и исчезает. Обижаться не приходится, люди государственные, все-то у них распланировано загодя.

Ознакомившись с ассортиментом в окрестных киосках, я совершаю все необходимые для трапезы закупки, и возвращаюсь в предназначенные мне апартаменты. К счастью в части спиртного вопрос уже решен, спиртное там, кстати, дороговато. Но в моем дипломате аккуратно уложены традиционные шесть бутылок. Есть среди них апельсиновый аперитив, и даже бутылочка коньяка. Жена соседствует с землячкой, поэтому стол накрываю на троих. О том, что со мной может объявится напарник, почему-то и мысли в голову не приходит.

Мои гости, если применить это слово к данной обстановке, явились с чего-то ужасно возбужденные и взбудораженные. Накинувшись на аппетитные яства, они еле успевали делиться впечатлениями. Я прибыл в гостиницу прямиком с поезда, поэтому с возрастающим удивлением слушал потрясающие новости. Возбужденные девчонки еще не успели испробовать все обильные закуски и приятный аперитив, они только лишь дошли в рассказах до места о милицейских пикетах, когда раздается внезапный стук в дверь. Я встал и подошел к двери. Открывая дверь, нос к носу сталкиваюсь со вторым постояльцем номера. Поначалу остолбенев от неожиданности, я все же определился, что нахожусь в двухместном номере, и приглашаю его к столу. Для убедительности вынимаю из дипломата коньяк. Гость уже под хмельком, он только вышел из ресторана. Крайне удивленный и ошеломленный прытью своего нового соседа, мой будущий приятель поначалу обрадовался. И выпивка бесплатная и женщины сами пришли. Долгое время я не мог ему вразумить, что у нас просто состоялась заранее спланированная встреча с женой.

Познакомившись и сняв дневной стресс бокалом аперитива, женщины продолжают увлеченно рассказывать о непривычных в начале перестройки пикетах и оцеплении центральной части города нарядами милиции. О главной примете Красной площади начала девяностых годов - поселении бомжей в картонных домиках. Я слушаю раскрыв рот от изумления и водопада необычных новостей. Всего неделю я катался по стране без телевизора, а тут столько произошло необычного! Кстати, этих бомжей я заметил еще утром, да не понял что это такое. Картина же была ужасной и впечатляющей! Несколько десятком с виду нормальных людей, расположившись в грязной суснежице, прямо посередь тротуаров, лежали в картонных коробках, заполонив добрую половину Красной площади. Бородатые, давно не мытые морды одетых в изрядно потертое тряпьё бичей, по-собачьи картинно выглядывали из картонных будочек. Они выглядели на фоне респектабельной публики, как выставленная напоказ нагота. Признаться, удивило и терпимое отношение к ним властей. Но в суматохе с расселением я забыл про столь яркий эпизод, и сейчас видение это встало перед очами с полной сочностью красок. Чего добивались эти люди, что выражало их молчаливое отрицание достигнутых плодов цивилизации, все было странно и непонятно.

Проводив истомленных от великой прорвы впечатлений женщин, мы с соседом перед сном увлеченно беседовали о переменах жизни и теперешней политике. Оказался он каким-то из заместителей председателя горисполкома одного из крупных городов Кольского полуострова, и довольно неплохо разбирался в хитросплетениях современной ситуации сложившейся в управлении страной и политике. Коньяк мы, бесспорно, допили, и только почувствовав, что стали настоящими приятелями, он, предварительно закрыв дверь на защелку, поведал мне причину командировки.

Из его слов следовало, что примерно неделю назад, случилось в их городе чрезвычайное происшествие. Команда рыболовецкого сейнера, все семнадцать человек, проявив крайнее недовольство распределением заработка, укатила в столицу и поселилась на Красной площади.

Именно его, моего соседа, руководители строго обязали уговорить и любой ценой возвратить земляков на родину. Он откровенно признался, что совершенно не ведает, как это задание можно выполнить. Да и войти один в их одичавшую компанию побаивается. Весьма неплохо было бы, коли я соглашусь его сопроводить. Будучи под хмельком, я легкомысленно дал согласие.

Поладив таким образом, мы уснули оба довольные и совершенно трезвые.

Наутро, преодолев тройное оцепление при помощи бумаги, приданной моему командиру властями его области, мы вышли к площади как раз в момент утренней трапезы несанкционированных жителей столицы. Отыскав среди однородного скопища бомжей своих соотечественников, мой новый знакомый осторожно завел с ними воспитательную беседу. Я, пораженный собачьими условиями, лишь молча любовался на невиданное зрелище, попутно выслушивая поток непечатной лексики в свой адрес, как от воспитуемых, так и от их соседей.

Прислушиваясь к беседе своего Кольского компаньона, я в тоже время пристально присматривался к его собеседнику и, чем дольше присматривался, тем симпатичнее становилось его обличье. Я понял, как глупо мы ошибаемся, преждевременно наклеивая различные ярлыки и эпитеты!

У него было весьма умное лицо с открытым высоким лбом и аккуратно постриженной рыжеватой бородкой. Поначалу показалось мне, что окантованное высоким воротом толстого свитера и покрытое шапкой ушанкой, лицо это весьма схоже с мордой дворняжки. Но далее мое представление сменилось. Лицо стало напоминать мне фотографию древнего мыслителя Дионисия, как-то замеченную в историческом справочнике.

При всей нелепости положения, беседа протекала без напряжения, с юмором и веселой бравадой. Ребята, разумеется, дали полную свободу набору слов в речи, но не проявляли враждебности и не позволяли унизительных оскорблений. Осмелев, я прошел по рядам картонных конур. И всюду наблюдал простые, весьма неглупые, лишь заросшие волосами лица и небрежно одетые фигуры. Подойдя к своим знакомым, я услышал, видимо, концовку их беседы.

- …ты, вот, где остановился? – долетели до меня слова столь похожего на древнего философа оппонента, - … вот видишь! В «России»! А мы? Мы там полгода в собачьих условиях, дома в собачьих! Потом опять три, пять месяцев в походе! …Нет, мы с вами слишком неравна живем, чтоб договориться. Мы еще поживем немного здесь, хотя б людей посмотрим. Вот рассветет немного, и иностранцы попрут, фотоаппараты, камеры защелкают! Да нам здесь курорт просто. Поэтому нет!.. Не сговоримся мы. Слишком разнятся наши взгляды и положения.

Униженный и обескураженный напарник мой понял полную бесполезность затеянного его руководством предприятия и отступил. Мной владели двоякие чувства, возможно они отпечатались на лице: с одной стороны дремучая дикость и неприятие подобных способов, с другой безысходность и отсутствие возможных методов решений подобных ситуаций в человеческих взаимоотношениях. Возможно, ввиду столь ясного отображения мысли на облике, со мной отверженные постояльцы вели себя много обходительнее.

Хотя я достойно оценил это снисхождение, но в спор не вступил. Мы покинули неприютный городок, молча, каждый неся свои, одному ему известные думы и впечатления. Войдя в фешенебельные апартаменты гостиницы, я понял, что вынес еще одно мнение: сегодня будка на Красной площади была их ведомственная гостиница! Их «Россия», с комфортом соответствующем заслугам и положению их класса - самых рядовых и обездоленных тружеников. Они выглядели дико и неприютно, но таким нетрадиционным способом эти люди не только самоутверждались, они боролись за мое и наше признание в пока не праведном правовом обществе. Их молчаливое унижение было не отрицанием плодов цивилизации, наоборот! Ими велась борьба за справедливое распределение этих плодов всем слоям общества и обеспечение доступа к ним простым смертным.

Оказался ли я прав в своих размышлениях, судить трудно. То явление, так и оставшись не постигнутым до конца, вскоре ушло в глубины анналов истории. А в наших умах появилось томительное брожение.

А в душах, с каждым прожитым днем, становилось все тревожнее. Наступила глубокая и неспокойная осень 1990 года.